День праздника настал.
С самого раннего утра слуги во дворце Марципана драили полы, перевешивали тяжелые шторы, сдували пыль с сахарных ваз и бегали туда-сюда, каждый занятый каким-то важным делом. Коридоры дворца были наполнены легким ароматом цветов, и когда персиковое солнце стало заглядывать в высокие окна, Лиду разбудили.
Сегодня Лида без лишних слов позволила служанкам умыть себя и расчесать волосы, не стала она придирчиво оглядывать подобранное кем-то другим платье. Ложась вечером спать, Лида твердо решила вести себя так, как и полагалось новоиспеченной королеве, а именно всех слушаться.
Отведенное для уроков время в этот день было сокращено до минимума, несмотря на протесты госпожи Мяты, уверенной в том, что дополнительные два-три часа для изучения танцев и правил этикета, а также повторение истории Птифура не станут для Лиды лишними. Одна только Пастила смогла убедить госпожу Мяту в том, что в уроках в этот день не было необходимости, ведь бал-маскарад не включал в себя никакого приема пищи, историю Птифура у Лиды никто на нем спрашивать не станет, а танцы… В танцах Лида делала настоящие успехи и на балу не должна была, как говорят люди, «упасть лицом в грязь».
И так в суете прошло утро.
К полудню Лида сидела у окна в своей спальне, подперев рукой щеку, и с видом самой несчастной королевы из всех королев человеческого мира и Птифура следила за тем, как на дворцовой площади танцевали марципанцы и марципанки. В этот день весь Баттенберг пел и плясал, а она — самая важная персона всего королевства была вынуждена сидеть в комнате и подбирать наряд для макадамийского бала!
Постукивая в такт музыке мысками лакированных туфель, Лида сетовала на несправедливость этого мира и, периодически оборачиваясь к Пастиле, предлагавшей ей то одно платье, то другое, устало качала головой, не давая зеленый свет уже десятому или двадцатому платью.
— Лида, а как тебе это? — настойчиво спрашивала Пастила, показывая Лиде очередной наряд. — Или лучше все-таки это? А может, вернемся к первому варианту?
Лиде, сказать по правде, было все равно. Потому что и первое платье, и пятое, и даже двадцать пятое были настоящими произведениями искусства. Во всяком случае, для нее, обывателя, все так и было. В каждое из предложенных вариантов платья были вшиты драгоценные камни, немыслимое количество рюшечек и ленточек, каких-то шнурочков, назначение которым Лида так и не смогла придумать. Все платья, бесспорно, были красивы. Очень красивы. Настолько красивы, что в человеческом мире на них бы висели ценники в несколько сотен тысяч во всевозможных мировых валютах. А в каких-то странах, возможно, цены бы доходили и до миллионов, но…
— А какое из них менее тяжелое?
Лида решила подойти к выбору платья с обывательской точки зрения. В конце концов, это ей его носить на протяжении всего вечера, а не тем, кто будет на нее смотреть. Лиду бросало в холодный пот, стоило ей только подумать о том, каково это будет танцевать в платье, вес которого превышал десять килограммов? А в каких условиях этот бал будет проходить? Никаких тебе кондиционеров, одни только веера! И если повезет, то открытые окна.
— Лида, как можно оценивать красоту платья его тяжестью?
Пастила мило нахмурила брови, одарив Лиду обиженным взглядом, который подопечная ее брата благополучно проигнорировала, вновь оборачиваясь к окну.
В конечном итоге полагаясь на свой изысканный и утонченный вкус, Пастила выбрала для Лиды лазурного цвета платье с красивым корсетом, украшенным белыми лентами, и с не очень пышной юбкой.
— Вот это, моя капризная королева, должно прийтись Вам по сердцу, — нарочито вежливо сказала Пастила, подходя к Лиде. — Ткань легкая, украшений немного, но молодые девушки и не должны привлекать к себе внимание блестками и сверканиями камней.
— Чего ж тогда ты мне вон те предлагала? — язвительно спросила Лида, кивнув в сторону ломившейся от тяжести платьев гардеробной вешалки.
— А того, — в той же манере ответила ей Пастила, — что все те платья были сшиты специально для тебя и этого дня. Я не могла их не показать.
От услышанного Лида поперхнулась и закашляла.
— Хочешь сказать, что все эти платья, — Лида театрально вскинула руки, показывая масштаб ее мыслей, — были сшиты только для того, чтобы я их надела и пошла в них на бал?
— Да.
«Какое расточительство», — подумала Лида, дотрагиваясь до выбранного для нее платья.
— Да, это мне нравится.
— Ну и отлично!
Пастила несколько раз хлопнула в ладоши, двери в королевские покои отворились, и в спальню Лиды вбежало несколько служанок.
— Королева сделала свой выбор, — величественно доложила Пастила. — Заберите то, что пришлось королеве не по сердцу и поблагодарите придворных портных за их труд.
Служанки присели в реверансе, забрали платья и скрылись за дверью в дворцовом коридоре.
— Теперь нужно придумать прическу, — с еще большим энтузиазмом, чем прежде, произнесла Пастила.
Лида подумала о том, что Пастиле явно нравилась вся эта модная кутерьма с переодеваниями и подготовкой к балу, поэтому она не собиралась мешать ей создавать образ королевы Лидии для вечернего торжества.
«Наверное, — решила Лида, замечая в глазах Пастилы блеск азарта, — наши аристократки такие же были».
В итоге, целый день Лида провела сидя на мягком пуфе, пока вокруг нее колдовали лучшие руки королевства Марципан. Макияж, прическа, платье, драгоценности и даже духи — все было подобрано со вкусом. С каким-то лоском и шиком, но при этом без ненужной вычурности.
Когда с ее преображением было покончено, Лиде разрешили взглянуть на себя.
Она стояла напротив зеркала и с восхищением рассматривала собственное отражение. С корсетом ее талия казалась тоньше, а бедра из-за юбки шире. Глубокое декольте, которым грешили все птифурские барышни, подчеркивало выпирающие ключицы и покатые плечи. Пастила собрала ее волосы в подобие высокой гульки, благодаря чему шея Лиды зрительно казалась длинней. Из украшений на ней была лишь корона, да колье, усыпанное бесцветными камушками.
«А ведь когда-то они говорили, что чем больше на тебе цацок, тем выше твой статус в чужих глазах».
— Какая же ты красавица!
Трудно было с этим не согласиться, поэтому Лида удовлетворенно хмыкнула и поблагодарила всех, кто помог ей преобразиться. Когда слуги ушли, и они с Пастилой остались наедине, Пастила не упустила возможности еще раз рассказать Лиде о том, как ей следовало вести себя за пределами дворца.
— Ты думаешь, я не запомнила?.. — возмутилась Лида.
В этот момент Пастила так сильно напомнила ей Зефира, что от нахлынувшей тоски по покровителю у Лиды закололо в сердце. Но Пастила предпочла еще раз повторить с ней сценарий грядущего вечера, и Лиде ничего не оставалось, кроме как покорно отвечать на вопросы ее обворожительной фрейлины.
Когда сумерки начали сгущаться над Баттенбергом, Лида во главе своей свиты покинула дворец и через дворцовую площадь направилась в город. Она величественно вышагивала по сладкой плитке, смотря только вперед, пока толпившийся по обе стороны от нее народ ликовал и приветствовал новую королеву Марципана.
«Не так уж и враждебно они по отношению ко мне настроены», — подумала Лида, взглядом осматривая то одну группу марципанцев, то другую.
Весь город был украшен разноцветными леденцами, игравшими в Птифуре роль гирлянд. Цветы из мастики были посажены в каждой вафельной клумбе, в каждом кашпо из жженого сахара. Еще ни разу с того момента, как она впервые оказалась в Баттенберге, Лида не имела возможности почувствовать себя настолько свободной.
— Прекрати пялиться по сторонам, — вдруг произнес шедший позади нее Зефир.
Он с Пастилой, маркизой де Тарт и маркизом де Тарт, господином Бисквитом — ее отцом, множеством фрейлин и придворных учителей, в числе которых были и госпожа Мята с господином Эклером, сопровождал Лиду до врат Маршмэллоу — места, через которое она и все жители и гости Баттенберга имели возможность попасть в столицу королевства Макадамия — Козинак.
— Для королевы у тебя невероятно глупый вид, — продолжал шептать Зефир. — Ты будто в цирке!..
Учитывая тот факт, что все были одеты в броскую одежду, волосы птифурцев традиционно оставались цветными, а лица большинства марципанцев уже скрывали маскарадные маски, то Лида без какого-либо смущения, смело заявила Зефиру — шепотом, разумеется — что в принципе, Баттенберг сейчас ничем не отличался от цирка с его клоунами и воздушными гимнастами. Зверей, разве что, не хватало, но живности в Птифуре и так мало водилось, так что этот цирковой критерий Лида в расчет не брала.
— Вот так вот, — произнесла Лида, такими вот словами свершив свою маленькую победу над покровителем.
Зефир не стал возмущаться, решив, что своими нравоучениями только привлечет к Лиде ненужного внимания. Он молча продолжил следовать за своей подопечной, не отвлекаясь на городское празднество и всеобщее разгильдяйство.
Зефир не мог позволить себе расслабиться, ведь в городе Лиду на каждом шагу могла подстерегать опасность.
Стоило им только приблизиться к вратам Маршмэллоу, как он заметил стоявших рядом с ними макадамийцев. Трое стражников и один, как думал Зефир, советник королевства, встречали Лиду и ее свиту, намереваясь провести их в Макадамию.
— Ваше Величество, королева Лидия! — начал тот, кого Зефир окрестил советником. — От лица правящей семьи королевства Макадамия, я имею честь пригласить Вас и всех Ваших подданных в Козинак — столицу нашего королевства, на празднование дня объединения земель Конфитюра под правлением Великих правителей!
«Какое длинное название у праздника», — подумала Лида.
Но оставив мысли об этом только в своей голове, она величественно кивнула, принимая приглашение короля и королевы дружественного королевства.
— Тогда, — воскликнул макадамиец, — прошу, следуйте за мной, Ваше Величество! Друзья мои, я рад пригласить всех вас в Козина!
Толпа заликовала.
Кто-то привел в движение механизм открытия врат. Скрипнув, они стали отворяться вовнутрь, и Лида от неожиданности отшагнула назад, испугавшись. Но почувствовав на своей спине руку Зефира, облегченно выдохнула и поборола в себе желание обернуться назад. Тепла, исходившего от ладони покровителя, было достаточно для того, чтобы она вновь нашла в своем сердце храбрость.
Лида знала, что Зефир и Пастила будут рядом с ней на протяжении всего вечера, будут присматривать за ней и помогут, если случится что-то непредвиденное, хотя Лида никак не могла понять: как что-то «непредвиденное» могло случиться на глазах у сотен птифурцев?
Но мелькнувшая в голове мысль заставила сердце трусливо сжаться.
«Принц Безе тоже так думал».
Толпа вокруг Лиды продолжала кричать и радоваться, хлопать в ладоши и даже свистеть. Свет внутри врат Маршмэллоу имел приятный салатовый оттенок, легкий запах сладостей кружил голову, отчего перед глазами у Лиды на миг все поплыло. Или дело было не в запахе, а в духоте? Вокруг Лиды было столько народа и ей казалось, что столь необходимого для жизни кислорода ей просто не достанется.
— Давай, иди, все ждут, — услышала она. — Я пойду прямо за тобой.
Толпа вокруг начинала уплотняться и, зная, что никто не заметит, Зефир позволил себе вплотную подойти к Лиде и сжать пальцами ее вспотевшую от волнения ладонь.
— Не бойся, я с тобой.
Вздернув подбородок, Лида расправила плечи, выпятив вперед грудь и, шагнув вперед, прошла следом за макадамийцем.
Проходя через яркий свет, Лида попала в прохладные летние сумерки вечернего Козинака.
И тут же Лиду оглушила волна новых ликований.
Музыка буквально плыла по улицам столицы Макадамии, и вместе с ней в танцах плыли и те, кто во всю уже праздновал один из главных праздников Птифура. Лида не смогла сдержать стона восхищения. Козинак пылал в красных флагах и лентах, в оранжевом свете бумажных фонарей.
Лида оглядывалась по сторонам, словно ребенок, задыхаясь от восторга. Ей нравилось, как украсили к празднику Баттенберг, но Козинак был на совершенно другом уровне, в нем царила другая атмосфера, заставляющая Лиду пылать от желания присоединиться к всеобщему веселью.
Лишь Зефир, продолжавший крепко сжимать ее руку, не давал Лиде пуститься в пляс, поддавшись всеобщему ажиотажу.
— Здесь так красиво, — взглянув на него, выкрикнула Лида, стараясь перекричать толпу.
Видя блеск в ее глазах и улыбку, которая давно не появлялась на лице подопечной, румянец на ее щеках, ощущая сбившееся от счастье дыхание Лиды, Зефир отчего-то почувствовал укол совести, вмиг разлившийся по всему его телу. Если бы он только настоял на том, чтобы она не участвовала в турнире…
— Зефир!
Лида дернула его за руку и свободной рукой указала на возвышавшийся над городом дворец Макадамии.
— Он больше нашего! Да он же просто огромный!..
Зефир усмехнулся. Что-то столь незначимое еще могло удивлять Лиду? Восхищать ее? Зефир вдруг понял, что слишком многое возложил на ее хрупкие плечи, оставив в Баттенберге одну. И на сегодняшнем балу ей объявят новость, которая повергнет в смятение не только ее, но и весь Птифур.
Если бы он только нашел в себе силы ослушаться приказа королевы Ваниль и все ей рассказать до того, как эта новость заставит ее сердце вспыхнуть от ненависти к нему. И ко всем.
— Зефир?..
Лида видела, что что-то тревожило ее покровителя. Его оттенка спелой сливы брови сошлись на переносице, губы были сжаты в тонкую полоску, плечи напряжены настолько, что руки Зефира пробивала мелкая дрожь.
— Зефир?..
«Не отвлекайся», — смогла прочитать Лида по губам Зефира, не услышав его голоса.
Он отпустил ее руку и, подтолкнув вперед, призвал королеву Марципана начать ход к дворцу королевства Макадамия.