По Серому Ловкачу уже не первый год плакала веревка — длинная, крепкая, незамысловато украшенная самозатягивающейся висельной петлей на конце. Осознание этого малоприятного факта не столько беспокоило Теру, сколько будоражило, толкая на все новые и новые преступные безумства. Она редко мелочилась в выборе целей и никогда не повторялась в манере их достижения, благодаря чему снискала преданную любовь газетчиков и не менее искреннюю неприязнь власть имущих. Не давала покоя ее загадочная персона и ярым поборникам дэйлинальского правопорядка. Большей половине из них грезилась слава. Меньшей, как в численности, так и в размахах честолюбия — гора треугольных золотых, обещанная Верховными Корды и Гродарина любому, кто сумеет должным образом повлиять на долголетие одного из самых «ценных» жителей королевства.
Теру забавляли бесконечные вереницы, тщательно скрываемых, однообразных планов ловчих, утомляли легко просчитываемые облавы стражников и откровенно злили смехотворные попытки прядильщиков записать на ее счет чуть ли не все нераскрытые кражи, произошедшие в королевстве за последние пару десятилетий.
Сама того не замечая, зеркальщица перестала воспринимать сценический образ знаменитого Серого Ловкача, лишь как один из многих. Постепенно удачная маска намертво срослась с кожей и пустила корни в сознание, не забыв сказаться, как на поведении Теры, так и на ее мировосприятии. Талантливый, щедро одаренный магией преступник, обладающий весьма своеобразными представлениями о справедливости и путях ее достижения — таких Дэйлиналю ранее видеть не доводилось. И, быть может, не довелось бы и впредь, не вмешайся в дело темная история трехсотлетней давности и разбуженный ею наидревнейший инстинкт выживания. Руководствуясь им, Тера сумела достигнуть немалых, по меркам приступного мира, высот и отыскать заслуживающего доверия противника, способного не только слепо следовать за ней по пятам, тем самым ограждая от излишней самоуверенности, но и приятно удивлять неожиданными встречными выпадами.
Нисколько не подозревая об уготованной для него роли, ловчий Линас еще в их первую встречу неосознанно принял навязанные Серым Ловкачом правила, а с ними и равную долю нездорового азарта игры в преследование, ставящего саму погоню превыше первоначальной цели охоты.
Бешеные гонки по извилистым темным улочкам и широким проспектам, прыжки по крышам богатых особняков и, еле выдерживающим вес приземлявшихся, ветхим хибарам бедняков, прятки, выходящие за рамки всякой логики и здравого смысла, изобретательные обманные маневры и многое другое, не позволяющее усомниться в неповторимости каждой новой встречи. Но только не чуждые всем дэйлинальцам путы вейнтов! К их помощи не стали бы прибегать даже беспринципные прядильщики… И уж точно до такого не опустился бы ее личный ловчий!
Тера прекрасно представляла всех, кто точно не мог пустить в ход пестрые шнуры, догадывалась об этнической принадлежности тех, кому бы это не составило труда и все же не могла поверить в очевидность происходящего. Правда не сулила ничего хорошего и принимать ее, иначе, как нелепый домысел она не собиралась.
Ведь не могло же случится такого, чтобы прямо под носом у прядильщиком, в их священную Ночь Свечей, неизвестно как пробравшийся в Корду вейнт, непонятно зачем умудрился захватить живьем представительницу давно почившего, легендарного народа стекольщиков… Любой, кому довелось бы услышать подобный абсурд, несомненно махнул бы рукой и предложил рассказчику вначале проспаться, а уж потом браться за сочинение баек. Но что оставалось Тере, когда уже само ее существование служило вполне весомым косвенным доказательством того, что глупый вымысел с высокой вероятностью мог оказаться правдой?
По счастью, нелепый анекдот все еще располагал открытым финалом и лучшее, что могла предпринять Тера для его благополучного завершения — это как можно быстрее выбраться из передряги, пока не объявился ее загадочный похититель. В обход всему любопытству мира, на этот раз ей совершенно не хотелось смотреть на того, кому оказалось по силам добраться до нее на Восточном пустыре в то время, как вокруг не оставалось и клочка земли, свободного от всепожирающего тумана Злого моря.
По здравому рассуждению, выходил на редкость любопытный расклад. Благодаря новообразовавшейся неприятности, она чудом избежала мучительной смерти, казавшейся на тот момент куда более вероятной. Вот только радоваться спасению в полной мере от чего-то не получалось… Слишком хорошо Тера помнила то, как именно связывал участников давнего спора вейнтский перебежчик. Те же узлы, петли и даже ощущение близкого соседства с чуждой, до поры обманчиво мирно дремлющей магией.
Десять лет назад юная зеркальщица по незнанию спровоцировала пестрый шнур на атаку, теперь же, наученная горьким опытом, повзрослевшая и поумневшая, она сосредоточенно корпела над узлами, поспешно высвобождая затекшие, стертые в кровь запястья. В точности повторив проделанные некогда движения, Тера высвободила вначале одну руку, а затем и вторую, осторожно потянулась к заветной петле, стараясь не совершать лишних движений и не тревожить, недовольно побрякивающую над головой, связку каменных светляков.
Не самый простой и дешевый способ освещения избрал похититель для потайного каменного мешка, с которого, по мнению Теры, вполне хватило бы и одной единственной, дешевой восковой свечи.
Угрюмые, исписанные мелом булыжники, скрепленные между собой в нависающие стены чем-то, отдаленно напоминающим древесную смолу. Покатый, песчаный пол. Одинокий приплюснутый крючок с неказистой поклажей. И баснословно дорогой дверной артефакт! Вот и все, чем могла похвастаться крохотная, глухая темница.
Любоваться искусно изображенной магической дверью, Тере нравилось ничуть не больше, чем убогой, тощей котомкой и бесформенной бурой накидкой, способной посрамить своим видом любой из выходных нарядов профессионального нищего с паперти всех святых в Боривале. Диссонанс богатства и бедности, аскетизма и роскоши. Контраст холода стен, атакующего по бокам и припекающего со спины жара, источаемого пробуждавшимися ото сна каменными светляками. Странное место, заполненное не вяжущимися друг с другом предметами, порождало немало вопросов, вызывая вполне оправданные подозрения и даже страх.
Покончив с путами в рекордное время, Тера бесшумно приземлилась на песок и первым делом запустила руки в карманы, надеясь, что их содержимое все еще при ней. По-видимому, похитителя привлекали лишь живые трофеи, но никак не их карманный скарб. Вещи ее не покинули. Даже, припрятанный в ботинке маленький нож, остался на прежнем месте, что казалось совсем уж невероятным везением.
Тонкие кожаные перчатки на руки, не пропускающий ничего плотнее воздуха туманный платок на лицо — и она вновь ощутила деловитую готовность к привычной работе ловкача. Еще бы верный серый плащ на плечи и шарф потеплее вокруг шеи, но увы, с этими, в высшей степени полезными частями гардероба, Тере пришлось попрощаться еще на подступах к парадной лестнице Корды.
— Не в этот раз, — задумчиво протянула Тера, с грустью оглядывая единственную дверь, на чью благосклонность не могла повлиять ни грубая сила, ни связка отмычек, лишь магия, а ее зеркальщица, как на зло, по-прежнему в себе не ощущала.
Не стоило и пытаться. В сложившейся ситуации вариант взлома дарил столько же перспектив, сколько и бездействие. С той только разницей, что спокойное сидение на одном месте не могло обернуться переломанными костями, а вот стычка с нарисованной, мнящей о себе невесть что дверью — как раз наоборот.
В свое время дальновидная госпожа Клара истратила немало монет, добывая для воспитанников образцы новомодного охранного артефакта. После череды неудач Тера и Эйнар почти уверились в его непогрешимости, но из упрямства даже и не подумали сдаться. И не зря! Затраченные на поиски решения усилия, принесли свои нехитрые, скупые плоды. Напарникам удалось разгадать тайну мастера нарисованных дверей, а за одно и обнаружить массу неприятных особенностей своевольного изобретения. Правда, к тому моменту, опытным путем до аналогичных неприятных открытий дошли и другие, в частности — немногочисленные «счастливые» собиратели передовой контрабанды.
Как шуттанские, так и дэйлинальские богачи не упускали шанса похвастаться диковинками перед гостями и зачастую не боялись шагать в ногу со временем. Но только не в тех редких случаях, когда новомодное изобретение начинало наносить ощутимый вред! Несмотря на всю изысканность и надежность такой двери, мало кто из приобретших ее, стремился использовать артефакт по прямому охранному назначению. Слишком уж часто вспыльчивый нарисованный страж отбрасывал безобидную сторожевую алебарду и хватался за грозный топор палача, спеша расправиться не только с ворами, покусившимися на добро хозяина, но и с его ни в чем неповинными домочадцами.
Никому из пребывающих в здравом уме не хотелось оказаться запертым в собственном хранилище в отместку за излишне резкий хлопок дверью или, к примеру, обнаружить, что любимая левретка не досчиталась лапы, посмев проявить к обидчивому артефакту возмутительное собачье непочтение. Ходили слухи, что своего создателя, последняя из нарисованных им дверей, попросту сожрала, отстояв тем самым свободу от навязываемой скучной службы молчаливым сторожем, и неповторимость финального в жизни гениального творца, витиеватого магического узора.
Зная все это, Тера даже не сомневалась в наличии запасного выхода. Поставить такую непредсказуемую дверь на крохотную, лишенную окон каменную коморку и не позаботиться о спасительном отходном пути, мог лишь полный идиот, а им таинственный похититель явно не был. К этому неутешительному выводу Тера пришла, бегло осмотрев незнакомые, мелко написанные на стене слова. Сомкнутые в ровные, четкие ряды посредством аккуратно прибитых друг к другу угловатых букв, они многое говорили о характере писца. Скрытный, расчетливый, уравновешенный, эгоистичный — именно таким Тере виделся автор меловых настенных заметок.
Не став тратить драгоценное время на более детальное изучение непонятных записей, Тера аккуратно срезала одну из гроздей импровизированного светильника и принялась простукивать стены рукояткой ножа. Никаких особых результатов это не принесло, ровно, как и попытка вогнать лезвие в узкий желоб между утопленным в стене неестественно круглым камнем и защищавшим его от посягательств взломщиков наростом давно затвердевшей смолы. Далее следовали тщетные попытки понажимать и покрутить особенно подозрительные камни и утомительное, столь же безрезультатное перекапывание бледного легковесного песка, служившего для маленькой темницы мягким, зыбучим ковром.
Устав от бесполезных метаний, Тера обреченно опустила затупившийся нож, прикрыла воспаленные от магического света глаза и тяжело привалилась к бугристой, неприступной стене. Если вторая дверь и была — ей она показываться явно не спешила… Внезапно на ум пришли, брошенные вскользь пару недель назад, насмешливые слова Ригби.
— Простые вопросы чаще всего имеют такие же простые ответы, но ты их упорно не замечаешь и продолжаешь искать сложные… — еле слышно повторила Тера, уставившись прямо перед собой на единственный не исследованный участок стены. — То, с чего начал бы любой, лишенный фантазии обыватель, но только не видящий все в ином свете, ловкач вроде меня…
Намеренно позабыв проявить хоть толику уважения к чужому, вызывающеотталкивающему имуществу, Тера небрежно подцепила штопанную котомку и куцый плащ, отшвырнула от себя так далеко, как позволяли скромные габариты темницы и более не раздумывая, с размаху припечатала рукояткой ножа отполированный до блеска, приплюснутый настенный крючок.
В тот же миг произошло сразу две вещи. С тихим шелестом посторонилась дальняя стена и, как по волшебству, объявилась магия. Вот только не та, на чью помощь так рассчитывала Тера, а иная, древняя, жестокая, неудержимая в своем желании добраться и навредить.
— А это еще что? — с изумлением выдохнула зеркальщица, опасливо опускаясь на колени возле беспечно отброшенной котомки.
Сейчас ни мешок, ни плащ уже не казались такими мерзкими и потасканными. Уступившие грубому обращению тесемки ослабли и выпустили наружу хитроумно спрятанное на самом видном месте, ценное содержимое.
— Святые и покровители, — не веря своим глазам, Тера осторожно приподняла край ветхого мешка и посветила каменным светляком внутрь.
Если до этого момента она еще сомневалась в личности похитителя, то теперь все сомнения отпали сами собой, оставив ее один на один с абсолютной уверенностью. Вейнт, причем гораздо более изощренный и просвещенный, нежели сказочные злодеи прошлого. Редкие, запрещенные, тщательно отыскиваемые и изымаемые артефакты сдерживания и подчинения, разновеликие фигурные пузырьки со зловещими, выгоревшими этикетками, потускневшие шелковые мешочки с резко пахнущими, перемолотыми травами и целый пучок недоплетенных пестрых шнуров. Большая часть содержимого котомки оставалась для Теры загадкой, но и того, что удалось распознать вполне хватило, чтобы отбросить всякое отвращение и принять единственно верное, дерзкое решение, претендующее в своей наглости на несомненный успех.
Глава 19.2 На изломе судьбы
Помянув напоследок недобрыми словами всех, когда-либо живших и только собирающихся появиться на свет гнусных вейнтов, Тера поспешно натянула старомодный короткий плащ, бережно подобрала выпавшие из котомки предметы, покрепче затянула тесемки тройными сложными узлами и не оглядываясь, направилась к образовавшемуся на месте противоположной стены проходу.
Заимствовать у того, кто посмел похитить ее саму — заслуженное и в высшей степени справедливое решение! С плащом и сумкой из священной кетардийской холщевины, способной укрывать магию, да еще и в таком количестве, Тера значительно повышала свои невеликие шансы на благополучный исход дела, как, впрочем, и с прихваченным за компанию содержимым мешка. Удивительная коллекция тянула на долгое и очень неприятное общение с любым из главных королевских дознавателей, хоть по эту сторону моря, хоть по любую из оставшихся. Слишком уж много в неказистой котомке нашлось запретных, смертельно опасных безделушек, способных создать немало проблем и более стойкому противнику, чем хрупкая, выбившаяся из сил зеркальщица.
Представив себе, как беспомощно обрушивается на землю Эйнар, обернувшийся юрким белым лисом в надежде скрыться бегством от опасного врага, как он из последних сил пытается и не может сбросить охотничью петлю кровавого мастера Лиммэ, Тера со злостью перебросила тонкие веревочные лямки котомки через голову крест-накрест. Теперь, даже если ей придется нестись со всех ног, поклажа не покинет ее спины и больше никогда не вернется к изначальному владельцу. Следовало избавить Дэйлиналь, если не от самого последователя Ловца, то хоть от его рабовладельческого инвентаря.
Чем дальше Тера продвигалась по узкому тоннелю, засыпанному все тем же мягким блеклым песком, тем сложнее становилось дышать и различать очертания пустых неглубоких ниш. Картинка то и дело норовила расплыться и видоизмениться во что-то новое, причудливо стелящееся под ноги длинными, беспокойными тенями и нависающее со стен зыбкими лохмотьями иллюзорной паутины. Все отчетливее ощущался удушливый запах жженых, дурманящих трав, проникающий даже сквозь надежную завесу туманного платка.
Одна, туго закрученная головокружительная лестница, вторая, третья, четвертая… Кажется конца им уже не будет, словно зловредный вейнт принес ее не в укромный каменный тайник, затерянный где-то посреди Корды, а в самую отдаленную из всех имеющихся за гранью темниц, приготовленных специально для наихудших грешников, собранных со всего Фэррима. Но ступени все же закончились. На смену им явилась низенькая, облупившаяся дверь, одна из тех, что так ловко прячется за спиной у ничем не примечательной, унылой картины, каких с избытком развешено по стенам скрытной дэйлинальской столицы.
Перешагнув порог, Тера искренне порадовалась своей запасливой жадности, вынудившей ее срезать целую гроздь каменных светляков в то время, как можно было ограничиться всего одним единственным, способным держать темноту на расстоянии вытянутой руки и не привлекать ненужное внимание излишне ярким свечением. Знай она заранее, как неуютно ей станет брести по убегающему вдаль, узкому проходу, выделяющемуся из темноты лишь крохотными язычками травяных свечей, прихватила бы и оставшихся светляков, хоть те и весили, как целый сундук, набитый самыми обыкновенными булыжниками.
Следовало сойти с импровизированной тропинки и попытаться отыскать окно, раз уж за спиной осталось столько лестниц. Но ноги отчего-то упорно не желали слушаться и не спешили переносить расхрабрившуюся хозяйку в зловещую тьму глубины зала, подернутую маревом чадного, горьковатого дыма. Все еще не пробудившиеся до конца ото сна светляки, так же не помогали преодолеть расстояние до ближайшей стены, даже зрительно. Слишком далеко для их сонных, сбившихся в кучу лучей. Различимыми оставались лишь неясные силуэты, развешенного по стенам чуть выше уровня глаз, разномастного барахла, напоминающего видимой частью забитую плащами и платьями, длинную подвесную вешалку в лавке старьевщика.
«А так ли пустынна эта затхлая каменная нора, как представляется на первый взгляд?» Задавшись этим нехитрым вопросом, Тера нехотя сошла с освещенной дорожки, сделала пару неуверенных шагов, повертела головой из стороны в сторону, сдула со лба непослушную каштановую прядь, как следует прищурилась, надеясь разобрать на что смотрит и чуть не заорала от неожиданности. Затуманенный, расфокусированный взгляд моментально прояснился. Она наконец разглядела то, что так ловко ускользало от навязчивых касаний любопытных бликов магического света, порождая иллюзию, развешенных по стенам нарядов.
Нервно окинув взглядом близлежащие, видимые участки стены, и не найдя ничего нового или обнадеживающего, Тера внимательнее присмотрелась к расположению свечей на полу и поняла, что ей немедленно следует позабыть о соблюдении осторожности. Продолжая красться, соблюдая тишину и озираясь на каждый почудившийся шорох, она непозволительно долго оставалась в дальнем от возможного выхода конце зала, а стоило бежать и не оглядываться, так быстро, как только сможет.
На фоне заново открывавшихся перспектив, прежний маньяк с пустоши казался сущим святым, особенно по сравнению с тем ненормальным, которому пришло в голову устроить посреди Корды самый настоящий музей ужасов. Теру замутило от страха и отвращения, а может от усталости или удушливого запаха. Особой роли не играло. Все чего она желала в данную минуту — это оказаться как можно дальше от этого жуткого места, где-нибудь за станами Корды, а лучше сразу за границами Дэйлиналя. Слишком много жестокости и безумия ей пришлось увидеть за такой короткий промежуток времени. Слишком, даже для нее, привыкшей бесстрашно совать нос в самые непрезентабельные уголки королевства и заглядывать в наиболее глубокие ямы порока, скрытого за ширмами памяти сотен, ограбленных ею на воспоминания, негодяев.
Какими бы травами не был пропитан воздух галереи, на пользу ее бодрости и координации он явно не шел. Тера едва не споткнулась о брошенный посреди дороги разломанный табурет и тут же опрокинула кособокую пирамиду из стоящих одна на другой картонных коробок, забитых разноцветными платьями, шляпами и перчатками.
Чада, уродливые травяные свечи, давали куда как больше, нежели света, но несмотря на этот досадный факт, Тера не желала отдаляться от узкой тропинки и терять их тусклые огоньки из виду. Вместо этого она непрестанно крутила головой, проверяя не сбилась ли с курса, засмотревшись на очередной экспонат чудовищной коллекции вейнтского потрошителя.
Тера отчаянно старалась лишний раз не вглядываться в бессмысленные лица покойников и никак не могла заставить себя перестать подсчитывать крюки, торчащие из их застывших в неподвижности грудных клеток. Словно нарядные черви, насаженные на новенькие, блестящие рыболовные снасти… Так плотно и в то же время аккуратно развешены по станам, будто по огромной невидимой линейке с полнейшим соблюдением неведомых правил строгой экспозиции. Ни одного неряшливого экземпляра, нарушающего безупречный вид мертвой выставки неуместными следами крови или трупными пятнами на открытых, будто бы живых лицах, шеях и кистях рук.
Кого здесь только не было. Чужеземцы, легко различаемые по непривычным фасонам броских и не очень нарядов, мужчины, женщины, дети, дэйлинальцы всех городов, сословий и народов, даже прядильщики из ордена Опаленных и пара видящих!
— Каким чудовищем нужно быть, чтобы сотворить такое? — замерев перед целой, по-видимому, семейной композицией, еле слышно выдохнула пораженная зеркальщица. С одной стороны, ей хотелось зажать рот ладонью и нестись со всех ног, пока все эти несчастные жертвы чьего-то, вышедшего из-под контроля безумия, не останутся далеко за спиной, а с другой… Тот, кто так искусно сумел удержать последнее отражение жизни в мертвых телах, представлялся истинным злым гением. Тера ненавидела себя за это, но не могла не поражаться удивительно тонкому, неизвестному ей колдовству. Шаг за шагом продвигалась она по аллее смерти, мимо развешанных по стенам живых мертвецов и ни один из них не был похож на, имитирующую спящего живого, восковую куклу или мумифицированного покойника. Казалось, переступи она незримую черту страха, поднимись по приставной лесенке и коснись возможно еще мягкой, теплой щеки, как потревоженный экспонат нахмурит брови, недовольно уставится на нее и немедленно потребует не осквернять его безмятежный лик неуместными любопытствующими касаниями.
Но не разнообразие мертвецов и не иллюзия жизни делали это странное зрелище таким тошнотворным и вместе с тем завораживающим, а особое выражения лиц покойников и то, как выглядели их наряды. Не считая торчащих из груди поблескивающих крюков, других следов смерти не наблюдалось. Все они будто спали и видели красивые, яркие сны. Ни единой гримасы боли или отворенного в последнем отчаянном крике рта!
Принюхавшись, Тера подметила еще одну странность — воздух хоть и не представлял из себя образец чистоты и благоухания, все же не отражал того, с чем ожидаемо сталкивался любой, кому приходилось посещать покойницкие. Пахло удушливыми горькими травяными свечами, плесенью и еще чем-то особенно неприятным и незнакомым, но не тем, чем должно бы «благоухать» при таком внушительном количестве мертвецов, запертых в лишенном окон помещении.
Продвигаясь все дальше, зеркальщица старалась представить того, кто мог убить стольких одаренных и просто сильных на вид людей и нелюдей, не поплатившись собственной жизнью за столь частые, рискованные нападения. Представители различных сословий, народов и даже королевств… Неужели никто не обратил внимания на их исчезновение? Разноцветные наряды различной степени изношенности, по большей части не отражающие следов борьбы. А если и встречались порванные рубашки или заляпанные грязью плащи, то принадлежали те, либо бродягам, либо, не располагающим к доверию на вид личностям…