Да все надеются, чего уж там.
Он покачал головой.
— Тебе не следовало возвращаться.
А это мне говорят очень часто.
— Почему? Медуза ошибается. Ты выводил других. Ты знаешь, как вам помочь. Потому и дал его. — Вытащив из кармана перстень, продемонстрировала рыцарю. — Как оно работает?
— Я давно никого не спасал, Дробь. Не помню, — он опустил взгляд на мою дрожащую ладонь. Перстень осуждающе мерцал переливами. — Немерность забирает не только хорошие эмоции.
Я сжала «крючок». Грани впились в ладонь острыми краями. Запястья саднили от ран, а засохшая кровь противно стягивала кожу.
— Почему же ты продолжал возвращаться?
- Надеялся вспомнить. Вернуть, что потерял.
— Что изменилось? — я продолжала не верить. — Ты жив. Рана не тяжелая. Болезненная, потенциально-опасная, но не смертельная. Ты соображаешь! Не может быть, что путь закрыт. Я же вчера ушла! Почему вы с Мариной не можете?
Виталий нахмурился. Взгляд забегал, будто выискивая ответ в темноте актового зала. И тот нашелся.
— Он нарушил связь.
— Что? О чем ты?
— Он разорвал ее. — На мгновение показалось, что Виталий сейчас скажет что-то еще, что-то важное. Но Немерность не дает надежд, она их только отнимает. — Все кончено, Дробь. Мы кончены.
От его тяжелого открытого взгляда у меня встал ком в горле.
— Я знал, на что иду. Всегда знал.
Я отвернулась. Утерла рукавом выступившие слезы.
Там вдалеке стояла Медуза. Она не смотрела в мою сторону. Ей положено было злорадствовать, но она игнорировала злодейские клише. Мое присутствие ей было тягостно и неприятно, будто у существа темного мира осталась совесть.
Нет.
— Все равно, ты уходишь. — Сказала я, продолжая разглядывать хрупкую фигуру владычицы монохрома. Мой голос дрожал. Я сама дрожала. — Если останешься здесь, превратишься в тень. Так хоть свободным помрешь.
Нет, я совсем не злилась. И слезы вовсе не текли по щекам. Не от безысходности я начала трясти Марину, чтобы хоть как-то привести ее в чувства. Сердце вовсе не сжималось при виде ее кожи, исполосованной и разукрашенной кровоподтеками.
Я Избранная. Я спокойна как безоблачное небо. Если я плачу, то вам просто кажется.
Я пнула ножку стула.
— И ты, Марина, вставай. Вы с Виталием уходите.
Поскольку мне надоело всех уговаривать не умирать, ей я пощечину все-таки влепила. На этот раз без промаха. А потом и себе влепила, ибо нефиг расползаться тряпкой. Расплакалась она тут. Пожалела себя. Тьфу!
Я склонилась над потерянной бухгалтершей, что так отчаянно не желала возвращаться в реальность.
— Ты меня слышишь, — прошипела я.
Женщина дернула щекой, скривилась, но так и продолжила безучастно пялиться в одну только ей видимую точку. Впрочем, голос все-таки подала.
— Я не покину Немерность.
Нейтрально и безжизненно. У Марины в самом деле заканчивалось время.
— Вы не уходите из Немерности, — устав цацкаться, я силком заставила девушку встать. Раз у нее нет сил сопротивляться гнетущей атмосфере монохрома, то долго противиться моим желаниям тоже не суждено. — Вы по ней немного прогуляетесь. Недалеко. Даже пределов школы покидать не придется. — И ты, — указала я на рыцаря. — Вставай. Покажешь Марине дорогу.
— Дробь, ты только продляешь ее агонию. Перестань. Не расходуй силы. Лучше уходи, пока он не вернулся.
Мне некуда уходить. А Гера не вернется, пока я окончательно не распишусь в собственном бессилии. Хотя, куда больше?
Надо взять этот чертов меч и…
— Нарушил связь, говоришь? — я впихнула перстень обратно в руки рыцарю. — Наладим.
— Говорю же, — Виталий с силой отпихнул меня — Не получится. Я не помню.
— Зато я вспомнила. Да-да, не знала, но вспомнила. Навык приобретенный в универе не пропьешь и порталами не сотрешь.
— О чем ты?
Рыцарь вскрикнул, когда я ухватила его за грудки, сдергивая со стула. Прижавшись к мужчине сильнее, я поднялась на цыпочки и прошептала у самого ухо. Так тихо, чтобы услышать мог только он.
— 18 -
Мои шаги не разлетались эхом в заполненном пустотой пространстве. В черно-белом мире драматизма и так хватало с лихвой.
— Ты подарила ложную надежду мужчине и обрекла женщину на мучительный пароксизм боли. Они уже смирились. Тебе не стоило тревожить их души.
Рыцарь и Марины нырнули в «карман» сцены, легко растворяясь в темноте потайного хода. Им не препятствовали.
Преодолев половину зала, я остановилась напротив Медузы. В цветовой немощности Немерности она казалось заблудившимся светлячком.
Несколько долгих секунд я внимательно разглядывала ее профиль, после чего сказала:
— Тогда тебе следовало меня остановить.
Венера Милосская выглядела более объемной и живой, чем Медуза в этот момент. Впрочем, древнегреческому искусству не приходилось жить с теневыми змеями вместо прически.
— Вы все падающие звездочки. Ярко сияете, мимолетные и все верят, что вы исполняете желания. А вы всего лишь отблески давно погибших космических тел.
— Как скажешь. — Устала я от метафор и завуалированных речей. Мало в них смысла, зато пафоса до небес, а то и до соседних галактик. — В прошлый раз ты дала мне совет: вали и не возвращайся. Вот тебе мой: следуй за теми, у кого осталась надежда.