Маша поправила купальник и спросила:
- Как думаешь, нас никто не видел?
- Видел, - ответил я.
- Да что ты?! - зарделась она.
- Вон, птица сидит на ветке. Она видела все, от начала до конца.
- Ребенок, - сказала Маша и отправилась к воде.
Мы возвращались в город, когда наступил вечер.
- Ты знаешь, - сказал я, - я чуть было сегодня не утонул. Правда...
- Да что ты!
- Глупо, да?
- Глупо, - согласилась Маша. - Я посплю?
- Поспи.
- А то сегодня в поезд. Опять не высплюсь.
Она поудобнее устроилась в кресле и закрыла глаза.
- Ты его любишь? - спросил я.
- Кого?
- Мужа.
Она молчала, потому что спала, потому что никогда не отвечала на этот вопрос.
Я нажал на педаль газа. Отъезд Маши к мужу приближался, став куда как реальным. Толстая Катя достала билеты, не взяв даже переплаты, такая она была добрая. Она была настолько добра, что растянула Машину поездку на целый месяц, сказав, что на более раннее число приобрести билет назад не было возможности. Я не знал, как переживу неделю, а тут целый месяц.
Я сижу в плюшевом кресле. В комнате, несмотря на солнечный день за окном, темно...
Уставший за долгий перелет самолет чиркает шасси о бетонную полосу. Самолет некоторое время катится, выруливая к зданию аэропорта, затем застывает возле выхода, кишкой протянувшись к дверям. Пассажиры спешно покидают опостылевший салон и устремляются к таможне. Среди них Маша с двумя дочерьми. Она вглядывается в толпу встречающих, пытаясь разглядеть лицо мужа. Девочки не могут спокойно стоять в очереди и дергают мать за руки:
- Скоро, мам?
- Скоро, скоро, - отвечает Маша, рассматривая толпу. Но в толпе - лишь черные потные лица негров, вероятно, спутавших советский самолет с прилетевшим из Африки.
Наконец все таможенные процедуры соблюдены, и Маша с дочерьми пересекают границу.
- Папа, папа! - кричат девочки и бросаются навстречу невысокому человеку с таким известным на родине лицом и таким незнакомым в этой жаркой стране. - Папочка!..
Он стоит с голыми ногами, в коротких шортах с цветастыми пальмами, и, улыбаясь, целует дочерей.
- Здравствуй, родной, - шепчет Маша, касаясь губами мочки его уха.
Они садятся в вишневый "понтиак", взятый напрокат, и, счастливые, едут в город. По пути перекусывают в китайском ресторанчике и наконец добираются до дома. Все хорошо, все как нельзя лучше. Девочки отправляются гулять в парк с бесплатными аттракционами, а Маша с мужем ложатся в постель.
Для посторонних шепот влюбленных всегда чушь. Влюбленным совсем не до литературных оборотов. Здесь могут быть и такие ласковые слова - "ты моя дорогая! Козявочка моя прекрасная"; восклицания - такие, как "О!.. А!.. Ух ты!.. Вот здорово!.." Сплошная графомания, одним словом.
Его рука ложится на ее плечо, живот вздрагивает. Она втягивает воздух носом, как каратист перед ударом, ожидая следующего прикосновения. Ей хочется сказать: "Меня захлестывает ветер" - но она вспоминает, что слова эти были однажды уже сказаны... Она решает отдаваться без слов. Делает это красиво, со знанием нюансов. Великолепная картина для школьного онанизма...
Я сижу в плюшевом кресле и слышу, как звонит телефон.
- Это я, - говорит Маша. - Ты рад?
- Рад, - отвечаю. Она звонит второй раз.
- Ты придумал продолжение своей повести?
- Придумал.
- Тогда рассказывай. У меня есть час перед сном. Я слушаю...
- Молодой человек рассказывал писателю об увиденной им картине. Тот слушал его, слегка улыбаясь. А когда молодой человек рассказал про кошку и мышь, писатель заметил:
- Видите, можно подглядывать не только за людьми, но и за животными. Вы делаете успехи. - И разливая кофе в чашки, спросил: - Еще пойдете?
- Наверное, - ответил молодой человек.
- Идите, идите. Много еще интересного увидите...
И молодой человек стал ходить в чуланчик почти каждый день, проводя перед щелью долгие часы. Он стал привыкать к своему занятию. Его уже не пугали чьи-то шаги по гулкой лестнице, шум лифта и взгляды женщины на потолок. Он увлекся проходящей перед его глазами жизнью и по вечерам рассказывал писателю об увиденном.
Однажды он пришел в чуланчик совсем рано. Было воскресное утро, мать и дочь еще спали. Волосики девочки разметались по подушке, одной рукой она обнимала зайца, а другая была спрятана под одеяло. Мать спала на спине, одеяло немного съехало, она ровно дышала, и под ночной рубашкой угадывались соски маленькой груди.
Вдруг девочка заворочала головой и открыла глаза. Вытащила из-под одеяла руку и увидела свои пальцы. Они были в крови. Девочка испуганно заморгала глазами и посмотрела на мать. Та спала, одеяло все больше сползало на пол. Девочка села в кровати и жалобно позвала:
- Мама... Мама... - и заплакала.
Мать открыла глаза, сглотнула слюну и спросила:
- Который час?
Потом посмотрела на дочь и словно очнулась, увидев ее плачущей:
- Что с тобой?!
Вскочила, подсела к ней на кровать, увидела на руке кровь, сильно заволновалась и заговорила быстро-быстро: