- ... радиотелефон "Панасоник", новый модель...
Замминистра остановился. Тут же из-за спины у него выскочил кладовщик, снял с полки коробку с телефоном и передал человеку из свиты. Тот протянул коробку директору, директор отдал ее мне.
- Проверь, чтоб работало.
- Работает, работает, - засмеялся я.
- Проверь, - глухо сказал директор и побежал догонять замминистра.
- Включи его, - отдал я телефон Вадику. - Пусть успокоятся.
Инспекционная поездка длилась недолго. Вскоре "Вольво" с радиотелефоном, стационарным музыкальным центром в багажнике и замминистра на заднем сиденье отбыл.
- Хорошо, - сказал директор и ушел к себе в кабинет.
- Сейчас едем в гостиницу... - Махмуд похлопал меня по плечу и ушел следом за директором.
Ожидая его, мы устроились на пустых деревянных бочках в тени акации.
- Вадик, мы щенки, - сказал я, разглядывая засыпанный пылью асфальт двора и нелепое одноэтажное строение "Туркменэлектронторга". - Только сегодня он дал понять нам это два раза. Они торгуют тысячелетия, у них это в крови. А мы? Куда мы влезли? Со своим незаконченным высшим техническим. А?
Эту мысль я жевал всю обратную дорогу до Киева. А дорога вышла нерядовая. Самолет в тот вечер был только на Москву. Киевского рейса ждать пришлось бы двое суток. Без воды в гостиничном номере. Я к этому готов не был. Вадик тоже. И мы улетели в Москву. Приземлились поздним вечером в Домодедове. Пока доехали до Киевского вокзала, пока то, пока се железнодорожных билетов на ночные поезда не осталось. Даже вокзальные перекупщики продали все свои запасы. С Киевского вокзала мы уехали во Внуково, рассчитывая улететь домой утренним самолетом. Но оказалось, что денег у нас остается в обрез. Ровно на билеты. А могло и не хватить. Примерно в четыре часа утра, потеряв терпение, мы сговорились за пятьсот долларов с внуковским таксистом и на старой разболтанной "Волге" уехали домой. В Киеве были к обеду.
Две дыни из Ашхабада я тогда все-таки привез. Больше не поместилось в сумке. Их купил нам Махмуд перед самым вылетом. Одну я отдал Вадику, как соучастнику, вторую подарил Кузьмину.
Это было суматошное и совершенно безумное время. Работы было много и очень много было суеты. Отправив первую партию, мы тут же взялись готовить вторую. Махмуд звонил из Ашхабада и торопил нас... Не стоило спешить. Нам не стоило спешить. Надо было оглядеться и оценить ситуацию, потому что она менялась. С каждым днем она становилась... наверное, хуже. Во всяком случае - другой. Теперь мне кажется, что хуже. Но тогда еще можно было что-то изменить.
Нас начали давить с двух сторон. С одной - любимое государство. Оно не могло смотреть спокойно, как люди зарабатывают деньги, не воруя. Первую поставку оно пропустило, но уже вторую обложило пошлинами и платными разрешениями. Когда мы отправляли третью партию, выяснилось, что нам установили верхний предел цен по каждому виду товаров. Не нижний - верхний! А откуда брать десять процентов Махмуду и его директору? А местным кровососам? Нас выдавливали. Не только нас - всех. И выдавили. Через полгода поставками товаров в оплату за туркменский газ на украинском рынке занималась только одна структура - корпорация "Республика". Туркмены рыдали и плакали - монополист поднял цены и отказался делиться. Вожделенные десять процентов исчезли, как последние слова охотничьей байки у догорающего ночного костра.
С другой стороны нас поджимали бандиты. Как-то разом, в один день, посыпались звонки. Совершенно незнакомые люди предлагали охрану, не сомневаясь, что у нас есть что охранять. Кузьмин тогда решил не связываться с чужими и обратился к своим. В МВД. Свои дали надежную фирму. Из надежной фирмы пришли надежные бандиты и стали нас охранять. За очень немаленькие деньги. Пока у нас были эти деньги и еще было что охранять.
Они-то, кстати, и продали нам Митю Хвощинского. Еще один незабываемый эпизод. То есть финансовых деталей я не помню. Помню, что наши охранники после случайной сделки со многими участниками остались что-то нам должны. И долг этот признали, что казалось необычным. А вот возвращать его не хотели, что как раз было неудивительно. Они соглашались вернуть долг услугами. Хоть своими, хоть чужими. Они вызвали Кузьмина в какой-то дикий кабак, чтобы там, за водкой, в ходе диалога прийти к согласию. Но денег не платить! Кузмин взял за компанию меня, и мы целый вечер, а потом еще и часть ночи слушали пустую пьяную болтовню, отрицательно качали головами и угрюмо жевали плохо прожаренную свинину. Нам действительно нужны были деньги подходил срок платежа по одному из кредитов. Их предложения нас не интересовали, наша несговорчивость их огорчала. Разговор вместо того, чтоб идти к согласию, топтался в пьяном тупике. Вот тогда один из них, с внешностью визиря Джафара в молодые годы, и спросил, не возьмем ли мы в зачет их долга чужой долг.
- Чей? - спросил Кузьмин вместо того, чтобы, отказываясь, еще раз небрежно качнуть головой.
- Пошли. - Джафар бросил зубочистку, цыкнул зубом и встал из-за стола.
Мы вышли во двор. В воздухе висела влажная пыль - слабый осенний дождь. Над дверью болталась голая лампочка - плафон был мастерски расколот. Лампа едва светила, но и ее слабого света хватало, чтобы видеть весь небольшой задний двор кабака. Двор был пуст. Две машины, их и наша, стояли у крыльца.
- Далеко идти?
Джафар спустился и открыл багажник. Мы спустились следом. В багажнике лежал человек. Его рот был заклеен пластырем, руки связаны за спиной.
- Он денег должен одним людям. Не отдает. Мы думали - покушаем сейчас немножко, дела решим, а потом поедем его закопаем... Ну что, берете? Тогда мы вам ничего не должны - с него получите. А его долг мы возьмем на себя и с теми людьми сами договоримся.
Джафар замолчал, ожидая ответа.
Это была дичь. Полная дичь. Я даже представить себе ничего такого не мог... То есть в газетах часто появлялись описания похожих случаев. С красочными деталями и сочными подробностями. Но чем ярче сверкали краски деталей, чем больше сока было в подробностях, тем меньше верилось, что автор не выдумал все это, чтобы заполнить пустующее место на полосе. На самом же деле этого быть не могло. Быть не могло, чтобы вот так, ночью, под дождем, в багажнике лежал человек. Он лежал тут все время, пока мы ели и беседовали с этими уродами...
- Женя, я его знаю, - сказал я Кузьмину, разглядев человека в багажнике.
- Какая разница, - пожал плечами Кузьмин. - Знаю, не знаю. Мы его забираем.
- Забирайте, - кивнул головой Джафар и вернулся в кабак.
Так Митька познакомился с Кузьминым.
А через два месяца Кузьмин умер.
И все ушли, забрав свои доли. Последним был Вадик Шеншин.
- Хочешь совет? Выдергивай деньги и бросай эту лавку скорее, - сказал он мне, уходя. - Пока еще можно свалить все на Кузьмина. А один ты все равно ничего не сделаешь.
- Что свалить? - не понял я. - Надо закончить туркменский контракт. Мы же деньги получили.
- Кузьмин получил деньги, а не мы. А вообще как хочешь. Чего я тебя уговариваю?
Я остался один с незаконченным контрактом, голодными бандитами, которым нечем и уже не за что было платить. И с небольшими долгами. Долг в десять тысяч при миллионном обороте - ерунда. Но это очень неприятная вещь, если никакого оборота нет. Еще я остался с Митькой. С ним вместе этот навоз мы понемногу и разгребли.
Только Махмуд до сих пор ждет свои десять процентов с последней поставки. Ждет и обижается на меня. А может быть, уже и не ждет, не знаю. Но обижается - это точно.
К Вадику Шеншину я все-таки поехал. Взял две бутылки водки и поехал. Если уж ударился в воспоминания, то лучше найти для этого более подходящую компанию, чем молчащий телефон. В одиночку нельзя ни пить, ни вспоминать затягивает. Не знаю, как сейчас, а прежде в таких случаях Вадик был незаменим.
* * *
Около года латали мы с Митькой дыры: возвращали долги, платили неустойки, договаривались и передоговаривались с кредиторами. Мы лезли во все проекты, которые сулили хоть что-то, пытались посредничать на поставках шерсти, хлопка, зерна и, кажется, соды. Это то, что я кое-как помню. За год мы заработали на этом десять килограммов мороженой рыбы... Ума не приложу, откуда она взялась. Но раз была рыба, значит, мы и на рыбе пытались посредничать.
Деньги нам приносили нехитрые операции по обналичиванию. Знакомые дядьки из Минэнерго сбрасывали на нашу фирму небольшие договора по пять-шесть тысяч долларов, а мы им эти деньги возвращали. Десять процентов оставляли себе. Еще со времен Кузьмина нас знали как людей порядочных и аккуратных. За счет репутации мы и выплыли. Как только расплатились со всеми (Махмуд и его взятки не в счет) - обналичивать бросили. Это было непростое решение - от легких денег нелегко отказываться. Но я точно знал, что нам нужна своя тема. Стабильная и законная.
Несколько раз казалось, что мы ее нашли. Сперва мы подписали контракт с немцами на поставку хлопка из Узбекистана. Контракт вполне приличный - на два миллиона долларов. Это теперь мне кажется, что с самого начала я в этот контракт не верил. И немцы были не немцы - югославы, недавно перебравшиеся в Германию. И хлопка у нас не было. Но тогда я не сомневался, что все сложится. А дальше будет легче. За хлопком в Самарканд отправился Митька. В Самарканд, потому что у него там были знакомые.
Митька хлопок привез. То есть не сам хлопок, а договор. Предупредил только, что поставщики люди горячие, если платежи станем задерживать - не поймут. Но от нас что зависело? Платили все равно немцы. Они должны были выставить аккредитив. Вскоре пришла телеграмма из Самарканда: отправляем первую партию, платите. Что-то в этом роде...
Никакой первой партии они не отправили. Не было у них хлопка. А немцы неправильно открыли аккредитив. Ошиблись, наверное. Хотя, как можно так ошибиться, чтобы дать название нашей фирмы, а реквизиты самаркандских поставщиков? Одним словом, хлопка на два миллиона долларов мы не продали. В Самарканде после этого еще долго бушевали, доказывая, что во всем виноваты мы. В подтверждение своей правоты нам обещали встречу с группой автоматчиков, которые уже чистили автоматы и готовились вылететь в Киев. Немецкая сторона грозила арбитражем.
В разгар этих немецко-узбекских страстей я зашел в контору к знакомым американским юристам. Показал бумаги, посоветовался.
- Как быть с узбеками, мы вам посоветовать не можем - никогда не работали в их стране, - сказали мне знакомые американские юристы, - а немецкая фирма не выполнила договорных обязательств, и это очевидно. В Германии отлично работает судебная система. Если все так, как вы говорите, мы готовы отсудить понесенные вами убытки.
Меня попросили принести английский перевод договора с немцами.
Когда я в следующий раз пришел к ним в офис, входная дверь чернела копотью и ажурными лохмотьями обгорелой краски. Дверь была закрыта, а к косяку прибита гвоздем записка угрожающего содержания. Больше знакомых американских юристов я не видел, как не видел, впрочем, ни немцев, ни узбеков.
Был у нас с Митькой еще один похожий проект. Разрезать на металлолом крейсер "Варяг". Тот, который потом продали китайцам. Он ведь долго стоял раскуроченный, несколько лет. Огромное бронированное корыто. Никто не знал, что с ним делать. У нас даже покупатель на броню был - итальянцы. Проект закончился тем же - никто ничего не продал, никто ничего не купил. А мы ничего не порезали на металлолом.
Вообще это был самый тяжелый год. Бессмысленный и тяжелый.