Стефана больше не было; от меня требовались энергические действия. Разработка плана не потребовала долгого времени, но сам план оказался сложен. Весь день (суббота) «Йота» спускалась вдоль берега Корнуолла и обогнула мыс Лендс-Энд, утопив по пути два парохода. Пример Стефана научил меня действовать торпедами по большим судам, но я был уверен, что британское правительство не вооружает суда менее десяти тысяч тонн водоизмещения, и я могу беспрепятственно использовать против них орудие. Оба парохода, «Йелланд» и «Плейбой» – последний из Америки – оказались совершенно безвредны; я приблизился к каждому на сотню ярдов и, после некоторой паузы на спуск шлюпок, быстро утопил. Какие-то пароходы остались в стороне, я слишком спешил выполнить новый план и не сходил с курса. Но незадолго до заката в пределах досягаемости «Йоты» показалась волшебная добыча и я не смог устоять перед искушением. Любой моряк с первого взгляда распознал бы гордого царя морей: четыре кремовые трубы с чёрным верхом, огромный чёрный корпус, красное днище, высокая, белая надстройка; красавец-пароход нёс по Каналу свои сорок пять тысяч тонн двадцатитрёхузловым ходом с лёгкостью пятитонного моторного судёнышка. Монарх океана, «Олимпик» компании Уайт Стар – крупнейший и прекраснейший из лайнеров. Что за картина! Голубое море вскипало кремовой пеной под огромным носом, и красавец-пароход шествовал вдоль берега Корнуолла в декорациях закатного розового неба с первой вечерней звездой.
Он был в пяти милях, когда мы нырнули и пошли на перехват. Я вычислил верно. Мы оказались на одной линии и ударили торпедой по чудесной картине. Лодку закружило в водовороте. Я увидел в перископ, как пароход дал крен и понял, что нанёс смертельный удар. «Олимпик» погружался медленно, времени на спасательные операции было достаточно. Море покрылось шлюпками. Я отошёл на три мили, всплыл, и вся команда вылезла из лодки посмотреть на удивительное зрелище. Пароход ушёл под воду носом, раздался ужасный взрыв, одна из труб взлетела в воздух. Мы должны были радоваться – но почему-то никто не радовался. Наши сердца, сердца истинных моряков отвернулись от вида замечательного судна, идущего ко дну как битая яичная скорлупка. Я прохрипел приказ; экипаж вернулся на свои посты и мы пошли на северо-запад. «Йота» обогнула мыс Лендс-Энд и я немедленно вызвал две лодки своего отряда. Мы встретились на следующий день у мыса Хартленд, в южной оконечности бухты Байдфорда. Канал на некоторое время остался без нашего присмотра, но англичане не могли знать об этом; я полагал, что потеря «Олимпика» остановит судоходство на день или даже на два.
«Дельта» и «Ипсилон» встали по обе стороны от моей лодки; я выслушал рапорты командиров, Мириама и Вара. Каждый истратил по двенадцать торпед; общий итог их работы составил двадцать два парохода. Одного человека из команды «Дельты» убило машиной, двое с «Ипсилона» обгорели при воспламенении топлива. Я забрал пострадавших на борт и откомандировал на каждую лодку по одному человеку из своей команды. Мы поровну, хотя и с великими трудностями при транспортировке, разделили и распределили запасы «Йоты» – нефть, продовольствие и торпеды – между двумя валкими кораблями. К десяти часам работы завершились; теперь обе лодки могли оставаться без берега ещё десять дней. На «Йоте» оставалось две торпеды, и я пошёл на север, в Ирландское море. Первую из двух я истратил тем же вечером на судно с грузом скота идущее в Милфорд-Хейвен. Ночью я вызвал четыре лодки северного отряда от Холихеда, но ответа не получил: слишком далеко для их, очень слабых, установок Маркони. Я добился приемлемой связи лишь в три часа наступившего дня и испытал великое облегчение: субмарины получили телеграфные инструкции и успели выйти на позицию. К исходу дня мы встретились с подветренной стороны острова Санда, у мыса Кинтайр. Передо мной выстроился ряд из пяти китовых спин, и я почувствовал себя настоящим адмиралом. Панза обрадовал меня замечательным рапортом. Отряд прошёл проливом Пентленд-Ферт, вышел к району крейсирования на четвёртый день, и успел уничтожить двадцать судов, не промахнувшись ни единожды. «Бета» оказалась в наихудшем состоянии; я приказал её командиру разделить топливо и торпеды между прочими тремя субмаринами и идти в паре со мной к дому. Мы пришли на базу в воскресенье, 25 апреля. Неподалёку от мыса Рат я взял газету на маленькой шхуне.
Пшеница, 84; Кукуруза, 60; Ячмень, 62.
Какие битвы, и какие бомбардировки могли с этим сравниться!
Британцы заперли берега Норланда тесной блокадой, кордон стоял за кордоном вражеские войска высадились в каждом порту, вплоть до самых маленьких. Но скромная вилла пенсионера-кондитера привлекла не более внимания, чем десять тысяч таких же прибрежных дач. Я поднял перископ и с радостью увидел её невзрачный белый фасад. Той же ночью я сошёл на берег, нашёл запасы нетронутыми и выставил для «Беты» сигнал – лампу в окне. «Бета» подошла к нам ещё до рассвета.
Не буду останавливаться на письмах, что ожидали меня в скромной штаб-квартире. Они навсегда останутся в нашей семье в назидание будущим поколениям. Среди прочих я распечатал и незабываемое поздравление от моего короля. Он пожелал видеть меня в Хауптвилле, но я позволил себе ослушаться – в первый и единственный раз. У меня было два дня – вернее две ночи, днём мы скрывались – на погрузку, но я не мог оставить базу и на минуту. На третье утро, в четыре часа «Бета» и мой маленький флагман вышли в море и направились к прежнему району, в устье Темзы.
В пути я читал наши газеты – погрузка не оставила мне времени развернуть их до отплытия. Британцы оккупировали все наши порты, но в прочем мы ничуть не пострадали. Страну и Европу связывали прекрасные рельсовые пути. Цены изменились ненамного, промышленность работала, как и прежде. Поговаривали о британском вторжении, но я нашёл это бессмыслицей: к тому времени, мои субмарины многому научили англичан и они не могли послать переполненные солдатами суда на бойню. Британия сможет использовать своих превосходных солдат на Континенте, когда пророет туннель, но пока туннеля нет, и английской армии для Европы не существует. Итак, родная страна оставалась в благополучии, и ей было нечего опасаться. Но Великобритания корчилась в удушье, мои пальцы сдавили ей глотку. В обычное время Англия ввозит четыре пятых потребляемого продовольствия; теперь же цены ускакали за все допустимые пределы. В закромах страны показалось дно, запасы нечем было пополнить. Ллойд поднял страховые платежи до несуразного процента, и пища попадала на прилавки по недоступным для населения ценам. В обычных обстоятельствах буханку продавали за пять пенсов; сегодня она стоила шиллинг и два пенса. Цена говядины поднялась до трёх шиллингов и четырёх пенсов за фунт, баранины до двух шиллингов и девяти пенсов. Прочее выросло пропорционально. Правительство ответило энергичными мерами и предложило местным аграриям щедрые премии. Осталось подождать пять месяцев и собрать урожай с полей Англии, но до этого срока – как писали газеты – половина острова успеет вымереть от голода. Власти взывали к патриотизму граждан, уверяли, что задержки в торговле носят временный характер и что всё будет хорошо, нужно лишь немного потерпеть. Но цены росли; росла и смертность, в особенности детская – не хватало молока, скот забили на мясо. В Ланкашире, среди шахтёров поднялось нешуточное восстание; в центральных графствах росло возмущение, в социалистическом Ист-Энде начался мятеж: голодные бунты перерастали в гражданскую войну. Влиятельные газеты писали о невыносимом положении и настаивали на немедленном мире, как средстве уйти от величайшей трагедии в истории страны. Мне предстояло на деле доказать их правоту.
2 мая я вернулся к Маплин-Сэндз – песчаной банке на севере эстуария Темзы. «Бета» ушла блокировать Солент вместо несчастной «Каппы». Теперь я совершенно удушил Британию – Лондон, Саутгемптон, Бристольский канал, Ливерпуль, Северный канал, Глазго – мои лодки сторожили все подходы. Позднее мы узнали, что большие лайнеры разгружались в Голуэе и на западе Ирландии – провизия в тех местах стоила дешевле, чем во всей остальной Британии. Правительство эвакуировало десятки тысяч в Ирландию, чтобы спасти от голодной смерти, но было не в состоянии перебросить на другой остров всё население. К середине мая начался массовый голод: пшеница стоила сто, маис и кукуруза – восемьдесят. Невыносимое положение проняло даже самых твердолобых.
В больших городах тучи голодных людей осаждали муниципальные здания и требовали хлеба; дети умирали на глазах у матерей; отчаявшиеся женщины собирались в толпы, набрасывались на официальных лиц и избивали их, зачастую до смерти. Крестьяне ели корни, кору и траву. В Лондоне, армия взяла под охрану жилища министров; гвардейский батальон занял круговую оборону вокруг парламента. На премьер-министра и министра иностранных дел сыпался град угроз; одно покушение следовало за другим. Правительство объявило войну при полном одобрении всех политических сил, и истинная вина лежит на недальновидных политиках и журналистах. Им стоило понять: пока Британия не обеспечена собственным продовольствием, пока не прорыт туннель на Континент – обширные расходы на армию и флот лишь пустая трата денег в виду противника с несколькими субмаринами и умелыми подводниками. Британия часто, но всегда без последствий вела себя неумно. Сегодня ей пришлось заплатить за глупость. Никому не дано испытывать судьбу слишком долго.
Если пуститься в подробное описание следующих за моим возвращением десяти дней, то всё уже написанное покажется читателю лишь кратким прологом. За время моего похода к базе и обратно торговые суда набрались храбрости и вновь пошли по Каналу. В первый же день я поймал четыре парохода, затем отошёл в море и утопил несколько судов во французских водах. Один раз нам пришлось совсем плохо: клапан заклинило камушком, и вода стала сочиться внутрь погруженной лодки; пришлось прервать атаку, но «Йота» сохранила запас плавучести. К концу недели Канал опустел и мы с «Бетой» ушли к западному побережью. Бристольский дозор порадовал меня отличными новостями и передал прекрасные известия от «Дельты» из Ливерпуля. Мы полностью выполнили задачу. Подводная блокада не могла совершенно прервать подвоз продовольствия, но подняла цены и сделала продукты питания недоступной для нищих и безработных масс роскошью. Правительство тщетно пыталось собрать продовольственные запасы и распределить скудный рацион меж гарнизоном осаждённого острова-крепости. Слишком тяжёлая задача, слишком страшная ответственность. Гордая и упрямая Англия не могла более держаться.
Я вспоминаю, как эта новость достигла меня. В тот день «Йота» лежала у мыса Селси Билл; я увидел маленький корабль, спускающийся по Каналу. Мы никогда не атаковали суда, идущие вниз. Я не имел для этого достаточно торпед и даже снарядов. Корабль вёл себя подозрительно: он шёл прямо на нас, медленно, противолодочным зигзагом.
– Ищет меня – подумал я – что за глупость! Он что, не понимает, чем это закончится?
Я лежал у поверхности и решил погрузиться, когда корабль подойдёт поближе. Меж нами оставалось полмили, когда корабль отвернул, показал корму, и я с изумлением разглядел его флаг: он нёс цвета моей родной страны, красный флаг с синим кругом! Сначала я принял это за хитрую уловку: враг хочет подойти на дистанцию выстрела, но схватил бинокль, подозвал Ворналя, и мы распознали корабль. Это была «Юнона», единственный уцелевший крейсер Норланда! Как может он поднимать флаг во вражеских водах? Я понял всё, обернулся к Ворналю и мы сжали друг друга в объятиях. Это было перемирие – или мир.
И это был мир. Мы подошли к «Юноне» под приветственные гудки, узнали счастливое известие и получили приказ немедленно идти в Бланкенберг; «Юнона» пошла по Каналу за остальными. «Каппа» возвращалась в порт надводным ходом. По пути через Северное море мы прошли через строй всего британского флота. Моряки свисали с бортов гроздьями и разглядывали субмарину. Теперь я увидел их лица: злые и печальные. Многие грозились кулаками. Не думаю, что они озлобились на понесённый ущерб – отдам британцам справедливость, Бурская война показала, что они не держат зла на храброго врага – по моему мнению, английские моряки сочли трусостью войну против торгового, а не военного флота. То же и арабы – они считают фланговую атаку недостойным и низким манёвром. Но война не большая игра, мои английские друзья. Махать кулаками – последнее дело, здесь нужно использовать мозги и найти у врага слабое место. Не стоит винить меня за то, что я нашёл ваше. Это входит в мои обязанности. Возможно, что когда пройдёт время и грусть незаслуженного поражения, вы отдадите мне должное, матросы и офицеры, сердящиеся майским утром на маленькую «Йоту»!
Оставлю другим описывать наше возвращение в Бланкенберг; ликующая толпа, замечательные празднества по мере прихода в порт каждой победоносной субмарины. Государство щедро вознаградило каждого моряка и им не придётся ни в чём нуждаться до конца своих дней. Мужественная стойкость, долгий поход в постоянном напряжении, стеснённом пространстве, спёртой атмосфере надолго останутся в летописях. Страна может гордиться такими подводниками.
Норланд не захотел оставаться среди врагов Великобритании и заключил мир на необременительных условиях. Мы понимали, что выиграли войну в уникальных обстоятельствах и ничего подобного более не повторится; пройдёт несколько лет, и островная империя вновь наберёт силу и станет ещё могущественнее после полученного урока. Было бы сумасшествием провоцировать такого антагониста. Отгремели многие и взаимные салюты, международный арбитраж установил колониальные границы, мы ограничили контрибуцию выплатами в сторону Франции и Соединённых Штатов за ущерб, нанесённый нашими субмаринами и признанный международным жюри. Тем война и закончилась.
Конечно же, Англия не будет впредь захвачена врасплох! Её ослепила глупая иллюзия – враг не пойдёт на торпедирование торговых судов. Здравый смысл должен был указать англичанам, что неприятель будет играть по своим правилам, и не будет спрашивать дозволения, но просто действовать, оставив разговоры на потом. Сегодня весь мир полагает, что если блокада объявлена, то для её поддержки хороши любые средства и что отрезая Британские острова от источников продовольственного снабжения противник применяет обычный при осаде любой крепости военный приём.
Вскоре после объявления мира, «Таймс» напечатала примечательную передовицу: своего рода конспект мнения здравомыслящей Англии о значении и уроках произошедшего. Несколько газетных параграфов станут прекрасным завершением моего рассказа.
Ужасное дело стоило нам изрядной части торгового флота, страна потеряла более пятидесяти тысяч мирных жителей. Осталось одно утешение – случайный победитель недостаточно силён, чтобы пожать плоды своей победы. Если бы нас унизила любая из первоклассных держав, корона, несомненно, потеряла бы все свои колонии и тропические приобретения, помимо выплаты огромной контрибуции. Мы сдались на милость победителя и не имели выбора, но приняли от него условия мира: к счастью, не тягостные. Норланд прекрасно понял, что не сможет воспользоваться временным преимуществом, и заключил с Британией благородную сделку. Но мы бы закончили имперское существование в лапах любой из великих держав.
Всё обошлось, но страна не ушла от опасности. Кто-нибудь может злоумышленно завязать с нами сору и применить продемонстрированное Норландом оружие, пока мы не успели привести свой дом в порядок. Правительству необходимо поспешить, использовать общественные средства и завезти на остров огромные запасы продовольствия. Новый урожай созреет через пару месяцев. После этого мы облегчённо вздохнём, и будем жить без чрезмерных опасений, хотя и с некоторой тревогой. Дискредитированные и недальновидные политиканы, приведшие Британию к полной беспомощности перед очевидным методом военной атаки, ушли и мы, несомненно, можем положиться на новое и бодрое правительство.
Направления реорганизации несомненны. Первое и самое важное: партийные лидеры должны понять, что есть нечто поважнее академических диспутов о протекционизме и фритрейдерстве – страна пребывает в неестественном и опасном состоянии, наше население не может прожить на собственном продовольствии даже впроголодь. Возможно, нам надо подумать о пошлине для импортёров или о субсидиях собственным земледельцам; возможно, что стоит обсудить сочетание того и другого. Но партии должны согласиться с принципом и согласиться с некоторыми отрицательными последствиями – несомненный и некоторый рост цен, ухудшения в качестве пищи рабочих сословий. Это так, но мы навсегда избавимся от ужаса, столь свежего в нашей памяти. В любом случае, время споров прошло. Это должно быть сделано. Мы видим неудобства, но есть и преимущества – процветание фермерских хозяйств, и, как мы верим, прекращение эмиграционного оттока земледельцев.
Есть и второй урок: нам надо немедленно проложить не однопутку, но двойной рельсовый путь под Каналом. «Таймс» должна покаяться перед читателем: мы многажды бранили проект туннеля на наших страницах, но теперь признаёмся в заблуждении – железная дорога и сопутствующие приготовления избавили бы нас от недавней капитуляции. Продукты пошли бы в Британию прямиком из Марселя. Вместе с тем, редакция не считает туннель панацеей: наши враги могут найти союзников в Средиземноморье, но в случае войны с какой-нибудь из стран Северной Европы подземный железнодорожный путь предоставит Англии неоценимые выгоды. С туннелем связаны некоторые опасности, но без туннеля нам грозят куда как большие беды. Иной дискутабельный вопрос – строительство большого числа грузовых субмарин; подводный торговый флот станет дополнительной гарантией от пережитой опасности, оставившей столь мрачную страницу в истории нашей страны.