Человеколюбивая война
Другой чрезвычайной важности прогноз Робида: о войнах следующего, то есть нашего века.
Война, когда вышла книга, не предвиделась. Первая мировая началась через двадцать лет, а вторая -- через полвека. Робида рассказывает, как мир содрогнулся. Готовятся химическая артиллерия и наступательные медицинские войска с удушающими снарядами, команды при насосах с ядовитыми газами и при воздушных торпедо. Не ракеты ли? Гениальный изобретатель превращается в инженер-генерала химической артиллерии.
Несколько раньше я упомянул про деление мира на три части, включая Океанию. Идея периодических войн между ними, придуманная французским художником, дала толчок другой утопии, сочиненной Джорджем Оруэллом, который в молодости жил в Париже и веровал в коммунистические идеалы. "1984" писался, когда будущее, согласно Альберу Робида, наступило, и Оруэллу пришлось сдвинуть время еще на тридцать лет. Многое к тому времени стало реальностью, судя по первой в мире стране осуществленной утопии, но технические, а главное, социальные придумки Робида пригодились Оруэллу: тайная любовь, всевидящие экраны в домах, доносительство.
Прогресс не приведет к совершенствованию моральных качеств личности, -приходит к выводу автор прошлого столетия. "Добродушные мечтатели минувших веков, -- пишет Робида, -- воображали себе, что прогресс, в триумфальном своем шествии по арене наших цивилизаций, улучшит как людей, так и учреждения и водворит раз и навсегда вечный мир. В действительности, однако, оказалось, что прогресс, приводя народы в более тесное соприкосновение, вызвал вследствие этого лишь более запутанные столкновения интересов, соответственно увеличивая число поводов и случаев к войне". Человечество, посмеиваясь над антиутопистами, добровольно затягивает себя в омут, и ничего с этим не поделаешь.
Написано будто сегодня, но так рассуждал политический мудрец Робида. "...Старинная поговорка, -- пишет он, -- "Если хочешь мира, готовься к войне", -- оказывается теперь справедливой более чем когда-либо". Для обеспечения внешнего мира необходимо держать армию во всегдашней боевой готовности и тщательно охранять свои пределы с сухого пути, с моря и со стороны атмосферы. Для того, чтобы военная машина пребывала во всегдашней готовности ежечасно и ежеминутно проявить всю свою энергию по первому востребованию, или, точнее сказать, по сигналу, поданному нажатием электрической кнопки в кабинете военного министра, необходима тщательнейшая детальная отделка всего военного механизма и содержание всех его частей в полнейшей исправности".
Военные соображения в государстве важней всех остальных. Война подгоняет науку. "Миниатюрной бомбой величиною с горошину можно взорвать на воздух целый город с расстояния в двадцать верст". И бесконечные перевооружения, описанные в книге, сопровождаются подсчетами, во что обойдется это налогоплательщику и как ухудшится жизнь населения. Детально описав самые гнусные способы массового уничтожения людей за полвека до происшедшего в действительности, автор в отчаянии восклицает: "Да здравствует прогресс!".
Как известно, противогаз появился во время Первой мировой войны. Но, в отличие от рембрандтовской богини войны Беллоны, висящей в музее Метрополитен в Нью-Йорке, Беллона Альбера Робида в противогазе, с длинным списком взрывчатых веществ, удушающих и парализующих газов, который она держит в руке. Робида надевает еще не существовавший тогда противогаз на каждого солдата. Он в "каске с раздвижным забралом, закрывающимся при производстве химических операций с ядовитыми веществами". И даже "резервуар кислорода с эластичною трубкой".
Угадал дату второй войны Робида. Когда печатал отрывки книги в периодике, указал, что всеобщая война произойдет в 70-е годы, а в книге изменил дату, перенеся войну в 40-е. Описания войны настолько современны, что опять думаешь о мистификации, например, когда речь идет об артиллерии, напоминающей "катюши".
Успокаивает ошибка: не германские нацисты начинают оккупацию Европы, а китайцы. Китайский инженер-мандарин нацеливает орудия на Париж. Победа Запада достигнута под руководством "престарелого фельдмаршала Заговича, бывшего генералиссимусом европейских вооруженных сил, отразивших в 1941 году великое китайское вторжение и уничтоживших после восемнадцатимесячных битв в обширных равнинах Бессарабии и Румынии две армии Средиземного царства, в каждой из которых насчитывалось под ружьем по семисот тысяч человек, снабженных военными приспособлениями, гораздо более совершенными, чем все, что имелось тогда в Европе".
Холодок пробегает по спине. Робида ошибся, проигнорировав агрессивность России, а ведь именно она стала угрозой человечеству во второй половине XX века. Дай-то Бог, и угроза инженер-мандаринов обстрелять Европу оттянется во времени, а может, и не произойдет. Впрочем, эксперты отводят Китаю ведущую роль в политических играх XXI века. Когда война заканчивается, в романе появляются энергичные темнолицые люди в военной форме из Южной Америки. Они говорят Лоррису: "В интересах обеспечения мира мы желали бы приобрести партию новоизобретенных пушек". И Европа, на погибель себе, вооружает обе воюющие стороны, получая гигантские барыши.
Герой романа заявляет: "Науке, как вы тогда убедитесь, удастся еще раз радикально преобразовать войну и сделать ее кроткой и человеколюбивой, а не варварски истребительной". Армии можно упразднить, боевые медики пойдут в атаку, пользуясь средствами, укладывающими армии противника в лежку, после чего надо лишь продиктовать хворому врагу условия мира. А если необходимо, правительство тайно прибегает к "репрессалиям" -- необнаруживаемым смертоносным веществам. Или к "миазмам", вызывающим эпидемии. Созданы даже миазмы злословия и клеветы. Это для врагов.
А для своих граждан -- выведен микроб здоровья. Робида знает цену словесной пропаганде, и населению прописывается "спасительное национальное лекарство" в виде инъекций. В другом месте Робида называет это лекарство "патриотическим". Сенат постановил: "Прививка национального и патриотического лекарства обязательно предписана раз в месяц всем французам, начиная с трехлетнего возраста". Словом, "медицинская война" окончательно преобразит военное искусство.
Гениальный изобретатель миазмов и патриотического лекарства Филоксен Лоррис оказывается в глупом положении, когда на торжествах в его доме все именитые гости из-за рассеянности его помощника, плохо закрывшего кран в лаборатории, оказываются зараженными какой-то болезнью, к счастью, конечно, не смертельно.
"Показывая язык прогрессу".
Робида предсказал численность населения Парижа в одиннадцать миллионов, ошибившись на один миллион, при этом отметил рост в нем азиатской и африканской рас. Он предвидел строительство небоскребов из стали и стекла со светящимися маяками на крышах. За десяток лет до первого полета братьев Райт в книге показано развитие авиации, включая воздушные такси-вертолеты, линии прямого сообщения между городами всего мира.
Робида, никогда не взлетевший и на три метра от земли, очень точно описывает наше состояние во время межконтинентального полета. Автор несколько увлекся и перенес весь транспорт с земли в воздух, чем создал неимоверный хаос и бесконечные крушения над городами. Даже трехлетние дети сами управляют воздухоплавательными аппаратами. К космосу же Робида равнодушен. Да, до других планет добрались, связь с ними есть, но это его мало интересует: интересы Альбера Робида вполне земные.
В связи с перенаселением пяти материков в бесполезном до сих пор Тихом океане строится новый материк. За столетие до "Джерассик парка" сообщается о воскрешении первобытных животных, птиц и рыб. Детей научились производить в пробирке. Причем преимущество людей, полученных искусственно, в том, что они не несут за собой груз генетических дефектов, а их мозг полностью открыт для развития логическим путем. Кроме того, человек из пробирки не боится болезнетворных инфекций.
Легко предвидеть чудовищное загрязнение окружающей среды, что Робида и сделал. Труднее -- энергию, которая станет всеохватывающей. А у него "электрическое сообщение по сети всемирных проводов", телеэкран, который он называет телепластинкой, почту заменили фонографические клише -- то есть, попросту, факс. Библиофилы превратились в библио-фонофилов и собирают фонокниги, а музыка на дому имеется "даже в постели, без оркестра". От диких звуков современной поп-музыки, усиленных динамиками, у Робида заболела голова за сто лет до появления музыкальной стереоэлектроники: "Такое до сумасбродности громадное потребление музыки... Музыка эта визжит и скрипит; отдельные ноты словно цепляются друг за друга".
Робида придумал коммерческую рекламу по телевизору, столь популярную в сегодняшнем мире, платное кабельное телевидение. Мимоходом автор прошлого века сообщает детали нашей жизни во второй половине двадцатого: "Даже и в тех случаях, когда даются самые удачные и блестящие пьесы, -- говорит он, -нынешние театры оказываются зачастую почти совсем пустыми, так как благодаря телефоноскопам можно следить за представлением, не выходя из дому и даже, пожалуй, не вставая из-за стола". Робида предложил захиревшему театру Мольера продавать телеабонементы, и театр продал их четыремстам тысячам телезрителей. Походя автор предложил модернизировать классику на сцене, чем успешно стали заниматься режиссеры уже в нашем веке.
Помните в записной книжке Ильфа? "В фантастических романах главное это было радио. При нем ожидалось счастье человечества. Вот радио есть, а счастья нет". За полвека до этого, предчувствуя, что такое будет, Робида изо всех сил, но безуспешно цеплялся за жизнь без перемен. Впрочем, развитие социалистических идей в конце века было настолько модным, что они все же повлияли и на нашего скептического прогнозиста.
Он пообещал читателям, что кухонь в домах не будет, поскольку это не выгодно с точки зрения разумной политической экономии. У людей абонементы в Главную акционерную компанию рационального продовольствия, из которой они будут получать готовые обеды, завтраки и ужины через посредство особой системы труб и трубочек. Или, может быть, это пародия на Общепит?
"Сливочное масло из нефти, -- перечисляет Робида. -- Питательные вещества из каменного угля. Фабрикация химических вин и молока. Минеральная мука. Искусственный маргарин. Перегонка всяких отбросов". Появляются "фармацевтические рестораны", где кормят пилюлями. Некоторые герои романа активно протестуют против еды, приготовленной кулинарными инженерами, предпочитая старомодных кухарок из глухой деревни, которых почти не осталось.
Быстро забываются звезды второй величины, однако есть среди них писатели, которые дали импульс другим. К таким, без сомнения, отнесем Альбера Робида. Им запущены идеи, заимствованные потом многими фантастами. Инженер Гарин -- двойник инженера Лорриса, с которым Алексей Толстой познакомился в эмиграции в Париже.
Кажется, книга Робида "Часы столетий", опубликованная в 1902 году, -самая ранняя о путешествиях во времени. Идея эта использована потом Филиппом Диком в фантастическом романе "Назад по времени", Брайоном Алдиссом в романе "Возраст" или, скажем, Мартином Амисом в "Векторе времени".
Робида кратко замечает, что банкир Понто организовал строительство "большой электропневматической трубы заатлантического сообщения между Францией и Америкой". Из этих нескольких строк советский писатель Александр Казанцев, сменив французов на советских героев труда, вытанцевал толстый роман "Арктический мост". Поэт Свен Биркертс заимствовал название "Электрическая жизнь" для книги эссе о современной поэзии.
Не раз попадалась нам в фантастике идея влияния предка на потомка, подробно описанная Альбером Робида. Много сказано о перебросе масс тепла и холода между полюсами и экватором. Он издевался над гигантскими стройками коммунизма за полвека до их осуществления. Десяток идей я насчитал у сатирика, которые ждут своей реализации, так что политическим маньякам надо его книжку изучить.
О будущем искусства художник Робида не смог сказать ничего оригинального. "Место прежней живописи: робких художественных попыток разных Рафаэлей, Тицианов, Рубенсов, Давидов, Делакруа, Дюреров и других пионеров искусства, -- заступила сперва фотоживопись, представлявшая собою по отношению к ним уже громадный прогресс. Нынешние фотоживописцы должны будут, однако, в свою очередь стушеваться перед завтрашними фото-никтомеханиками".
Гуманитарное образование потеряло практическую ценность, и все идут в инженеры. Инженерный крен начинается с 12-летнего возраста. Ум и знания будут способствовать развитию циничности. Гениальные технические изобретения пойдут на то, чтобы принести максимальный вред человечеству. История, говорит деловой гений в сочинении Робида, обо мне напишет так: "Этот витязь интеллигенции умел собирать с простых смертных налог в пользу более развитого своего ума".
Робида предвидел растущую массу бездельников, сидящих на шее у государства. Потребители общественного богатства ничего не делают; они "сидят, показывая язык прогрессу". Но автор промахнулся, решив, что таковыми станут прежде всего потомки знатных родов.
Не прекратил Робида свои путешествия во времени и потом, сделав забавную серию рисунков со своими рассказами для журнала "Маленькие французские иллюстрации"; книга называется "Давным-давно с нами сегодня". Сочинил он веселую книгу о женщинах "Прошлое дамы: столетие изящества". Его последней фантазией, законченной незадолго до смерти, стало иллюстрированное сочинение "Замок в воздухе" (1925). Но он немного повторял сам себя, и это оказалось менее интересно, чем его прежние создания. Вершиной осталась трилогия "Двадцатое столетие", "Электрическая жизнь" и "Война в ХХ-м веке". Русский переводчик Ранцов это угадал и взялся за дело. Перевести такую книгу было нетрудно. Переводчику и в страшном сне не могло присниться, какие практические мысли извлечет из книги один его соотечественник, нацеленный всерьез на мировую революцию.
Итак, кто же он -- мифург или борец против мифов? фантаст? ясновидец? случайно угадал или опирался на последние достижения наук? Думается, все было в синтезе.
Во время чтения нас не покидает ощущение, что молодой Жорж Лоррис является alter ego самого Альбера Робида, отец которого принуждал его к работе, требовал серьезности, занятий наукой и, возможно, противился женитьбе сына. Сын этот -- и, может быть, тут мы приходим к причине появления на свет сей странной книги -- пытался вырваться из привычного круга, изменить свою жизнь. Но он не нашел иного пути, кроме как эмигрировать. Не в Америку, что делали в конце прошлого века многие французы, да и не только они, а -- в будущее. Его жизнь не изменилась, не сделался он ни богатым, ни счастливым, зато высказался, и его услышали, а это тоже немало.
Однажды в семидесятых советская газета вспомнила Робида. Он изображен эдаким легкомысленным французиком-балагуром, который, хотя и необузданно фантазировал, но, ха-ха, не предвидел грандиозных успехов советской страны. А Робида предвидел и ее грандиозный закат. Писатель и художник, в России ни разу не побывавший и даже ни разу ее не упомянувший, Робида тем не менее в нее мистически проник, а может, как ни странно или как ни смешно, оказал какое-то влияние на исторический процесс.
Не употребляя марксистского лексикона, он показал финал: коммунизм есть советская власть плюс чернобылизация всей страны. Вообще-то, мы знаем, что никакие предостережения и антиутопии, будь то Нострадамус, Щедрин, Замятин или Оруэлл, не действуют на тех, кто решает судьбы человечества.
Волей странной судьбы сатирические картинки французского карикатуриста ожили в России. Он подсказал молодому помощнику присяжного поверенного Ульянову некоторые ленинские лозунги, внеся посильную лепту в строительство государства, построенного на мифе. Ответственен ли Робида за это? Не более, чем любой другой юморист, шутку которого люди без чувства юмора принимают всерьез.
Но вот что интересно: хотя многие адские предположения сбылись, мир в целом в течение ста лет после прогноза развивался более разумно, чем виделось Альберу Робида.
Не все мы стали коммунистами или неврастениками, не все обленились и выродились. И значит, если не власть имущие, то мы с вами что-то усваиваем. Сгущая краски, стремясь запугать, антиутопист пытался предотвратить худшее. Слава Богу, что человечеству иногда удается отскочить в сторону, не оказаться раздавленным колесами собственной истории.
Ироничный читатель спросит: это что же -- рецензия на книгу через сто лет после выхода? И будет, как ни выкручивайся, прав.
1995.