— Двадцать два! — как точку поставил в разговоре полковник. — На калькуляторе проверь. А мы пока выберем кандидатов в группу, кто отправится со мной в логово врага. Так-то мы не враги, но закон иногда вещи называет другими именами. Вот тоже фиг знает, кому это на руку, но мы войдём и возьмём то, что принадлежит по праву. Возражений нет? И не принимаю, закройте рты. Капитан, вы берёте троих, для прикрытия со спины. У меня те самые двенадцать. Они проложат путь. Через час выдвигаемся.
Повар напомнил жалобным голосом: «А побриться?»
Уиль Штирль поймал себя на желании подойти и потрепать увальня по щеке, до того он оказался мил на поверку, мил и беззащитен. Только бы выгорело дельце, и мы разойдёмся красиво.
— Капитан, раз вы доверяете повару, то и я, в знак дружбы, тоже готов поверить. Будем делить добычу — пусть он присутствует от имени экипажа. Согласны?
— Более чем. Раз мы пришли к единому мнению, за чем ещё дело встало?
Часть седьмая
1
Утомлённая трудами дня уходящего, охрана, в лице майора, развернула бумаги. Полковник раздобыл всё, что нужно, поэтому верил в успех.
Майор поднял глаза на часы.
— Полковник, не в службу, а в дружбу. Просьба огромная назрела. А, может, отложим до утра? Новая смена, отдохнувшая…
— Дело не терпит, майор. Я на службе.
— Так и мы не на прогулке. Ладно, ступайте прямо. В конце коридора, направо, лифт. Надо кнопку нажать, и тогда…
— Не утруждайтесь, майор, я в курсе. Эти люди со мной.
Повар с чемоданчиком, я и капитан. Мы сэкономили одного, мало ли. Двенадцать воинов настолько бдительно шарили по сторонам, что я умышленно вертелся перед ними, чтобы запомнили хорошенько. Лифт принял всех, поехали; взяли бы своего — не уместились бы. Капитан задал риторический вопрос: «Мы сверху начнём обвинять? С нижних этажей, мне кажется, проще». — «Я так не думаю, партнёр. На нижних этажах проживают «генералы». Без формы и послужного списка, в моих глазах они достойны звания генералов. Урвали — и залегли. Первое время им особенно трудно. Нельзя афишировать, что при хороших деньгах. Вино — попроще, девочку только на одну ночь. Полный камуфляж, и даже словом не выдать себя. О, как я таких вижу изнутри! Я герой, я удачно провернул дельце, и пусть никто о том не догадывается ещё лет сорок».
— А потом?
— Потом можно и в тюрьму. Сидишь эдак на проволоке, заменяющей матрац, смотришь в щель под потолком и вспоминаешь, вспоминаешь… Для продолжительных воспоминаний надо прожить очень ярко, иначе нечего и вспомнить.
— Глубокая мысль, надо подумать на досуге.
Я прекрасно видел, как тонко стелет капитан, ловко подыгрывает, ибо знает ноты наизусть. Если не переигрывать, то вероятность того, что актёра не прогонят со сцены, не освищут, весьма велика. И ждать, что полковник зачислит нас в настоящих друзей, не приходится. У него на лбу начертано: «Друзей не бывает! Оставьте ваши сказки для простаков».
Коридоры и лифты, мы топаем по лабиринту с указательными стрелками перед поворотами. Ещё одни двери — и мы оказались под прозрачным куполом. Площадь, фонтаны, двадцать одно дерево вцепилось в круг из красного гранита. Полицейский искоса проследил, в какую сторону пойдём, с кем-то связался по рации.
Мимо генеральских домов топать — для нашего вождя нет большего удовольствия:
— И до вас доберусь, господа!
Представителям «Б-2403», по плану, предстояло обеспечить наружную охрану, никого не подпускать и поднимать тревогу, если какие «непонятки». Мой словарный запас, хоть и против моей воли, всё же расширялся. Блокнот не портил, память сопротивляется, но уступает.
Повар удерживает под мышкой чемоданчик, нет-нет, да и погладит. Я поленился применить навык — просветить лучом и хотя бы по форме опознать предмет.
— Это весы, — сообщил Повар. — Меня же пригласят для визуализации добычи. А могу и взвесить. Мелочиться не будем.
Минут через двадцать ударная группа вышла из номера жильца, телами прикрывая мешок с непонятным содержимым. Два лба вцепились в него так, точно эта последняя возможность не остаться голодным.
Нам разрешили сопровождать да поглядывать, не наладит ли кто погоню. Зеркало заднего вида — это мы запросто: есть на затылке глаз, от рождения, просто иногда тренировать его надо. Вот и пригодился.
Второй клиент, третий — мешок уже потяжелел для двух носильщиков, Повар предложил услуги, но ему было отказано:
— Свою миссию вы начнёте там… ТАМ, где нам никто не помешает. Короче, на борту моего… согласен, на борту «Б-2403». — Ах, как вовремя Уиль Штирль уловил заинтересованность на лице капитана. Стал выгораживаться с расчётом: — Увы, это всего лишь бумага, за которую можно купить и маячки, и женскую обувь для… Пусть же вас не интересует моё семейное положение. Оно станет известным только после моей смерти, когда неутешные вдовы украсят букетами цветов скромный памятник солдату. Ну, или, так далее. Впрочем, нас давно ждут и просто горят желанием освободить жилое помещение от излишних предметов. Вперёд, орлы!
Пока мы предоставлены сами себе, пока группа уговаривала скромнягу избавиться от греха, чтобы не терпеть таких мук, я поглядывал по сторонам и фиксировал малейшие скопления местных сил правопорядка и обороны. Возможно, их подняли первые звонки от неизвестных граждан, пострадавших час или полчаса назад, особые приметы и количество нападавших…
Трое у входа в дом предполагаемой жертвы под описание вообще не подходили. Служба учёта благосостояния постояльцев выдала адреса и явки службе, которая должна выработать план по предупреждению… Ой, как у них всё сложно, язык сломаешь! И тотчас слышу внутренний голос: «Терпение, БероГор, на фронте куда опасней».
Я прикинул перспективы. По этой стороне улицы нам предстояло обнести (ой, откуда взялось слово?) ещё пять зданий. Как там, по плану? Переходим на другую сторону?
А в конце улицы показались люди с плакатами. По мере приближения шествия, тексты удалось разглядеть. «Требуем защитить честных граждан, не замеченных в денежных махинациях. Да здравствуют службы защиты Плин-Пирнеца». «Плин-Пирнец! Защити от произвола!»
— Быстро реагируют, — сказал капитан, зевая. Скучное занятие мы себе подобрали на сегодня, наступили на горло собственной песне.
Повар первым заметил выход группы.
— Думаю, трудовой день на этом закончится. Шесть носильщиков для груза — это привлечёт излишнее внимание. Теперь пусть потрудятся мои весы.
— Если полковник согласится.
Повар поднял на капитана невинные глаза.
— Я же у него самый близкий друг. Породнились — посидев на горшках, пусть и в разное время.
Капитан — я понимал! — уже и сам не рад, что ввязался. Маячки можно вместо грибов собирать, да кто ж знал, до вчерашнего дня?
Наша делегация вот-вот встретится с протестующими, и полицейские как бы создали для нас «зелёный коридор», как бы предотвращая столкновения случайных прохожих с неслучайными. Самое главное — чтобы не выдали глаза. Поэтому полковник нас троих пригласил возглавить шествие, — так сказать, первыми принять удар на себя.
То ли глаза наши честные, а у капитана — прям насквозь синие, то ли походка и вид чемоданчика, в который вряд ли поместится объявленное пропавшим… Как это они умеют крыть матом, мне бы поучиться, и по ситуации — наградить?
Но мы строго придерживаемся плана, на свой страх и риск, я всё же поинтересовался у организатора борьбы за справедливую делёжку:
— Рабочий день завершён. Или поработаем сверхурочно?
Уиль Штирль прежде, чем дать ответ, подсунул плечо под мешок, на вес прикинул.
— На сегодня достаточно. Можем завтра повторить, как сложатся обстоятельства в нашу пользу.
— То есть, протесты мы не замечаем?
— А у вас не бывало такого? Вот не хочу видеть в упор, так и действую. Никто не запретит.
— Если к утру митингующие заполнят площади, то завтра посадку нам вряд ли разрешат.
— Придётся смириться. И думал же захватить второй мешок!