Мы думали. Мы искали способы спасения парней, которые хотели бы пожить ещё, не ведая, что им приготовил полковник.
— Кто занимает места зрителей?
— Кто делает ставки, имеет удовольствие от вида крови и мяса. У нас таких средств не бывает. — Уймистер перелистывал блокнот, искал что-то конкретное.
— И предупредить не получится?
Уймистер крутнул головой:
— И что ты им скажешь? Вас полковник решил убить, не выходите из тоннеля. Они набросятся на тебя, с кулаками. — Командир нашёл, что искал, заложил страницу пальцем. — Больно много хлопот получается, я бы лично не стал заниматься.
— Так на тебе и вины нет.
— А если это их судьба?
— Если бы не пересеклись в той крепости, себя я бы ни в чём не винил.
— Понятно! — командир откинул ненужные страницы, установил палец на строке. — В очень похожей ситуации однажды и я оказался, без силы что-то изменить. Погибли знакомые ребята, кто мне помогал не раз. И я стоял в тоннеле, провожал в последний путь их тела.
Мы с ладой переглянулись. Вот так пишется история. Сначала нас хорошенько ткнут носами в изощрённую несправедливость, защищённую законами и судьями, потом ставят перед выбором: на поклон системе пойдёшь сам либо пополнишь ряды её противников. На тебя могут неожиданно открыть охоту, стоит разок засветиться. Системе нужны спокойствие и порядок, как и лёгкая уверенность в том, что утром солнце взойдёт снова.
— Что скажешь? — вопрос командира повис в воздухе.
Ничего путного в голову не приходило. Десяток поединков на сутки. Зрители тоже не могут сидеть часами и ждать.
Лада сосредоточилась на Пузырёше, следила за появлением новых рисунков и сочетаниями красок. Может, её вдруг озарит?
— На поединок отпускается пятьдесят пять минут. — Она задала направление мыслям.
— И что из того?
— Через пятьдесят пять минут арену должны освободить для следующей команды.
— Продолжай, — предложил командир.
Я очень хотел, чтобы у неё получилось.
— Нам с Пузырёшей надо оказаться в тоннеле раньше, чем туда запустят группу.
Уймистер ударил кулаком по блокноту, выплёвывая слова: «Это невозможно! Даже не думайте!»
БероГора позволила остыть первым углям, брошенным в топку разговора.
— Твоя мама не верила в возможность существования Пузырёши. Она и имени даже не слыхала, иначе — призадумалась бы.
— Тут я согласен, не будем городить препятствий. Говоришь, в тоннель… Есть у меня знакомый, коли жив до сих пор. Надо прокатиться. Кто со мной? — Уймистер как уставился на БероГору, так она и не смогла отказать, кивнула. На радостях, командир обратился ко мне: — За старшего остаёшься. И только не злись на Сорокового. Вернусь — надо кое-что поменять.
Стоило им уйти на шлюпке, полосатый вышел на меня, как караулил возможность.
— С некоторым опозданием, тороплюсь поздравить. Рад приветствовать на борту «охотника» нового члена экипажа. Ура! А теперь к главному. Только не подумай, будто я караулю случай, когда ты остаёшься в одиночестве. Это пустяки. Тут разговор посерьёзней. Бывал я на борту «Б-2403», бывал, пообщался и с капитаном, и с ЖелоТроном, историком вашим. Так вот, меня просили передать — ну, не сразу, в минуту передышки, скажем так. И очень просили не сообщать, чьи слова я сейчас передам. Из рук в руки… Нет, как-то иначе, но опустим мелочи. Итак, я недавно понял, как сильно вы… ты интересуешься историей старой Земли. Чтобы раскрутить весь клубок фальшивок и ложных свидетельств, нужно принять две вещи (про третью я поведаю в следующую встречу). Кладбища придумали попы. Попов придумали евреи. Они же придумали христианство. И точка! В эту схему укладываются все события, которые мы смело называем порабощением коренного населения. При Петре палками выбивали отказ хозяев от родовых земель, в пользу создаваемого Петром государства. Потом захватчики взялись за распространение эпидемий, но колокола на ведических храмах прекрасно защищали местность. И началось: Пётр приказал снять колокола, попы и армия взялись за снос древних храмов, на их местах возводили христианские. Восстания против картофеля, против спаивания, против поборов церковью прихожан — всё выливалось в кровопролития. Любая война, с разницей в пятьдесят лет, (плюс-минус) — всегда с одним итогом: осталось двадцать процентов мужчин — войну можно завершать.
Я подождал. Больше ему нечего сообщить, приказ исполнил.
— Я могу идти?
— Конечно. Я принял к сведению, теперь буду думать, как жить с этим.
— У меня есть ещё несколько позиций, какие необходимо озвучить в первую очередь.
— Отлично! Я приглашу тебя, когда усвою этот материал. Вопросов будет много.
— Мы их разобьём в прах, на следующей лекции. И один малюсенький, сей час, если не против?
— Говори.
— Знаю наверняка, вы… ты дал мне второе имя. Полосатый. Оно мне тоже нравится. Можете так и обращаться.
— Договорились. — Я очень старательно вглядывался в его рожицу, надеясь поймать малейшие изменения в структуре. Маска, на которой случаются искажения. Допустим, это изобретение Уймистера: надоело ему видеть одноразовое изображение, вот он подумал — и сотворил. И надо стать хорошим мастером наблюдения, чтобы уловить оттенки на лице. Как Уймистеру удалось оживить маску — это тема для разговоров за вечерним чаем. Вы же видели сами: чай бывает жидким, жёлтым и твёрдым, с имитацией заварки у дна. Готовился к встрече, перед БероГорой вот тоже хотел блеснуть.
Монитор сообщал, что наши благополучно высадились на стоянке крепости Разма-Зея, прошли таможенный досмотр. Шлюпка тоже обыску подверглась, и у меня родилась идея.
Оставил голосовое сообщение: «Раз шлюпку досмотрели, второй раз проверять не будут. А вы на секундочку отлучитесь, и назад!»
Они план поняли по-своему. Пока БероГора топталась на виду у охраны, командир мигом обернулся! Я с аквариумом встретил его на входе. Схватил часть Пузырёши, запихал под комбинезон и сделал шаг назад. Шлюпка выдохнула — и нет её. Я бегом к монитору. На стоянке полный порядок, никто никого не обыскивает… А вон тех, только совершили посадку. И ещё два корабля, побогаче. Прибывали настоящие игроки, кто может за вечер разбогатеть либо разориться. Но совсем простых, рисковых, здесь, кажется, не видно. Телохранители — ну, это понятно, как без них? И вереница родственников: благообразная старушка, дочки, невесты и внуки. Они тоже развлекаются, наблюдая чужие смерти?
Эти моменты я зафиксировал через камеру, закреплённую на милой головке. С появлением командира, изображение с двух камер как бы свелось в одно. Глазам даже пришлось пережить несколько неприятных эффектов от наложения.
Попривыкнув, я смотрел в оба. Начиналась импровизация. Вход в тоннель приоткрыт, да на входе два здоровяка. Вроде и не охраняют, однако приглядывают. Вот к ним, не рассчитывая на задержку, подалась БероГора, с охапкой мётел. Командир пояснил, что знакомый проживает в самом тоннеле, дверь в каморку обычно все проходят мимо.
Я отмотал назад. Лада обнаружила забытую метлу, подсуетилась, как она умеет, и девять копий, вместе с оригиналом, взяла под руки и пошла в атаку.
Крепыши даже не поднялись:
— И куда тебя, красавица, понесло?
— Ты дурак, что ли?
— Что-то я тебя раньше не видел.
— Дочь свою не узнаёшь? — БероГора прислонила инструмент к стене и шагнула к бугаям. Говоруна детально изучила, решила его обработать. — Как переспать — охотников полно, мама говорила — он о тебе и не вспомнит. Я чуть не поругалась с ней: как, говорю, не помнит? Скажи, кто он, где найти. Ты тогда служил на «Чёрном принце», хотел выйти в старшие помощники.
— Ты сама откуда? — воин потрошил воспоминания, надеялся на подсказку.
— Гай-Ра-Гай. Яблони — уже забыл?
Оба заволновались. Конечно, в жизни многое случалось, но и девочка могла обознаться.