— Как у тебя с немецким, капитан?
— На уровне… — Сосновский поскреб пальцами два дня не бритую щетину. — На уровне «хэнде хох!» и «Гитлер — капут!»
— Не густо. — Майор-особист глянул на него и погладил ладонью чисто выбритые щеки. — А у твоих ребят?
— Еще лучше, — усмехнулся Сосновский. — «Доннер веттер… твою муттер!»
— Понятно. Вам переводчик нужен.
— Не просто переводчик, майор. Нам нужен настоящий немецкий офицер. Форма, документы, знание обстановки.
— Поищем. У нас много чего найдется. И переводчики, и разведчики.
— Разведчик у нас есть, комполка выделил.
— Это само собой. Еще чаю? Это само собой. Но тебе нужен не только тот разведчик, что ползает. А тот, кто в полный рост ходит. Так я понял?
Сосновский молча кивнул.
— Ладно, капитан, шагай. Комполка ждет. Шагай налево по тропке, не ошибешься, его блиндаж аккурат под сосной.
Блиндаж был добротный. В углу — даже настоящая печь. Комполка заметил его взгляд, усмехнувшись, пояснил:
— Мои умельцы сочинили, саперы. Кирпича-то — хоть завались. — Это он с горечью сказал. — Как отстраиваться-то будем?
— Отстроимся. Надо прежде немца прогнать.
— Прогоним. Не вековать ему на нашей земле. Садись. Чай будешь?
Сосновский улыбнулся.
— Спасибо, товарищ подполковник. По третьему разу не смогу.
— Понятно. Как устроились?
— Нормально. Люди отдыхают.
— Это хорошо. Отдыхать всегда лучше, чем работать. Тогда вот смотри, — он развернул на чистом столе карту, — вживайся. Вот здесь, — комполка повел торцом карандаша по истертой, испещренной значками и знаками трехверстке, — вот здесь — линия обороны моего полка. Сосед слева — 176-й мотострелковый полк, справа…
— Извините, товарищ подполковник, — перебил его Сосновский, — может, лучше на местности посмотрим?
— Что, карту плохо читаешь? Ладно, пойдем. Только вот что, капитан. Перебивать старших по званию у нас не положено.
— Виноват, учту. Я ведь не строевой офицер.
— Однако и я — не кадровый. Строитель я. Потому и душа болит. За каждый битый врагом кирпич. — Он сунул карту в планшет, перекинул его на плечо, надел ушанку. — Ребята, подъем!
В углу, занавешенном плащ-палаткой, шорох, зевок — возникли два бравых автоматчика.
— Пал-Петров, — фамильярно посоветовал один из них, — каску бы надели.
— Ничего, сейчас тихо. Пошли.
Небо совсем засинело. Будто замерзло к ночи. На Западе мерцали сполохами разноцветные ракеты. Но стрельбы не было.
— Затаился фриц, ждет, — проворчал комполка, поправляя ушанку. — Чует что-то стервец.
О готовящемся наступлении никто не знал. Но знали все. Фронт — как большая коммунальная квартира. Всем известно, у кого в какой кастрюльке что закипает. Обстановка строжайшей секретности. Скрытное перемещение частей. Смена соседа по обороне. Чуть слышный гул техники в тылу, на рокадах. Частые самолеты воздушной разведки. Пополнение частей, усиленное питание. И боепитание тоже. Солдат все видит, все слышит, а значит, и все знает.
Вышли к линии обороны, спустились в траншею. Один автоматчик шел впереди, отвечая на оклики часовых и наблюдателей, второй мягко топал валенками сзади, ворчал пожилым, прокуренным баском:
— Шлём не носит, а сам приказ издал: кого без шлёма увижу — табачного довольствия лишу. А то и фронтовых соточек. Людей берегёт, а сам не берегётся.
Тишина нарастала. Напряглась перетянутой струной — вот-вот лопнет со звоном и взорвется огнем и грохотом. Воздух был свеж — не утомлен гарью. Только местами потягивало запашком тяжкого окопного быта.
Дошли до пулеметной ячейки. Пулеметный расчет стоя подремывал, подняв воротники полушубков. Но начальство почувствовал разом.
— Ну-ка, братцы, пропустите отцов-командиров, — скомандовал комполка.
Сосновский втиснулся с ним в ячейку, принял бинокль.
— Смотри внимательно, капитан. Прямо — ложбина, вроде как слабое место в обороне. И у нас, и у противника. Потому она так густо заминирована с обеих сторон, что там и воробью негде покакать. А со стороны противника еще и колючка, в четыре ряда, с сигналами. Это понятно?
— Но охранение какое то там есть? — спросил Сосновский, не отрываясь от бинокля.
— Охранение есть. Но не сугубое. Наблюдение ведут небрежно, разведка проверяла. — Он тронул бинокль, чуть довернул его вправо. — Теперь смотри дальше. Саперы по ложбинке стежку проложили. Идет точно на ломаную ель. Видишь ее? Ни полшага в сторону. А дальше ложбинка вклинивается в рощицу. Она сквозная, просматривается со всех сторон. Естественно, там никаких дислокаций противника не имеется. Разведка это тоже проверила. И не раз. Кстати, твой — теперь твой — Кочетов туда ползал. Очень парнишка дотошный.
— Дальше?
— А дальше совсем хорошо. Рощица в лесной массив вливается. Глухой. Этим лесом вы без проблем до самого Михалева доберетесь. Все ясно, капитан? Вопросы есть?
— Что-нибудь отвлекающее намечено?
— Обижаешь. По левому флангу имитируем атаку двумя взводами. С артподготовкой. Обстрел, конечно, будет не «ах». Девять снарядов нам выделили. Бухгалтерия. Но мы еще свои мины покидаем. Это все, что могу.
— Спасибо.
— Ну, пошли, капитан. Отдохнуть тебе надо. Отдыхать лучше, чем работать. Особенно — отдыхать перед работой. Сейчас у второго батальона мои ребята тебя до места проводят, так покороче будет. — Он забрал свой бинокль, привычно повесил на шею, приладил. Снял рукавицу, протянул руку: — Счастливо. Желаю, чтоб вы вернулись все.
— Мы постараемся, — просто пообещал Сосновский. — До встречи.