Это что касается моих первых нью-йоркских впечатлений.
Письмо второе
Милый друг Сева!
В моем недавнем сновидении я видел административный центр, по проулкам которого мельтешили вислогубые лысоватые горожане с котомками и что-то бормотали себе под нос. Время от времени они резко останавливались, дружелюбно похлопывали друг дружку по спинам, затем, как бы невзначай, нюхали друг у друга подмышками и одобрительно кивали головами.
Далее во сне появляется некто, всю жизнь проживший в подвальном помещении. Я никогда его не видел раньше, да и во сне, признаться, толком не разглядел.
- Кто там? - звонко спрашивал некто еще мальчишкой и указывал на облака.
- Свои, - отвечали ему знакомые и улыбались понимающе.
И вот его уже нет: он умер в своем подвале - лопнуло в нем нечто, судя по всему, от властолюбия. Жаль его, а если подумать: зловредный был старикан, и жизнь глупую прожил и помер неинтересно.
Экспертиза установила: диагноз - мороз по коже, леденеющие пальцы ног (хотя, если вникнуть, не диагноз это, а симптомы вовсе), сквозь ветви проглядывает медь луны, температура перед кончиной невысокая, стабильная; одет, правда, на редкость небрежно, ну кто так умирает? - пижамные брюки, под ними семейные трусы, полные, что называется, радости, мочеиспускание, к счастью для собравшихся, затруднено, глаза слезятся.
Взбудоражила эта весть весь административный центр. Но не меня. Я об этом узнал последним. Я-то в центре недавно. Слухи до меня вяло доходят. Ориентируюсь со скрипом. Где почта, правда, уже знаю, но как связать себя по рукам и ногам семейными узами, где нацедить себе немного потомства - все это непонятно пока. Т.е. одно влагалище мне уже демонстрировали, но я пока выжидаю: член наизготове, в руках астры, на устах улыбка, взор влажен, ресницы бархатны. Хотя возраст - тот уже, немного, подпирает, и брюшко отрастил вот: здесь же жрут все, как перед смертью. А налоги? С них ведь списывать легче, когда сношаешься с законной супругой своей, а не с законной супругой не своей. Так что тоже начинаю немного суетиться уже, в обеденный тоже помаленьку приучаюсь к запаху чужих подмышек, не пропускаю ни похорон, ни свадеб - кто знает, где и с кем сведет меня судьба. Вечерами же занимаюсь дрессировкой полового органа под легкую барабанную дробь и рукоплескания соседки снизу (о ней я как-нибудь напишу еще). Она - лысеющая женщина (в этом городе - почти все лысеющие или вконец облысевшие; покойный тоже умер совершенно лысым), она прекрасно печет, и ножки у нее очень симпатичные, на каждой ровно по пять небольших пальчиков, оканчивающихся матовыми ноготками.
А некто, невзирая на пижаму и запах, строгий лежал в гробу, торжественный. Речь его лысого сотрудника по бухгалтерии так и лилась:
"Некто был для нас всем, я не преувеличиваю. Когда он перешел к нам из отдела реализации, на стенах женских туалетов стали появляться надписи, сделанные губной помадой. "Некто - Бог", - писали женщины. "Он очень интересен", - шушукались уборщицы. Чего, ну чего ему недоставало? Вы, молодые (тут коллега покойного почему-то взглянул на меня), вы делайте выводы, вы. Немного целенаправленней - да, согласен, но зачем зарываться? Взглядом уноситесь к горизонту - на здоровье, но не за него. Любите молодых газелей с хвостиками, кто вам запрещает? Но увлекаться не надо. Баланс, молодые, баланс, и еще раз баланс, молодые, баланс. А главное, берегите здоровье. Оно у вас, молодые, одно. Это рук и ног у вас по паре, а здоровье у вас одно. Наверное, я слишком сентиментален, но..."
Тут голос его задрожал, сердце мое сжалось, и я проснулся в холодном поту.
Будь здоров, Сева.
Твой Витя.
12. ДЕДУШКИНА ДИЛЕММА
На третий месяц нашего пребывания в Америке, когда остальных членов семьи в квартире не было, меня вызвал на кухню дедушка Эмма и, чуть хмурясь, промолвил:
- Виктор, ты уже совсем взрослый парень и я надеюсь, с тобой можно говорить как со взрослым.
- Запросто, - отвечал я.
- Виктор, - продолжал дедушка, - мне, как ты знаешь, уже немало лет, но тем не менее есть и у меня кое-какие желания. Не угасли они еще у меня. Однако бывает так, Виктор, что желания у человека еще не угасли, а организм его остается к ним совершенно глух. И тут возникает своего рода конфликт. Ты понимаешь меня?
- Кажется, да, - ответил я без особой уверенности.
- Короче, я о мужском желании, - сказал скороговоркой дедушка.
Я прищурился, делая вид, что вникаю. То есть, я, конечно, догадывался, куда он клонит, но мне казалось, что вопрос этот не стоит у дедушки так насущно. И я решил потянуть время.
- Мужском желании чего? - спросил я.
Дедушка громко вздохнул:
- Мужском желании, чтобы внук у меня не был дебилом, Витя! Все тебе надо разжевывать! Я хочу себя чувствовать мужчиной. Я понятно говорю?
Я внимательно посмотрел на дедушку.
- А ты уверен, что обращаешься по адресу? Чем я тут могу тебе помочь?
- А кто мне тут может помочь? - сердито сказал дедушка.
- Дора Мироновна, например, может попробовать, - предположил я.
Дедушка презрительно фыркнул.
- А тебе не кажется, Витя, что если б она мне могла помочь, я бы этого разговора не затевал? Ты владеешь языком, Витя. Ты молодой. Не папу же с мамой мне втягивать в это дело! Мы в Америке, Витя. В Америке есть всё. Должны здесь быть и какие-то средства от... ну, ты понимаешь меня, и всякие там препараты для... ну и так далее. Ты же сам видел восьмидесятилетних старух за рулем? Почему же нельзя себе представить семидесятидвухлетнего старика в кровати с женщиной?
- Можно, конечно, - отвечал я опять без особой уверенности.
Я уже начинал подозревать, что дедушкино желание чувствовать себя мужчиной было так или иначе связано с желанием Доры Мироновны чувствовать себя женщиной. Она была лет на пятнадцать моложе дедушки, одевалась не по возрасту ярко, кокетничала налево и направо, и издалека, со спины, была очень еще ничего. А кроме того, в трех кварталах от нашей квартиры в Квинсе находился полузаброшенный порнографический кинотеатрик, куда Дора Мироновна заглянуть, быть может, и не отважилась бы, но на афишки которого плотоядное свое внимание наверняка обратить уже успела. И воображение ее, вероятно, от этого распалилось. И тогда она решила во что бы то ни стало разбудить в дедушке мужчину. Но мужчина в дедушке спал очень крепким сном. А может быть, всё было не так. Но как бы оно ни было на самом деле, лишние вопросы деду я из деликатности решил не задавать, а вместо этого неуклюже пошутил:
- Ага! Так вот зачем ты нас тащил в Америку! Преследовал свой мужской интерес. Теперь мне все ясно.
Дедушка только хмыкнул в ответ, в ставил в рот сигарку (за наш первый американский месяц он перепробовал чуть ли не десять видов разнообразных табачных изделий и наконец остановился на каких-то вонючих сигарках, которые продавались с маленькими мундштуками), потом прикурил эту сигарку от плиты, затянулся, и произнес, выпуская дым:
- Зачем я тащил вас в Америку - со временем ты сам поймешь и, может быть, даже оценишь. Но благодарить тебе будет уже некого. А пока что у тебя есть реальный шанс сделать доброе дело для дедушки. Вот и всё.
Изображая наплыв чувств, я скорчил плаксивую мину, прижал к глазам салфетку и несколько раз всхлипнул, а дедушка Эмма легонько щелкнул меня по лбу и, качая головой, сказал:
- Вот дурень у меня внук.
Помолчав, он добавил:
- Ну что, поможешь деду?
- Помогу, помогу, - сказал я и пообещал в ближайшее время накупить побольше газет и журналов, где, как я полагал, могла содержаться интересующая нас с дедушкой информация.
Письмо третье
Дорогой Сева!
Сны в один конец напоминают ту голубку, что старик Ной выпускал из ковчега, дабы определить, кончился ли потоп. В какой-то момент она не вернулась, и тогда старик смекнул: нашла птаха сухое место.
Черкнул бы ты, что ли? А может, тебе ничего не снится?
Недавний сон:
На курорте, в городе, напоминающем Батуми, под сладкие звуки Пьехи, дедушка Эмма знакомится и предается разврату с врачом-окулистом по средам и пятницам, а с ухо-горло-носом - по четвергам и редко-редко по субботам. На остывающем предзакатном песке - раз, на балконе в шезлонге - два, на полу неприбранного номера гостиницы "Международная" - три.
На пароходе изгаляются и строят из себя крупных интеллектуалов: какая-то шатенка из-под Улан-Уде и еще один тип с киностудии Горького. Шатенка познакомилась с типом на курорте, напоминающем Батуми и попросила помочь ей против загара. У типа это вылилось в необузданное чувство. В профиль он - вылитый Сипатый, фаса у него почему-то нет. Шатенка только дружбы от него хотела, секс у них сам собой выскочил.