Кто-то заслонил свет от лампы, и в трюме стало совсем темно. Тром не повернулся, чтобы понять, кто это — на такое уходит слишком много сил.
— Пей, — раздался над ухом голос громилы, и перед Тромом возникла кружка.
Тром поднял голову и попытался опереться на локоть, но ничего не вышло: сначала голову, а потом и всё тело стала сотрясать мелкая дрожь и он откинулся обратно на дерюгу, свёрнутую трубочкой у него под головой. Заболело отбитое ребро. Хотелось только лежать и глядеть в потолок.
— Давай ещё раз, — не отставал Марк.
Тром собрал волю в кулак и чуть приподнял голову. Марк тут же подпихнул свёрток, и теперь он полусидел. Закружилась голова.
— Нужно выпить всё, — верзила опять сунул кружку ему под нос.
Глотки давались с трудом — на третьем пришлось остановиться и сделать глубокий вдох, а ближе к концу он опять задрожал и почувствовал жар, но выпил всё, иначе громила не отстанет.
Марк сдвинул свёрток на старое место, подтянул покрывало выше и ушёл.
Тром продолжил смотреть в потолок — это всё, что он мог делать, когда не спал. Жар сменился ознобом, его затрясло уже от холода, а не от слабости, но скоро и это пройдёт. Судно скрипело, покачиваясь на волнах. Он считал скрипы в надежде заснуть. Этот потолок перед глазами — единственное, что он видел последние дни. Освещённый слева и постепенно темнеющий, как его жизнь. Сколько уже дней он не видит ничего, кроме этого потолка? Тром не знал. Изредка он слышал, как кто-то спускался в трюм. Ещё реже звуками наполнялось всё вокруг, когда команда спускалась с палубы, чтобы поспать.
Глаза закрылись сами собой, но сон не шёл. Вместо него пришли воспоминания. Некоторые — чёткие, как остро заточенный меч, некоторые — как размытые яркие пятна:
Вот они с Марком отбивают натиск болотников в Ущелье Грифов. У этих неудачников нет брони, но их полчища. Около насыпи уже лежат несколько десятков, а среди горных воинов лишь один раненый. Тром разрубает руку очередному болотнику, он падает, остальные бегут. Рядом улыбается Ежи. Его соломенные волосы все в крови. Он ещё не знает, что это только проверка — завтра болотники убьют почти всех. Но подмога успеет вовремя, и Трома с Марком сделают десятниками.
Картинка сменяется. Солнце светит меж двух вершин. Это очередной поединок. Соперник нервно переминается с ноги на ногу, ему не терпится начать. Тогда Тром не получил ни царапины. «Благословенный мечом», — скачут слова по толпе. Воспоминание согревает, как одеяло в родном доме. Хочется вернуться в то время, укутаться в него с головой. Но картинка исчезает.
«Держи щит пониже, — говорит наставник, — Ты должен видеть врага» Маленький Тром опускает щит ровно настолько, чтобы не закрывать обзор. Теперь он видит каждый удар. «Хорошо», — наставник кивает и уходит к следующей паре. Деревянный меч раз за разом опускается на щит, но удары того мальчика напротив уже слабее. Скоро Тром выбьет из него дух…
Кухня в корчме. Изергиль склоняется над раной и что-то говорит Марку. Он пожимает плечами. Сейчас будет больно… Это воспоминание тянет за собой остальные, словно на верёвке — дорога, Рудня, торговля, совет, телеги, полные золота, звон мечей у крепости, изуродованное ухо Марка, холодное и грязное море. Тром гонит их от себя прочь, цепляясь за те, старые, как за спасительную корягу, снова и снова…
Озноб сменяется жаром. Он вспоминает свою первую десятку, каждого своего воина, как они сражались, как он их учил. Он слышит звон мечей, всё чётче, всё ближе, и так проваливается в сон…
Холодно. Сыро. Тром открывает глаза. Его не трясёт, жара нет. Но рубаха и штаны пропотели насквозь. Даже одеяло мокрое. Он поворачивает голову влево. Пол, стены и потолок не пускаются в бешеный пляс, уже хорошо. Слева пустая кровать, точно такая же, как у него. В тусклом свете лампы он видит, как блоха перескакивает со складки на складку. Кажется, сквозь бред он слышал храп Марка как раз с этого места. Нужно забрать себе его одеяло, иначе околеть недолго. Тром тянет левую руку, но боль простреливает ребро. Невозможно. Что там справа? Такая же кровать… Он тянется правой рукой, это легче. Кое-как ему удаётся укрыться соседним одеялом поверх своего. Уже теплее. В тусклом свете лампы видны два ряда одеял на полу, да пару гамаков между ними. Доски скрипят, гамаки слегка покачиваются. Дальше, за лампой, лестница и дыра в потолке, через которую видно кусочек дневного неба.
Дыру заслонили. Мальчишка спустился по лестнице в несколько прыжков. Тот самый, что заметил их с Марком в море. Он подбежал к месту, что было по правую руку от Трома и уставился на него:
— Эй, горец, ты зачем стащил моё одеяло?
— Холодно…
— Ладно, попользуйся пока. Вечером команда напердит тут как следует, станет теплее, тогда и отдашь.
Мальчишка порылся у себя под подушкой, что-то достал и кинулся наверх:
— Марк, твой друг проснулся! Кажется, он перестал бредить!
Громила ступал мягко, но доски всё равно жалобно скрипели под ним. Он присел на корточки рядом с Тромом:
— Очнулся, вождь?
Это показалось Трому насмешкой, он злобно уставился на Марка:
— Сколько я тут валяюсь?
— Неделю. Тебя прошибла лихорадка после той драки с командой. Они думали, ты отбросишь копыта, но я сказал им, чтоб не торопились с этим.
— Нужно выбираться отсюда. Помоги мне сесть.
— Ты прав, — Марк усадил его, — Не то блохи загрызут тебя в этом проклятом трюме.
— Я про этот корабль. Нам нужно возвращаться к себе.
— Для начала поднимись на палубу, а там будет видно.
Тром не стал спорить. Он думал, как лучше подняться на ноги. Ребро по-прежнему болело, но эта боль хотя бы уже не кружила голову. Ещё болела правая нога. Так, будто внутрь запихнули камень. Он попробовал слегка согнуть её — ногу прострелило. Мелкие ссадины и синяки по всему телу уже подзажили. Неприятно, но не смертельно.
— Сам не встану, — сказал он громиле.
Он поднялся с помощью Марка, то и дело дёргаясь от простреливающей боли. Но стоя всё было не так плохо. Тром обнаружил, что даже может опираться на больную ногу, если полностью выпрямить её. Больше всего мороки было с лестницей. Он терпел и карабкался, а Марк подталкивал снизу и не давал свалиться обратно. Эту маленькую битву им удалось выиграть. Светило яркое осеннее солнце, уже не очень-то согревая. Тром сделал глубокий вдох свежего воздуха. Это было приятно, но всё испортила боль в ребре. Закружилась голова. Он упёрся рукой в мачту и глядел в пол, пока всё не перестало вертеться. Тром знал — после многих дней, проведённых лёжа, такое случается. Наконец, он поднял голову и осмотрелся. Почти все матросы отдыхали, то и дело поглядывая на Трома исподлобья, с опаской. Никто не заговаривал с ним, никто не приветствовал. Было ясно одно — ему не рады.
«Смотри, очухался. Я думал, помрёт», — сказал один моряк другому. «Ещё не вечер», — злобно ответил второй.
Мимо прошёл капитан. На вождя он даже не глянул. Тром чувствовал взгляды остальной команды — жёсткие, холодные, настороженные. Как полтора десятка клинков, направленных в твою сторону. Все продолжали глазеть на него, а Марк, как нарочно, ушёл, перегнулся через борт и смотрел в воду, что оставалась позади корабля.
«Интересно, чего он там увидел?»
Ещё никогда великий поединщик не чувствовал такого одиночества. В битвах всегда есть плечо товарища рядом. В поединках часть толпы всегда на твоей стороне. Иногда большая часть. В городах, в деревнях, на дорогах — везде тебя приветствуют, если ты воин. Если есть нашивка Великой сотни — приветствуют вдвойне. А уж вождя и подавно.
А на этом проклятом корабле, того и гляди, воткнут кинжал в спину… И молчат все, как в рот воды набрали. Тром чувствовал — специально изводят его, гады.
— Пора тащить! — сиплым голосом сказал моряк, который стоял рядом с Марком и время от времени поглядывал в воду.
Люди засуетились. Громила и ещё трое схватили канат, перекинутый через колесо на верёвке и потянули. Очень скоро над бортом показалась сеть, полная бьющейся рыбы и морских гадов, извивающихся в попытке выбраться из этой кучи.
Двое матросов подбежали и потянули сеть на себя. Когда она оказалась над палубой, Марк и остальные стали потихоньку отпускать канат. Сеть положили на доски и развязали. Куча рассыпалась по всей палубе. Один из матросов похлопал громилу по плечу: «С тобой гораздо проще».
Сгорбленный человек, похожий на хорька, тот самый, с ожогом на руке, что бил Трома факелом, стоял, опершись на борт, и ухмылялся, глядя то на вождя, то на рыбу. Тром был сыт по горло этим молчанием, но никто явно не собирался прерывать его. Тогда он сам подхромал к хорьку и заговорил:
— Эй, бедолага, почему это Марк помогает вам?
Сгорбленный медленно растянул одну сторону рта в улыбке, обнажив желтоватые зубы:
— Бедолага здесь только ты, варвар…
Тром насупился.
— Ну, чего смотришь? — продолжил матрос, — Это ты хромаешь и вздрагиваешь при каждом движении, а только что и вообще с мачтой обнимался, чтоб не грохнуться. Дак и кто здесь бедолага?
Вождь сдвинул брови ещё сильнее:
— Я поправлюсь, тогда и поговорим…
— Будешь так зыркать на меня, вовсе не поправишься, понял? Мы уже поучили тебя однажды. Видно, мало…
— А ну уймитесь оба, — твёрдо сказал вновь оказавшийся рядом капитан, — Эй, Марк, тут твой калека опять буянит! А ну разберись с ним!
— Я не калека. Нога скоро пройдёт, и остальное тоже, — прорычат Тром.
— Ума нет, считай, калека, — капитан отошёл и стал смотреть, как матросы глушат и собирают рыбу.
Тром поплёлся было за ним, но Марк остановил его за пару шагов:
— Чего ты опять начинаешь?
— Ты прекрасно знаешь. Эту работу не пристало выполнять воину Великой сотни. Она для холуёв. И, если ты сам не можешь навести тут порядок, то придётся мне.
К ним повернулся капитан:
— У меня на корабле работают все. Здесь нет холуёв, понятно? Хотите есть — приносите пользу. И, кстати, все, что ты съел до этого, тоже нужно бы отработать…
«Топором бы по тебе отработать, вошь недоделанная»
— Капитан, камни впереди! Берите правее! — крикнул мальчишка откуда-то сверху.
Тром задрал голову и увидел паренька сидящим высоко на мачте в некоем подобии гнезда.
«Высоко как… И не страшно ему?»
Но мальчишка сидел спокойно.
Хозяин корабля прошёл на нос.
Тром повернулся к Марку:
— И давно ты сделался холуём низинников?
— Это не наша земля, вождь, и правила здесь другие. И нужно их соблюдать, иначе домой не вернуться. Тебе тоже придётся смириться.
— Как это поможет нам вернуться домой?
— Для начала, нас не выкинут за борт. Я говорил с капитаном, он не собирается плыть обратно, но мы можем отыскать другой корабль, или добраться по суше. Нужно только найти тех, кто согласится нас провести.
Тром огляделся вокруг:
— Что-то я не вижу тут других кораблей. И суши тоже, задери тя медведь.
От поворотов голова закружилась, да и проклятая качка не давала стоять спокойно. Верзила заметил это:
— Давай-ка держись за мачту, ты ещё слаб.
Когда Тром прислонился к столбу, Марк взял ведро на верёвке, перекинул его за борт, зачерпнул воды и вылил туда, где ещё недавно валялась рыба.
— Через два месяца мы будем в городе. Нужно искать корабль там.
— Два месяца… — Тром безнадёжно опустил взор.
— У нас нет выбора. Да и тебе нужно залечить раны. Какой толк от калеки на войне?
— Но что станет с горной страной за это время? Может статься, и возвращаться некуда будет.
— Это мы узнаем, только когда вернёмся. Скоро зима, врагам придётся тяжко. Может статься, успеем вовремя. Спускайся в трюм. Хватит с тебя для первого раза.
Громила помог ему спуститься вниз, и ушёл, бросив напоследок:
— Нам нужно раздобыть тёплую одежду. С каждым днём наверху всё холоднее.
Как будто мало Трому головной боли и без этого!
Он пытался уснуть. Сон — лучший помощник, если нужно лечиться. Но мысли в голове перебивали одна другую, пока к нему не спустился мальчишка и не сел на своё место.
— Капитан разрешил немного отдохнуть, — сказал он, будто Тром его спрашивал о чём-то, — Я видел, как ты дрался. Здорово. Ты чуть пол команды не уложил, пока тебя не свалили! Хотел бы и я так же… Вот подрасту, научусь…
Парень мечтательно поднял глаза вверх.
— Если хочешь когда — нибудь так же, нужно учиться уже сейчас, — ответил Тром, подивившись, что низинники не знают таких простых вещей.
— Кто меня будет учить? У нас тут рубак нету. Да и деревня моя мирная была.
— Попроси Марка. Скажи, я сказал.
Мальчишка просиял и хотел было убежать, но остановился и сказал:
— Начинай работать, как только сможешь. Капитан не очень — то любит нахлебников.
— Кто такие нахлебники? — Тром не помнил, чтобы в горах кто-то так говорил.
— Те, кто не работает.
— У нас в горах работали только холуи да охотники. Воин учится биться, стоит на посту, воюет, или укрепляет насыпь. Повседневная работа — позор для воина.
— На корабле воевать не с кем, и у нас позор — это безделие, а любой труд капитан старается вознаградить. Он вообще справедливый малый, наш капитан.
Мальчишка убежал, а Тром ещё долго ворочал ленивыми мыслями, пока его снова не пробрал жар, и он не провалился в душный, тягучий сон без сновидений.
Шли дни. Боль постепенно уходила, раны рассасывались. Прогулки Трома по палубе становились всё длиннее, а взгляды команды — всё ненавистнее. «Мог бы и поработать немного», «Небось, нравится чужим трудом кормиться», «И зачем капитан его выловил», — то и дело слышалось тихое безликое ворчание. «Что вы там шепчетесь по углам, как крысы?» — в сердцах порывался спросить Тром. Но всякий раз останавливался. Чувствовал: изобьют. Да и обещание капитана не забылось. Марк всё больше пропадал на палубе, а Тром лишний раз не показывался — сидел внизу, в полутьме, или спал. До чего же ему надоела эта полутёмная комната! Но снаружи было ещё хуже — все эти взгляды исподлобья и многозначительное молчание. Хорошо ещё, никто не грубил в открытую, иначе бы Тром не сдержался. Он стал притворяться спящим, когда команда приходила вечерами, и ненавидел себя за это. Однажды, когда Марк принёс ему скудный обед из жареной рыбы и стакана воды, Тром спросил:
— Как ты всё-таки думаешь возвращаться?
— Нам нужен порт, куда заходит много кораблей, и побольше денег. Кто-нибудь наверняка согласится отвезти нас обратно за достойную плату, так сказал капитан.
— Казна далеко…
— Забудь про казну, Тром. Здесь деньги платят всем, не только воинам. За вылов рыбы, за уборку палубы, за всякую тяжёлую работу. Даже мальчишке, Свену, платят за то, что он сидит наверху и смотрит по сторонам. Они ничего не делают без денег. Если мы не заплатим, никто нас не повезёт. Значит, нужно раздобыть их таким способом.
— Вот как? Ты тоже хочешь, чтобы я работал?
— Угу. Одному мне не сдюжить. И лучше начинай побыстрее.
Следующим утром Тром вышел наружу раньше обычного. Остальные уже сновали по палубе туда-сюда. Сегодня он твёрдо решил начать что-то делать. Если другого пути нет, нужно идти этим. Но сейчас он стоял и не знал, за что взяться. Все вокруг занимались какой-то непонятной ерундой. Один вертел в руках ведро, другой пытался развязать узел на канате, двое осматривали снасти. Марк и ещё несколько человек столпились на корме — Тром лишь недавно узнал, что это корма — и глядели за борт. Туда, где в воду была опущена сеть. Поединщик, всё ещё хромая, подошёл к ним.
— Давайте проверим нашу удачу на сегодня, — сказал один из моряков.
Марк ухватился за канат и приготовился тянуть. Тром сделал то же самое, чем удивил моряков. Один из них даже зашептал что-то одобрительное.
— Тащи! — скомандовал сиплый голос.
Тром принялся тянуть вместе с остальными. Очень скоро по палубе разлетелась рыба, бьющаяся тут и там. Ребро заболело от напряжения, но не сильно.
— Теперь нужно убрать лишнее, — тихо сказал ему Марк, — Иди за мной, я покажу.
Верзила ткнул пальцем в одну из рыб:
— Вот этих, с шипами у хвоста, обратно в воду. И остерегайся шипов. Этих, — он ткнул пальцем в большого краба, — Тоже. И ещё угрей. Вот таких, с красной точкой у рта, собирай в вёдра.
Марк стал быстро хватать рыб и одних он выкидывал в море, других бросал в ведро. Тем же занимались ещё двое из команды.
Тром схватил одну рыбину с шипами: противная, скользкая, так и норовит уколоть. Он сдавил покрепче, и рыба почти перестала дёргаться. Он уже собирался выбросить её за борт, когда один из моряков сказал другому:
— Смотри, как держит. Она лопнет щас и обрызгает тут всё. Полегче, горец.
Второй моряк рассмеялся.
Тром избавился от рыбы. Она оставила неприятную слизь на руке, хотелось чем-то её оттереть, отмыть, но поединщик видел, что остальные не обращают на это внимания, и продолжил. У него получалось медленнее всех. Он уже и не помнил, когда в последний раз занимался чем-то новым, незнакомым.
Когда всех рыб убрали, они по очереди сполоснули руки в ведре с водой, и Марк тут же выплеснул это ведро на пол. Затем он принялся зачерпывать воду, опуская ведро на верёвке за борт. Тром повторял за ним. Остальные сгребали остатки рыб вместе с водой к бортам и выковыривали их оттуда, отправляя в море.
Великий поединщик только сейчас заметил, что капитан внимательно наблюдает за ними. Когда они закончили, капитан подошёл и сказал:
— Молодец. Сегодня ты отработал свой обед. Вижу, ребро уже в порядке, да и хромаешь не так сильно. Что-ж, подумаю, чем тебя занять…
Тон его не был оскорбительным, но Тром сильно разозлился, и не мудрено. Его, вождя, которого многие считали лучшим поединщиком гор, какой-то хлюпик, у которого за душой и нет ничего, кроме дряхлого корыта, заставляет работать. Да ещё и думает, чем занять, будто он холуй какой… Так и хотелось прихлопнуть этого доходягу. Но пришлось подавить в себе злость: если уж бить, то бить в правильный момент.
Капитан убрался в свою каюту, а к Трому подошёл Марк.
— Я отработал свой обед… — понуро прошептал вождь.
— Не беда. Мы все начинали с малого, — верзила хлопнул его по плечу и ушёл к носу корабля.
Так, день за днём, Тром привыкал к работе. С каждым разом получалось всё лучше, и команда уже не глядела волками. К телу возвращалась былая гибкость. Но, всё одно, матросы разговаривали с Марком, с Тромом же предпочитали отмалчиваться.
В один из дней верзила подошёл к нему с сияющей улыбкой на лице. В одной руке он держал два ножика, а в другой — три доски:
— Ты хотел, чтобы я научил мальца драться, вождь? Для этого нам нужны деревянные мечи. Вот, я выпросил у капитана ножи и доски. Давай настрогаем себе и мальчишке.
«Проклятье, капитан доверяет моему сотнику больше, чем мне»
Несмотря на досаду, Тром молча взял один из ножей и стал стругать деревяшку. Ему до смерти надоело это молчание вокруг. Как нарочно, Марк тоже не искал беседы, всё больше узнавая что-то у команды. Только мальчишка то и дело спрашивал, когда Марк начнёт его учить. А Тром всё забывал спросить у Марка, почему тот бездействует. Вождь мог бы и сам этим заняться, но ещё прихрамывал, поэтому предпочитал отдыхать каждую свободную минуту.
Выстругивание учебного меча так поглотило его, что он не заметил подошедшего Свена. Парень, не отрываясь, глазел на меч, когда Тром наконец увидел его. Он закончил меч для себя и отложил в сторону. Подозвал мальчишку. Взял доску, приложил к его ладони, потом сравнил с ростом паренька, сделал отметины на доске ножом и удовлетворённо кивнул.
Свен всё не отходил.
— Иди, лезь на свою мачту, дай закончить спокойно.
Свен кивнул и бегом помчался к ней, выдавая нетерпение.
Вождь невольно улыбнулся. Впервые после той драки с командой.
Но в этот день им не удалось поупражняться. Налетел сильный ветер, поднялись волны, корабль закачало — только и гляди, как бы не свалиться, или не треснуться головой о что-нибудь. Стало темнее, небо будто рассердилось на них, как сердится строгий десятник на шкодливых подростков, ещё не получивших настоящие мечи, а уже строящих из себя невесть что.
Капитан отдал приказ вовремя — команда споро и сноровисто стала сворачивать паруса, деловито переругиваясь между собой. Ещё пару минут он наблюдал за разбушевавшейся стихией, но, поняв, что успокаиваться она не собирается, прокричал:
— Хватит тут стоять! Все в трюм, кроме рулевого, не то повалитесь за борт. Кто доставать вас будет?
Один за одним люди исчезали в люке. Трому было страшно. Внутри он весь сжимался, когда корабль подскакивал на очередном гребне и ухал вниз. Но на лице его была лишь спокойная сосредоточенность: никому нельзя показывать свой страх, разве что хочешь кого-то обмануть. Вождь давным-давно выучил это правило.
На очередном гребне корабль тряхнуло ещё сильнее. Он подпрыгнул вверх и сильно накренился на правый борт, почти лёг на бок. Тром крепко держался за снасти возле мачты, когда глянул вниз и увидел под собой бездну.
В следующий миг откуда-то сбоку раздался еле слышный крик мальчика. Тром не понял, что произошло. Он лишь увидел, как Свен пролетает мимо него. Или мальчишка упадёт в воду, или разобьётся о борт, если корабль успеет встать прямо. В последний момент Тром выбросил правую руку и схватил паренька за ногу. Он еле дотянулся. Пришлось зацепиться ещё и ногами — одна левая рука не выдержит такого веса.
Корабль начал выпрямляться. Резко, стремительно. Тром видел, что парня сейчас шибанёт о палубу. Он рванул ногу паренька вверх, что есть силы, и маленькая голова на дюйм разминулась с досками. Свен ударился вождю о бедро, но не сильно, и сразу вцепился в ногу обеими руками. Он висел на Троме вниз головой, и, наверное, со стороны это могло выглядеть забавно, если бы не бушующие волны вокруг. Тром ослабил хватку: хоть Свен и весил не больше барана, сил едва хватило, с такой мощью корабль выбросил мальчика.
— Нужно пробираться в трюм, — громко и спокойно сказал горец, — Цепляйся за канат и держись крепче, когда мы взмываем вверх.
Мальчишку мотыляло, как осенний лист на ветру, их уже не раз обдало водой. Дрожа от страха и холода, они кое-как добрались до люка.
— Это разве шторм? Рулевой правит без капитана, значит, всё не так плохо. Но люк лучше закрыть, — приветствовал их матрос с клеймом на руке, — Видел, как ты поймал Свена. Неплохая работа, вождь.
Качаясь туда-сюда, они спустились в трюм. Все остальные стояли у бортов и держались за канат, продетый в кольца на уровне груди.
Тром со Свеном заняли свои места у борта. Мальчик, еле живой от страха, посмотрел снизу вверх на вождя. Паника, благодарность и недоумение смешались в его взгляде. Он будто ждал чего-то от вождя. Тром многозначительно покивал в ответ, и парень улыбнулся.
— Што там случилась-та, наверху? — прошамкал один из мужиков. Тот, которого Тром свалил ударом в первый день на корабле. Тром не знал, он ли выбил бедолаге зубы, или это случилось раньше.
Клеймённый принялся рассказывать, как всё было, а остальные слушали его. Когда он закончил, ненадолго повисло молчание. Потом один из матросов повернулся к поединщику:
— Так ты был вождём у себя в горах?
— Если я туда вернусь, стану им снова, — ответил Тром.
— Поэтому ты тогда взбесился, да? Непросто тебе, небось, привыкать к нашим порядкам.
— Что есть, то есть.
— А товарищ твой, он кто-ж? Неужто тоже вождь?
— Нет, он сотник.
— Это как же, сотней человек командует?
— Один из ста самых искусных воинов Великой Сотни.
— Вота как? Вождя у вас как? Выбирают, али как у нас, по наследству?
— Ни то, ни то. Чтобы стать вождём, сначала нужно попасть в сотню лучших. Никакого наследства у нас нет.
— И вождь, он главный в стране?
— Их пятеро, вождей.
— Интересно как… А вот Марк, тоже из Великой Сотни. Чего-ж он тогда не вождь?
— Это звание добывают в поединке.
— Он вон какой здоровый, неужто не может?
— Я в поединках лучше. Многие считали меня первым среди всех.
— Вот энта да… Слышь, команда, эт мы, получается, лучшему поединщику тумаков надавали!
Моряки загоготали. Когда смех прекратился, Тром ответил:
— Будь у меня меч, ничего бы у вас не вышло.
— Так и хорошо, что не было его у тебя.
Все смолкли, воцарилось молчание, пока матрос с клеймом не сказал Трому:
— Ну, чего волком смотришь? Прирезал бы ты команду, а как кораблём управлять? Сдох бы от голода, и вся недолга. К тому ж, и мы не железом тебя лупили. Смекаешь?
— С железом, может статься, вы бы меня и одолели. Одному против толпы трудно, — нехотя признал вождь.
— Да хватит вам, одолели, не одолели, — влез Марк, — живые все, да и ладно.
— А ведь верно говорит!
— Точно!
— И Свен, вон, живой.
— И вождь в горы вернётся. Вернётся, вернётся, точно вам говорю.
— И шторм, кажись, поутих.
Болтало уже не так сильно. Тром почувствовал, как напряжение отпускает его. Прошло немного времени, и люк распахнули снаружи.
— Хватит там сидеть! Вылезайте на свет, вонючие корабельные крысы! — прокричал капитан.
И люди, один за другим, стали взбираться по лестнице.
Капитан приказал поднять паруса. Моряки по трое натягивали два толстенных каната. В одной тройке тянул Марк, и парус перекосило — он раскрылся сильнее со стороны Марка. Вторая тройка кряхтела от натуги, но парус застрял.
— Вождь, подсоби…
Тром потянул со всеми и парус раскрылся. Один из моряков благодарно похлопал его по плечу.
Небо светлело. Корабль набрал хороший ход и почти не качался от волн. Оба горца сели на ступеньку, ведущую к задней палубе, где стоял руль.
— Доброе дело там, доброе дело здесь, и ты с ними подружишься, — пробормотал громила.
— Я так давно не пытался ни с кем подружиться, что уже забыл, как это делается.
— Ничего ты не забыл. Тебе просто мешает твоя гордость, вот и всё.
— Моя гордость — то немногое, что у меня осталось после прошлой жизни.
— Никто не заставляет тебя с ней расставаться. Просто нужно решить, чем гордиться, а чем нет.
— Как это?
— Очень просто. Всякий раз, когда ты делаешь что-нибудь, а не сидишь сложа руки — это повод для гордости.
— Чего? Дела холуёв, чем тут гордиться?
— Тем, что каждое такое дело приближает нас к Родине. Любой вождь уже давно взбунтовался бы, и отправился за борт. Или перебил бы всю команду и сдох в одиночестве на этой посудине. Но ты не пасуешь перед новым. Гордись этим.
— Ты всегда был хитёр, Марк. Но и я не полный дурень. Это ты всё устроил именно так. Мне гордиться нечем.
Марк усмехнулся:
— Гордись тем, что раскусил меня. И помни главное: мы не принесём пользу Горной стране, если умрём.
К ним подошёл капитан. Он нёс в руках несколько шкур и один из ножей, что давеча давал им для резьбы по дереву.
— Сделайте себе из них что-нибудь. У меня нет такой большой одежды, а скоро станет совсем холодно. Мы плывём в северные княжества, — он бросил шкуры к их ногам и протянул нож вождю, — Хорошая работа, Тром.
Первый раз капитан назвал его по имени. Горец не ожидал.
— Я про то, как ты поймал мальчишку, — пояснил моряк. Похоже, Тром таки выдал удивление.
До заката он провёл время на палубе. Иногда помогал, чем мог, но всё больше бездельничал. Он чувствовал, как изменилось отношение команды. Исчезло ощущение, что на тебя смотрит тысяча мечей, нервозность ушла, и впервые за много дней вождь расслабился.
Завтра непременно следовало подняться пораньше. Пришло время занятий с мечом, он уже достаточно поправился, а нога пройдёт быстрее, если побольше шевелиться.
Утром, пока все спали, он тихо скрипнул люком и выбрался на свежий воздух. Они с Марком ещё не сделали себе одежду из шкур, и в одной рубахе было прохладно. Солнце только-только вышло из-за горизонта, и половина красного диска отражалась в спокойной глади моря.
Снасти, доски, мачта — всё окрасилось красноватым оттенком. Красиво, хоть и не так, как в Горной стране.
Тром достал деревянный меч из бочки с факелами, куда Марк успел спрятать его до шторма. Рулевой поприветствовал его взмахом руки и продолжил вглядываться в даль. Вождь нашёл свободное место на палубе и принялся размахивать мечом.
— Чего не позвал? — голова Марка торчала из люка.
Тром пожал плечами в ответ, а верзила вылез, прикрыл крышку и поспешил за мечом. Как видно, он тоже соскучился по утренним тренировкам. Просыпающиеся моряки глазели на них, и не могли оторваться до тех пор, пока капитан не разогнал их работать.
— Солнце уже высоко, пора вытягивать сеть, — обратился он к горцам, когда Марк отстучал очередную связку и отскочил назад от контратаки Трома. Тром повторил то же самое и отскочил.
— Нам не долго, — пропыхтел Марк.
— Заканчивайте и подходите к сетям.
Они отработали все приёмы в полную скорость и, запыхавшиеся, подошли на корму. Всё повторилось вновь — сети, сбор рыбы, мытьё палубы.
— Ты обещал, что будешь меня учить, а сам не позвал, — обиженно сказал Свен, натирая палубу рядом.
— Сейчас разберёмся с этим и начнём, — Тром плеснул воды на палубу и начал спускать ведро обратно за борт. Он собирался сдержать обещание, но после уборки капитан отправил Свена на мачту, и они начали упражняться только после обеда. Как и прошлый раз, команда следила за ними во все глаза. Мальчишка быстро схватывал. Тром показал ему основные движения и сказал повторить по сто раз, то и дело поправляя и объясняя что-то. Нужно было ещё разобраться со шкурами, и очень скоро Тром сказал, что для первого раза хватит.
— Почему ты не учился раньше? — спросил поединщик, когда Свен убрал мечи в бочку, — В команде наверняка есть кто-то, кто умеет драться.
— Калеб с Олафом точно умеют, — кивнул паренёк, — Видал, какое у Олафа клеймо на руке? Команда судачит, дескать, он в Серой банде промышлял. А он знай себе молчит. Я просил их. Уметь-то они умеют, да только не умеют научить.
Так мальчик всё больше привязывался к Трому. Он уже видел в его взгляде то же уважение, что и у молодых воинов. И команда привыкла к горцам. Оказалось, что оба, и Тром, и Марк, могут неплохо вязать узлы. Верзила сказал, это похоже на одевание брони, и вождь согласился с ним.
Они узнавали всё больше о корабле и о других странах, чаще всего — про то, какая жалкая у них посудина в сравнении с фрегатами военных армад, да про то, в каком порту какие шлюхи, шулера и выпивка. Поединщик с удивлением заметил, что эти матросы не сильно отличаются от его воинов, если не смотреть на умение драться. Так же любят пошутить, не любят ничего заумного, помогают друг другу, словно его воины в бою или в учениях. Им нравились его шутки про баб, истории про великие битвы, или знаменитых поединщиков прошлого. Нравились и рассказы Марка. Верзила часто устраивался на ступеньке у задней палубы и в свободную минуту рассказывал матросам, как всё устроено у них в горной стране. Кого-то это удивляло, кого-то восхищало, некоторые жалели, что не родились там. Таким очень нравилось, что любой воин может войти в Великую сотню, нужно лишь научиться сражаться.
Во время одного такого сборища Тром и разговорился с капитаном: горец и так знал наперечёт все рассказы Марка, а капитан всегда держался поодаль от команды.
— Как ты понимаешь, куда плыть? Вода вокруг совсем одинаковая.
— Ночью, по звёздам и картам, я прокладываю путь. Это сложная наука, которой учатся не один день.
— Я бы хотел этому научиться.
— Заплати, и я выучу тебя.
— Если заплатить тебе, на что тогда нанять корабль? Разве тех денег, что ты даёшь нам за труд, хватит и на то, и на другое?
Капитан негромко рассмеялся:
— Ты наивный, вождь. Монет, что вы уже здесь заработали, не хватит ни на то, ни на другое. Чтоб нанять корабль на неделю, даже самый худой, матросу нужно работать года два, и ни гроша не тратить.
— Два года? — вождь почувствовал, что его нагло обманули. Он инстинктивно потянулся к мечу, но на поясе было пусто, — Что?! И ты молчал всё это время?! Проклятый плут…
— Ты совсем не знаешь мир… Мне и в голову не приходило вас обманывать. Я мог просто не вытаскивать тебя из моря.
— Тогда почему ты платишь нам так мало? Ты же знаешь, что нам нужно будет обратно, как только мы приплывём в порт.
— Знаю. Но если я буду платить вам много, откуда я возьму деньги для остальных? Им тоже нужно что-то есть на суше, что-то покупать. Не просто же так они трудятся?
— Добери разницу из казны…
— Какой казны? Тром, это у себя, в Горной стране, ты мог взять столько, сколько тебе надо. Но мне заплатили ровно столько, на сколько мы договорились с тем, кто отправил нас в плавание. Мне неоткуда взять ещё денег. Разве что подвернётся халтурка по пути. Но заранее знать нельзя. Впрочем, если что-то и подвернётся, по справедливости разделим на всех.
— Понятно, — Тром строго посмотрел на капитана, — Нам достанется чуть больше, но этого опять не хватит.
— Схватываешь на лету, вождь. И не надо так глядеть на меня. Не я придумал этот мир. Одно скажу тебе наверняка — даже если достанешь много денег, попасть обратно всё равно будет непросто. Нужно ещё найти тех, кто согласится плыть в земли, охваченные войной. Это как тигру в пасть голову совать.
— Раздери меня медведь! Скажи тогда, что делать? Как попасть обратно? Как собрать денег? Как найти того, кто согласится?
С каждым новым вопросом Трома всё больше охватывало отчаяние, похожее на то, что накатило после драки с командой.
— Откуда мне знать, вождь? Я обычный капитан. Вам нужно где-то раздобыть кучу денег, нанять, а лучше — купить корабль, найти команду. Понятия не имею, где и как вы всё это сделаете, но других путей я не вижу… Поверь мне, моей вины в этом нет.
Горец чувствовал — этот человек говорит правду. Похоже, предстояло разобраться в том, как живут низинники, чтобы попасть обратно. Это значит, времени понадобится гораздо больше. Во что превратится его страна, пока он будет добираться туда? Её могут захватить или сжечь дотла. Наплевать, если даже так, он будет бить захватчиков из лесов, пока не перебьёт всех, или пока его самого не отправят к предкам. Место отчаяния быстро занимала злость, пока кроме злости совсем ничего не осталось. Он отошёл прочь от капитана, чтобы не было соблазна раздавить его голову, как гнилой орех, и попытался направить ярость в нужное русло, как не раз делал в бою. Он знал — ярость может служить топливом, если ты её контролируешь, или объять тебя всего, словно пламя, и тогда ты совершишь ошибку.
Сейчас ему нужно было топливо. Если подумать, топливо нужно всем и всегда, чего не скажешь об ошибках. Но ярость чёрной тучей угнездилась внутри Трома, и лишь давила изнутри, не желая никуда уходить, не давая ни капли топлива.
Он посмотрел на Марка. Проклятый верзила рассказывал про их битву с бедуинами, не подозревая о том, что все их усилия ничтожны, что прыжок в море, это плавание на дырявой посудине, работа, подходящая холуям — всё бесполезно. Мир низинников жил по каким-то своим правилам, где сильный не мог заставить слабого делать, что нужно, где всё решали слабые капитаны и их деньги, а денег этих было так мало, что уж обязательно не хватит. Вождь махнул рукой на всех этих бедолаг и ушёл в трюм. Там он перебирал в голове вновь и вновь всё то, что сказал ему капитан. И злился всё сильнее и сильнее. Даже вечно дружелюбный Свен не подходил к нему. Видно, Тром аж почернел от злости, раз мальчишка не приближался. Он так и уснул в одиночестве. Но сторониться команды нельзя было вечно и, засыпая, он думал, как же теперь глядеть в эти лица и не поубивать никого со злости.