— Мы наёмники, а не бандиты. Нападать на городскую стражу в мирном королевстве — не наша работа. Душок от неё пойдёт на весь мир, особенно когда поймут, что именно Пурпурный отряд разбойничает в Лемэсе. Слухи пойдут, сам понимаешь. Что будет с нашей репутацией? Война или сопровождение — дело другое. Так что довести тебя я смогу только до границ. И точка. Извини.
Старый взводный отвернулся и посмотрел на горы вдалеке. Лошадь под ним тряхнула ухом, сбрасывая снежинку, а легат задумчиво покивал головой, всё так же лениво качаясь в седле:
— Предсказуемо. И правильно. Хорошо, что ты сказал сейчас, а не во время дела, иначе пришлось бы искать вам замену впопыхах. Я придумаю что-нибудь.
— То есть, ты не в обиде…
Легат пожал плечами:
— У вас есть правила, это нормально. Поэтому, в конце концов, я и стараюсь работать с вами, а не с обычными головорезами, которых при желании можно набрать где угодно.
— Добро. Впереди Эйсар, он охвачен войной с кантонами, хочу обойти вдоль границы.
— Сколько времени потеряем?
— Неделю, если нам дадут пройти через Лисье ущелье.
— Если? Оно в добрых двадцати лигах от Эйсара.
Наёмник сморщился, как от кислого вина:
— Всадника видел?
— Что ещё за всадник? — оживился древний.
— Ведёт нас последние два дня. Прячется за холмами, но ребята его разглядели. Если кто-то хочет устроить на нас засаду, Лисье ущелье — лучший вариант.
— И ты полагаешь, нас там поджидают?
— Да. Подойдём ближе, пошлю разведчиков.
— Если ты прав, придётся обходить горную гряду с севера. Потеряем месяц, не меньше.
— Лучше потерять месяц, чем собственные головы.
— Не возразишь, — улыбнулся легат, — Как думаешь, кто нас может ждать?
Взводный схватился ладонью за лоб, вспоминая все возможные варианты:
— Разбойники, дезертиры, мародёры…
— Твой список мрачнее с каждым словом. Если в нём нет голых дев с богатыми дарами, можешь не продолжать.
Байл угрюмо посмотрел на гриву своей лошади и выдержал паузу:
— Разбиваем лагерь у того холма, — он указал рукой вперёд, — Ночью отправлю пару бойцов, что умеют лазать по скалам, пусть глянут, дальше решим.
Древний бросил гадать, кто это может быть. Мало ли какое отребье крутится на границах во время войны? Вместо этого его мысли вновь вернулись в цитадель. Что, если Михаил и остальные правы? Как понять, совет всё устраивает, или они ищут выход? Вдруг он сам действительно не видит полной картины, всё время отдавая походам? И можно ли было добиться прогресса за всё это время? Да, веков прошло немало, но у них всего горстка людей. Как оценить сегодняшний результат? От этого всего голова кругом шла.
Вечером, когда солнце село, он наблюдал, как двое наёмников собираются в дорогу: снимают доспехи и навьючивают на себя верёвки, вместо оружия берут кошки и крюки, чтобы взбираться по отвесным скалам, ищут одежду потеплее. Один из них обучался читать, но сегодня явно ему будет не до чтения.
Древний отсыпал немного порошка из аптечки и подошёл к ним:
— У меня для вас кое-что есть.
Разведчики отложили свои приготовления и выпрямились, слушая, что он скажет.
— Если совсем не останется сил, разделите эту щепотку пополам, — он подал одному из них маленький деревянный коробок, — Положите под язык и, когда она растворится, сможете бегать и прыгать восемь часов без остановки. Но учтите — ровно через восемь часов вы уснёте так, что рота солдат не добудится.
— Что здесь? — подошёл к ним взводный.
— Небольшая помощь нашим разведчикам.
— Волшебный заговор?
— Нет. Чудодейственный порошок от наших лучших колдунов.
— Ты говорил, у вас нет колдунов…
— Хорошо, от лучшего специалиста по химическому синтезу психотропных и наркотических веществ. Так понятнее?
— Колдунов, так колдунов. Объяснил им, как пользоваться?
— Да. Ребята, главное помните — принимать в самый трудный момент. Если заснёте посреди гор, замёрзнете насмерть. У меня всё.
— Теперь слушаем, — взводный указал на россыпь холмов слева, — Идём за те холмы, от них поворачиваем к скалам и, пока вас не видно, ночью, подходим туда. С утра взбираетесь наверх, идёте к ущелью и сверху в каждый закоулок там заглядываете, за каждой пещерой смотрите. Ущелье в семь лиг. Прошерстить всё и вернуться. Ждём вас двое суток, потом снимаемся и идём на север. Если что, нагоните по пути. Всем всё понятно?
Разведчики закивали, взводный развернулся и, хрустя свежевыпавшим снегом, пошёл в сторону палатки.
Древний пристроился рядом:
— Не мало двое суток?
— Семь лиг, скалы сверху ровные, крутых перепадов нет, только снизу на них забраться тяжело.
— Откуда знаешь? — не отставал легат.
— Лазил там в молодости.
— Воевал?
— Как водится.
К ним подошёл сержант:
— Посты расставлены, ужин готов.
— Приступайте, всё как обычно.
Сержант было развернулся, но Байл окликнул его:
— Стой. Гуляй-город готовым держите. Так, чтобы быстро расставить. Тюки поснимайте с него, часть верёвок отвяжите. Свободен.
— С чего вдруг? — удивился Александр.
— Не знаю, — потёр подбородок старый наёмник, — Сегодня опять видел этого разъездного. Пристал, как банный лист…
— Ты ведь отправил разведчиков.
— Думаю, не сняться ли нам раньше, от греха подальше. Не нравится мне это ущелье.
— Твои люди смогут нас догнать?
— Должны. Нет. Подождём их, — кивнул Байл сам себе.
— Прекрати метаться. Ты не можешь знать наперёд всего. Никто не может.
— Ой-ли? Кто довёл князя до могилы?
— Мне казалось, он будет сговорчивее. Откуда было знать, что он такой дурень и из одной гордости готов погубить целое княжество?
— Тебе ведь на руку. Теперь вас боятся ещё сильнее.
Древний махнул рукой, соглашаясь:
— Бессмысленно отрицать, но я пытался решить дело миром.
— Знаю. Передо мной можешь не оправдываться.
— Мне скорее нужно оправдание для себя самого, не бери в голову.
— Как скажешь. Пойдём, погреем кости у костра.
…
Утром лагерь продолжил жить обычной жизнью, но вместо дорожных сборов Байл разделил отряд на две группы и до обеда отрабатывал манёвры. Солдаты хорошо справлялись, хоть лица их и были мрачны: в кои-то веки представился шанс хорошенько отдохнуть, а взводный и тут не успокоится. Но в полдень началась вьюга, и все попрятались по палаткам.
Древний остался в самой большой, вместе с солдатами, и сейчас смотрел, как Сибальт напяливает тёплый плащ и готовится заступить в дозор.
— Эт какой же дурында на нас в таку метель кинется? Ни зги не видать, тока на кочках ноги ломать, — ворчал молодой наёмник.
— Не так сильна эта метель. Могут и подобраться, если дюже им приспичит. Земля тут неспокойная, — ответил ему бывалый уже сержант, — Твоё дело приказы исполнять, молодой, а не обсуждать их.
Бывший ополченец укутался и вышел за полог.
Александр думал продолжить уроки чтения, но посмотрел на тусклый фонарь посреди палатки и решил обождать с этим. Опять вспомнил про Лемэс и предстоящее задание. Множество дворян не жаловали курс короля Кантании и его Первого министра. То есть, точка опоры уже была. Но кантанийская знать капризна. Это обстоятельство могло сильно осложнить его работу, когда дойдёт до всякой грязи. А до неё дойдёт, легат не сомневался. Грязные дела без грязи не делаются. Ему нужны были рабочие руки — надёжные, умелые и не слишком щепетильные. Головорезы, каких он мог нанять в подворотнях Лемэса, по большей части годились на работу разовую. Может и найдутся среди них годные, но придётся ох как поискать. Ещё хуже дела обстояли с командирами. Древний не хотел участвовать в лихих делах самолично. Нужен был кто-то, у кого хватит опыта отдать правильный приказ, и кто не будет терзаться муками совести от того, что не соблюдены законы чести. Осведомители в один голос твердили, что Первый министр де Крюа решил оставить в стране лишь один действующий закон. И, в отличие от противостоящей ему знати, вопросами чести не тяготился. Тот, кто собирается ему противостоять, должен поступать так же. С волками жить — по-волчьи выть…
Легату было ясно, одни лишь деньги — плохое топливо для той машины, что он собирался использовать в Лемэсе. Требовалось нечто большее. Иначе головорезы могли прикинуть риски и разбежаться после очередного дела, прихватив то, что уже уплачено. Он не сомневался, что эти проныры будут требовать пару золотых авансом за каждое шевеление. Предстояла большая нудная работа, которую можно завершить за месяц, а можно и за год не сделать.
Он посмотрел на отдыхающих наёмников. Хорошие солдаты, но они действительно не годились. Слишком приметные, слишком вышколенные, со своей собственной манерой вести бой. Пару стычек, и люди министра поймут, с кем имеют дело. Следом догадаются, что Пурпурный отряд могли нанять древние. Ему это было совершенно ни к чему. Поэтому до самого ужина легат вспоминал все злачные места столицы, где мог отыскать крепкую и не слишком богатую руку. Человека, подходящего ему и попавшего в беду. Беду, которую древний мог отвести, используя свои возможности, и купить человека с потрохами по бросовой цене.
Вьюга утихла к утру. Байл уже построил солдат и готовился отдать первую команду, когда Александр увидел двоих разведчиков, бегущих к ним от холмов. Они бежали быстро, несмотря на кочковатую землю под ногами, присыпанную снегом. Скатки их болтались за спинами, воротники стали влажными от горячего дыхания. Он сразу понял, что порошок им пришлось истратить.
Один из часовых, что вглядывался в даль, тут же подбежал к взводному:
— Командир, вернулись наши! — он указал на бегущих, и старый наёмник пошёл им навстречу.
Разведчики заговорили не сразу — лёгкие их ходили ходуном, они отплёвывались соплями и слюнями, хоть и не выглядели на последнем издыхании. Их немного потряхивало от действия порошка. Так бывало, когда оно закончится через час-другой.
— Что там? — без предисловий начал Байл.
Один разведчик в очередной раз сплюнул и выпрямился:
— Мы нашли их. Дружина из Вудвинда, человек пятьдесят, все на конях. Разъездной засёк нас на обратном пути, сразу к своим поскакал.
— Сколько у нас времени?
— Не знаю. Он увидел, когда мы были ещё наверху.
— Что-ж вы, дурни?
— Камни из-под ног осыпались, бежать пришлось, не то на дно с камнями покатились бы.
Старый наёмник угрюмо глянул на обоих:
— В доспех, живо!
— Где встанем? — спросил его легат.
— На одном из холмов. Мухой собрать все палатки, в походную колонну, тревога боевая! — прокричал он отряду.
Люди забегали. Каждый знал, что ему делать. Варочные спешно снимали котёл с углей и наскоро оттирали его снегом, чтобы хоть как-то охладить, часть солдат складывала палатки, другие натягивали тетивы на луки. Четверть часа, и караван двинулся в сторону холмов, ощетинившись протазанами и укрывшись большими прямоугольными щитами.
— Вон к тому идём! — старый наёмник указал на один из холмов, что был немного ровнее других и лучше всего подходил для обороны, лишь бы успеть там закрепиться.
Караван почти весь спустился с дороги в низину, когда взводный заметил что-то у подножия гор:
— Вонючие скотоложцы! — он обернулся к отряду и начал подгонять всех подряд, — Быстрее, сукины дети! Бегом! Особо медлительным сам по мордасам надаю!
Легат глянул в ту сторону. Оттуда к ним мчался конный отряд. Оставалось около лиги — минут пять по такой дороге.
«Пятьдесят против тридцати. Если не успеем закрепиться, шансы выглядят паршиво».
Тем временем, караван полностью спустился с дороги в низину и медленно двигался к холму. Телеги неуклюже переваливались по кочкам, люди изредка оскальзывались или проваливались по щиколотку в ямки, припорошенные снегом. Легат не сильно страшился лошадей бегущего к ним отряда — земля вокруг холма слишком неровная, чтобы разогнаться как следует, да и наёмники умели строиться в баталию, отлично противостоящую коннице. Хоть перевес не на их стороне, на такой земле коннице придётся трудно, лишь бы успеть забраться на холм.
И тут крылась главная проблема. Древний понимал, что солдаты успевают взбежать туда, если бросить телеги. Но тогда вражеский отряд — в том, что он вражеский, Александр не сомневался — разгромит и сожжёт весь провиант, палатки, гуляй-город, запас стрел и прочее. И степь прикончит их без всякого железа, одним лишь холодом и голодом. С телегами же… С дороги он прямо сейчас видел, как одна из них перевалилась через неровность и тут же ухнула вниз правым колесом, крепко застряв в земле. Остальные продвигались не намного быстрее. Через минуту древний понял — на холм они не успеют.
— Байл!
Наёмник отвлёкся от своего взвода и посмотрел на легата. Легат же с суровым выражением лица медленно помотал головой из стороны в сторону.
И командир наёмников всё понял:
— Отставить холм! Взять круговую оборону! Враг помчится с дороги, а ну живо — телеги кругом, имущество легата с лошадьми в середину, крепим всё, ставим гуляй-город! Чё ты уставился на меня, Сибальт? Бегом, блять!
— Прямо тута становимся?
— Да!
Легат поспешил к каравану и принялся помогать, но они не успели. Через пару минут уже отчётливо слышался топот коней, но как следует укрепили только фронт, а ещё через минуту конная дружина стекла с дороги и разделилась на два ручья, огибающих наёмников с флангов. К этому моменту они закончили левый фланг, доделывали правый и наполовину успели закрыть тыл: две телеги так и не заняли своих мест — та, что завязла правым колесом и другая, шедшая самой передней — её успели подтащит к гуляй-городу, но не успели развернуть бортом.
— Бросить телеги! — гулко закричал Байл, — В щиты! Круг сомкнуть, готовь протазаны, луки и клевцы! По два лучника в расчёте, на брешь пять человек!
И вовремя — с флангов на них посыпались стрелы, а передовые отряды врага ринулись к бреши. Легат уже успел натянуть подстёгу, кольчугу и кое-как нацепить нагрудник со шлемом. На полные латы времени не хватало, поэтому он спрятался за одной из повозок и сейчас спешно подгонял завязки с ремешками. Его шлем ещё болтался незакреплённый, когда он увидел, как наёмнику рядом прилетело две стрелы со спины — одна стукнулась о шлем, другая впилась в бедро сзади — слабая кольчужная юбка парню не помогла.
Древний понял, что стреляют не в тех, кто перед ними, а навесом, в спины тех, кто с другой стороны.
Это понял и взводный:
— Бойцам у телег, щиты на спины!
Тем временем, первые конные ударили в брешь, однако им не удалось разогнаться как следует: трое из четверых сразу потеряли лошадей, двоих упавших закололи, а один отступил, едва успев подняться вовремя. Единственный конный, кто не потерял лошадь, врубился в стену щитов и сбил двух бойцов, но получил удар протазаном аккурат подмышку, свалился, а после был заколот почти сразу. Лошадь его получила пару ран и обезумела, кружа и лягаясь задними копытами. Один из наёмников, видя это, заколол её точным ударом в шею. Кровь щедро разлилась на притоптанный снег, протазан наёмника и пару человек рядом. Лошадь, хрипя, быстро стихла.
Враги поняли, что брать наёмников наскоком бесполезно и начали спешиваться. Два лучника Пурпурного отряда поймали удачу за хвост: один угодил лошади в бок, та свалилась, придавив собой слезающего ратника. Было слышно, как он истошно заорал. Второй попал точно над кольчужным воротником зазевавшегося врага. Человек повалился на колени, непонятно зачем сжимая стрелу, потом упал набок. Остальные лучники пока не приносили никакого ущерба.
Тем временем, нападающие выстроились для пешей атаки с трёх сторон. Примерно треть из них вооружилась овальными щитами и короткими топорами, ещё треть взяла алебарды. Оставшиеся неспешно выпускали по наёмникам стрелу за стрелой, прикрываясь за спинами щитовиков.
Байл похлопал древнего по плечу и указал на всадника, стоящего чуть поодаль и изредка выкрикивающего команды, плохо слышные отсюда.
«Зоран Лютич. Очевидно, месть за господина. Да, упрямые идиоты всегда найдутся».
Дружина Вудвинда спокойно подходила под градом стрел. Удалось подстрелить одного с алебардой, пока они не подошли вплотную и не попытались растащить щиты гуляй-города, что прикрывали сцепки телег. Но, получив яростный отпор протазанами и потеряв троих, отступили.
Самый горячий бой грозил развернуться у бреши, но пока дружинники не спешили. Они оттаскивали павших людей и лошадей, расчищая себе путь. Наёмники отстреливали их из луков и поразили ещё двоих, но стрел на это ушло немало, как и на залпы по флангам.
Древний понимал: рано или поздно они закончатся, и драка пойдёт врукопашную. Враги вообще перестали сыпать стрелами издалека: их обоз ещё не поспел, а много ли уместится в колчанах?
Дружина Вудвинда растащила трупы и ринулась на щиты наёмников. И те и те кололи и рубили поверх щитов, между щитами, то и дело раздавался треск дерева или металлический лязг, крики боли или ярости. Долгое, жуткое смертоубийство. Не миг, обрывающий жизнь как вспышка, а растянутое во времени ожидание — какой удар или укол для кого окажется смертельным?
«Да, война — занятие не для слабонервных».
Жару добавляло и то, что оба отряда были закалённые и стояли насмерть. Многие другие на их месте давно сломались бы.
Легат заметил, как наёмники ищут стрелы на земле. В строю, закрывающем брешь, поразили двоих: одного насмерть, второго сильно ранило в плечо. Он решил использовать малую пневматику и отцепил её с пояса, благо, хватило расторопности затянуть его поверх кольчуги. Три раза Александр качнул рычаг, взобрался в телегу и прицелился поверх голов наёмников.
«Теперь все будут знать, что болтается в кобуре».
Первым выстрелом он попал ратнику в щёку, убив на месте. Второй, похоже, оставил только вмятину на нагруднике. Третий срикошетил в лицо воину, он повернулся вбок, высматривая угрозу и схлопотал четвёртый выстрел точно в кольчужную оборку шлема. Пуля пробила кольца и человек умер.
«Не обманул механик, первые четыре действительно мощные».
Люди Зорана разозлились и ещё усилили натиск. Один наёмник пал, и его место занял Сибальт. Древний быстро выпустил четыре оставшиеся пули, и одна угодила-таки нападавшему в нос. Он не умер, но вышел из боя, держась за лицо окровавленной рукой. Александр сменил кассету и три раза качнул рычаг: пока потери наёмников меньше, но, рано или поздно, воины Вудвинда столкнут строй. И, пока этот строй будут восстанавливать, серьёзных потерь не избежать. К тому же, люди Лютича атаковали и укрепления, стремясь растянуть Пурпурный отряд по всему периметру, лишь бы отвлечь от бреши столько наёмников, сколько возможно. Да, атаковали осторожно и неспешно, стараясь не терять людей, но даже такие атаки не давали взводу Байла полностью сосредоточиться на защите слабой части укреплений.
Древний выпустил вторую кассету и убил ещё троих. Больше снаряженных кассет у него не было. Пал ещё один наёмник. По прикидкам легата, их взвод мог проиграть сражение. Они уже потеряли пятую часть. Древнего не очень-то устраивал такой расклад. Он взял двух человек со щитами — прикрыться с флангов — и полез в сундук, стоящий посреди их временной крепости из повозок. Прикрытие пригодилось: кто-то особо зоркий из людей Лютича узрел возможность достать легата стрелами и щит трижды спас их от обстрела с фланга. Большая пневматика лежала на своём месте, как и снаряженная к ней кассета: древний порадовался, что не жалеет пружины и всегда держит одну из четырёх кассет забитой под завязку, каждый день меняя, чтобы пружина совсем не ослабла. Сегодня это сослужило добрую службу — не нужно тратить время, запихивая пулю за пулей.
Он защёлкнул кассету, три раза качнул большой рычаг пневматики и перебежал к телеге. Аккуратно положил ствол на её борт и прицелился через оптику — одну из десяти оптик для стрельбы, существовавших в этом мире. До Лютича было сто с лишним метров. Если целить в тело — плёвый выстрел. Но легата одолевали сомнения: нагрудник хороший, из горской стали, вдруг с первого раза не пробьёт? Тогда мстительный воевода догадается и уже не будет спокойно восседать на лошади, а спрячется так, что не достанешь. Нужно бить с первого раза, в голову, а такой выстел не в пример тяжелее. Александр несколько раз прикладывался к прицелу, дожидаясь, когда ветер стихнет. Наконец, уловил момент, взял упреждение, целясь в макушку шлема, и выстрелил. Всадник бесшумно рухнул с лошади, в падении раскинув руки. Древний смотрел на него через перекрестье — движения нет. Но он всё равно прицелился и дважды выстрелил по неподвижному телу, к которому уже спешили три дружинника. Лошадь Зорана почувствовала выстрелы и бросилась прочь. Тогда легат истратил пять оставшихся пуль и убил ещё одного, а троих ранил. Мощное оружие прошивало латы с такого близкого расстояния.
Дружина вновь навалилась на брешь и алебарда, юркнув меж двух щитов, угодила Сибальту прямо в лицо. Его тут же оттащили, и другой наёмник заполнил строй. Вудвиндских вояк откинули вновь. И тут древний буквально увидел, как по рядам противника прокатывается неуверенность. До них дошла весть, что командир убит. Те, что были у бреши, предприняли новую попытку, но какую-то беззубую, вялую. Их было уже вдвое меньше, чем сначала. Попытка, казалось, скорее для очистки совести, чем ради результата: подошли, постучали по щитам, да отступили без потерь.
Многие нападавшие показывали в сторону лошадей, а те трое, что подбежали к Лютичу, уже водрузили мёртвое тело на коня, перекинув через седло. Враг отступал.
Один из наёмников победно вскинул руки и закричал, остальные тут же подхватили, кроме штатного медика — он был занят ранеными. Древний тоже присоединился к нему. Сначала осмотрел Сибальта — страшная рана, точно под левой скулой, сочится кровью. Совершенно невозможно понять, насколько глубокая, задет ли мозг, есть ли надежда на лечение. Парень хрипло дышал, и больше ничего. Легат не понимал, в сознании он или нет. Всё, что можно было сделать сейчас — наложить тампон и вернуться к операции, когда инструменты будут готовы.
Александр наскоро осмотрел остальных раненых — поставил один жгут и две повязки, поглядел на заснувших прямо посреди боя разведчиков. Один словил стрелу, и ему было уже не помочь, второй просто спал, и пульс его слабо, но прощупывался.
Легат достал инструменты и первым делом приступил к врачеванию солдата со жгутом — там зияла глубокая артериальная рана на ноге и предстояло сложное сшивание тканей, иначе боец просто потеряет ногу. Он оставил двух раненых попроще штатному медику и пока не трогал Сибальта: древний думал, новобранец в любом случае умрёт, и не было никакого смысла помогать ему первому, когда вот здесь, рядом, вполне ещё живой человек, которому нужна ясная и понятная, хоть и довольно сложная, операция.
За десять минут получилось хорошенько всё сшить. Парень за это время совсем измучился, получил лошадиную дозу обезболивающего и отключился. Древний аккуратно освободил ногу от жгута, посмотрел на повязку, не пропитывается ли кровью излишне сильно: нет, всё в порядке. Только после этого легат обратил внимание на Сибальта. Бывший крестьянин всё так же хрипло и упрямо дышал, никак не желая расставаться с жизнью, и тогда Александр решил попробовать.
Он подозвал штатного медика и выудил дренажный насос из инструментов:
— Иди сюда. Смотри, погружаешь шланг в рану и медленно давишь на грушу, вот так. Отпускаешь обратно тоже не слишком быстро. Качай. Следи, чтобы крови не было в ране.
Легат так и не понял, задет ли мозг, но сделал всё, что в его силах: дал обезболивающее, вложил в рану мазь, зашил или обжёг где надо, аккуратно забинтовал сверху. Если парень и выживет, левая половина его лица окажется неподвижной.
— Пшёл, чего встал?! — услышал он выкрик где-то рядом, и звук пенделя, последовавший за словами.
Это наёмники привели человека Лютича, который почему-то не успел сбежать.
— Ходим, проверяем их, а тут этот очухался, представляешь, командир? — пояснил один из сержантов, — Где я, говорит, где остальные?
— Разбили вас, парень, — подошёл к нему взводный, до этого угрюмо следящий за операцией.
Старый наёмник поднял безжизненно свисающую правую руку врага и отпустил её. Та упала вниз, как пустой рукав.
— Что мне с тобой делать?
Раненый пленник молчал. Ответов у него не было.
— Клевцом по башке и в кусты, — грубо высказался сержант, уже снимая оружие с пояса.
— Погоди, надо бы поговорить, — вмешался древний, — Твоё имя?
— Званимир, — равнодушно произнёс пленный.
— Ответь мне, Званимир, зачем вы всё это затеяли? Мало было вам голода, смертей, войны? Молодой князь согласился признать долги перед древними, так чего вы кулаками машете после драки? И про счёт наш к старому князю давно известно, и счёт тот справедлив.
Ратник ответил, не поднимая глаз:
— Неведомы мне счёты промеж древними да князьями.
— Чего тогда?
— Долг есть перед Лютичем.
— И у остальных ваших, думаю я, долги такие имеются?
— Не без этого.
— Нет больше ваших долгов. И Лютича нет.
— Как же это? — удивился воин, — Кто-ж его? Значит, всё теперь…
— Кто-кто? Древний и подстрелил, — проскрипел взводный, — Иль вы думали, с ними вот так запросто можно связаться и сухим выйти? Дурак ваш Лютич, и вы дураки с ним вместе.
— Хорош, — легат положил руку взводному на плечо.
— Чё с ним делать-то теперь? — Байл задумчиво смотрел на Званимира, потирая рукой подбородок.
Сержант, маячивший с клевцом позади пленника, вопросительно поднял голову.
Побеждённый почувствовал это и не выдержал:
— Чего ждёте, ну? Давайте уже! Ваша взяла, так чего тянуть?
— Кольчугу снимай, — велел ему легат.
Старый наёмник не удивился, а вот на лице пленника сначала отразилось недоумение. Потом он, видимо, по-своему разгадал этот ребус и выпалил:
— Выкуп за меня вы не получите, сразу говорю. Некому выкупать. Так что уж не мучьте.
— Я поставлял в Шумный Грот лес за свой счёт, чтобы полностью перебить ваши поставки. Припомни, сколько леса вы им продавали и подумай ещё раз, нужен мне выкуп за простого солдата?
— Я был личным дружинником князя.
— Да хоть генералом. Кольчугу снимай, говорю, тебе ещё можно помочь. Подсобите кто-нибудь ему.
Александр отвернулся к сундуку, чтобы протереть инструменты.
К нему подскочил сержант с клевцом:
— Как так, легат? Вон Сибальт умирает, а ты будешь помогать этой сволочи? Они ведь тебя тоже убить хотели! В расход!
— Если ты размозжишь ему молотом голову, Сибальту это никак не поможет. Хватит крови на сегодня, понятно?
Сержант злобно смотрел на него, но молчал.
— Не маши кулаками после драки, иначе тебя ждёт его участь. Всё уже закончилось, нет нужды множить трупы до бесконечности.
— И он пойдёт с нами?
— Да. Не забывай, кто вас нанял.
Байл встал рядом и сурово глянул на сержанта.
Злой наёмник прицепил клевец на пояс, но всё ещё клокотал от ярости:
— Как скажете, легат.
Древний решил пока не обращать на него внимания и обратился к взводному:
— Помнится, на севере была какая-то дыра лет сто назад. Если она превратилась в город, сможем зализать там раны.
— Дыра стала больше раз в десять, но городом её назвать язык не повернётся. Скорее притон.
Сержант пялился на них всё это время, переводя взгляд то на одного, то на другого, пока, в конце концов, не выдержал:
— Разве мы не собирались идти по ущелью? Зачем нам на север?
— Хочешь попытать счастья против людей Лютича ещё раз? Думаешь, куда они убежали? — устало пояснил взводный.
— Один раз мы их уже разбили…
— В ущелье они будут обороняться, а мы нападать. Может, мы и победим, особенно с луком древнего. Это ведь был такой лук, да? Я видел, как ты, легат, каждое утро перебираешь маленькие стрелы для него.
— Пусть будет лук.
— Так вот, с таким луком можем и победить, хоть нас меньше. Но потери будут. И появятся ещё раненые. Тогда следующая стычка, скорее всего, будет смертельной.
— Не подумал…
— Вот поэтому я пока командир.
Легат был полностью солидарен со взводным, но один вопрос его всё же волновал:
— Ты говоришь, такая же дыра, только больше. Не захотят местные прибрать к рукам наше добро, а нас скормить свиньям?
— Кишка у них тонка. Военных там нет, зубы об нас обломают.
— Полагаюсь на твой богатый опыт, но разведку отправим, прежде чем заходить всей толпой. И пусть приведут мне местного потолковать.
— Само собой.
— Сколько туда идти?
— Дней двадцать.
— Начинай сборы. И освободи одну телегу для раненых.
— Что-то придётся переложить в твой фургон.
— Хорошо. Эй, там, вы сняли доспехи с пленного?
Один из наёмников грубо толкнул озябшего в одной рубахе пленника к легату. Вудвиндский дружинник стучал зубами и смотрел на древнего. Левая рука его по-прежнему свисала плетью. Это был крепкий русый парень, но без доспехов и с искалеченной рукой он казался далеко не таким грозным воином. Александр взял его руку и задрал вверх, пленник поморщился от боли.
— Рубаху снимай.
— Совсем меня заморозить хотите?
— Надо посмотреть. И вообще, кто-нибудь, разведите костёр.
— Не слышали, чего легат сказал? — проревел командир, — Костёр, живо!
Тем временем, древний обнаружил сильный вывих плеча, который усугублялся ушибом и отёком, что осложняло возможную операцию.
— Телегу освободили? И лекаря отрядного дайте мне.
Вдвоём с лекарем они уложили пленника на телегу и Александр выудил из кармана обезболивающее.
— Как же кодекс? — тихо сказал стоящий рядом Байл.
— Будем считать это служебной необходимостью. Раненые тормозят отряд.
— Почему просто не избавиться от него?
— Нельзя. Выдаст нас своим, или местным мародёрам. Он изнутри знает теперь, что у нас в отряде, — сказал легат первое, что пришло в голову.
— Что за чушь? Он бы просто замёрз посреди этой степи.
«Ты чертовски прав, дружище», — подумал древний, но вслух ответил:
— Может, и не замёрзнет.
— Секира могла бы избавить нас от всех проблем.
— Не уподобляйся своему сержанту. Махать кулаками после драки — обрекать себя на вечную битву.
— Разве это не есть жизнь?
— Попробуй что-нибудь построить. Может, понравится?
— Что например?
— Начни с жизни этого парнишки, дай ему второй шанс.
— Как скажешь, легат. А ты, — он посмотрел на осоловелого от дурмана дружинника, — Не вздумай злом ответить на добро, ясно? Не то умирать придётся долго.
Примерно через четверть часа с операцией покончили. Легату нравилось, что, в случае чего, кодекс к этой операции не применить — слишком простая, её может сделать любой при должной сноровке или удаче. Всех раненых уложили поперёк на свободной телеге, и караван медленно тронулся на север. Легат договорился дежурить по очереди с медиком, сама дорога оказалась ровной, и удавалось менять повязки на ходу.
Пейзаж вокруг состоял из серых и белых красок. Белая земля, испещрённая серыми кочками, или полностью занесённый белой порошей склон холма с подветренной стороны, серый лес на границе видимости, светло — серое тяжёлое небо. Всё это напоминало край света. Хоть легат знал, что мир их круглый, ему казалось, вот-вот они дойдут до обрыва, за которым будет бесконечное чёрное ничто. Древний надеялся, что дорога не может вести в никуда, хоть на пути им ни разу никто не повстречался, кроме птиц, да сусликов с полёвками.
Следующим утром их накрыла метель, а после, когда всё утихло и караван двинулся дальше, очнулся Сибальт. Он глядел на всех ошарашенными, испуганными глазами и не говорил ни слова. Даже не мычал — видно, любой звук причинял ему боль. Александр велел ему лежать. Новобранец сначала пытался сесть, но вскоре оставил это гиблое дело.
Легкораненые часто спускались с телеги размять кости, и, когда спустился пленник, шедший за ним солдат толкнул его в спину — не сильно, а скорее просто показать пренебрежение:
— Вишь чё наделал, ёбаный лесник! Парень у нас едва обвыкся, а ты его штыком под глаз!
— Это был не я, — робко оправдался бывший дружинник.
— Какая, к херам, разница? — влез другой наёмник, — Все вы там были, значит, все виноваты!
— Тупые лесники!
— Сраные дружинники!
— В жопу вас с вашим полоумным князем! Всё из-за вас!
— Я предлагал вам прибить меня! — не выдержал Званимир, — Если у вас на это кишка тонка, нечего теперь лаять как шавки со всех сторон!
Один наёмник огрел его пятой протазана по бедру, второй отцепил чекан от пояса в порыве ярости.
— А ну притихли! — взревел Байл, — Раз не прикончили его, нечего теперь издеваться.
— Так, может, надо было?
— Не тебе это решать, боец.
— Они бы нас не пощадили.
— Откуда ты знаешь? Древнего — наверняка нет, но они уважали хороших ратников.
— Во заковыка, — с досадой ответил наёмник, — Они бы древнего точно укокошили, а он за их бойца как раз вступился. Не понять мне…
— И не надо. Шагай давай. Молча.
Под вечер, когда солдаты топили снег в огромном котле, легат опять подошёл проверить раненых.
— Что-ж со мной теперь? — тихо спросил Званимир, — Для чего это всё?
— Поживём-увидим. Важного ни черта ты не знаешь — отпущу в первом попавшемся городе, и дело с концом.
— Почему?
— Это называется сострадание, парень. Убиваем мы чаще по необходимости. В остальном — такие же люди, только живём дольше и знаем поболее.
— Тёмные заклинания?
— Нет никаких тёмных заклинаний.
— А волшебный лук?
— Когда-то люди кидались камнями, потом появился лук, следом — арбалет. Придёт время, и люди будут стрелять из таких, как у меня.
— Когда?
— Не знаю, но придёт, поверь.
Легат бегло осмотрел его руку — всё заживало, как надо — и обратился к другим раненым. Они занимали много времени.
Удручало, что четверо из восьми его учеников пали в бою, а оставшимся пока было не до этого. Древнему казалось, все труды пойдут прахом, но на следующий день Сибальт уже выводил что-то на бумаге, сидя в телеге.
— Господин легат! — крикнул один из наёмников, — Вас тут немой наш зовёт.
Бывший крестьянин сунул ему клочок бумаги, на котором трясущимися каракулями нацарапал: «Во рте плохо».
Александр ударил себя по лбу за такую недальновидность и подозвал медика. Вместе они уложили Сибальта на доски, затем он приказал остановить караван и разжечь фонарь.
— Будет больно, — предупредил он раненого новобранца, когда качающийся на ветру фонарь осветил его искорёженное лицо.
Медик уже крепко держал Сибальта и, когда легат силой разомкнул его челюсти, тот не издал ни звука, лишь глаза его настолько расширились, что в них отразилась вся боль и ужас, с какими далось ему это несложное действие. Света от фонаря было мало, но древний всё же нашёл гнойник. И опять пришлось глушить боль таблетками, так сильно дёргался боец во время операции. Справившись с гноем, древний ещё долго прижигал ему рот, чтобы остановить кровь, но справился. Остальные же раненые со страхом глядели на всё это, не в силах вымолвить ни слова.
— Вот так-то, — сказал им легат, — Чтобы лишить жизни, достаточно удара, а чтобы сохранить, иной раз приходится попотеть!
Никто и не подумал спорить.
На следующий день он увидел Ситбальта и Званимира сидящими рядом у борта телеги. Они молчали, но в молчании этом было какое-то единство.
«И правильно, нечего им делить» — подумал легат.
Он лучше всех знал — делят сильные мира сего, высокие люди. Солдаты же колют друг друга едва ли из ненависти. Их долг — идти за лидером. Потому как никто не давал им, в сущности, выбора, за кем идти. И между любыми солдатами можно найти много общего, когда они не стоят по разные стороны баррикад. Так к чему тратить силы на ненависть, пока приказы не отданы? И к чему тратить их, когда всё уже кончено? Если вдуматься, чтобы ненавидеть всех своих бывших и будущих врагов, не хватит никаких сил.
Тем временем, день ото дня лес справа приближался. И день ото дня наёмники обращали всё меньше внимания на пленника. Потом завязался разговор, в котором они узнали, что пленник их из крестьян и сбежал от семьи, чтобы не влачить дальше жалкую долю, а поступить в войско князя. И трудом своим, да преданностью, пробил дорогу в первую дружину. Никаких влиятельных родственников у него не было, а была твёрдая рука да быстрые ноги, смелое сердце да сметливый ум. И, видя перед собой такого же простого парня, наёмники потихоньку смягчали общение. «Эй, пленник» уже не звучало так обречённо, а скорее казалось смешной кличкой, хоть оружие никто ему не давал. И однажды, когда прошло больше двух недель, а лес подобрался совсем близко, Званимир осмелел настолько, что решился на второй разговор с древним.
— В толк не могу взять, чего плохого делал наш князь? Границы укреплять, за войском следить, разве ж плохо?
Легат чувствовал, что дружинник недоговаривает и внимательно посмотрел на него:
— Чужое взял, вот и поплатился. Не знаешь будто?
— Но ведь вы обманом прибрали к своим рукам столько всего, он лишь восстановил справедливость.
Байл вёл коня под узцы чуть поодаль и всё слышал. Он скорчил гримасу, как от горькой брюквы.
Однако, древнего такой поворот беседы ничуть не смутил:
— Да вы, молодой человек, не в меру откровенны сегодня. Знаешь немного, из-за чего сыр-бор, всё-таки? Князь вам про справедливость вещал?
— Ну… да.
— Никакого обмана. Мы вложили туда своё золото, когда в вашем княжестве были пустые поля да леса, а вместо столицы стояла жалкая деревня на тридцать душ. Зачем обманывать? Мы вложили, подождали и стали получать прибыль. Ждать мы можем долго, десятину платим, как и все, пример наш многих привлёк, люди в княжество потянулись. Ты ж понимаешь, что без людей и страна не страна. Только Болеслав ваш забыл об этом, или очень захотел сделать вид, что забыл.
— Вы не появлялись годами.
— И он решил, что нас больше нет? Мог получше разузнать. На свете много городов, в которых мы появляемся чаще. Он поленился.
— Неужто князь не хозяин на своей земле? Неужто не может делать всё, что ему вздумается?
— Может. Он и сделал, да о последствиях не подумал. Мы ему ответили тем, на что сами имеем полное право. На долго хватило вашего князя?
Дружинник молчал.
— То-то же. И резню могли мы устроить. С одной стороны тысячи три ребят, таких как эти, с другой Холвинд, с третьей ешё кто. И пусть ваш князь сколь угодно кичится, какие у него воины. Всё одно, в капусту бы порубили. Скажи спасибо, княжич его место занял. Головой думать надо правителю! Не можешь ты быть самым сильным. Никто не может в одиночку. Молчишь?
Молодой дружинник понуро смотрел в землю и шагал дальше. Легат не спускал с него глаз. Похоже, русый воин готов был вот-вот разреветься. Оно и неудивительно: когда ты всю жизнь считаешь, что борешься за правое дело, что стоишь на правильной стороне, и вдруг оказывается — тот, за кем ты шёл, просто дурак. Недальновидный, спесивый, самонадеянный дурак. Впору разреветься.
Наёмники вокруг притихли.
В следующее мгновение произошло то, что сильно удивило Александра: Сибальт перевесился через борт телеги, похлопал Званимира по плечу и, когда дружинник повернулся, махнул рукой — мол, оставь ты всё это, ошибся, с кем не бывает?
«Истину твердил Зебен — человек, познавший отчаяние и находящийся в шаге от того, чтобы потерять саму свою жизнь, часто бывает великодушнее остальных».
…
Караван медленно, но верно преодолевал свой путь. Телеги покачивались на кочках, люди выдыхали пар, с неба то и дело падал снег, припасы потихоньку заканчивались, и кое-кто из отряда подумывал наведаться в лес, но вскоре они дошли до границы города.
Байл, хоть и считал местных полным сбродом, велел выставить телеги кругом на холме и как следует укрепить. Никто этому городу не доверял, и, когда солнце поднялось к полудню, они с Байлом стали решать, кого отправить на разведку.
Но город пришёл к ним сам: на пороге лагеря появился лихого вида молодчик в стёганом жилете и при двух кривых ножах. Взводный и ещё несколько наёмников повернулись к нему. Трое на всякий случай положили руки на оружие, притороченное к поясным ремням.
Не особо церемонясь, бандит первым нарушил молчание:
— Кто такие? Надо чё?
Ему ответил командир наёмников:
— В Эйсаре идёт война, обходим его стороной, от греха. Вот, хотели у вас припасов набрать да раненых подлечить.
— Так вы с войнушки?
— Не, говорю же, обходим.
— Раненые откуда? Ноги натоптали? — борзо и нагло вопросил местный.
— Мародёры потрепали, — на стал распространяться взводный.
Разбойник подозрительно смотрел на лагерь:
— Никто за вами не припрётся?
— Успокойся, не воевать сюда пришли. Нам бы постой хоть для раненых, да поесть чего в дорогу взять. Помню, было у вас семь банд. Ты из какой?
— Теперь их пять, — сурово ответил он, — Я из самой крутой буду, из большой самой.
— Это какая же?
— Известно, какая. Горцы и все, кто с ними.
— Горцы тут каким боком? Откуда взялись?
— Давно ты у нас не был, раз такие вопросы задаёшь. Они из леса пришли.
— Отряд? — удивился старый наёмник.
— Трое всего.
— Не пойму, — нахмурился Байл, — Три горца пришли и стали вами командовать? Как так?
— За это не скажу, но старшие говорят, всё чин чинарём. У остальных тоже к ним счётов нет.
— Чем же взяли вас эти горцы? — взводный потёр подбородок, как часто делал, когда задумывался.
— Ты бы сам с Тромом задрался, вмиг бы узнал. Или с Марком лучше.
«Тром? Как будто, знакомое имя…»
Легат просочился мимо глазеющих наёмников и посмотрел на бандита:
— Бородатый свирепый горец с вот такими плечами? Медведи ему везде мерещатся? И друг его, Марк, гигант, ещё выше Трома на ладонь, а то и полторы?
— Эта… Точно всё. Знаешь их?
— Как не знать? — улыбнулся легат, — Проводи нас к нему.
— Влетит мне, ежели такую ораву при железе в город пущу.
— Не переживай, мы вдвоём с Байлом пойдём, людей тут оставим. Ты ведь друзей Трома в обиду не дашь?
— Эт не шибко умным надо быть, чтобы вредить друзьям их. Не врёшь, знает он тебя?
— Пойдём, сам увидишь.
Древний прицепил меч к поясу и отправился следом за бандитом к россыпи деревянных домов разной высоты, разбросанных вокруг без какого-либо порядка. Он не мог вязть в толк, как вождь горцев тут оказался и смотрел по сторонам, внимательно подмечая всё, что видит и слышит:
— Дурачьё! Если буча какая начнётся, надо Медных держаться, — вещал один оборванец другому, — Видал, как они две банды за неделю разгромили? То-то же.
— Говорю, свезло им. Теперь против них сразу четыре атамана выступят, тут уж им ни щиты, ни сбруя их не поможет.
— Поможет, поможет. Серый Олаф знает, где что, завсегда чует. Уж они подготовятся и…
Легат свернул за угол и уже не слышал разговора. Вокруг просыпались рыбаки и всякие работяги, а некоторые из бандитствующих субъектов, что в обилии встречались на пути, похоже, ещё не ложились.
Кроме беспорядочной застройки, в глаза бросалась общая небрежность этого городишки. Кое-как разрытые дренажные канавы перекрывали кучи мусора. Этот же мусор иногда подпирал стену какой-нибудь лачуги, возвышаясь чуть ли не до крыши, и никто его не убирал — всем было плевать. Люди, даже те, кто вышагивал гордо, заткнув за пояс пару локтей доброй стали, ходили в обносках. Если у них были хорошие сапоги, то обязательно дрянные штаны и засаленная косынка вместо приличной одежды.
Это проявлялось почти во всём, но кое-где среди этой помойки попадались очаги порядка. Вон там, около стены двухэтажного дома, совсем недавно убрали кучу мусора, а здесь, спасая лавку торговца от сырости, расчистили канаву возле неё. Пару раз ему попадались и нормально вооружённые бойцы, облачённые в кольчуги и шлемы-шишаки, с круглыми щитами. Такие моменты особенно бросались в глаза на фоне общего запустения. Кто-то недавно взялся за порядок в этом городе и как раз делал первые шаги.
Легат услышал звонкий шлепок ладони по чьей-то щеке, обернулся на звук и увидел, что бандит постарше ударил совсем молодого:
— Ты чё творишь, пёс смердячий? Чё творишь, я спрашиваю? Совсем очумел гроши прятать? То с лавки гроши. Серый Олаф учует, кишки на нож намотает и тебе, и мне заодно! Или кто из горцев одним махом обе наши головы отсечёт! А Серый учует, обязательно учует. Сколько крыс он передушил уже? И ни разу ещё не промахнулся, слышишь? Дай сюда! Не прирезал тебя, только потому, что ты свяк мне.
Молодой бандит не сказал ни слова в ответ, лишь разглядывал носки своих ботинок, согнувшись и всем видом выдавая смущение и страх.
Провожатый потянул легата за плечо, и они пошли дальше.
— Что за Серый Олаф? — спросил Александр.
— Ой, брешешь ты, раз такое спрашиваешь. Ёбнут тебя горцы по темечку, как пить дать.
— Трома с Марком знаю. Про Олафа первый раз слышу. Кто таков?
— Дак тоже горец, с ними пришёл, только не такой здоровый, зато быстрый, что гадюка и ушлый — всё знает, мы уж думаем, у него где шар хрустальный запрятан, иль Кривая Эльза ему всё рассказывает. Поговаривают, ведьма она…
— Кривая Эльза?
— К ней как раз идём. Раньше шлюхой была, а потом, видать, прокляли — окривела.
Они дошли до большого деревянного дома в два этажа, и тут взору легата предстало совсем уж неожиданное зрелище: шагов на пятнадцать вокруг дома всё тщательно вычистили и прибрали, около входа толпился десяток дружинников при добром железе, с подогнанными и подвязанными как следует кольчугами, да в нагрудниках. Трое из них отрабатывали манёвры под надзором четвёртого, а остальные отдыхали — видно, тоже недавно пришлось им потрудиться — лица блестели от пота, пар от дыхания валил сильнее, чем у обычных прохожих, а ботинки заляпались грязью, какая бывает, если долго вытаптывать снег на одном месте. Эта картина уже напоминала казарму в каком-нибудь приличном королевстве.
Провожатый завёл их прямиком на первый этаж через широкую деревянную дверь. Внутри, за квадратными столами, восседали пёстрые, по-разному одетые бандиты, ещё больше было пригожих, не затасканных шлюх. Легат сначала удивился, что все они делают в кабаке в такую рань, но увидел горцев в дальнем конце зала и понял, что это свита следует за своими королями, у которых как раз была привычка вставать пораньше.
У стола горцев стоял охотник и паренёк лет четырнадцати с сальными чёрными волосами, а Тром, развалясь на стуле и попивая из кружки, вещал им:
— Ты, Жила, иди с Кшиштофом и передай этому проклятому лавочнику, что, коли не будет брать товар охотников по хорошим ценам, лавки у него тоже не будет, задери его медведь!
— Хорошие — это какие-ж? — спросил парнишка.
— Какие Кшиштоф скажет, такие и хорошие, — отрезал Тром, и, обернувшись к Марку, спросил, — Прав я, вождь?
Гигант согласно кивнул.
«Так они поменялись местами. Теперь вождь Марк».
— Ты, эта, охотничек, сильно тож там не наглей, понял? — добавил третий из компании горцев. Сутулый, сметливый и узловатый.
Как раз этот сутулый и мог быть Серым Олафом.
— Лишнего не возьму, — с достоинством ответствовал охотник.
— Мире привет передавай, — Тром уселся поровнее и только тут заметил компанию легата, в отличие от Марка, который увидел всю троицу сразу, но виду не показал.
— Оба, легат, ты как здесь? Марк, помнишь его? Раздери меня медведь…
— Обещал быть к вам летом, да судьба свела раньше. Нас потрепали в дороге, нужен постой. Никак не думал встретить здесь горцев. Почему вы покинули родину?
— Год назад мы и сами не гадали здесь оказаться, — ответил ему Марк, — Но столица взята, наша страна в огне, а нам двоим пришлось спасаться вплавь. Но это потом. Твоих воинов нужно разместить, а после мы с тобой и твоим десятником, — он кивнул на Байла, — Разопьём по кружке-другой лучшего здешнего пива.
— Благодарствую, Марк, что чутко отзываешься на мою беду, — учтиво кивнул легат.
Огромный горец обернулся к молодой шлюхе, что увивалась рядом и сказал ей:
— Пока отложим, приходи под вечер.
Она ушла, а Марк снова повернулся к легату:
— Мы и сами сполна хлебнули бед после того лета. Сколько у тебя людей?
— Ровно четверть сотни.
— Добро. Пятизадый, в наш старый кабак их отведи. Скажи кабатчику, чтоб дал им комнаты и накормил. Кому надо, лекаря приведи.
— Оплата? — уточнил их давешний провожатый.
— С медяками потом разберёмся, ты сначала добрым воинам помоги, — ответил было Тром.
— Зачем же? — легат сделал жест ладонью, показывая, что вопрос платы — сущий пустяк, — Заплатим мы сразу, лишь бы никто не грабил и не убивал, пока гостим у вас.
— Пятизадый, везде с ними ходишь, — приказал гигант, — Следишь, чтоб наши никто на них не прыгали, да чтоб они ненароком не попали в чужой район. Возьми ещё кого из ребят, если надо.
— Монеты, что они кабатчику отдадут, сразу забрать, да?
— Какого рожна? — вскинулся сутулый, — На кой ляд тебе эти монеты?
— Дак я, это, Олаф, вам принести сразу хотел. Медный всегда так делал, коли народ к кабатчику от него пришёл, значит, и деньги его, вот я и подумал…
— Медный не шибко умный засранец был, иначе сейчас не гнил бы в земле. Мы не ломаем то, что сами строим. Кабатчик пусть заплатит в конце недели, как положено, а сейчас не смей ничего с него брать, уяснил?
— Как есть, Олаф.
— Иди.
— Кто-ж главный из них? — уже на улице спросил у бандита легат.
— Сам не пойму. Так-то Марк, вроде бы… Да остальные двое перебивают его завсегда, лезут с советами своими, сами за него говорят. Старый наш атаман вмиг бы выпотрошил, что рыбак барабулю, а этот молчит… Про деньги тож не разумею я их…
— Чего это?
— Так ни лавочников, ни кабатчиков не трясут как положено. Задали им раз в неделю дань платить и всё. Другие атаманы — те завсегда найдут, за что сверх обыкновенного монет срубить, а эти и не ищут даже. Кое-кто говорит, слабы характером, да вот не думаю я, что слабые могли и Медного, и Красных, и Косынок одолеть. Ой…
— Что «ой»?
— Кажись, лишнего сболтнул, — от страха провожатый даже остановился посреди улицы, — Не говорите им только, лады? Мне ж теперь головы не сносить.
— Голова мне твоя не нужна, успокойся. И торговцев они не душат потому, что так лавки богаче становятся. Значит, и дань больше будет со временем. Если же драть в десять рук, захиреют лавки и всё. Стало быть, умнее они, чем твой старый атаман.
— Там у них Серый Олаф делами этими всеми насчёт дани занимается, остальные двое редко вмешиваются. Они всё больше бойцов учат, — продолжал разговорчивый бандит, — Да на корабль свой команду ищут. Только никто пока не находится.
— Корабль?
— Угу, в порту стоит. Двухмачтовая посудина, то ли бриг, то ли барк, не помню уж.
— Плыть куда хотят, знаешь?
— Мне не говорили, но ищут упорно, да все отказываются. Видать, жарко там дюже.
— Чего притих, старина? — окликнул легат взводного, до этого не произнесшего ни слова, только глядящего по сторонам и недобро ухмыляющегося.
— Надо бы сказать ребятам, чтоб не шастали тут почём зря. Вор на воре, бандит на бандите.
— С провожатыми ходите, и не тронет вас никто, — ответил Пятизадый.
— Коли мои двадцать пять человек по шлюхиным домам разбредутся, никаких провожатых не хватит.
— Зачем за шлюхами ходить? Горцы скажут — те сами к вам пришкондыбают.
— В приличных городах шлюхи со своей улицы ни ногой, а у вас тут всё вверх тормашками.
— Эт хорошо, что не приличный город у нас…
— Кстати, почему «Пятизадый»?
— Полгода назад, когда вся буча началась, дрался я часто. Пять раз зацепили, и всё в зад. Ну и Тром придумал вот. Он вообще на клички мастак.
Легат отчего-то не сомневался, что кличку придумал именно Тром. Это было в его духе.
За разговорами они дошли до лагеря. Александр видел Сибальта издалека. С искорёженным, неподвижным, страшным лицом он наблюдал за их приближением, потягивая будьон через соломинку. Лицо его теперь вечно выражало укор. И больше всего древнего раздражало, что невозможно было понять, действительно ли он корит всех вокруг, ведь парень не мог говорить.
— Снимаемся! — проорал Байл, — Сегодня у вас будет крыша над головой и хорошая еда.
…
Взвод разместили быстро. Легат заплатил трактирщику, выкупался, надел свежее и вышел во двор, где его ждал тот же самый бандит. Следом вышел Байл, и они двинули через грязную улицу в тот первый дом, где их ждали горцы. Наёмники, что охраняли многочисленные телеги отряда, провожали их завистливыми взглядами — им ещё долго ждать, пока их смена помоется как следует, поест и, наконец, придёт их менять. Назло им, в небе собрались тучи, и стал накрапывать мелкий противный дождь, размывая снег вокруг и превращая его в грязь.
Зато в кабаке, где сидели горцы, было жарко, сухо и светло, пахло пивом, потом и жареным мясом, а шлюхи, не в пример своему обыкновению, суетились, разнося гостям еду и напитки.
— Почему куртизанки трудятся, словно они обычные кабацкие девки? — спросил Байл.
— Горцы пришли, вот они и стараются. Говорят, Кривая Эльза их заставляет. Кто этим троим уважения не выказывает, тех она на улицу гонит.
— Интересно, — легат махнул рукой спускающемуся со второго этажа Марку.
Гигант указал на тот же стол, и они уселись. К ним тут же подскочила молодая бабёнка, ожидая, что скажет горец.
— Пусть принесут пива и баранью ногу пожирнее, да разыщи мне Трома с Олафом. Скажи, гости пришли.
Через несколько минут все уже увлечённо отрезали куски от сочной ноги и запивали их пивом.
Когда голод и жажда отступили, легат чуть отодвинул тарелку в сторону и посмотрел на горцев:
— Так что с вами стряслось?
Горцы рассказывали долго — про вторжение, про плавание и кораблекрушение, долгий путь до Детмера — так называлась эта дыра — и в подробностях как им пришлось драться здесь, как гадко поступил здешний атаман, Медный, с тем, кто первым протянул им руку помощи, а Тром расправился потом с этим атаманом, отплатив ем той же монетой.
— Как же ты не испугался его перстов, что верховодят мелкими бандами? — перебил древний лишь раз.
— Это Олаф устроил, — не переставая жевать, ответил Тром, — Он разузнал к тому моменту, что персты не любят Медного и уговорил всех выступить за меня.
Александр поглядел на сутулого Олафа, на его клеймо, что так старательно выжигали раскалённым железом, на бандитский прищур, да и манера говорить наводила на определённые мысли:
— Серое Братство?
— Откуда знаешь? — вор так и вперился в него взглядом.
— Поживи с моё…
Александр тактично не касался вопроса первенства между горцами, но Тром сам затронул эту тему:
— Кстати, вождь теперь Марк. Поединок состоялся на корабле, всё согласно нашим правилам.
— Марку мои поздравления, а тебе, Тром, могу сказать одно — рад, что ты жив-здоров.
Если бывший вождь и почувствовал что-то, он никак этого не показал. Однако, древний ещё раньше заметил, что наглости в поединщике поубавилось, хоть и взор его оставался таким же воинственным, как раньше.
«Значит, этот Марк сражается ещё лучше, — подумал древний, вспоминая, как легко Тром одолел его самого тогда, в горах, — И организовать людей они могут, хоть на город этот посмотри… Возможно, они как раз подойдут».
Легат внимательно выслушал обоих до конца и, в задумчивости глотнув из глиняной кружки, произнёс:
— Но команду вы так и не нашли?
— Эти проклятые трусы и слушать ничего не желают, когда узнают, куда нужно плыть. За нами готовы пойти только те, кто сражался тут плечом к плечу, но они не моряки. Наша посудина в порту стоит мёртвым грузом и всё больше обрастает тиной да ракушками, — бывший вождь иронично усмехнулся и в отчаянии махнул сальной от бараньего жира рукой.
Вождь нынешний молчал и внимательно следил, куда повернёт диалог легата и Трома.
— Не похоже, что вы особенно сильно унываете на этот счёт.
Тром вытер руки тряпкой, услужливо поданной одной из местных обитательниц, отставил тарелку в сторону и ответил:
— Марк сказал, что-нибудь обязательно подвернётся. Сказал, не вешать носа. У нас в горах принято слушать старших…
— Хоть какой-то план у вас есть?
Тром пожал плечами и махнул из кружки, а легат посмотрел на Марка.
— Думал доплыть до любой приграничной страны, а оттуда уже смотреть, как прорваться.
— А пешком? — уточнил древний.
— Пока мы тут торчим, пешком до нас добирались только охотники и твой караван, так что идея не очень.
— Я могу вас туда провести.
Оба горца сразу насторожились, даже Олаф потерял интерес к снующим туда-сюда куртизанкам и ждал, что скажет легат.
— Как? — не выдержал Тром.
— Мой человек знает пару секретных троп, которые не охраняются. Путь через них тяжек, большой отряд там не пройдёт, но вы справитесь.
— Куда ведут эти тропы?
— В Северную Рудню. Говорю сразу — моя помощь обойдётся очень дорого.
— Продадим корабль, — предложил Марк.
— Нет, вам придётся поработать на меня.
— Что нужно делать? — спокойно вопросил гигант.
— Убивать. Где я скажу и кого я скажу. Я дам вам людей, оружие, броню, объясню все тонкости. Полгода-год и проведу вас обратно на родину.
Гигант оставался спокоен, в отличие от Трома, который не смог скрыть ликования и, похоже, был готов прямо сейчас согласиться.
— В чём подвох? — спросил Марк, выждав паузу.
— Вы будете нарушать законы чужого государства, ставить засады на их воинов, убивать их.
— Воевать что-ли? Убивать мы умеем, — Тром смотрел жёстко и решительно, лёгкая улыбка тронула его губы, он был готов.
Но Марк всё так же выжидающе глядел на легата. Его огромная голова не двигалась, на бородатом твёрдом лице с квадратной литой челюстью и глубоко посаженными чёрными глазами не дрогнул ни один мускул.
Древний понял, придётся ответить:
— Воевать без объявления войны, исподтишка. Убивать тайно, не показывая лица. Вероломно, бесчестно, беспощадно.
— Что здесь нового? — вопросил гигант, — Вы, низинники, обычно так и делаете, судя по этому городишке.
— Он отказался, — кивнул древний на Байла.
— Почему? — уставился Марк на взводного.
Наёмник развёл руками в стороны:
— Это слишком опасная работа даже для такого битого пса войны, как я. А мне есть, что терять, поверь.
— Хитрец… — задумчиво пробасил Марк, уставившись на деревянные доски стола, — Понял, что нам нечего терять и играет на этом…
— Вы ведь цените прямоту? — легат смочил пересохшее горло глотком пива, — Извольте. Сколько ещё вам тут торчать и ждать непонятно чего? Вы сами так запечатали границы, что кроме меня никто и не знает, как провести вас туда. К тому же, ещё и война. Вы можете годами ждать подходящего случая, а я предлагаю вариант. Тяжёлый, но тот, что сработает. Если вас, конечно, не убьют.
— Складно чешешь, — сощурился Серый Олаф, растянув одну сторону рта в презрительной ухмылке.
— У тебя есть вариант лучше? — древний не отводил взгляда, ведь бандиту наверняка нечем крыть.
— Остаться здесь и сделать из этой помойки нормальный город, — ответил Олаф, — Сам я не из того теста, потому как с пелёнок занимаюсь тем, чем тут весь город промышляет. Эти же двое, — он указал на горцев, — Способны построить здесь что-то, кроме ещё одной банды головорезов. У них много горской ерунды засело в головах, но они учатся, и за ними идут люди.
Легат, горцы и старый наёмник — все посмотрели на бандита с большим удивлением. Александр уж точно не ожидал услышать такое от заклеймённого молодчика и последнего жулика.
— Если ты сам додумался до этого, сможешь сам навести тут порядок.
— Кто будет вести людей в бой, когда придёт время? А оно придёт. Кому учить их держать щиты и носить доспехи? Кто покажет, как идти строем? Я знаю только уроки подворотен, да тёмных углов. Всё, что мы тут сделали — сделали вместе, ведь каждый хорош в своём.
Тут легата осенило:
— Со строем, щитами и прочим я постараюсь тебе помочь. Отправь кого-нибудь к нашим, передай, пусть притащат сюда пленника.
За их столом наблюдала женщина с искривлённым плечом. Когда Олаф позвал к себе шлюху, что ошивалась поблизости, и стал шептать ей на ухо, легат успел заметить, с какой завистью искалеченная смотрит на неё. Он готов был на что угодно спорить — эта несчастная не всегда была такой.
— Кривая Эльза, я полагаю? — тихо спросил он у Трома.
— Она самая.
— Кликните её на минуту.
Горец удивился, но просьбу выполнил. Калека подошла к ним.
— Древний хочет с тобой поговорить.
Александр встал из-за стола, посмотрел спереди, сбоку. Кривая ключица виднелась сквозь одежду.
— Покажи плечо.
— На кой тебе моё плечо?
— Не бойся, я просто посмотрю.
Этот разговор был ей неприятен. Она посмотрела на сидящих за столом, Марк кивнул ей, и только тогда пальцы её распустили шнуровку на платье спереди, потом стащили ткань с плеча, обнажая ужасный перелом, давно уже сросшийся и сросшийся очень паршиво.
Она вперилась взглядом в древнего, готовая то ли расплакаться, то ли выцарапать ему глаза, ведь он заставил её обнажить перед всеми своё уродство. Он поглядел ещё немного. Кроме ключицы, похоже, и акромин был слегка надломан…
— Закрывай. Её можно вылечить, — ответил он на все эти вопрошающие взгляды, — Нужно сломать кости, поставить их ровно и дать правильно срастись. Что это было? Дубина?
— Ты сможешь проделать всё это? — вместо ответа спросила Эльза.
— Могу попытаться.
— Попытаться?
— Если получится плохо, кости могут поломаться на мелкие куски, тогда я не смогу собрать всё как надо. Ты останешься такой же, или ещё хуже. Может, вообще умрёшь. Но может и получиться.
— Делай, — калека перестала видеть всех вокруг, для неё существовал только древний.
— Плата какая?
— Чего ты хочешь?
— Этот кабак.
— Да, — сразу же согласилась Эльза, — Зачем он тебе?
— Не весь. Треть его доходов. И треть всего, чем ты владеешь или будешь владеть. Когда-нибудь я появлюсь здесь снова. Или не я, а другой древний. Ты должна будешь откладывать нашу долю и отдать по первому требованию.
— Как я узнаю, что передо мной древний?
— То есть, ты согласна?
— Я готова отдать его весь. Конечно, я согласна на треть.
— По рукам, — легат вытащил из-за пазухи маленький свиток, — У него будет бумага вот с такой печатью.
…
Горцы согласились, как и следовало ожидать. Все согласились на всё. Эльза — на операцию, Олаф — принять к себе дружинника из Вудвинда, а дружинник — остаться. Впрочем, выбор их был небогат, и легат не собирался делать его богаче. В конце концов, Званимир отделался очень легко. Видано ли, вместо могилы стать воеводой после плена.
Александр провёл бессонную ночь после операции — он накачал Эльзу снотворным и ждал, когда она проснётся, чтобы объяснить всё, что следовало. Потом древний спустился вниз заморить червячка и пойти уже спать.
Горцы сидели за тем же столом и активно допрашивали дружинника, а Олаф стоял рядом, внимательно слушая каждое слово.
— Дорога идёт в кручу, после неё поворот за гору, — Тром показал рукой по столу вокруг стоящей кружки, — Справа лес, слева поле. Враг поднимается к тебе. Где встанешь?
— Вот здесь, за горой. Пару человек поставлю, чтоб за лесом следили, вдруг обходить будут и через верх лезть.
— Почему за горой? Враг окажется на ровной земле и сможет отдышаться.
— Если встать на круче, нас могут побить осадными машинами, тогда нам ответить нечем.
— Верно… — согласился горец.
— Тром, это понятно любому десятнику. Давай посложнее, — прервал их гигант.
— Как скажешь, вождь…
Поединщик задумался.
Тогда Марк придвинулся ближе и очертил на столе овал:
— Вы в долине восемь на двенадцать лиг. Враг у её начала, их втрое больше. Как ты поступишь? Куда поставишь дружину?
— Нужно отступать. Уходить из долины и искать лучшее место. Три к одному в поле — это плохо.
— В долине твои холуи с кучей скота и припасов.
— Прогоню, сколько смогу и уйду сам. Остальных пусть жгут или полонят. Избы предам огню, чтоб не оставлять пристанища…
Дружинник задумался, Марк не торопил. Пауза затянулась. Светловолосый поднял вопросительный взгляд на гиганта.
— Говори, чего на уме? — подтолкнул его горец.
— Какая там земля? Болота, канавы, реки, пашни? Сколько изб? Какие горы вокруг? Где леса? Враг пришёл издалека, или это сосед? Что вокруг долины? У меня есть бойцы где-то ещё, или только эти? Откуда мы берём еду? Откуда они берут еду?
— Достаточно, — прервал Марк, — Хорошо. Идём смотреть наших ребят. Интересно, что ты скажешь насчёт них?
Легат не смог это пропустить и вышел во двор следом за горцами. Десятков пять латников стояло строем. В них оставалось ещё бандитского, но они уже напоминали войско. По их лицам древний понял: слух об отъезде горцев уже пошёл.
— Уходите от нас? — раздался голос из строя.
— Уходим, — Тром отыскал глазами говорившего, — Нам нужно вернуться на родину. Олаф остаётся.
— Возьмёте меня с собой?
— Зачем?
— Отплатить вам за то, что вытащили тогда.
— Ты изменился, — сказал поединщик, — Вы все изменились. Год назад вы стремились забирать у должников, а не отдавать, что должны сами. Лучше останься.
— Почему? Я плохой боец?
Чем больше легат слушал Трома, тем больше удивлялся, но горец всё не переставал обнаруживать новые, не видные доселе, черты.
— Ты, да и вы все — первые, кто пошёл за нами. Если разбежитесь, здесь всё станет как было, останется той же никчёмной дырой, где каждый убивает и обкрадывает каждого, как зверь, а в банды собираются лишь для того, чтобы больше убить или ограбить. Измени это.
— Вы уже изменили.
— Мы изменили только этот район и твои мысли, положили начало. Вам продолжать. И вот вам в помощь тот, кто знает толк в доспехах и топорах, кто подскажет, как правильно построиться и где встать, если станет жарко, — горец указал на светловолосого дружинника, — Если когда-нибудь окажусь здесь снова, хочу видеть доброе воинство и порядок, а не жизнь в ожидании ножа в спину.
И легат, и Марк молча слушали со всеми остальными. На лице огромного горца также застыла тень лёгкого удивления.
Тром запнулся, увидев это:
— Поправь меня, вождь, если наговорил чего не того…
— Нечего поправлять. И добавить тоже нечего. Начнём смотр, Званимиру нужно знать свой лучший отряд.
Они пошли от бойца к бойцу. Дружинник из Вудвинда внимательно осматривал каждого, то и дело задавая вопросы:
— Тебе секира не тяжела?
— В самый раз, у меня рука крепка, — ответил бывший бандит.
— Покажешь потом, как ты с ней управляешься.
— Добро, — согласился с решением Марк.
Они подошли к следующему.
— Кольчуга не тянет тебе? Вот тут подвязана плохо, — начал было дружинник.
— Твоя правда, — ответил за бойца Тром, — Подобрали ему лучшую из тех, что остались, да всё одно — не садится, как надо… Кузнеца бы.
— Что-ж, нет у вас кузнеца?
— Есть, да все не те. Кольчугу править умельцев нету.
— Как же столько оружия вокруг, без кузнеца?
— Торгаши.
— Где-ж умелого взять?
— На кораблях ищем, переманиваем, да пока никак.
— Объявление повесьте, — предложил легат.
— Кого повесить? — не понял Тром.
— Разыщи мне, кто тут рисовать умеет, дальше покажу.
— Есть у нас такая, — улыбнулся Тром, — На полдник приходи, позову.
Александр оставил их и вернулся в кабак. Поймал на себе недобрый взгляд исподлобья: это Серый Олаф сверлил его глазами из угла общей залы. Рядом никто не маячил, и древний решил, что лучше момента для разговора не сыскать. Бандит явно затаил на него злобу, легат хотел попытаться уладит разногласия, а не оставлять очередного врага за спиной — он и так наплодил их достаточно, а сколько ещё предстоит наплодить в Лемэсе?
— Хочешь проткнуть меня взглядом?
— Надо было проткнуть тебя, как только ты здесь появился и списать всё на старые счёты.
— Чем я тебе насолил? Горцы и так хотели уйти, им надо на родину.
— Родина там, где жопа в тепле! Если б не ты, полгода-год, и они осели бы тут.
— Там их люди, застигнутые врасплох неприятелем.
— Здесь теперь тоже их люди.
Лёгкая, еле заметная поволока неуверенности показалась во взгляде матёрого бандита, но древний заметил её и поймал, как рыбу на крючок:
— Ты боишься остаться без них, так ведь?
— Следи за словами, упырь, — излишне агрессивно ответил преступник.
Слова попали в самую сердцевину.
— Ты впервые познал, как можно жить без ваших волчьих порядков благодаря этим двум воинам. В точности как те, кто сейчас выстроился на улице. И, так же как они, боишься, что всё это развеется, пропадёт, стоит только горцам покинуть этот несчастный город.
— Проклятый же ты человек. Магическим шаром в меня глядел…
— Нет никаких шаров. За триста пятьдесят лет успеваешь узнать людей…
— Не впервые мне видеть, как живут хорошие, добрые люди. Наш капитан — за него стояла вся команда. У них с горцами разный подход, но хотят они одного, — вдруг разбойник стиснул кружку так, что побелели пальцы, — Сейчас всё разваливается. И разваливается из-за тебя. Ты, блядь, доволен?
— Ты на что?
— Я хорош в банде. Верховодить дюжиной, может, быть атаманом, как Медный, или ещё какой кровавый еблан. Здесь нужно другое.
— А знал ты, Олаф, что все страны, какие ни есть, сначала появлялись вот так же, из банд? И первыми королями становились атаманы, такие, как ты. Хочешь порядка — иди к нему.
— Откуда мне знать, что делать? Как правильно, а как нет?
— Разве твой капитан не разъяснил тебе?
— Кроме его слов, во мне живёт и прошлый уклад, да и не всё я помню.
Сомнения. Не так уж плохо для правителя, но не погрязни в них. Если хочешь, могу объяснить, что делать дальше, но горцев я заберу в любом случае, они мне нужны.
— Советчик… Что ты сделал с Кривой Эльзой?
— Всё прошло хорошо. Если она будет делать, что сказано, кривой её точно перестанут называть.
— Клички прилипают сильнее, чем ты думаешь.
— Может быть.
— Я бы убил тебя, но чуйку не обманешь: быстрее умереть самому, чем прирезать древнего.
— Правильное решение. Не буду докучать проповедями, раз мои советы ни к чему, — легат стал подниматься из-за стола.
— Стой. С паршивой овцы хоть шерсти клок. Эй, там, принесите нам пива кто-нибудь! Да пожрать чего! — крикнул разбойник на весь дом, — Что, по-твоему, мне нужно делать?
Древний на несколько секунд задумался — ведь нужно подобрать такие слова, какие будут понятны этому бандиту.
— Перво-наперво установи правила, единые для всех на твоей территории. Как вы сделали с данью — чтоб каждый понимал, что его ждёт если их соблюдать, и что — если нарушать. Заставь бойцов следить, чтоб эти правила выполняли и сделай наказание неотвратимым для всех.
— Стой. Что, если мои правила будут плохими?
— Собери людей поумнее, кого уважают среди своих. Да не одних бандитов — торговцев, рыбаков, скобарей и прочих. От каждого возьми по человеку и решайте вместе, какие будут правила и какие наказания. Но помни — главное слово всегда за тобой, не то люди могут спорить вечно.
— Складно у тебя выходит. Как, по-твоему, с другими атаманами?
— Выдави их. Медленно, по одному.
— Они объединятся. Тогда неизвестно, кто кого.
— Не воюй явно. У тебя почти половина доков в порту. Снизь цены, пусть они будут всегда ниже остальных. Вскоре капитаны узнают об этом, и к тебе выстроится очередь, а к остальным докам будут причаливать жалкие остатки. Используй деньги, чтоб купить чужих людей, кого возможно. Как увидишь, что атаманы достаточно ослабли — бей. Кто придёт сам проситься к тебе — договаривайся. Но осторожно, люди хитры.
— Сам знаю.
— Слышал, ты тут первый хитрец, всё про всех ведаешь. Это хорошо. Всегда корми свои глаза и уши.
— Если придут из другого королевства, как это было дважды до меня?
— Для захвата? Не спеши воевать. Можешь преклонить колено, если условия будут выгодные, но управление городом не отдавай. Если же плохие — изводите их. И не бойтесь — большое войско в эту глушь не пошлют. Овчинка не стоит выделки. Пока не стоит. Но через пол века — кто знает? Поэтому можешь подумать сам, к какой державе присоединиться. Кантанию не советую, как и пустоши Мешмуллы. Болотные Кантоны — возможно.
— Нет. Это они напали на Марка и Трома.
— Любая война рано или поздно заканчивается, а тебе нужно жить. Подумай, когда они заключат мир.
— Уж лучше стать частью горцев, если на то пошло.
Древний нахмурился:
— Слишком темны, слишком мало знают об остальном мире.
— Тут не поспоришь…
— У них закрытые границы, но вы-то открыты всем ветрам. Вам нужен кто-то другой.
— Сколько забот ты на меня вешаешь…
— Выбор за тобой. Можешь пить, драться и брюхатить девок. Так делают многие князья. Если город и зачахнет, винить тебя можно будет только за бездействие.
— Ты говоришь слишком сложно.
— Хорошо. Последний совет — окружи себя людьми поумнее. Преданными людьми.
— Как я узнаю, что они таковы?
— Как ты узнал о мыслях всех этих лихих ребят после убийства Йона? Примерно таким же способом, — древний поднялся из-за стола, чтобы глянуть Эльзу, оставив Олафа в раздумьях.
Она сидела возле окна и смотрела на строй латников внизу. Левая рука её покоилась на перевязи, плечо выпрямилось, но осанка выдавала непривычку, неестественность и неловкость.
— Болит? — указал он на плечо.
— Ещё как — крутит, ноет, колет. Как раньше, перед штормом, только в десять раз сильнее.
— Ничего. Делай, что я сказал, дай костям ровно срастись и помни — с каждым днём будет легче и однажды боль уйдёт совсем, лишь будет напоминать о себе перед штормами.
— Почему ты помог мне?
— Деньги.
— Не ври.
— Давай будем считать, что всему причиной — деньги. И никогда не обкрадывай древних.
— Мой долг останется моим детям?
— Да.
— Если они у меня будут… Придётся им держать моё слово.
— Всему твоему роду.
— Прекрати нагонять тоску, мне повезло. Это во сто крат лучше, чем умереть посудомойкой на кухне. Сначала они, — женщина кивнула на горцев, — Потом ты. Неужто добрые боги заметили нашу помойку?
— Нет никаких богов.
— А вы, древние? Трое ведь были древними?
— Может, и так, я не застал то время.
— Тебе нужно что-то в дорогу?
— Я всё уже купил, но спасибо за заботу. Нечасто люди предлагают мне помощь. Хорошо, что ты есть, Олафу нужны верные люди вокруг.
— Что я могу?
— Помочь советом.
— Бывшей шлюхи и посудомойки?
— Здесь все шлюхи, посудомойки и бандиты. Ты не хуже других. Учитесь думать вместе. То, чего не видит он, должна увидеть ты. Что недоступно его уму ты должна понять.
— Говорят, наш врач знает грамоту и науку.
— Так учись у него. Вы можете строить, а не просто высасывать соки из города. Будь для остальных людей тем, кем горцы были для тебя. Ладно, всё это слишком походит на занудство старого брюзги. Прощай. Может, когда-нибудь свидимся.
…
Караван месил грязь узких улочек Детмера. Казалось, все люди повылазили из лачуг и домов поглазеть на то, как уезжают горцы.
Молодая девка — то ли просто торговка, то ли шлюха, хотя в этом городе она могла быть и тем и тем, подбежала к Трому и надела ему на голову венок из высушенных цветов:
— Прощай, герой штормов!
Мастер меча дёрнулся, как бывает, когда приснился кошмар, и уставился на неё. Девушка помахала ему рукой на прощание.
Тром, Олаф и Александр уселись на одной телеге, и легат смотрел, как колесо то и дело тонет в лужах, норовя обрызгать всех, кто шагает рядом.
— Как она узнала? — наконец, сказал Тром.
— Может, я проболтался, — ответил Серый Олаф.
Легат заметил, что горец сразу осунулся, только услышал это прозвище.
Люди провожали их, как умели — просто молча смотрели вслед уезжающему каравану, и в их глазах читалась смесь сожаления, страха за будущее и надежды, что с уходом горцев Детмер не обрушится в пучину насилия и разврата, а продолжит укреплять такой хрупкий пока, но такой желанный порядок.
Больше книг на сайте - Knigoed.net