Время перемен. Том 2 - читать онлайн бесплатно полную версию книги . Страница 4

Глава 4: порядок бьёт хаос

«Вас так много, а меня так мало, — подумал он, вертя в руках эспаду очередного горе — дуэлянта, — Но вы дрогнули и побежите». Этого спасти не успели — пока возились с двумя другими, рана, казавшаяся не опасной, доконала его. Капитан смотрел на молодое веснушчатое лицо. Не очень-то волевой подбородок, острых черт, почитай, и нет. Без этой гримасы надменности, что он держал при жизни, лицо кажется совсем детским.

«Или я слишком стар».

Люк обернулся к Марио, вложил трофейную эспаду в ножны и бросил в раскрытый мешок к остальным. Затем взобрался в седло.

Две новые группы по борьбе с дуэлями принесли успехи. Высвободилось время, капитан смог расширить сеть агентов, и теперь он, вместе с двумя офицерами-помощниками, днём собирал информацию, а вечерами и ночами проводил задержания. Когда-то этот город казался ему большим, сейчас же он знал все закутки и подворотни так хорошо, как человек может знать собственную комнату. Но дуэли переместились в пригород, и поспевать стало труднее, а недавно какие-то хитрецы стали назначать дуэли одновременно в трёх местах, будто специально хотели загнать его до изнеможения. Два раза из шести им повезло, в остальных случаях нарушители ускользали. Кто-то специально играл с ним в кошки-мышки, подкидывая противоречивую информацию, вместо того, чтобы просто молчать. Ведь оставались ещё обычные дуэли, про которые де Куберте не знал. Что же мешало и этим обстряпывать свои дела без шума? Значит, специально. Вот загадка, которую предстояло решить, и капитан пока не знал, как. Впереди маячили его племянник и сержант Род. Вот уж кто оставался в отряде белой вороной, упорно не желая надевать защиту. Хотя, нужно отдать мальчишке должное, с ротными офицерами он сошёлся быстро. Не помешали ни богатство, ни знатная фамилия.

Старый сержант, поймав его взгляд, сделал знакомый жест рукой: указательный и средний палец подняты вверх. Это означало «затаись», когда они ходили в вылазки на территории врага. Капитан кивнул ему, и оба — слуга и господин — стали уходить от отряда вперёд, пока не исчезли за углом одного из домов по пути. Старый вояка насторожился: чего это сержант задумал? Но Лис ни разу не подводил его прежде, поэтому капитан терпеливо ждал, а до городской тюрьмы, куда они вели уцелевших после дуэли, оставалось пару кварталов.

Когда они минули тот дом, за которым скрылись Жерар и Род, да ещё пару, сзади раздался возмущённо-удивлённый возглас. Группа остановилась, Люк обернулся и увидел, как из-за угла дома, хромая, выходит человек, а следом за ним — отставной сержант с чеканом наперевес и молодой граф с окровавленным клинком в правой руке. Незнакомый человек одной рукой сжимал ногу, а другой — нож. Но было очевидно, что толку от ножа в этой ситуации никакого. Он посмотрел на группу и выбросил его прочь, а потом уселся на пол и зажал рану уже двумя руками.

— Кто это? — Люк направил коня в их сторону.

— Следил за нами, — ответил бывший сержант.

— Точно?

— Уж с полчаса, как следом идёт. Не извольте сомневаться, господин капитан.

— Молодец, старый Лис, поучил бы мою молодёжь.

— Что толку-то, если у них мозгов нет? Другому свою голову не пришьёшь.

— Ты, плут, говори, да не заговаривайся, — осадил его Жак.

— Хватит. Перевяжите его и в допросную, — он поворотил коня обратно.

Жерар встал по правую руку, слуга следом: он не отходил от своего господина в ночных рейдах.

— Почему ты не взял свою лошадь, племянник?

— Ходить пешком полезно, и спать буду крепче.

Капитан смерил его подозрительным взглядом: мальчишка так и рвался в драку. Наверное, поэтому и не взял скакуна — чтоб не слезать лишний раз. Ох уж это молодёжь… Хоть и следовало признать, что сегодня это оказалось на руку: вторая лошадь привлекла бы внимание, соглядатай мог улизнуть.

Отряд двинулся вперёд, де Куберте в очередной раз завёл старую шарманку:

— Жерар, ты купил доспех?

— Дядя, зачем он здесь? Нас всегда больше, драться ты мне не даёшь, да если б и дал, сам знаешь — лицом в грязь не ударю.

— Нужно, чтобы ты привык к нему. Это не так просто, как кажется, — де Куберте пошевелил затёкшими под нагрудником плечами, отмечая справедливость собственных слов.

— Начнётся война, дадите мне из полковых запасов.

— Те доспехи дряные. Даже они, — кивнул он на солдат, — Стараются заиметь кольчуги получше уставных, а ты граф, так пользуйся этим. Не будь глупцом, война всегда начинается неожиданно. Ты не успеешь привыкнуть, подогнать как следует, если будешь дожидаться её.

Взгляд графа посуровел, он посмотрел на отряд и уставился куда-то в сторону.

— Не дуйся, что я назвал тебя глупцом, — продолжал Люк, — Просто вы, молодые, бываете так наивны.

— Я не дуюсь, дядя, — угрюмо ответил Жерар.

— Завтра пойдём и вместе выберем тебе доспех. Жду тебя на площади Малой кузницы в час света.

— Как скажете, дядя…

Они приближались к тюрьме. Тиль махнул рукой стражникам, те узнали отряд и стали открывать ворота:

— Только что ваши приходили, шесть человек взяли, — сказал один.

— Кто?

— Хромой лейтенант, господин капитан.

— Для тебя он господин лейтенант Уве де Норт, напиши себе, блядь, на лбу!

— Виноват, ваше благородие, виноват…

Они прошли сквозь ворота и дальше, внутрь. Двоих раненых увели в тюремный лазарет, который капитан сам выпросил у министра: раньше никакого лазарета в городской тюрьме впомине не было, но они часто хватали раненых на дуэлях. В казарму их тащить было недосуг, а дворянам негоже давать просто так истекать кровью, пусть даже эти дворяне преступили закон. Вот и распорядился Первый министр учредить в тюрьме лазарет.

— Сержанты, ещё кто из солдат называет офицера де Норта хромым лейтенантом?

Жак с Тилем переглянулись, Марио, шедший чуть позади, пожал плечами.

— Следите за этим, понятно? Услышу от кого — плетью перетяну. Сегодня вы даёте ему клички, завтра будете с ним запанибрата, а послезавтра перестанете исполнять его приказы.

Уве де Норт склонился над столом писаря и проверял записи в учётной книге. Когда он увидел приближающегося капитана, отложил книгу в сторону и уже собрался было выпрямиться по стойке «смирно» и отрапортовать.

— Оставь это для плаца и парадов, — капитан протянул ему руку, приветствуя, — Что у тебя?

— Поймал шестерых, господин капитан. Одного, правда, подранили солдаты. Трое желторотые совсем, ещё трое постарше, но тоже недалеко ушли.

— Сдались добром?

— Один только бузотёрил, но обошлось.

— Этому два года у судьи проси. Остальным по полгода хватит. Пусть подумают посидят.

— Будет сделано, господин капитан.

— Тиль, бери двоих и этого, шпиона, в допросную. Жерар, сдай остальных задержанных.

Три солдата увели пойманного вдоль по коридору. Капитан двинулся следом и увидел, как скривилось лицо старого Лиса, смотрящего вслед уходящим. И не мудрено: в своё время этот солдат лучше всех развязывал языки пойманным врагам, но после таких допросов сам выглядел как живой мертвец, так тяжело они ему давались. Люк подумал, не взять ли его с собой, но решил оставить в покое старика.

Комната дознаний — маленький квадрат пять на пять шагов — располагалась в недрах тюрьмы, не имела окон и, в отличие от других помещений этого мрачного заведения, была отделана толстым слоем грубых досок, чтобы хоть как-то снизить шум, исходящий порой от её посетителей. Посреди комнаты стоял стол с колодками для рук и торчащими из столешницы ремнями, чтобы накрепко привязать кисти. Стул для заключённого крепился к полу и тоже был увит ремнями. В углу стоял второй стул, с колодками для ног на полу. На тот случай, если рук не останется, а посетитель ещё недостаточно разоткровенничался. Люку ни разу не пришлось заходить так далеко. Он допрашивал людей редко. Молодые дворяне, что попадались ему, не знали ничего интересного, а та челядь, что надобна была для розыска дуэлей, соглашалась после разговора наедине. Де Куберте помнил лишь двоих, кто заартачился, но эта комната быстро заставила их передумать.

На войне Люк вдоволь насмотрелся, как допрашивают пленных, да и сам участвовал не раз. Старые солдаты часто спорили, какому из пленников удастся продержаться дольше — кому отрежут пару пальцев, прежде чем он разговорится, а кому — руку или две. Глядя на то, как привязывают сегодняшний улов, на сгорбленное тело и тщедушные ручонки, капитан подумал, что здесь хватит и мизинца.

Человека споро притянули ремнями к стулу, заключили руки в колодки и стали притягивать кисти к столу. Пленник заартачился, сжал кулаки. Бесполезное и бессмысленное сопротивление: сержант Тиль без лишних слов дважды треснул его по левому запястью, кулак разжался и ладонь тут же распластали ремнями. Быстро проделали то же самое со второй рукой.

Де Куберте вытащил трёхгранный кинжал из-за голенища, положил его на стол и спросил:

— Кто ты?

— Курро Вельде.

— Откуда?

— С Шалейной улицы, комната у меня там.

— Рассадник отребья. Ты вор? Бандит?

— Я рыбак.

— Этот замечательный шрам под глазом откуда? Краснопёрка укусила?

— Не помню я. Говорю, рыбак я.

— Нет дела мне, откуда ты. Зачем следил?

По всему видать, рыбак был туповат, ибо ответом своим только навлекал беды:

— Гулял, да случайно за вами увязался, интересно стало.

— И полчаса шёл, скрываясь, как вор? — капитан ударил его рукояткой по мизинцу, отчего пленник издал нечто среднее между лаем и всхлипом. Лицо его приняло такое оскорблённое выражение, будто невинному плюнули в душу.

Люку это не понравилось:

— Говори! — он ткнул в кончик мизинца остриём кинжала.

Противно брызнула кровь, пачкая столешницу, Курро Вельде пялился на собственный мизинец, не произнося ни слова. Похоже, страх уже прочно угнездился в нём.

— Тиль, отковыряй ему ноготь, раз говорить не хочет, — протянул он кинжал своему сержанту.

Солдат рядом прижал ладонь Вельде к столу, тут же испачкавшись в крови, а Тиль примерил кромку кинжала под ноготь и чуть задрал вверх.

— Ааааа! Я следил за вами, следил! — закричал привязанный.

— Тиль, погоди, пусть скажет.

— Говорю же, следил, ну что ещё?

«Да, и впрямь тупой попался».

— Зачем следил?

— Сказать надобно было, если вы через западную дорогу пойдёте из города.

— Кому?

— Справа от входа в храм Кроноса человек ждал в шляпе с оранжевой полосой и пером ворона.

— Ждал?

— Ушёл, наверное, уже. До часа луны ему весть передать надобно было.

«Может, и есть ещё время, да отправить некого. Солдат он издалека увидит, смоется, гад. Разве что племянник? Нет, им рисковать не буду».

— Кто велел весть передать? — капитан вперил взгляд в задержанного.

— Господин один, имени не знаю. Собрал нас троих и денег заплатил.

— Троих?

— Ага. Ещё двоих с района нашего на восточную и юго-западную дорогу отрядил для того же.

— Как выглядел господин этот?

— Богатый, статный. Из благородных, сразу видать.

— Одет как? Лицо какое?

— Маска у него была на лице-то, — дрожащим голосом сообщил пленник, — Чёрная. И костюм, серебристый такой.

— Эспада?

— Была эспада, была! Ручка как роза, или другой цветок какой, то я не разобрал, извиняйте.

«Похоже на правду. Дурачку такому лицо своё тот, кто играть со мной вздумал, показывать не будет, это точно. Что-ж делать с этим? Две дуэли ещё на сегодня… Теперь хотя бы понятно, как они ускользают из пригорода, но зачем?»

— В тюрьму его.

— Как же это? За что? Что же теперь?

— За пособничество дуэлянтам.

Капитан поднялся и вышел в коридор. Заключённый что-то мычал вслед, но Люк не обращал внимания — он хотел понять, как добраться до тех, кто устроил всё это, как узнать их цели. Но ничего не шло в голову. Надобно было собраться с утра, рассказать всё де Крюа и решить, как действовать дальше. Голова наотрез отказывалась соображать ночью, после целого дня на ногах. Он завидел старого сержанта около выхода. Род прислонился плечом к стене и, похоже, мыслями был где-то далеко. Хозяин его пребывал поблизости и вертел клинок эспады, глядя, как свет от факелов отражается на гранях.

«Де Крюа, большой Лис, определённо сможет дать совет, если найдёт время. Но, может статься, и этот малый Лис изловит для меня хитрецов…»

…

Род опирался о стену. Нахлынувшие воспоминания не выбили его из колеи, но он не мог остановить их поток. Десятки лиц — дрожащих, плачущих, кричащих, умоляющих. И говорящих. Он неизменно развязывал им рты. Смекалки простого солдата хватало на то, чтобы избить, отрезать, прижечь. Обычно этого бывало достаточно. Но часто истязаемый терял сознание раньше, чем раскрывал секреты. Не таков был Род-Лис. Он придумывал каждую пытку, мысленно примеряя её на себя. Здесь отковыривать понемногу, тут взять свечу и поджарить пятку, этому запустить крысу под рубаху так, чтобы она не могла выбраться. Голодную. Сделать свои тайные страхи реальностью для кого-то другого, так от работал.

Из-за этого попасть в плен Род страшился сильнее остальных — вдруг там попадётся такой же умелец?

Когда старый слуга услышал приглушённый крик того человека, которого сам и поймал, воспоминания всколыхнулись, словно живые. Наверное, это просто старость. Или всегда было так тяжело? Род уже и забыл. Но, только лишь услышал эти звуки, как на него обрушилось предчувствие, что будет заваруха.

Господин граф всё вертел свой клинок. Наверное, представлял себя в поединке, или что-то в этом роде. Пока что он не торопился взрослеть, однако, бывший сержант не сомневался — житие подле капитана сделает своё дело.

Как раз сейчас де Куберте шёл к ним по коридору. Суровый, что первозданный гранит.

— Племянник, на сегодня всё. Возьмите пару солдат у де Морта, пусть проводят вас до границы.

— Не стоит, дядя, тут не так и далеко. Если что, мы сами сможем постоять за себя.

— Не устраивай из каждой прогулки соревнование. На четверых вряд ли кто нападёт, а пара будет лакомым куском для любых головорезов. У вас по пути улица Дубильщиков. Вспомни, я рассказывал о ней.

— Что мне сделает какое-то отребье?

— Приказы здесь отдаю я. Помнишь, что сказал первый министр? Это ты прикреплен ко мне, а не я к тебе. Значит, ты выполняешь мои приказы. Точка.

Его господин понуро кивнул, а капитан добавил:

— Род, подумай, как ещё таких изловить, — он кивнул в сторону допросной, — Этот молодчик провожал нас по западной дороге, а ещё двое таких ждали на восточной и юго-восточной. Покумекай, ты умеешь.

«Теперь ещё и эта забота. Мало мне лакейских дел?»

Род не стал бы говорить так с молодым графом на месте капитана. Давить такого, как младший де Сарвуазье, первым министром — последнее дело. Он только и будет думать о том, как бы сделать наоборот. Нет объяснить бы, что жизнь не идёт по правилам дуэли. Тот случай дома, когда де Бризи пытался подло убить его, похоже, так ничему Жерара и не научил. И у капитана терпение, по всему видать, заканчивалось. Жаль. Он единственный из всех в городе, кто мог говорить с молодым графом на равных и притом достаточно откровенно. Слуга-то всяко не может господина своего поучать, о чём Род сильно жалел. Но ничего не поделаешь: не он придумал этот мир.

Трактир почти весь спал — лишь пару загулявших постояльцев пили вино за столиками внизу. Старый слуга поднялся на второй этаж и на миг задержался у каморки, под лестницей на третий, что Жерар снял для их конюха.

«Ни храпа за дверью, ни стонов… Где-то сейчас Харт шляется? Каждую ночь его нет, надо бы поговорить с утра. И про шпионов с утра подумаю, и с Хартом потолкую, и с портным надо бы по цене сторговаться, и с перчаточником. Доспех ещё приглядеть… Господину-то самому не до портных. Ладно, утро вечера мудренее».

…

Харт допивал вторую кружку. Рядом сидел пьяный в дребодан солдат городской стражи и вещал на весь стол:

— Ребяты, значица, у мясников налево сворачивают, и ещё налево, возле канала! Так и круг получается, которовый мы за третью часа и прохаживаем. Тама много пивнух всяких для наших господ, дери их в рот. Кажные три часа смена. Мы в караулке прям в доспехах и спим.

— Слыш, Почемуй, знаю я то место, — ответил ему Громадный Джо, наклоняя кружку своей мелкой, считай, раза в два меньше, чем у Харта, ладошкой, и делая из неё скупой глоток. Его круглая мелкая голова с живым подвижным и скалящимся лицом едва возвышалась над столом, и вообще, из-за мелкого своего роста он походил на ребёнка.

— Там друга дорожка по другой стороне от пивнух идёт, тёмненькая така, — продолжал Джо.

— Точно, идёт, — подтвердил Почемуй, — Мы, всё одно, там, где светло ходим. Где капитан велел, знач, там и ходим, — стражник понизил голос, но его пьяный шёпот всё равно хрипел на весь стол, — Говорят, на улице той по ночам краденое скупают. Иль продают. А капитан наш, всё одно, мол, нечего по тёмным подворотням сапог пачкать.

— Жмур, ты говорил, твой засранец на ту улицу похаживает, — Джо повернулся к товарищу, кряжистому и сутулому парню с руками, напоминающими кузнечные клещи и длинными путаными волосами, почти полностью закрывающими лицо, — Кажись, знаю я, откель он ту епанчу притащил. Посиди-ка тут с Почемуем, мы с ребятами до ветру сходим.

Громадный Джо поднялся и поманил с собой Харта с Роганом — худым узловатым мужиком со впалыми щеками, следами оспин на лице и клоками волос вместо бороды, словно он не брился, а беспорядочно рвал их руками.

На улице стояла темень, Джо отвёл их в сторонку, и Харт заметил в отсвете фонаря, как он хищно ощерился:

— Чё, заделаем делюгу? Пизднем жмурова засранца как надо?

Ни Харт, ни Роган не спросили, с чего вдруг он это решил, почему именно сегодня и зачем вообще это делать. Харту такое даже в голову не пришло. Только Джо сказал это вслух, молодой конюх сразу понял — вот оно. Оно, то самое! Он спросил лишь, кивнув в сторону товарищей, оставшихся в пивной:

— Они как же?

— Почемуй стражник в том районе, нам боком выйдет, коли его признает кто. Жмура туебень его узнать может. Донесёт, сука сытая.

— На нас тоже донести могут, — просипел Роган.

— Хера нас найдут, коли никто точно не скажет. Вот это на морды повяжем, — Громадный Джо раздал дружкам по серой повязке.

Они двинули по тёмным улицам, не сговариваясь, словно в забытьи. Всю дорогу до той тёмной улочки, где скупали краденое, в голове у Харта не возникло ни одной мысли. Там поселилась чёрная пустота, и он чувствовал одно — нужно наполнить её чем-то, за чем они сейчас и идут.

Народу во мраке нужной им улицы почти что и не было. Пара человек, к которым захаживали с другой, освещённой улицы, говорили о чём-то, после чего кто-то из этой пары забирал свёрток у пришедшего и относил в дом. Или наоборот — уходил в дом и возвращался со свёртком.

— Вона, — указал Джо на пошатывающуюся парочку: дородного господина и его хрупкую спутницу, — Наш говнюк.

Они дождались, пока хозяин Жмура обменяется с начными торговцами и преградили ему путь на светлую улицу. План был таков: если истинные хозяева этого места повылазят из нор — пару раз буцкнуть зажравшегося богача и бежать. Если же всё будет тихо — наслаждаться.

— Что вам нужно? — вопросил господин неуверенным голосом.

— Всё, — просипел Роган.

И, не дав даже возможности взяться за эспаду, влепил ему кулаком по голове. Следом подскочил Громадный Джо и, с прыжком вперёд, влепил ему в лицо свой кулак, описавший круглую восходящую дугу. Женщина закричала и развернулась, пытаясь убежать. Долю мгновения в Харте боролись две мысли: бить, или трахать? Крик мог привлечь ненужное внимание — конюх одним прыжком очутился возле убегающей и саданул ей сбоку по челюсти. Удар пришёлся из-за спины — она его совсем не видела и повалилась на бок, плюясь кровью. Потом закричала снова.

Но он стиснул ей шею и прошипел:

— Прекрати пищать, мразь!

Потом в Харте что-то проснулось:

— Дайте его сюда, приглядите за ней.

Дружки оторвались от избиения богатой сытой мразоты и посмотрели на него. Конюх сделал шаг к распростёртому на земле и ударил его ногой в живот. Роган же навис над женщиной, чтоб не делала глупостей. Харт ударил несколько раз по рёбрам, потом в разукрашенную муську, отчего голова откинулась назад. Харт стукнул снова и попал то ли в шею, то ли в ключицу. Человек согнулся. Наслаждение… Он наступил пяткой прямо на руку господину. Как хорошо…

— На помощь! — слабым голосом закричала женщина.

— Говорил ей молчать, — конюх оставил стонущего, подскочил к даме, дёрнул вниз юбку, рванул в стороны исподнее, отчего оно расползлось на две части, дважды ударил её в правый бок кулачищем, она слегка обмякла, тогда конюх поставил её на колени так, как нужно ему, снял штаны и засадил ей свой хер, резко и грубо. Сухо. Ему самому было больно, но боль эта говорила, что ей ещё больнее, а такие мысли грели душу.

Какое-то время Харт мучил её и мучился сам, потом почувствовал, что дело пошло легче:

— Что, потекла, сучка холёная?

Женщина тихо рыдала, Громадный Джо рядом избивал господина, уже едва шевелящегося, а Роган смотрел на всё это.

Харт закончил и с размаху шлёпнул даму по жопе:

— Налетай, ребята!

Рогана не нужно было просить дважды.

Всё прошло ещё лучше, чем они планировали. Улица молчала, никто даже не сунулся заступаться за пару. Скоро рыдающую благородную мразь оприходовал и Джо, а Харт, глядя на всё это, будто сиял изнутри. Жизнь словно заискрилась, забила ключом. Он не чувствовал такого, даже когда взял свою первую бабу.

Повинуясь неведомо откуда взявшемуся желанию, он раскрыл свёрток. Внутри оказалось платье. Харт стал рвать это платье на части. Он жаждал уничтожить всё, что принадлежит этим уёбкам, и как же хорошо, что вытраханная, заметив это, принялась плакать ещё сильнее.

По пути назад Харт еле сдерживал дрожь в руках, то и дело порываясь обсудить пережитое с товарищами, у которых тоже горели глаза. Но они опасались стражи, и, вернувшись в пивную, сразу подозвали Жмура с Почемуем, уселись в сторонке, и только тут Джо наклонился вперёд и стал тихо рассказывать:

— Жмур, только что дали твоим по пизде! Ох и дали.

— Чего? — Жмур сдул с лица прядь сальных волос и уставился на Джо.

— Того. Нашли их, говнюка твоего отпиздошили, а суку его оприходовали как есть втроём. Врезал я ему от вей души и ей засадил по самое нутро. И Харт с Роганом молодцом, взяли их в оборот как надо.

— Брешешь.

— У них спроси. Или нет, лучше иди домой и сам глянь, завтра расскажешь.

Волосатый глянул на Рогана, потом на Харта. Харт медленно кивнул, улыбаясь во весь рот. Он ликовал от мысли, как сильно досталось благородным. И вдвойне ликовал, что сам приложил к этому руку. Жмур понял, что они не врут и, не решив ещё, что на это ответить, спрятался в большом протяжном глотке из кружки.

— Как она стонала, помните? — с жаром сказал Джо, — Верно ты заметил, Харт, потекла сука белёсая. И этот: «Уфф, уфф». И кровью харкает. Роган, давай на твоих теперь охотиться. Где они у тебя ближе к ночи ошиваются?

— В палатях. И до ветру даж не выходят.

— Где те палати? Вокруг там что? Ночью темень там, али как?

— Посреди улицы маршала де Ветта. Фонари тама. Разве что со двора зайти.

— Почему меня с собой не взяли? — пьяными глазами уставился на них стражник, — Я б тоже дойки благородные помял.

— Почемуй, да отвали ты. Признали бы тебя, и дело с концом.

— Эт ещё почему?

— Потому, — дразнясь, ответил коротышка, — Вот, он сам протянул, когда я ногами его охаживал.

Громадный Джо положил на стол богатый кожаный кошель, старательно прикрывая его от посторонних взоров. Остальные тут же придвинулись ещё ближе. Он осторожно развязал верёвку и высыпал на стол несколько серебряных и три золотые монеты.

— Подумай, какая мразь, — осклабился Харт, — Ни единого пенса в кармане, только три фунта, да шиллинги. Здорово живёт.

— Так, фунты Рогану, Харту и мне, — коротышка придвинул по золотому к друзьям, — Мы делюгу делали. Почемуй, вы двое берите шиллинги. Роган, поярче обрисуй, что там к чему в твоих палатях. Есть у меня одна мысля… Ты нам ночью замок отворишь, мы уж твоими займёмся, как надо. Тебя тож буцкнем в живот для виду. Люсие твоей все дыры попрочищаем, а Херманду так и вовсе хер укоротим, а, как тебе?

— Раз до жмуровых добрались, до моих тоже надо. До всех надо.

— Чем не шутит чёрт? Может статься, и доберёмся. Доблестный страж, принеси-ка нам ещё пойла, чай, деньги есть теперь. А ты, Роган, рассказывай, кто где у вас спит. Решить надобно, кого первого хватать.

…

— Я по приглашению, — Жерар протянул бумагу лакею, он начал было читать, затем дверь распахнулась и на улицу вышел тот, кто вручал пригласительный.

— Господин де Сарвуазье, прошу, проходите, мы заждались вас.

Жерар вошёл и увидел перед собой роскошную приёмную в бело-золотых тонах со стойкой напротив двери. На дальней от входа стене висели эспады и другие клинки, какие носили с собой истинные кавалеры. Ничего грузного, военного или неизысканного. Остальные стены украшали картины поединков, не уступавшие в изяществе клинкам.

В правую сторону уходила широкая лестница на второй этаж. Влево шёл коридор, украшенный статуями, изображающими фехтовальные позиции. Чуть дальше он сворачивал вправо. Как раз туда и повёл графа лакей. Ещё до поворота стал слышен звон клинков. Когда же они свернули за угол, взору его открылись четыре широкие двери по правой стороне коридора. Они вели в четыре больших фехтовальных зала, в каждом из которых упражнялись люди. Жерару хватило мельком брошенного взгляда, чтобы понять, что в первом занимаются начинающие. В следующих двух фехтовальщики были получше, но и мимо них лакей прошёл, сказав лишь: «Господин граф, это не ваш уровень».

В четвёртом зале народу оказалось раза в три меньше, чем в остальных. Де Сарвуазье насчитал лишь десять человек, хоть зал явно мог вместить больше — наверное, шагов восемьдесят в длину и тридцать в ширину. Огромные окна до потолка на другом конце зала были распахнуты настежь, сам же зал являл собой торжество минимализма — деревянный пол, кирпичные стены, да вешалки с оружием справа от двери. Даже светильники на потолочных балках были скромны, хоть и света давали предостаточно.

Осторожно обходя фехтующие пары, лакей повёл его в центр зала и остановился возле одной из пар. Оба фехтовальщика в ней были превосходны. Быстрые атаки, блоки, контратаки, хитрые финты, сбивы и резкие смены темпа. Один, несколько выше среднего роста, старался больше атаковать, плетя хитроумные финты и постоянно смещаясь, чередуя выпад ложный и выпад настоящий буквально через один. Жерар отметил высокий темп. Второй же играл от защиты. Он тоже делал ложные выпады между атаками высокого, чтоб не давать тому отдыхать, но не развивал их, выжидая подходящего момента. Был он чуть ниже, но, похоже, не уступал сопернику в мастерстве. Они кружили. Низкий предпринял пару серьёзных атак, но высокий вовремя среагировал, не дав себя зацепить, и поединок продолжился, как и раньше. Через пару минут высокий поднял эспаду вверх и сказал:

— Мы заставляем ждать гостя, продолжим позже.

Голос его звучал глуховато через маску, но молодой граф также отметил, что даже после такого активного поединка в нём почти не слышно отдышки. Фехтовальщик снял маску. Чёрные кудрявые волосы, лицо с идеальными пропорциями, небольшой шрам в виде полумесяца под правым глазом. Он подошёл и протянул руку:

— Граф Истер де Бижон, к вашим услугам.

— Граф Жерар де Сарвуазье.

— Вы уже в фехтовальном костюме, как славно. Тренировка, потом разговоры, что скажете?

Люди вокруг бросили фехтовать и обступили их.

— Появление новичка в этом зале — всегда событие. Но я уверен, вы оправдаете ожидания. Уважаемый Андреас, не желаете ли первым скрестить клинки с новичком?

Из толпы вышел широкоплечий молодой человек, поклонился, выражая тем самым согласие и отошёл обратно.

Жерар с сомнением посмотрел на него — в движениях заметна была некая взмыленность. Похоже, не так много сил осталось у этого господина.

— Что вас смущает? — спросил де Бижон.

— Дайте мне несколько минут на разминку, — ответил молодой граф, не желая дискредитировать незнакомого господина, проводя заведомо неравный поединок.

— Извольте.

Жерар аккуратно размял суставы, растянулся и принялся наносить удары по воздуху. Фехтовальщики вокруг поснимали маски и с интересом наблюдали за ним. Пару человек даже закивали, признавая хорошую технику. Де Сарвуазье двигался, пока кровь не побежала по жилам быстрее. Волнение переполняло, хоть он и пытался успокоиться. Граф опасался перегнуть с разминкой и устать раньше времени, или, наоборот, недоразмяться. Это волнение походило на тот мандраж в трактире, когда его вызвали на дуэль, и Жерар надеялся, что оно также испарится с первым выпадом.

— Я готов, — объявил он толпе, выступая на простор зала.

Коренастый господин выступил следом, и они скрестили клинки. Пробный удар по эспаде — нет, широкоплечий среагировал как надо — не отвёл её слишком сильно в сторону и не встретил клинок Жерара со всей жёсткостью, чем можно было бы воспользоваться к своей выгоде. Быстрый укол, в ответ — блок и мгновенная контратака в темп. Ожидаемо, Жерара там уже нет. Финт, сбив, показ в голову и укол в живот. Отбил. В этом темпе может. Жерар решил вытянуть его на атаку, немного поиграв от защиты. Он выставил клинок вперёд, почти полностью вытянув руку. Широкоплечий попробовал отвести его клинок в сторону своим, закрутил, потом сделал смещение по фронту и укол. Хороший фехтовальщик, но побыстрее бы. Жерар решил посмотреть на его сбив и опять выставил эспаду вперёд. Коренастый пошёл через финт, Жерар отошёл: «Нет, сбивай».

Опять движение по фронту, но де Сарвуазье тоже не стоит на месте, и снова его клинок маячит перед соперником, но не бьёт, не сбивает, не колет, а просто мешает: «Сам действуй и сам ошибайся, давай». Соперник сделал сбив — сильнее, чем нужно и слегка размашисто, хоть этим и нельзя воспользоваться сию секунду. Но предчувствие не обмануло Жерара: такой сбив неправильный. Они продолжили фехтовать, атакуя и защищаясь. Молодой граф выводил соперника на этот неправильный сбив и всякий раз после него атаковал, не давая тому отдыхать. После четвёртого неудачного сбива плечистый замедлился и в движениях его клинка появились неточности. Пятый сбив, и Жерар успевает убрать свой клинок вниз и уколоть точно в грудь.

Широкоплечий остановился и отдал салют. В толпе зааплодировали.

— Я знал, что господину Астарлоа можно верить! — радостно кивал де Бижон, — Бертоломью, попробуйте теперь вы. Остальные по парам и продолжаем! Вы блестяще раскусили Андреаса с его чересчур сильным сбивом, господин граф де Сарвуазье. Андреас, поработайте над этим.

Следующий соперник оказался ловким и быстрым. Он финтил, наседал, действовал разнообразно и показывал отличный темп. Однако, пройти защиту Жерара не смог, и, лишь дождавшись паузы между атаками чуть дольше, чем обычно, молодой граф понял, что ловкач теряет силы и стал эти паузы заполнять своими атаками. Сначала короткими, потом всё длиннее, напористее и разнообразнее. Похоже, этот господин рассчитывал, что его первые атаки отыщут брешь в защите Жерара, или же измотают его, что бывает, когда фехтовальщик не готов к таким натискам и теряется в защите. Но Жерар знал, и не произошло ни первого, ни второго. Зато защита самого ловкача дала трещину через несколько минут после начала, и он пропустил удар в маску, будучи уже прижат к стене.

Они начали снова, но в движениях противника уже не осталось прошлого задора и энергии. Жерар успел поразить его ещё раз, пока не объявили смену пар. Побеждённый отсалютовал ему со всем почтением.

Граф де Сарвуазье искал глазами, с кем ему скрестить эспады, но все пары уже распределились. Наверное, фехтовальщики договорились заранее.

— Господин граф, — к нему подошёл тот, кто фехтовал с Истером де Бижоном в самом начале, — Астарлоа де Ветт, к вашим услугам.

— Так вот кому я обязан своим появлением здесь? Вы — сын знаменитого маршала?

— Сын его младшего брата. Не наследник, как вы можете догадаться. Что же касается вашего появления здесь — один из учеников, гвардейский офицер, поведал о том, как вы собрали подле себя весь плац, одолев за один присест его и ещё нескольких. Он недурно фехтует, пришлось поверить. Конечно, мы не могли упустить такого лакомого соперника.

Улыбка сама собой возникла на лице Жерара. Так высоко его ещё никто не оценивал.

— Теперь к бою, господин граф.

Они сошлись. Пару пробных атак Астарлоа отбил без труда, затем сам атаковал Жерара в полную силу — укол в грудь, финт, заканчивающийся сбивом вверх и атакой в живот, блок ответного удара и мгновенный контрудар по правой части головы. Жерар еле успел. Вызвать на атаку и мгновенно ответить уколом со смещением по фронту не получилось — граф сам чуть не пропустил удар по предплечью. Финты не раскрывали, ответные атаки были всё так же быстры. Жерар взвинтил темп, насколько мог. Чуть удачнее — Астарлоа едва не пропустил хитрый удар по ноге после двух финтов, когда он насел на него второй раз. Но, всё же, пока им не удавалось поразить друг друга. Молодой граф взмок, но темп не снизил. Астарлоа, видя такую растрату энергии, попытался поджимать между атаками, но и сам вскоре запыхался. У Жерара ещё оставались силы, и неизвестно, чем бы всё закончилось, если бы к ним не подошёл де Бижон:

— Господин Астарлоа, оставьте немного и на мою долю, погодите, не то выжмете нашего гостя без остатка.

Астарлоа тут же отсалютовал и снял маску. Был он чуть ниже Жерара, на вид лет тридцать с небольшим, с короткими ровными усами и аккуратной бородкой клинышком. Жерар удивился, ведь ожидал увидеть перед собой фехтовальщика, может, чуть старше его самого, но глубина и лёгкий налёт усталости во взгляде Астарлоа, а также щедрые серебряные вкрапления в коротких волосах, говорили о том, что ему может быть и чуть больше, чем слегка за тридцать. Граф также отсалютовал и учтиво кивнул сопернику, затем посмотрел на председателя клуба.

— Отдыхайте, — сказал тот, — Чужие объедки мне ни к чему, через пять минут начнём.

Все вокруг также перестали сражаться. Трое отрабатывали связки по воздуху, закрепляя удачные, или пытаясь понять, что не так в неудачных. Пара бойцов обсуждала какой-то приём — один показывал и объяснял другому, как и когда следует колоть. Трое просто ждали начала их с де Бижоном поединка, облакотясь о стену, а сам господин председатель и Астарлоа де Ветт о чём-то тихо беседовали.

Пять минут отмеряли большие песочные часы с хитрым механизмом, висящие на стене. Каждый раз, когда песок пересыпался вниз. Об этом возвещал звонкий дребезжащий стук. «Дзинь» — после него осталось лёгкое гудение в ушах.

Де Бижон встал напротив и надел маску. Жерар сделал то же самое, и опять ему показалось, что всё началось слишком быстро, как и тогда, на дуэли. Секунду назад они просто стояли, а сейчас де Сарвуазье уже отбивает выпады Истера, без остановки летящие то в лицо, то в корпус. Он отскочил назад, намеренно разрывая дистанцию, пока противник не дождался ошибки в защите. Истер тут же прилип к нему снова, сделал укол со смещением за правую руку Жерара — перетёк легко, как ручеёк обтекает кочку. Молодой граф едва успел убрать ногу от рубящего по ляжке клинка и снова отступил. Торжествующая улыбка появилась на лице де Бижона. Он вновь принялся атаковать. Пара хитрых финтов едва не сбила де Сарвуазье с толку. Проклятье, казалось, соперник вовсе и не устал от такого темпа. Они фехтовали уже больше минуты, а Жерар лишь дважды улучил момент, чтобы хотя бы попытаться ответить. Однако, контратаки Истера были так опасны, что Жерар надолго закрылся в защите. Недалёкому фехтовальщику могло показаться, что он празднует труса, но преподаватели — мастера фехтования — часто твердили ему: «Не стоит атаковать наобум. Не нужно колоть, если чувствуешь, что тебя поймают на этом. Если ничего путного не приходит на ум — жди свой шанс до тех пор, пока не придёт». Первый раз за всю жизнь Жерара настало время для этого совета. Ему он и последовал, защищаясь, отступая и внимательно изучая при этом, как именно бьёт граф де Бижон. Отмашка, ещё отмашка, разрыв. Чуть не пропустил укол в живот. Проклятье, он совсем не тянется за ударом. На этом не поймаешь. Финт и сбив от Истера, снова нужно разрывать, Жерар отпрыгивает назад и тут же наступает, пытаясь застать противника врасплох: сбив, финт и укол в голову на всей возможной скорости. Отклон головы назад и вбок. «Ничего себе», — весело отвечает на это раззадоренный председатель клуба. У Жерара уже начинают гореть лёгкие. Как же де Бижон может столько драться в таком темпе? Жерара прижимают к стене, он отчаянно отбивается и уходит влево, кружит вокруг соперника, чтоб за спиной оказалось побольше пространства. Это отнимает силы. На сколько ещё его хватит? Истер тоже запыхался, но молодой граф видит его улыбку и горящие азартом глаза даже сквозь маску. Или это только кажется? Председатель клуба наступает вновь. Удар, финт, укол, контратака от де Сарвуазье, неудачно, атака в ответ, Жерар отбил из последних сил, захлёст по ногам — медленнее, чем раньше, или Жерару это тоже кажется? Он отставляет обе ноги назад, выгибаясь, как кошка над водой, эспада проходит в двух пальцах от его колена. «Дзинь!!!» — раздаётся звон.

Астарлоа и ещё один фехтовальщик аплодируют, зажав учебные эспады подмышкой. Истер снимает маску:

— Великолепно! Жерар, друг мой, да вы ещё большая устрица, чем наш де Ветт! Вашу раковину ни одним ножом не откроешь. Господа, думаю, на сегодня занятий достаточно.

Члены клуба стали по очереди подходить и прощаться. Сначала они жали руку председателю, потом Астарлоа, затем прощались с Жераром. «Рад знакомству», «Очень впечатляюще», «Вы истинный мастер. Мало кто может устоять против господина председателя» — сыпались похвалы.

Когда все ушли, де Бижон и Астарлоа повернулись к нему:

— Превосходно, просто превосходно, господин граф! Сколько вам?

— Восемнадцать.

— Мне сложно представить, чего вы сможете достичь к тридцати, если продолжите заниматься. Приходите, прошу вас, в любое время, когда только сможете. Приходите каждый день, ведь нет предела совершенству, чёрт возьми! Будем помогать друг другу расти. Прошу, не зарывайте свой талант в поединках с посредственностями, вы достойны большего.

Жерар молчал. Для него многого стоила эта похвала из уст такого мастера. Услышанное разливалось внутри, как чудодейственный бальзам.

— Уверен, мы найдём общие интересы помимо фехтования, — с улыбкой, положа руку ему на плечо, продолжал Истер де Бижон, — Я часто устраиваю званые обеды, или балы, где собирается весь высший свет, кроме трудоголиков из министерства, не умеющих наслаждаться жизнью. Какие у меня бывают дамы, Жерар…

— Также польщён знакомством, — выпалил он первое, что пришло в голову, — В какое время вы обычно начинаете?

— Приходите завтра к одиннадцати часам. Астарлоа, я закрою окна. Проводите Жерара?

— Разумеется.

Вдвоём с де Веттом они двинулись по коридору.

— Слышал, вас приставили к дяде де Куберте, который в поте лица борется с дуэлями по всей столице.

— Да, это так, к моему большому разочарованию.

— Почему же?

— Считаю дуэль священной традицией, и мне горько видеть, как традицию эту разрушают.

— Отрадно, что мы с вами в этом единодушны…

Астарлоа молча довёл его к выходу.

— Как-нибудь продолжим разговор на эту тему, — он протянул руку, — Ещё раз, был рад знакомству.

Жерар с чувством пожал руку мастера, вышел на улицу и вдохнул полной грудью этот великолепный осенний день. Принять ванну, почитать трактат Улисса Гловацкого, выбрать, наконец, доспех, и после этого вполне возможно предаться праздности, ведь дядя велел отдыхать аж две ночи подряд. Улицы, освещённые мягким солнцем ранней осени, представали перед ним, будто игрушечные, ещё больше поднимая превосходное и так настроение. Молодая дама с зонтиком улыбнулась ему и сдержанно помахала ладошкой, отчего мать, шедшая рядом, строго посмотрела на неё. Трое молодых господ, что спешивались возле постоялого двора, проводили его взглядом: кто такой важный в фехтовальном костюме восседает в седле, так беззаботно улыбаясь?

«Вряд ли вы мне ровня, господа».

Жерар отворачивается от них и продолжает путь. Незнакомый холоп кланяется ему. В конюшне про «Бойком месте» раздавался храп. Оказывается, это его конюх, Харт, спал на сеновале, подложив покрывало, чтоб трава не исколола кожу. Памятуя, как Харт и ещё двое его слуг разделались с негодяями в лесу, де Сарвуазье не стал будить его, лишь сам ослабил седло у лошади. Конюх снимет, как проснётся.

От воспоминаний того дня хорошее его настроение отчего-то улетучилось. Не доставляло радости, что он превосходно показал себя с мастерами клинка. Всё хорошее и честное, казалось, обладает двойным дном, стоит лишь вспомнить о том утре и торчащей стреле из груди секунданта. Страх обмануться в своих ожиданиях заставляет то и дело нервничать, а мягкое осеннее солнце уже не радует.

В номере его ждала нагретая ванна. Род со своей семьёй — преданные слуги. Вот на кого всегда можно положиться. Но это открытие настроение ему не выправило. Ванна, лёгкий перекус, и Жерар вновь взялся за Гловацкого. Он уже прочитал, наверное, три четверти книги, но сегодня чтение не задалось. Молодой граф хотел чего-то, ждал, что произойдёт что-то, и, не в силах больше вгрызаться в буквы, позвал старого слугу:

— Род, собирайся, идём за доспехами.

— Сию секунду, господин граф. Марта, посмотри коричневый колет на рукавах и синюю рубаху, я ухожу.

Старик предстал перед ним, как всегда, в опрятном тёмно-синем костюме лакея, застёгнутом на все пуговицы.

— Сколько взять денег?

— Фунтов двадцать — двадцать пять, господин, горское железо нынче дорого. И ещё фунтов пять возьмите на кольчугу, да броню полегче. Может статься, пригодится.

— Так много?

— Это будет не просто доспех. Вы граф, вам положен хороший доспех. Самый лучший.

Жерар пожал плечами и взял с собой мешок золотых монет. Деньги ещё есть, да и матушка пришлёт через местный банк фунтов десять уже на следующей неделе.

— Пройдусь пешком, здесь ведь недалеко, Род?

— Соседняя улица, господин. Об одном прошу вас — когда будем обсуждать цену, торгуйтесь, пожалуйста.

— Зачем же? У нас не хватает денег?

— Денег достаточно, но торговцы здесь — все поголовно шельмецы, и с любого доспеха могут сбросить, шестую часть цены, так уж точно. Не балуйте их. Не каждый день у них берут такие дорогие латы. Это- само по себе праздник для них.

Они свернули на улицу Копья и заглянули под первую вывеску. Слуга тут же стал ходить от одного прилавка к другому, что-то щупать, постукивать по нагрудникам. Жерар, не желая стоять, как истукан, принялся прохаживаться возле прилавков, обводя разложенное ленивым взглядом. Гамбезоны, шлемы, кольчуги, полные доспехи, бригантины и даже нагрудники из толстой кожи — тут было всё. Он стал припоминать, как носить доспех. Кажется, на исподнее надевают гамбезон и после все эти составные части — нагрудник, горжет, поножи, наручи и прочее. Интересно, как в этом шевелиться?

— Полный доспех из горной руды есть? — осведомился Род у хозяина.

— Только то, что на прилавке, — равнодушно ответили ему.

— Идёмте, господин, нужно поискать у других.

Они обходили лавку за лавкой, но внимательный и взыскательный слуга без лишних разговоров уводил его всё дальше. Задержались они лишь в пятом магазине, где их встретила кольчуга, висящая на подобии манекена прямо у входа. Кольца её самую малость отдавали синевой.

— То, что нужно, — пробормотал Род себе под нос.

Вещи вокруг на вид были лучше, нежели в других лавках. Внимание слуги привлекли латы, тоже висящие на манекене, за стойкой. Они отливали синевой, как и кольчуга, вдобавок на нагруднике и наплечниках ветвился красивейший золотой узор, игравший от падающего света, а посреди груди сиял золотой меч, символ Крома, покровителя воинов.

— Чем могу помочь? — просочился сквозь прилавки усатый худой продавец в зелёном колете без рукавов и белой рубахе. Был он помоложе Рода, но что-то неуловимое роднило этих двоих. Сразу отметив, кто есть кто, усач церемонно поклонился Жерару и с некоторым достоинством занял место возле доспеха.

— Есть такие же, но поскромнее, без золотых вензелей? Размер на господина графа, — после некоторого раздумья спросил старый слуга.

Распорядитель лавки кивнул и исчез за внутренней дверью. Потом что-то загремело в подсобке, и он один за другим вынес два полных доспеха на деревянных вешалках. Не перенося их через прилавок, он пригласил обоих посетителей на осмотр.

Род постучал по первому, с чуть большей юбкой и большим количеством сегментов на руках и плечах, присел, оглядывая поножи, снял нагрудник с вешалки и посмотрел внутрь. Внимание его привлекли пряжки и кольца, на которых держались ремни:

— Обыкновенное железо, да?

— Не хватило на крепления, сделали так. Внутри не поржавеет и, в случае чего, любой кузнец поправит, у кого есть запас простой руды.

— Не поржавеет? А коль скакать неделю кряду под дождём? А коль кузнеца рядом нет? Обычное железо хоть увидишь, как развалится, а эти кольца и прозевать можно. Не пойдёт.

— Разбираетесь? — лавочник не решился обратиться к слуге на «ты», хоть и видел перед собой лишь лакея, — Бывали где-то?

— Всего не упомнишь, — ответил старый лис, продолжая рассматривать доспех.

— Второй посмотрите.

Род повесил нагрудник и обратился к другим латам. Сразу изучил кольца, довольно кивнул.

— Поскромнее, — пробормотал себе под нос.

— Но не хуже, — ответил ему продавец.

— Рука вверх поднимется? Плечо не стеснит? — указал старик на круглый наплечник.

— Не должно. Примерить бы.

— Это верно. Господин граф, нужно примерить.

— Прошу, прошу за мной, — со всей галантностью лавочник проводил его в каморку, впрочем, довольно просторную, и споро зажёг две свечи на фонарях. Затем расторопно отобрал три гамбезона и, приставляя один за другим, прикинул на глаз, какой лучше подойдёт.

В примерочную просунули головы мальчишка и девчонка лет десяти. Усатый шикнул на них, и они исчезли, лишь удаляющийся топот ног послышался за стеной.

Молодой граф удивился, как много мороки с этим поддоспешником — там подвязать, тут подогнать — едва ли не больше, чем с вечерним туалетом. И ещё больше удивился, когда его лакей вместе с продавцом стали вдвоём прилаживать детали доспеха. Иногда Род просил его потерпеть и довольно грубо затягивал что-то. Жерар морщился, но молчал. На это ушло, наверное, больше четверти часа, и Жерар в полной мере почувствовал себя вешалкой.

В конце концов, слуги закончили и отошли назад. Шлем сильно скрадывал обзор, но на голову не давил — его вес больше приходился на плечи, опираясь на горжет. И при желании граф мог повернуть голову. Он осмотрелся. Непривычно.

— Пройдитесь, ваше благородие. Посмотрим, как в движении.

Во всём этом железе Жерар ожидал большей тяжести, но удивился, обнаружив, что двигаться не так и трудно.

— Господин граф, сделайте гимнастику, присядьте пару раз, пофехтуйте, наконец. Выбирайте его так же тщательно, как выбирали как выбирали фехтовальные туфли или эспаду.

Он стал двигаться, прислушался к своим ощущениям, сделал растяжку, перешёл к фехтованию и окончательно убедился, что в ляжках и икрах жмёт.

— Ногам тесно.

— Наверху или внизу?

— Везде.

— Гамбезон может ещё притереться, — начал хозяин лавки.

— Нет, — оборвал его слуга, — Мы не будем так рисковать. Два-три часа ходьбы, и ноги враскорячку.

— Два дня на подгон доспеха. Но нужно снять мерки.

— Хорошо. Сколько денег, чтобы забрать верх?

— Оплатить весь доспех, разумеется. Что я буду делать с поножами и щитками, если вы исчезнете?

— Сколько за весь? — не стал спорить Род.

— Двадцать три фунта с подгонкой.

— Дорого. Маршальские латы у твоих соседей стоят двадцать пять, а тут обычный доспех, не богатый на детали, хоть и горский металл.

— И ни капли не дорого, сами знаете. Господин, вы его примерили и должны понимать, что он точно стоит своих денег, иначе я не знаю… — обернулся торговец к Жерару.

Но графу не понравились ещё слова торговца о том, что они могут исчезнуть, и он решил не церемониться:

— Брось юлить, пройдоха. Слуге своему я доверяю, а уж он-то в доспехах разбирается.

При этих словах старый слуга приосанился и торжествующе глянул на лавочника.

— Двадцать, — скорчил тот кислую мину.

— Вот что: господин граф, наверняка, отсыпет от своих щедрот двадцать три золотых фунта, но ему необходимо что-то лёгкое, в чём удобнее делать вылазку, или затаиться в засаде.

— Лёгкая бригантина или короткая кольчуга?

— Посмотрим и то, и другое.

Прошёл ещё час, прежде чем Жерар высыпал золото на прилавок.

— Тащи весь этот хлам ко мне в номер, — сказал он слуге, — Я прогуляюсь до дядиных казарм.

Торговец чуть ли не заплакал, когда молодой граф обозвал эту гору железа хламом, что, в целом, изрядно веселило. День вообще выдался хоть куда, плохо было одно — поделиться радостью совершенно не с кем. Де Куберте вряд ли обрадуется его успехам в фехтовальном клубе, а Жерар пока не успел ни с кем сойтись близко и решил пригласить на ужин единственных ровесников, кого знал в городе — дядиных лейтенантов. Лёгкий обед в корчме по пути, и вот он уже спешит по узким улочкам в расположение полка.

— В восьмую, — не сбавляя шага, бросил граф часовым у ворот.

На плацу, около искомых казарм, в красно-синем парадном мундире и восседая на коне, роту муштровал Леонардо. Жерар махнул ему, и лейтенант спешился. Солдаты встали навытяжку, а молодой офицер протянул руку графу:

— Чем обязан?

— Хочу пригласить вас на званый ужин.

— Меня?

— Не отказывайте, прошу вас. Я недавно в городе и никого здесь не знаю, не скоро умру от скуки, слушая дядины проповеди.

Леонардо слегка улыбнулся:

— Кто ещё будет?

— Офицеры вашей роты. Если согласятся, конечно.

— А повод? Надеюсь, это не день рождения?

— Нет. Просто дружеская посиделка, чтоб разбавить скуку. Думаю устроить всё в «Бойком месте» или «Пятой юбке королевы». Кажется, там сносно готовят.

— Сносно? — ровные чёрные брови лейтенанта взметнулись вверх, а карие глаза расширились, — Пожалуй.

Жерар не мог взять в толк, что его так удивило:

— Вы придёте?

— Могу быть к восьми.

— Прекрасно. Обе харчевни рядом, найдёте меня в одной из них.

— Харчевни? Хорошо.

Де Сарвуазье кивнул ему и направился в расположение роты.

— Дежурный по роте сержант Клаус, — приветствовал его маленький узловатый человечек на входе в казарму.

— Эээ… Отлично, дежурный, — Жерар не знал, что говорить, — Зачем ты мне представляешься?

— Дежурный смотрит за порядком в роте, знает, какой офицер куда пришёл, какой куда ушёл, распорядок и расположение каждого взвода. Докладывает об этом в случае необходимости офицерам роты или полка, — выпалил сержант, вытянувшись в струну, и замолчал.

Жерар понял, что от него чего — то ждут.

— Молодец. Не подскажешь, где мне найти ротных лейтенантов?

— Лейтенант де Анья в расположении роты на втором этаже, в офицерской комнате, лейтенант де Вис в городе, лейтенант де Куизи в городе, — опять протараторил человечек, стоя навытяжку и держа подбородок высоко.

— Спасибо… — граф пошёл в сторону лестницы, а солдат так и остался стоять напряжённым, как и ещё один, справа от двери, которого он не заметил сразу.

— Пероль, здравствуйте! — поприветствовал он дородного и краснощёкого лейтенанта.

Тот поправил светлые волосы и встал из-за стола:

— О, наш мастер клинка! — он сделал пару шагов навстречу и протянул графу руку, — Моя эспада уже забилась в угол и дрожит!

— Мне говорили, страх чужд гвардейским офицерам.

— О, нет! По мне, он чужд только сумасшедшим, да и то не всем.

— Как же мой дядя?

— Известный храбрец. Лучше всех держит его в узде, только и всего. Бесстрашные быстро умирают…

Его глаза на долю мгновения помутнели, но сразу вернулись к былой весёлости:

— Чем обязан?

— Всех гвардейских офицеров учат отвечать одинаково?

— Так…

— Леонардо только что вот прям так же задал мне этот вопрос, с такой же интонацией.

— Знаете ту шутку, про месячные у монашек? Примерно то же самое.

— Не слышал. Вот что, расскажите мне её сегодня на званом ужине и, прошу, передайте приглашение господам де Куизи и де Вису.

— Где ж будет ужин? — удивился Пероль.

— В «Бойком месте» или в «Пятой юбке». Жду вас, лейтенант Пероль. А пока убегаю — нужно сказать этим ротозеям, чтобы успели всё подготовить. Назначу на восемь. Вас ждать?

— Да… — недоумённо смотрел на него лейтенант.

— Вот и славно, — Жерар вышел из офицерской комнаты и спустился по лестнице.

«Такое недоумение. Их что, никогда не звали к ужину?»

…

— Ваша матушка бы одобрила, господин граф, — Марта поставила последнее блюдо на стол, чуть поправила остальные и сделала шаг назад, ещё раз оценивая всю композицию.

— Ты думаешь? — усомнился Жерар.

— Иначе просто не может быть. Изысканно, без излишних нагромождений, вина на любой вкус, и стол удачно расположен. Вы большой молодец.

Он пожал плечами в молчаливом согласии, тем более половину блюд выбирала Марта.

— Горячее принесут чуть позже, — продолжала она, — В специальной посуде, чтоб не остывало. Мы с мамой будем вон там, на скамейке, — молодая служанка указала в сторону двери на кухню, — На случай, если местная прислуга окажется недостаточно расторопной.

Граф подумал, специально ли Марта подражает в речи его матушке, или это из-за того, что она с детства находится подле графини?

На пороге показались четыре офицера в красно-синих мундирах и стали озираться по сторонам.

Жерар помахал им рукой, Франческо де Вис заметил его, и все направились через зал. Во всех, кроме, пожалуй, де Виса, изрядно сквозила зажатость.

«Да они на плацу перед строем держатся свободнее».

Он встал из-за стола и поздоровался с каждым. Когда же пригласил занять свои места, Максимильян де Куизи сделал это с некоторой поспешностью.

— Господа, рад, что вы откликнулись на моё приглашение и смею надеяться, что ужин придётся вам по вкусу.

— Что это за красное?

— Полусухое, из погребов де Луза, пятилетнего урожая.

— Я бы отведал, — де Анья задумчиво смотрел на бутылку, пока расторопная Марта не наполнила ему бокал.

Лейтенант с придыханием сделал глоток и одобрительно кивнул.

— Почти домашний вкус, — вертя в руках бутылку, разглагольствовал Жерар, — Не многие знают, но мы продаём де Лузам часть винограда. Их собственные посадки обеспечивают лишь треть необходимого. Как вам здесь, господа? Не прогадал я с местом?

Пероль медленно обводил взглядом зал, ненадолго задерживаясь то на огромной люстре по центру, вмещающей в себя, наверное, сотню свечей, то на стены. Оштукатуренные и увешанные гербами страны и столицы, то на трёхсводчатый потолок, разделённый опорными столбами, которые, в свою очередь, украшали непонятно откуда взявшиеся осенью живые цветы. Но Пероль так ничего и не сказал. Вместо него ответил Леонардо, внимательно изучающий стол:

— Не поверите, Жерар, всегда мечтал здесь побывать. «Пятая юбка»… Немного в городе сыщется мест, подобных этому.

— Здесь неплохая кухня, но чего такого особенного в этом месте, я в толк не возьму.

— О, нет, Жерар, кухня их считается одной из лучших в городе, а особенное здесь всё. Взять хотя бы название.

— Дерзкое, не спорю. Почему король не обращает внимания?

— Вы не знаете? — де Вис отставил бокал в сторону, — Это в честь последней королевы рода, происходящего из Бисканских герцогов. Он угас двести лет назад, когда наша обожаемая королева Матильда не захотела рожать и отвергла всех претендентов на её руку, а под конец вовсе сбежала, прихватив под юбкой пол казны и ввергнув страну в смуту. Вот, «Под пятой юбкой» как раз и намекает, что тут полно сокровищ, одно из которых — этот замечательный сыр с базиликом.

— Спасибо, Франческо, я этого не знал. Думал, просто хорошее место.

— Таким, как мы, сюда путь заказан, — Пероль сделал ещё глоток из бокала, а товарищи осуждающе глянули на него. Он махнул рукой, мол, ладно вам.

Жерару стало интересно:

— Отчего же?

— Тут можно оставить месячное жалование за один ужин.

— Об этом я не подумал, но… Неужели, господа, вам не идут доходы от ваших имений? Ведь вы все дворяне.

Де Вис откусил бутерброд и ухмыльнулся:

— Откуда вы к нам? Бирюзовая долина, что в устье Вислы?

Граф кивнул.

— Ещё и с графским титулом. Часто покидали сие благородное место?

— Пару раз в детстве выезжал к родственникам, — Жерар не понимал, к чему клонит лейтенант.

— Похоже, господа, бахвальство здесь ни при чём. Скорее незнание, — подытожил Франческо, потирая аккуратную чёрную бороду и не отворачивая от графа скуластого своего лица с широким лбом.

Остальные молчали.

— Бахвальство? — молодой граф окончательно зашёл в тупик.

— Некоторые имения приносят меньше остальных, — с долей сарказма пояснил Максимилиан де Куизи. На худом, бледном, безбородом и безусом лице его не отразилось никакой эмоции, лишь копна каштановых волос до плеч пошла волной, когда он запрокинул голову, делая очередной глоток.

— Мне это известно, — попытался оправдаться Жерар, — Но насколько же меньше?

— Максимилиану, к примеру, и вовсе ничего не приносит, — отвечал Леонардо, отклоняясь назад, чтобы дать прислуге поставить на стол блюдо с бараньими рёбрами.

— Неужели и такое бывает? Как это случилось, Максимилиан?

— Мой прадед решил раздробить землю. Он любил сыновей и не хотел, чтобы те ссорились из-за наследства. Дед оказался ему под стать, и у отца моего вместо хорошего имения осталось жалкое болото. Крестьяне там едва могут прокормить себя сами. Брать с них оброк — увольте.

— Как недальновидно. И родственники не могут поделиться с вами?

— Пусть подавятся своими деньгами.

Граф не стал копать глубже, лишь произнёс смущённо:

— Если остальные так же стеснены в средствах, прошу простить меня. В любом случае, обед за мой счёт.

— Мне, пожалуй, жаловаться не приходится, — ответил де Вис, — Доход не такой большой, чтобы устраивать пиры в «Пятой юбке», но кое-чего приносит.

— Пероль, а как у вас? — спросил Жерар самого словоохотливого лейтенанта.

— Отец мой скряга, не тратит на меня и гроша. Похоже, переживёт нас всех. Ну да ничего, без него разберёмся.

— А вы? — граф обратил взор к Леонардо

— Третий сын в семье. Старший брат не очень-то жалует меня, а средний спелся с ним уже давно. Стараюсь лишний раз не показываться в родовом гнезде.

— Вот как… — он опустил взгляд на блюдо с мясом, от которого шёл пар и которое казалось теперь таким неуместным.

— Вижу, вы обескуражены, — сказал Франческо.

— Пожалуй…

— Господа, я говорил, обычное заблуждение того, кто впервые в столице. Рисовки перед нами тут нет. Граф не виноват, что его имение находится там, где оно есть, а отец его не скряга и не идиот.

— Согласен, — Пероль взял двумя пальцами мясо на косточке, — И раз так, нечего пропадать добру.

— Тебе лишь бы брюхо набить, — Максимилиан тоже ухватил кусок мяса, — Почти не выезжать из родного края… Где же научились вы так фехтовать?

— Упражнялся с мастерами. Матушка нанимала довольно известных учителей.

— Любопытно.

— Возможно, вы их знаете: Оскар, Лантимер, Маркиз де Эскерн, Хвен из Холвинда.

Леонардо присвистнул:

— Тогда понятно. Будь у меня такие учителя…

— Учителя — это пол дела, — перебил его де Вис, — Я знаю нескольких человек, они тоже не жалели денег на мастеров, но из-за своей лени и бесталанности всё равно что бросали их в бездонную яму. Жерар не таков, и капитан наш зря рекомендовать его не стал бы, хоть министр к нам его приставит, хоть сам король.

— С этим сложно спорить, — согласился де Куизи, — Ротный лукавить не любит, он скорее с начальством рассорится, чем соврёт в глаза.

— За ротного, — поднял бокал Пероль, — Пусть старый маршал уже уходит на пенсию, а капитана сделают полковником, давно пора.

Жерар удивился, что этого старого брюзгу так почитают молодые лейтенанты, но тост поддержал.

— Посмотрели город? — спросил де Вис.

— Не весь. Сегодня, вот, купил доспех, а утром был в фехтовальном клубе.

— Что за доспех?

— Латы. Не знаю, слуга в этом дока.

— Лис? Да, он знает. Сержанты всякое про него говорят, — подтвердил Леонардо, — Похвалитесь как-нибудь?

Граф с лёгким недоверием посмотрел на всех четверых, раздумывая, стоит ли показывать им доспех после всего сказанного ими ранее.

— Я бы тоже посмотрел, — поддержал Максимилиан, — Всегда интересно, какой доспех можно купить, если у тебя полно денег.

Жерар почувствовал неловкость от этих слов, но на помощь пришёл Пероль:

— Что за клуб вы посещали?

— «Скорпион».

— Лучший в городе. Многих одолели?

— Неких господина Андреаса и господина Бертоломью. С Истером де Бижоном и Астарлоа де Веттом разошлись всухую.

— Вы фехтовали с де Бижоном? — воскликнул Леонардо.

— Да. Господин председатель был столь любезен, что…

— Это лучший фехтовальщик в городе.

— Возможно, в стране, — перебил де Вис, — Говорите, в сухую разошлись? Он не смог поразить вас?

— Говоря откровенно, он почти успел, но нет, за то время, что сам себе отвёл, всё же не сумел.

— Долго ли дрались? — не унимался Леонардо.

— Пять минут.

— Удивительно. Это серьёзный успех, Жерар, — Франческо приветственно поднял бокал и сделал глоток, — Думаю, скоро вас начнут узнавать в городе.

— Второй, как вы сказали? Астарлоа де Ветт? — спросил Леонардо.

— Именно.

— Помните, господа, он проучил нашего задиру, Филиппа? Подрезал ему пальцы, хоть я был уверен, что заколет насмерть. Филипп выражений не выбирал. Как он тогда — пару секунд, и всё! Слышал, он родственник нашего маршала и маршал его за что-то ненавидит. Тоже мастер, хоть и не на слуху…

— Кстати, о мастерах, — Пероль кивнул в сторону соседнего столика, — Кажется, вон те молодые господа вскорости выяснят, кто из них мастеровитее, или кто менее пьян, тут уж с какой стороны глядеть.

— Эспады-то у них справные, — отметил де Вис, — И колеты, вон, расшитые, дорогие. Да сами лет пятнадцати от роду. Наслушались баек, а смерти в глаза не видали.

Молодых господ было трое. Двое вскочили и глядели друг на друга через стол, а третий сидел и переводил взгляд с одного на другого.

— Идём же, — выпалил один, указав на второй выход, и тут же пошёл впереди, а противник его решительным, но слегка неточным шагом двинулся следом. Третий бросился за ними.

Всё это напомнило Жерару ситуацию, произошедшую с ним не так давно.

— Глянем? — как бы невзначай осведомился Леонардо.

Лейтенанты вместе с Жераром направились на задний двор, который не очень-то подходил для дуэлей — тихим и укромным местом его ну никак нельзя было назвать. Конечно, там не толклось столько народу, как на центральной площади, куда вела главная дверь «Пятой юбки», но и здесь сновали туда-сюда все те, кто обеспечивал необходимым эти бесконечные лавки, магазины, постоялые дворы и кабаки.

Один дуэлянт уже вытащил клинок, второй же пока медлил. Жерар буквально чувствовал сам, как этот второй напрягся, как бьётся его сердце.

Часть прохожих останавливалась посмотреть на бой, другие же с интересом оглядывались, но продолжали спешить по делам.

— Из-за чего сыр-бор? — поинтересовался де Вис у третьего молодого человека.

— Из-за женщины, — тонким ещё голосом ответил молодой дворянин, — Витольд положилл глаз на одну особу, а Серпентес не знал об этом и пригласил её на танец. Хоть она и отказала, Витольд всё равно зол. Как их остановить, ума не приложу.

— А та особа?

— Пока не знает.

Леонардо положил руку на лоб и слегка помотал головой из стороны в сторону. Выражение его лица красноречиво свидетельствовало, что он обо всём этом думает. Тем временем, второй дуэлянт вытащил всё же эспаду и ударил сбоку, то ли в плечо, то ли в голову, коряво и неуклюже. Руки его были слабы, или он выпил слишком много, но удар оказался медленным, соперник увернулся, клинок пронёсся мимо. И пронёсся слишком далеко: Жерар бы трижды успел заколоть его после такого промаха. Но в ответ последовал такой же неуклюжий укол, однако, слегка задевший колет подмышкой.

— Мы должны остановить эту нелепицу, — произнёс Пероль.

— Вы правы, друг, — Леонардо достал эспаду, — Обезоружим их.

В этот момент дуэлянты столкнулись клинками и тот, кто вытащил эспаду вторым, упустил её. Он неловко попытался поймать её в полёте обеими руками — глупое, бессмысленное действие. Противник грубым корявым движением проколол ему левую часть живота и, будучи пьян, повалился вместе с побеждённым на землю. Тут же вскочил, воздев руки и отступая прочь, будто только сейчас понял, что натворил. Ещё раз пошатнулся от хмеля. Заколотый в живот корчился, как раздавленный муравей, кровь из него так и хлестала. Жерар уже видел такое дважды, когда ходил с капитаном и его отрядом. Но там они специально искали дуэли. Здесь же, ещё миг назад, их можно было остановить. Раз — и сделанного не воротишь.

Де Сарвуазье уже не чувствовал азарта и мандража умирающего. На этом месте осталась только пустота, сквозящая, как открытое настежь окно зимой, такая же ледяная и неприятная.

…

В дверь его комнаты трижды постучали:

— Ровно девять, господин капитан, — известил Сильвио, экая и растягивая гласные из-за своего пестуйского выговора.

Свет комнатной лампы слегка подрагивал из-за открытой настежь форточки. Де Куберте потянулся на своей деревянной, в меру твёрдой, кровати. Кости приятно захрустели, лёгкие вдохнули сами собой. Он сел и несколько мгновений смотрел на свои гетры, уже порядком истёртые и засаленные. Нужно бы отдать их в прачечную, но нет никакого смысла доставать из шкафа чистые и натягивать на грязные ноги. Сейчас не до бани — завтра с утра уж точно. Он натянул сапоги. Затем поднял кольчугу со стола и накинул через голову. Когда ощутил её вес, почувствовал, насколько грязен под гамбезоном, который не пришлось снять последние два дня. Прямо как на войне. Кое-как он напялил и нагрудник, обе части которого были скреплены ремнями лишь слева, застегнул одну застёжку на правой стороне — нечего корячиться, дневальный внизу поможет с остальными — и сгрёб со стола пояс, на коем висели меч и клевец. Остался лишь шлем. Всё под рукой, всё рядом: вон сундук с запасной одеждой и прочей ерундой, рядом вешалка, стол, стул, окно. Внизу рота к отбою готовится. Чего ещё надо? Никогда он не понимал остальных благородных, что тонут в своих вещах, комнатах, украшениях, словно латник в морской пучине. Ему казалось — если будет у него столько же вещей, они его просто-напросто задушат своим обилием. Хоть и было у него поместье — богатое, дававшее хороший доход, привычные остальным атрибуты высшего общества тяготили его преизрядно. И, даже посещая пару раз в год своё графство — а ведь он тоже был граф, хоть и нечасто об этом вспоминал — Люк выбирал себе ту самую комнату, в которой спал с детства. Мелкую, как и положено пятому ребёнку в семье, но привычную и удобную. Он не пожелал занять покои родителей, когда те, вместе со всей остальной семьёй, умерли от оспы. Лишь его зараза обошла стороной, чуть испытав трёхдневной лихорадкой.

Внизу де Куберте подозвал Сильвио, указал ему на ремни нагрудника и подождал, пока тот всё сделает. Зачем слуги, если есть денщик? После этого он приступил к привычному уже осмотру отряда и, завершив его, взгромоздился на своего нового коня — великолепного жеребца вудвиндских кровей с коричневым окрасом, казавшегося почти чёрным в наступившей ночи.

Отряд двинулся к восточному выходу из города. Близился час сна, и редкий прохожий спешил домой, да пьяные компании и воры со всяким отребьем, завидев девятерых солдат во главе с офицером, спешили укрыться в тёмных переулках. Впрочем, Люку не было до них никакого дела. Когда он понял, что дуэли перетекли за город, решил ловить нарушителей немного иначе. Несколько дней назад он, вместе с остальными офицерами, объехал кругом, примечая самые подходящие для поединков места, а два дня назад расставил по ним соглядатаев и каждую ночь рассылал отряды по трём направлениям.

Сейчас он следовал в укромное местечко за городом, о котором знал каждый человек, кого он оставил в засаде, и до которого возможно успеть добежать, коли дуэль начнётся где-нибудь у восточной дороги. Капитану предстояло, словно пауку, сидеть посреди своей паутины и ждать, какая из нитей пошевелится. Две предыдущие ночи не пошевелилась ни одна. Они лишь находили трупы с утра, а разведчикам прилетело за то, что не разглядели преступников у себя под носом. Но капитан был не из тех, кто рано сдаётся. Ему вообще не доводилось сдаваться. Такие же пауки затаились на западной и юго-западной дороге. Его новые лейтенанты до сего момента показывали себя хорошо, даже очень. Неспроста дуэли в городе почти прекратились.

Им понадобилось чуть меньше часа, чтобы дойти до места — деревянного сарая, в котором хотя бы возможно было развести костёр, не опасаясь выдать себя дуэлянтам. Солдаты начали было резаться в карты, но, не спав две ночи кряду, быстро сморились и улеглись кто где, оправдывая известную истину, что бывалый солдат может спать хоть у чёрта на рогах. Люк и сам клевал носом, сидя на бревне. Когда же он привалился к стене и расположился поудобнее, глаза закрылись сами.

— Капитан! — раздалось через секунду.

Он открыл глаза и дёрнулся как от укола иглой. В распахнутую дверь льётся белый утренний свет, слепя и выхватывая с земляного пола прогоревший костёр. Его люди вскакивают, тела их еле гнутся, затекли.

«Да чтоб у меня сапог порвался, уже утро!»

— Господин капитан, четверо у рощи, извинений никто не принёс, драка, наверное, уже началась.

Он вышел на улицу, протирая глаза и вспоминая, где эта богами забытая роща, за коей приглядывал солдат. Вспомнив, взобрался в седло. Его отряд высыпал из сарая. Сильвио тут же подскочил и затянул седловые ремни — не дай Трое, сверзнется капитан, потом головы не сносить.

Не спеша, не желая слишком сильно удаляться от солдат, но и не желая упустить добычу, он поскакал к роще. Успел. На выходе с полянки, прикрытой деревьями, один за другим показались три всадника. Последний вёл под узцы второю лошадь, без седока. Похоже, лошадь погибшего. Люк думал, они сейчас разбегутся в разные стороны, но его солдаты были тут как тут — отрезали конным путь, встав полукругом. Все девять человек тяжело дышали после пробежки в доспехах, но оружие выставили как надо.

На лицах дуэлянтов читалось замешательство. Они уже поняли, с кем имеют дело, и молчали. Лошади их нервно переступали. Дорогие, красивые. Едва ли не лучше, чем у самого де Куберте. Капитан дивился — сколько же в столице богатых людей. Почти каждый дуэлянт имеет и дорогую лошадь, и дорогой колет.

— Господа, сдайте оружие, — приказал он уверено и спокойно.

Ближайший к нему щёголь потянулся к эспаде, но, вместо того, чтобы отстегнуть её с перевязи, вытащил и проткнул горло совсем новому ещё жеребцу капитана.

«Проклятье, это уже второй за месяц».

Скакун взвился на дыбы, а нарушитель попытался проскочить между ним и соседним солдатом. И ему бы это удалось, не прыгни капитан сверху. Он повалился наглецу прямо на спину, сграбастал обеими руками и попытался стянуть с лошади. Но вместо этого наземь повалились все трое — капитан, дуэлянт и его лошадь. Дуэлянт попытался ударить его эспадой и даже кое-как попал сильной частью клинка по панцирю, но одну ногу ему придавило собственной лошадью, он не мог развернуться, а капитан уже душил его сзади. Краем глаза де Куберте видел, что рядом началась форменная свалка — лошади испуганно ржали, пару его солдат и одного всадника сбили наземь, второй пытался отбиваться от алебард эспадой, сидя верхом на лошади. Идиот, недолго ему осталось.

Щёголь Люка выудил откуда-то короткий кинжал, и уже занёс его, чтобы ударить капитана прямо в лицо. В последний момент Люк схватил его за запястье, но тем самым ослабил хватку на шее — противник смог дышать. Де Куберте не видел, поспевает ли кто из солдат на помощь и решил не рисковать — достал из-за голенища трёхгранный короткий клинок без гарды и всадил его негодяю под ребро. Достал, всадил ещё раз. Ещё. Дуэлянт прекратил дёргаться, хоть и ещё дышал. Люк оттолкнул его, чуть откатился в сторону и поднялся. Солдаты его уже доделали свою работу — изрублены были и люди, и лошади. Двое из тройки Жака лежали на земле — оба живы. Один уже пришёл в себя и тёр разбитую скулу — удар копытом пришёлся вскользь. Второй же только дышал. На шлеме его зияла вмятина, и капитан думал, что ничего хорошего под этой вмятиной их не ожидает. Его собственный жеребец корчился в агонии. Тут сам Трое не помогут. Старый вояка приколол животину тем же стилетом, оказывая милосердие.

— Тиль, за кладбищенскими, остальные — в лазарет.

Де Куберте подошёл к единственной оставшейся в живых лошади, слегка прихрамывая: прыжок не прошёл для него бесследно. Лошадь эта отличалась от прочих — не в пример скромнее, она не могла поспорить с ними в скорости, но Люк полагал её не такой прихотливой. Похоже, заколотый на дуэли был бедный малый.

Жак достал скатку для раненных и вместе с парой солдат уложил туда того, с искорёженным шлемом. Он как раз пришёл в себя и издавал нечленораздельные звуки.

Люк ускакал в полк. Предстоял визит к Первому министру, а капитан уже и не помнил, когда в последний раз приходил к нему в нормальном виде.

…

— Вы здорово справляетесь, капитан, но сами наши действия используют, как рычаг против нас, — де Крюа ткнул указательным пальцем в стол, словно именно там был этот рычаг, — Ещё бы, такое нарушение традиций, просто вопиющее!

— Ума не приложу, что с этим делать.

— Ничего. Вы знали, что тысячу лет назад по традиции съедали печень своего врага, чтобы получить его силу? А про то, что пятого ребёнка отдавали в жертву древним? Да-да, соблюдай мы до сих пор эти традиции, вас бы им отдали. И даже Трое не знают, что стали бы древние с вами вытворять. С глупостью надо бороться, но меня беспокоит другое. Два моих счетовода умерли на днях, и оба — не своей смертью. Один, как ни банально, на дуэли из-за ссоры, второго же ограбили и закололи, причём непонятно, что он делал в том районе, где нашли труп. Не верю в такие совпадения. Кто-то пытается расшатать всё, мной построенное. И этот кто-то знает, что найти хороших счетоводов — большая проблема. Мало того, они в суть дела будут вникать, самое меньшее, полгода.

— Кто может этого хотеть?

— Кто угодно. Желающих, как и причин, полно. Де Луз, сына которого я упёк за решётку, де Ветт, ведь король больше слушает меня, а не его. Этот старый скряга, вдобавок, из принципа спорит по каждому поводу, только усугубляя своё положение, де Фириньи из-за штрафа за неуплату налогов, де Бижон, наконец. Он же так продвигал своего губернатора в Лорусвильскую область. И это не первые смерти подобного рода. У вас большая агентура, порасспросите их, это наверняка подстраивают специально. Вот список верных мне людей. Вероятно, замышлять могут против них. Как, кстати, наш молодой граф, который должен быть верен и королю, и мне?

— Молод, горяч, поспешен. Имеет мозги, но не желает ими пользоваться. В довесок ко всему, отлично фехтует, что только прибавляет ему гонору.

— Мы все были такими до поры до времени. Что-то должно произойти в его жизни, чтобы дать ему осознать, как мир вокруг хитёр. Лишь бы это что-то не убило его.

— Дай то боги. Думается, из него может выйти неплохой офицер, если возьмётся за ум.

— Заставляйте его, капитан. Рано или поздно ваши усилия окупятся, если я хоть что-нибудь понимаю в людях. А теперь ступайте и не забудьте про агентов.

— Извините, что за молодой господин неделю назад приезжал сюда в полупьяном виде, но его сразу впустили внутрь? Сын кого-то важного? Не хочу случайно заколоть его, когда поймаю.

— Надеюсь, вам не придётся его ловить. Это мой сын, капитан.

…

— Господа, к бою! — отдал команду распорядитель.

Жерар деловито шагнул к сопернику и только после этого принял стойку — сразу сокращая дистанцию, словно хотел побыстрее доделать понятную и вполне посильную работу, да пойти по своим делам. Впрочем, так оно и было. Фехтовальщика этого Жерар знал — молод, тороплив, есть явные ошибки при смещении вправо и назад. Чудом не продул Андреасу в полуфинале. Чем и как против него воспользоваться — вариантов множество.

И фехтовальщик знал графа, но это не давало ему никаких преимуществ — скорее наоборот, он растерялся, не зная, что делать с таким соперником. По клубу уже расползлись слухи, как Жерар фехтует с де Бижоном и Астарлоа, да и предыдущие поединки графа соперник видел. Похоже, очередной турнир в кармане.

Де Сарвуазье слегка коснулся клинка соперника своим, затем отбил укол в живот и сразу контратаковал. Вот и первый укол. Не успевает соперник. Финт на смещении за его правую руку, удар в запястье, удар в ногу — опять пропустил.

«Что там говорил мастер Лантимер? В такие моменты не позволяй своему эгу взять верх — будь внимателен. Небрежность может стоить жизни на дуэли. Даже со слабым соперником. Вот и буду внимателен».

Аккуратно вызвать его на атаку — отбив, ещё отбив, сбив его клинка и горизонтальный разрез по маске. Хорошо. Да он устал? Жерар нарастил темп, клинок его так и засверкал, выполняя уколы, батманы, репосты, финты. На два оставшихся касания ушло чуть больше минуты. И вот оба уже сняли маски, зал рукоплещет, а второй финалист хватает воздух ртом, как после часа беспрерывного боя. Жерар же едва успел разогреться.

— И победитель нашего ежемесячного турнира — граф де Сарвуазье! — объявил де Бижон на весь зал.

Загремела труба, и к Жерару ни красной бархатной подушке поднесли золотой памятный значок — маска и два скрещенный клинка за ней. Председатель лично приколол ему сувенир на грудь. Граф с благодарностью пожал ему руку и спросил:

— Почему же вы не участвуете?

— Если я буду участвовать, у остальных сразу пропадёт интерес, ведь результат заранее известен. Вы молодец, Жерар. Ни на секунду не утратили концентрации. Я же обещал вам не только фехтование? Приходите сегодня вечером на улицу Алентэр, пятое владение, там будет приём в вашу честь. Смею заметить, вас там кое-что ждёт. Вернее, кое-кто. Вы даже представить себе не можете, как быстро в столице разносятся слухи.

На счастье, дядя Люк сегодня отдыхал после трёх смен подряд. Значит, отдыхал и Жерар. Он кивнул председателю, тот хлопнул его по плечу:

— Тогда до встречи.

Жерар от счастья будто поплыл к выходу из зала, все провожали его взглядами — некоторые восторженными, некоторые завистливыми. Один господин беззвучно три раза хлопнул в ладоши, Астарлоа одобрительно кивнул, Андреас протянул руку для рукопожатия:

— Поздравляю. Заслуженно, вполне заслуженно.

Он выиграл турнир в Лемэсе, что может быть лучше? Да ещё как выиграл — разнёс всех в пух и прах! Нужно сходить к цирюльнику. Негоже являться заросшим, как чучело, на вечер в собственную честь.

…

Слуги были молодцом — приготовили ванну к его приходу, а, пока он мылся, Род отыскал приличного цирюльника.

Имение Истера де Бижона стояло на приличной улице, которую исправно патрулирует стража, и Жерар отправился туда один. Он уже знал, что в городе есть злачные места, куда даже ему лучше не соваться в одиночку — там полно негодяев вроде мерзавца де Бризи. Но сегодня путь его лежал вдали от таких мест.

Молодой граф поглядел на улицу Алентэр, довольно тихую, так как слуги возились за заборами. Редкий посыльный или отряд стражи нарушали здешнюю пустоту своим присутствием. Каждое имение на этой улице могло поспорить с предыдущим в архитектуре, красоте и размахе. Вот дом в зелёных тонах — аккуратный трёхэтажный особняк с закруглёнными окнами и двускатной крышей. Простой, и в то же время изысканный. Сад, его окружающий — истинное произведение искусства, свой отдельный мир с идеально круглыми деревьями, идеально ровной травой и идеальной высоты изгородью. Матушке бы понравилось. Следующий дом — белый двухэтажный дворец с массивными колоннами в виде статуй и просторным участком вокруг. Круглый свод вместо крыши. Чья-то широкая душа развернулась. А вот и резиденция де Бижона. Всё здесь будто стремится ввысь. Бело-пурпурно-золотой дом, украшенный лентами, разноцветные окна, даже деревья устремлены вверх…Впрочем, видны только их кончики, остальное укрыто глухим каменным забором.

За широкими двустворчатыми воротами теснилось несколько карет. Кучеры тихо беседовали друг с другом. Справа от карет — длинная коновязь, и скакуны там стоят отменные. Впрочем, ахалтекинец из Оазисов, на котором приехал Жерар, будет здесь вполне к месту.

За сборищем карет раздался женский смех — звонкий, но немного сдержанный, как и подобает смеяться аристократкам. Молодой граф бросил поводья конюху и поспешил ко входу в дом.

— Это вы тот самый граф де Сарвуазье? — окликнула его одна из трёх превосходных во всех смыслах дам, стоявших чуть в стороне от крыльца, — Не убегайте так сразу, позвольте мы хотя бы представимся.

За свои восемнадцать лет Жерар усвоил в общении с женщинами только одно — что нужно проявлять учтивость и такт, поэтому остановился, приветствуя их лёгким поклоном:

— Разумеется.

— Я Луиза де Бижон, двоюродная сестра Истера, вон та очаровательная белокурая леди с жемчужной заколкой в волосах — Пенелопа де Эскрэ, а вот эта дама с бездонными глазами — Элиза де Керье.

Прикрывая веером нижнюю часть лица, Элиза подняла на него глаза: нежно-бирюзовые, они резко контрастировали с чёрными длинными ресницами и ровными чёрными бровями, и казались от этого ещё больше. Она словно обожглась от увиденного и смущённо отвернулась, тряхнув красивыми каштановыми кудрями.

— Эээ, польщён, — отчего-то Жерар стал говорить медленнее, а ситуация показалась ему неловкой, — Где мне найти Истера?

— Зала справа от входа, там полно гостей, не потеряетесь.

— Благодарю.

Лакей поклонился и услужливо открыл ему дверь. Огромный холл с роскошной лестницей, раздваивающейся в обе стороны наверху, великолепные светильники, бело-золотое обрамление стен и потолка, пурпурные ковровые дорожки на белом мраморном полу: дворец был великолепен.

В зале, казалось, отовсюду льётся свет. Стол с закусками и напитками стоял возле правой стены. Около него дежурили слуги. Музыканты, пятеро, расположились в дальнем от Жерара углу. Гости сидели за тремя круглыми столами человек по десять-двенадцать. За одним играли в покер, у другого и на столе, и под ним стояли кальяны. Слуга как раз принёс два новых, чтобы заменить выдохшиеся.

Что делали за третьим, Жерар не успел разглядеть — Истер де Бижон заметил графа, вскочил, бросил карты на стол и принялся аплодировать. Один за другим все гости тоже стали хлопать в ладоши, а граф и не знал, куда же деть себя от счастья, что ни говори, вполне заслуженного.

— Жерар, прошу, присаживайтесь рядом со мной, — затем председатель клуба обратился к одному из слуг, — Лузовского вина гостю и канапэ с курицей, и пусть обязательно отведает пашот с икрой. Проходите, Жерар, проходите! За этим столом у нас игра, но для вас сделаем исключение.

Де Сарвуазье ожидал полноценного ужина, но удивился, обнаружив в зале лишь лёгкую закуску. Он сел на предложенное место, немного утолил голод и попросил слугу повторить. Истер по очереди представлял гостей, одновременно играя. Жерар толком никого не запомнил, кроме богато, но строго одетого гостя в чёрном и серебряном с большими залысинами, уже, очевидно, перешедшего сорокалетний рубеж. Звали его Гастон де Арманьяк, а запомнился он Жерару, так как был строже остальных, и все обращались с ним очень почтительно. Да и ещё один господин, Крумо де Латеа, остался в памяти из-за того, что сыпал остротами направо и налево. Остроты эти не всегда были точны, но сам поток их и напор заставлял гостей то и дело разражаться смехом. Остальных господ и дам молодой граф не запомнил, кроме, разумеется, Элизы, Луизы и Пенелопы, хоть все были одинаково прекрасны и одинаково богато одеты.

Он выпил два бокала и, слегка захмелев, отправился к столу с закусками сам. Около стола уже стояли дама с кавалером и один молодой человек, которого он, кажется, помнил по фехтовальному клубу.

— Разве такие мантильи не вышли уже из моды? — вдруг поинтересовался одинокий молодой человек у дамы при кавалере.

— О чём вы?

— Моя бабушка носила такую же.

— Что прикажете мне отвечать?

Кавалер её напружинился и подобрался, но наглеца это, казалось, совсем не волновало. Он беззаботно пожал плечами:

— Думаю, вам на это ответить решительно нечего.

— Осторожнее, я не одна и, уверяю, мой спутник носит эспаду отнюдь не для красоты.

— Правда? Я совсем его не заметил.

Грубиян получил пощёчину от кавалера. Хоть в зале и стоял гам, её услышали все.

— Господа, у нас дуэль! — вскочил с места де Бижон, — Прошу переместиться в сад.

Люди стали спешно покидать залу. Жерар проследовал за толпой, а председатель шёл впереди, показывая оскорблённому путь через лабиринт сада. К удивлению графа, в глубине сада стояла крытая беседка шагов пятнадцать в диаметре. Внутри неё было пусто, а пол устилали ровные деревянные доски. Председатель взял у слуги факел и поочерёдно разжёг восемь ярких огней под потолком.

Кавалер вслед за ним вступил в беседку. Пьян, или Жерару показалось?

Второй дуэлянт также не спеша прошёл внутрь и встал подальше от первого. Достал эспаду, сделал несколько взмахов, пару нерезких разминочных выпадов. Совсем не походило, что он волнуется.

Первый же из сражающихся нетерпеливо топтался на месте и смотрел на председателя в ожидании, когда он покинет беседку. Он достал клинок одновременно с тем мигом, когда де Бижон занял своё место возле ограды беседки, среди толпы.

— Можете начинать, господа!

Оскорблённый ринулся на противника сразу же. На взгляд Жерара, слишком поспешно, слишком уверенно. Неужели он так хорошо знает того, кто напротив? Или вино всему виной? Второй-то не нервничает: отбил упреждающий выпад и сразу сместился, отбил ещё пару, отскочил. Выжидает. Правильно, при таком-то напоре. Первый проводил атаку за атакой — сдвоенные, строенные удары — но выходил из этих атак плохо, или вовсе не выходил. Глупец. Наконец, даже этот глупец понял, что был излишне самоуверен, и лицо его стало выражать раздражённое недоумение, словно он прихлопнул уже жука, а жук взял и пополз опять. Но недолго ещё ему оставалось досадовать: после очередной атаки разъярённый кавалер пропустил смертельный укол прямо в солнечное сплетение. Жерар не видел его лица — дуэлянт был спиной, когда пропустил выпад и тут же упал замертво. После мёртвый уже кавалер раскинул руки, и голова его сама собой повернулась в сторону Жерара, но лицо его стало уже абсолютно стеклянным.

Молодому графу сделалось неприятно, он отвёл взгляд в сторону и ему показалось, что председатель слегка кивнул той даме, которая и явилась причиной ссоры. Утешает?

Де Бижон вышел на беседку:

— Господа, состоялся поединок чести. Прошу не сообщать о нём тем, кому не следует сообщать, иначе я посчитаю себя глубочайше оскорблённым. Надеюсь, вы все чтите наши добрые традиции так же, как и раньше, так же, как чту их я. Засим предлагаю вернуться в дом. Мои слуги сделают всё, что должно.

Давешняя дама смотрела на своего мёртвого кавалера с лёгким оттенком грусти на лице. Сдержанно и без слёз.

Жерар только сейчас заметил среди толпы господина Астарлоа де Ветта и неуверенно махнул ему рукой.

Мастер фехтования тут же подошёл:

— Как вам? — кивнул он в сторону беседки.

— Опрометчиво и поспешно. Будь я на его месте…

— Полно, господин граф, я не об этом. С боем всё ясно. Как вам сие укромное местечко? Ни стражи, ни вашего дяди со своими головорезами. Кто их сюда пустит? Недурно, правда?

— Часто ли здесь случаются дуэли?

— Как придётся. Раз у нас отняли городские улицы, будем держать оборону в домах. Как раньше мы сберегали наши жизни в замках от всяких дикарей, так сейчас бережём нашу честь в собственных домах, и пусть министр со своей сворой псов изойдут пеной, им нас не достать.

Наверное, Астарлоа был прав, но Жерара покоробило, с какой откровенностью он отозвался о де Крюа и, раз уж на то пошло, о его дяде тоже.

— Не боитесь, что я сдам вас дяде?

— Вы не сдадите, вам самому противен этот закон.

— И всё же?

— Что вы скажете?

— Что здесь проходят дуэли, а граф де Бижон их пособник.

— Остальная толпа скажет, что это была самозащита, и вас поднимут на смех, а люди министра больше вам не поверят. Но этого никогда не будет, ведь дуэль для таких, как вы и я — вся жизнь и даже больше.

— Мой дядя говорит прямо противоположное. Каждый день он твердит, что дуэль не решает проблем, а создаёт их.

— Вот как? Значит, он не видит очевидного. С их помощью можно добиться самых разных целей.

— Разве они придуманы не для того, чтобы расправляться с наглецами?

— Не только, дорогой Жерар. Завоевать сердце дамы, отстоять собственную правоту, прославиться. Убрать неугодного, мешающего человека, или врага — всего этого возможно достичь с помощью поединка.

— Убрать неугодного? Позвольте, это же низость…

— Отчего? Когда вам дерзят или грубят, становятся вам неугодны, вы вызываете наглеца на дуэль и избавляетесь от него, не так ли? Почему же нельзя сделать то же самое с человеком, который мешает вам — по службе ли, как неугодный сосед, или соперник в чём-либо?

— Разве это не бесчестно?

— Отчего же? Вы, а не он, упражнялись изо дня в день, оттачивая навыки. Вы, а не он, терпеливо слушали мастеров. Вы, а не он, задыхались в учебных боях, обливаясь семью потами под маской и преодолевая сопротивление искусных соперников, попутно побеждая собственную лень. Так почему бы вам не воспользоваться плодами собственного труда и отваги и не употребить их себе на пользу?

Жерару нечего было ответить.

— Молчите, чёрт возьми? Потому, что я прав, и вы это прекрасно знаете. И в борьбе таких, как я и таких, как ваш дядя, по всей справедливости, я должен победить. Присоединяйтесь к нам, Жерар, — он указал на беседку, где слуги возились с трупом, — Сегодня мы сделали ещё один шаг к справедливости, эта смерть сослужит нам добрую службу. Но впереди множество таких шагов. Нам нужен каждый, кто почитает искусство фехтования, а такие, как вы, нужны втройне. Люди, подобные вам и Истеру — наша душа, наше сердце. Мы заслужили решать сами за себя. Заслужили кровью, потом и трудом.

Что мог Жерар на это возразить? Он сам не сумел бы выразить свои мысли лучше, чем это только что сделал Астарлоа.

Граф оглянулся по сторонам — он и не успел заметить, когда ушли все остальные, и они с мастером де Веттом остались в саду вдвоём.

Фехтовальщик положил руку ему на плечо:

— Хватит с вас тяжёлых дум. Идёмте, в конце концов, сегодняшний приём — в вашу честь.

В главном зале играла музыка. Столы отодвинули и пять пар танцевало посреди зала. Остальные же столпились возле стен. Он не видел среди танцующих Элизы де Керье и стал искать её глазами. Похоже, это не укрылось от взгляда мастера:

— Дама точно ждёт вас, — указал он на де Керье, стоящую чуть в стороне от основной толпы.

— У неё что же, нет ухажёра?

— Как видите, дорогой Жерар. Не тушуйтесь. Только представьте, каково бедняжке стоять там одной, когда остальные танцуют. Оставлять её так — высшая степень неучтивости.

Пожалуй, и в этом Жерар вынужден был согласиться.

— Позволите пригласить вас? — он подошёл к Элизе, и, не зная, куда деть руки, так и оставил их висеть плетьми по бокам.

Она присела в реверансе, протянула ему правую руку, он заключил её в свою, положил вторую ей чуть выше талии, как учила матушка, и тут на него повеяло запахом. Что это был за запах — нежный, волнующий, сам по себе являющийся вознаграждением — сразу и не объяснишь. Они закружили по залу. Ноги фехтовальщика компенсировали почти полное отсутствие опыта вальсирования на подобных приёмах — молодой граф не отдавил ей ногу и не наступил на платье, неся её сквозь воздух, как величайшую на свете драгоценность.

— Вы превосходно двигаетесь, — заметила она как бы невзначай.

— Спасибо, — он не знал, как продолжить беседу, и это тяготило, словно тяжёлая эспада после трёх часов занятий.

Но Элиза сама пришла на помощь:

— Как вам поединок?

— Побеждённый переоценил себя, нужно было действовать по-доугому. С таким выходом из атаки заколоть его, право, не сложно.

— Уверена, вы без труда расправились бы с обоими сразу.

Жерар почувствовал, как горят щёки:

— Почему вы так решили?

— Луиза рассказала мне о вас всё, что поведал ей брат. Он говорит, таких как вы в королевстве по пальцам перечесть. Уж в вопросах фехтования Истеру можно доверять больше, чем кому-либо, это знает весь высший свет.

Жерар почувствовал, как начали гореть ещё и уши. Ему захотелось вдохнуть полной грудью, но он испугался показаться бестактным и едва заметно дышал носом.

— Польщён столь лестной оценкой, — вот и все слова, на которые у него хватило дыхания.

— Могу я вас просить кое о чём?

«Она? О Чём она может просить меня?» — лихорадочно думал Жерар.

Поняв, что ответ затянулся, он, наконец, сдержанно произнёс:

— К вашим услугам.

— Я хотела прогуляться по вишнёвым садам завтра днём, вот только даме не пристало бродить одной, а позвать решительно некого — все подруги заняты. Вы не составите мне компанию?

— В какое время вы желаете там быть?

…

Жерар в тридцать восьмой раз прошёл вокруг клумбы, посреди которой возвышалась статуя Нири. Листва на деревьях не успела ещё пожелтеть вся, и сады стояли зелёно-жёлтые, яркие, уютные. До серого осеннего уныния оставалось ещё далеко.

Он в очередной раз пожалел, что не взял с собой наручные часы, подаренные матушкой. Эта баснословно дорогая вещь помогала определять время, не дожидаясь ежечастного трезвона из храма Троих, но после ужина в компании лейтенантов граф немного стеснялся своего богатства. Однако, по часам он смог бы определить, сколько прошло времени после назначенного срока.

В его голове неустанно роились мысли. Одна возможная причина сменяла другую: что, если она передумала или забыла, или появились срочные дела? Возможно, она попала в беду? Что, если перепутала день? И ещё множество всяких «если» показывались в его сознании, чтобы уступить место следующим, пока к статуе не подъехала открытая карета, в которой и сидела она.

Элиза ступила на брусчатку легко, словно это был сон. Жерар и руки ей подать не успел.

— Признайтесь, вы заждались меня? — сказала она, взмахом руки отправляя карету прочь, — Я очень долго собираюсь на прогулки, меня вечно все ждут.

— Эээ самую малость.

— Не преуменьшайте, мой кавалер, я вам благодарна, что вы дождались.

— Ваш кавалер?

— Хотели бы им быть? — она загадочно улыбнулась ему и взяла под руку, — Такой прекрасный молодой человек обязательно должен быть чьим-то кавалером.

— Почту за честь…

— Вы будто изготовились к бою, Жерар, — она слегка сжала пальцами его плечо, — Расслабьтесь, здесь не фехтовальная площадка. Лучше расскажите о родном имении, где оно?

Судя по тому, что он слышал от дяди, Лемэс как раз был сплошной фехтовальной площадкой, не исключая эти вишнёвые сады, но упоминание родного края подействовало на графа успокаивающе.

— Далеко отсюда, в долине Перье, слышали про неё?

— Разумеется. Мне как-то говорили, винодельни де Луза находятся как раз там. Это правда?

— Совершенно верно, мы с ними почти соседи.

— У вас тоже делают вино? Никогда не слышала о вине из Сарвуазье…

— Наша маленькая винодельня покрывает только наши скромные потребности, да немного остаётся на подарки соседям, но мы делаем виноград и продаём его. Тем же де Лузам, да прочим соседям.

— Вот как? У них нет своего?

— Есть, но им не хватает.

— Никогда бы не подумала. Похоже, у вас отличное имение, раз поставляете виноград самим де Лузам…

— Это так. Кроме того, есть ещё овцы, обычные посевы, пасеки и прочие угодия. Край действительно весьма плодороден. Расскажете мне что-нибудь о Керье?

— У нас неплохой лес, где полно дичи, но, пожалуй, и всё. Сплошная глушь. Лесные предгорья на границе с Сомдой, знаете их?

— Только по географическим картам.

— К несчастью, молодой девушке там совершенно нечего делать…

Они медленно шли к реке. Пологий берег её, покрытый мягкой зелёной травой, был сплошь усыпан компаниями или такими же прогуливающимися парочками. Кое-где над травой или водой нависали деревья, давая возможность укрыться от жаркого ещё солнца тем, кто пришёл пораньше, если нет с собой зонта. Две таких компании и повстречались им прямо у берега.

— Мы пришли первые и заняли это место, никого отсюда не прогоняя и не задираясь, — вещал молодой человек немного младше Жерара из одной компании.

— Нет, сударь, мы заняли это дерево ещё раньше вас, специально, чтобы укрыться в его тени, — отвечал ему весьма задиристый оппонент из другой группы.

— Вы заняли там, а сейчас тень переползла сюда. Вы ведь не купили всю землю вокруг дерева.

— Предлагаю дуэль, заодно и выясним, кто что купил и кто куда пойдёт! — не долго думая, выпалил задира.

— Дуэль за клочок земли? — засомневался первый.

Он отчего-то напомнил Жерару того, недавно заколотого на заднем дворе «Пятой юбки», хоть и был одет скромнее. Молодой граф вспомнил, как неудачливый дуэлянт корчился на земле, как из него выходила жизнь.

«Здесь может закончиться тем же из-за никчёмной тени от дерева».

Леонардо тогда опоздал, да и все они слишком долго наблюдали.

«Нет, это точно неправильная дуэль. Всему есть пределы».

Жерар решил действовать на опережение:

— Господа, не слишком ли пустяковый повод для дуэли?

— Сойдёт и этот, — отвечал ему задира.

— Тогда для меня достаточно будет и небрежного тона, которым вы мне отвечаете. Только посмейте вызвать его, и я тут же вызову вас.

— Думали меня напугать? Самоуверенность выйдет вам боком, расправлюсь с обоими!

— Вместо громких слов глянули бы лучше на этот значок, — Жерар ткнул пальцем в награду за победу на турнире, приколотую к отвороту колета, — Коли разбираетесь в фехтовании, знаете, что таким не многие могут похвастать.

В молодых компаниях зашептались, задира стушевался, но, чуть погодя, выдавил:

— Турнир и настоящий поединок — не одно и то же.

— Это верно. Много раз бывали в поединках?

Молодой дворянин ещё больше насупился, но отступать явно не желал. Похоже, упрямец, каких немало. Запугивание не удалось, а других вариантов Жерар придумать не успел.

— Если вы не найдёте выход, не задевающий ничью честь, дуэль неизбежна. Уведите разговор в другое русло, — шептала ему Элиза.

Он задумался, глядя на большую тень дерева:

— На жарком солнце мы все дуреем, господа. Под тенью хватит места обоим компаниям, если вы одобрите соседство друг друга.

— Вероятно, это так, — ответил более спокойный из двух молодых людей.

Жерар посмотрел на задиру:

— По себе знаю, что прощать иной раз труднее, чем наказывать, — припомнил он слова отца, — Но пятно тени не причина убивать друг друга. Пожмите руки и разделите трапезу. Лучше приумножать друзей, а не врагов. Тем более, все мы в столице недавно.

Нехотя эти двое пожали руки друг другу, а потом и Жерару. Он не знал, продлится ли этот хрупкий мир хоть сколько-нибудь времени, и на всякий случай добавил:

— Кто нарушит традицию примирительного рукопожатия, бросит чёрное пятно на свою честь, учтите это, господа.

Молодые люди неуверенно кивали. В их неуверенности не было ничего удивительного — традицию примирительного рукопожатия молодой граф придумал пару секунд назад, сам изрядно удивляясь своему красноречию. Обе компании как будто не собирались ссориться, и де Сарвуазье повёл свою спутницу ближе к воде.

Он чувствовал себя странно, ведь только что выступил на стороне дяди Люка, хотя сам ярый сторонник дуэли. Но одно дело, когда умелые фехтовальщики выясняют отношения, зная, на что идут, и имея весомый повод. И совсем другое дело, когда сущие дети убивают друг друга из-за пустяковины.

— Как мило, — восторженно шепнула Элиза, — Помирили детей. Никогда бы не подумала, что такой опытный фехтовальщик будет этим заниматься. Жерар, жизнь дающий…

— Элиза, прошу вас, хватит, — он не знал, как реагировать на эти её слова, — К тому же, ваш совет пришёлся кстати. Без него я бы выхода не нашёл.

— Разве это не было очевидно? — она недоумённо сжала губы, отчего показалась Жерару ещё прекраснее.

— Да, но вы подтолкнули меня к действию, и очень вовремя.

— Как досадно, что я не захватила ничего попить, здесь такая жара…

Самого графа солнце не смущало. Даже в летний зной он иногда упражнялся в открытом поле, и организм приспособился. Сегодняшняя же погода далеко не так сильно жарила. Но Элизу она, кажется, изводила.

— Я видел здесь бродячих торговцев, нам нужно только найти одного.

Они поспешили укрыться в тени вишнёвой аллеи. Один знакомый лейтенант кивнул, приветствуя его и получил такой же кивок в ответ.

— Жерар, мне говорили, вы как-то связаны с гвардейским полком. Вы офицер? — спросила она, кажется, с некоторой надеждой.

И ему тут же захотелось стать офицером. Поэтому ответил он с некоторым разочарованием:

— Министерский служащий. Прикреплен для наблюдения за одной ротой.

— Министерство и туда добралось? Интересно…

Де Сарвуазье махнул разносчику, ведущему мула навстречу. Он поравнялся с нами, снял и раскрыл перемётную суму со льдом. Элиза выбрала малиновый компот.

— Три монеты, — ответствовал носильщик.

Жерар полез в кошель и перечёл самые мелкие: восемь шиллингов и два пенни.

— У меня с собой лишь два пенни и шиллинги. Берите шиллинг, и дело с концом.

Косматый торговец выпучил глаза:

— У меня нет столько сдачи…

— Что же нам делать?

— Давайте пенни…

— Тогда я буду должен. Это не годится, де Сарвуазье долгов не плодят. Берите шиллинг, — он вложил монету в руку носильщику, не дав тому возразить и поспешил уйти, уводя за собой и Элизу.

Косматый остался стоять посреди аллеи, будто громом поражённый. Кажется, Элиза тоже была в растерянности:

— Жерар, я думаю, он говорил про три гроша, а не три пенни…

Де Сарвуазье на секунду остановился. Получалось, что он прилично переплатил: один пенни — это десять грошей, а один шиллинг — десять пенни. Что же это, во сколько раз? В тридцать и даже больше? Так вот почему продавец столь сильно удивился. Ну, не догонять же его теперь. Требовать деньги назад, как лавочник на рынке. Нет, таким сутяжничеством не пристало заниматься графу.

Он улыбнулся:

— Повезло же этому малому.

Элиза блеснула улыбкой в ответ:

— Не транжирьте всё так быстро, не останется на свадьбу.

Сердце графа вдруг поскакало галопом, а стук его, казалось, изнутри выбивал уши. Это намёк, или просто шутка?

— Что с вами, Жерар? Вы не из тех, кого тяготит женитьба?

— Нет, разумеется.

— Вы обручены с кем-нибудь?

— Не имел чести.

— И что же, родители никогда не подбирали вам невест?

— Матушка говорила, среди соседей достойных нет. У неё были какие-то планы, но я не в курсе. К тому же, хочу сам выбирать себе невесту.

— Вы такой решительный. Мне кажется, уже через месяц вы будете блистать в столице. О вас узнают все. Расскажите, чем вы занимались в своём имении? С кем дружили?

Жерар принялся вспоминать своё детство и юность. Элизе всё было интересно, она почти не прерывала его, но, пройдясь с ним до конца аллеи и обратно, сказала, что ей пора. Тогда он поймал карету поприличнее и заплатил вперёд. Она махнула ему рукой из окошка, и он впервые в своей жизни ощутил, насколько прекрасен может быть этот мир.

…

Как удачно его хозяин втрескался! Забыл про всё на свете и ночных похождений своего конюха вовсе не замечал. Зато Лиса нагрузил по полной — костюмами, ваннами, цирюльниками и прочими делами. Оно и хорошо, Лис из-за этого донимать Харта перестал. И Харт гулял вволю! Деньжат теперь — хоть обпейся и объешься, так ещё с дружками давеча отбуцкали одного богатого олуха. Теперь они лучше знали, где ходит стража, да в какое время, и могли озоровать по-дерзкому, внезапно, не загадамши, и так же внезапно разбегаться, оставляя очередную сытую сволочь лежать на дороге — избитую, ошеломлённую, напуганную. И без гроша в кармане. Вот оно как повернулось-то. И никакая небесная кара, которой так любят пугать жрецы Троих, Харта не настигла. Пусть всякие олухи верят в эту ерунду, а его не проведёшь.

Сегодня им предстояло нечто особенное. Засранец Рогана собирался привезти домой чужую жёнушку. А это ой как развязывало им руки. Он же стражу звать не будет! Они договорились, что Роган тихонечко откроет калитку и дверь в дом, когда голубкам будет не до него, а самого Рогана Харт слегка огреет под глаз и свяжет для виду.

Жмур рядышком так и подскакивал, ему не терпелось поучаствовать в таком же деле, какое они провернули с его хозяином не так давно. Громадный Джо высоко запрокинул кружку, допивая остатки. В его почти детской ладони она казалась сущим ведром, и он со стуком опустил её на стол:

— Пора.

Они засобирались. Харт радовался, что рядом нет Почемуя — стражник всякий раз жалел, что не может участвовать в их забавах и в пьяном виде иногда порывался с ними. Они вышли по одному, чтоб не привлекать лишних взоров. Каждый знал путь до дома, ведь обмозговывать всё начали за десять дней до делюги.

Конюх спокойно шёл по знакомым уже улочкам. По пути ему повстречался отряд стражи. Хотелось делано раскланяться перед ними, но Харт всё же удержался — какого рожна дёргать медведя за хвост?

Вот и нужная калитка. Домишко не шибко большой, и двор скромный. Двое друзей его, вон, за углом мочатся. Джо заметил его, а Харт сделал знак рукой, поторапливайтесь, мол, и аккуратно открыл калитку. Не медля, пересёк дворик, слегка толкнул массивную деревянную дверь, та поддалась. Коридор оказался тесным и без выкрутасов. Что же, роганов хозяин прижимист? Если так, значит, мошну набитой держит.

Вошли Джо со Жмуром и закрыли дверь.

— Калитку притворили? — шёпотом спросил Харт.

Джо кивнул.

В конце коридора, у узкой лестницы, сворачивающей налево, появился Роган. Он прижал палец к губам, заклиная друзей не шуметь, затем тихо приблизился и подставил левую часть лица.

— Готов? — прошептал Харт.

— Давай бей уже.

Конюх сжал кулак и дал ему крепкую оплеуху. Роган не ожидал и припал на одно колено, вдобавок ударившись о стену рукой. Зато теперь уж синяк будет выглядеть как надо. Джо протянул верёвки, и Харт уже на кухне связал своего жилистого подельника.

Они двинулись было к лестнице, но внезапно коротышка остановил конюха:

— Маски забыли.

И действительно, сейчас бы отправились так…

Они закрыли лица и тихо прокрались к лестнице.

— А чего мы тихушничаем? — спросил Харт, — Тут шума будет через минуту, что коровьих лепёшек на выпасе.

И он пошёл по лестнице спокойно. Дверь в покои благородного господина оказалась заперта. Недолго думая, он вышиб её ногой и ввалился внутрь. Заорали. Не такая уж роскошная и большая комната. Даже здесь, на столичном постоялом дворе, у его графа нумер был краше, кровать шире, кресла удобнее. Небогат, видно, был господин Рогана. Но всё одно — в разы богаче любого конюха. И комната его в разы роскошнее, и баба эта, что сейчас испуганно закрылась одеялом, Харту бы дала, разве что обезумев от желания. Вот за это мразины и ответят сейчас.

Роганов хозяин вскочил и, болтая полуопавшим членом, побежал к столу у окна, напротив двери. Конюх утопил свой кулак в его живот. Господин согнулся пополам, Харт грубо прижал его к полу и долбанул лицом о доски. Баба продолжала визжать, пока Громадный Джо не подскочил к ней и не схватил за горло:

— Тише! Тише, я сказал.

Затем он распластал её на кровати и приспустил штаны.

Харт отвернулся от кровати и свирепо глянул на лежащего под ним человека:

— Что там, в столе? Живо отвечай!

Голый господин на миг замедлил с ответом и тут же получил ногой под рёбра от Жмура.

— Здорово как! — кряжистый волосатый парень замахнулся и ударил ещё раз.

— В морду ему дай, — сказал конюх, — Он всё молчит. Ну помолчи у меня, скотина! Лупить будем, пока не сдохнешь.

Тут голый опомнился:

— Кинжал в столе.

— Жмур, глянь.

Приятель его с полминуты возился в ящиках стола, пока не достал оттуда клинок длиною в пядь, облачённый в хорошие кожаные ножны.

Харт схватил голого за волосы и долбанул разок лицом об пол:

— Деньги где?

Тот молчал.

— Деньги где? — удар, — Деньги где? — удар, — Деньги где? — удар.

По полу расплылось пятно крови, лежачий исторг то ли стон, то ли плач. Конюх медленно отогнул его голову кверху, гораздо выше, и уже приготовился долбануть как следует.

— В сундуке, под кроватью. Ключ под матрасом в изголовье.

— Тото-же, — Харт всё равно приложил его мордой об пол и посмотрел на Жмура, — Свяжи его как следует.

Жмура не нужно было просить дважды.

Сундук под кроватью оказался размером с дыню, но улов в нём был что надо. Конюх сразу бросил на пол серьги, кольца и прочие украшения, ко времени вспомнив слова Рода, что по этим вещам их могут узнать, случись чего. Лис говна не посоветует, к чёрту эти цацки. Зато и монет было изрядно. Улов оказался больше, нежели в прошлый раз.

Джо всё извивался на кровати, зажав рукой рот благородной даме. Внезапно он напрягся, обмяк, а потом устало скатился со своей жертвы. Она застонала — горько, безысходно, отчаянно. Слишком громко. Харт ссыпал монеты по карманам и залез на неё сам.

— Помоги ему, — указал он Джо на товарища с верёвками, а сам зажал благородной твари рот, привычно спустил штаны второй рукой и без помех вставил куда надо. Пошло как по маслу. Он ускорился. Злость и радость от свершённой мести грели душу. Харт представил, как завтра расскажет Рогану всё в подробностях и не сдержал улыбки. Видимо, от этого баба под ним задёргалась и стала издавать жалобные звуки даже с зажатым ртом. Тогда он на секунду остановился, приподнялся над ней и дважды со всей силы лупанул кулаком прямо в блестящую от слёз смазливую благородную харю. Нос её свернулся на бок, губа разбилась, кровь залила лицо и бельё рядом, но Харту было плевать. Он продолжал совать ей внутрь, всё быстрее и быстрее, и безмолвное выражение ужаса на лице её лишь поддавало огонька…

…

Де Куберте выспался. Отмылся, приказал пестуйцам постирать его вещи, проверил роту и ещё затемно улёгся спасть. Разбудил его зычный голос командира соседней роты:

— Что за горох?! — орал он на солдат, — В ногу идём! Шире шаг! Шире шаг, я сказал! Лепен, мало муштруете их! На месте…стой! Из походной в баталию стройсь! Минута времени, живо!

Люк сомневался, что его люди способны перестроиться за минуту, а уж соседняя рота и подавно. Значит, командир решил их сделать виноватыми таким способом. Зачем — уж ему виднее.

Капитан стал не спеша одеваться, мышцы его затекли после долгого сна, он никак не мог изогнуться и натянуть сапог на ногу. Но, кряхтя, всё же сделал это. Дальше пошло легче. Де Куберте спустился вниз и кликнул дневального затянуть ремни на нагруднике, после чего вышел на плац. Его рота отрабатывала манёвры вдалеке. Насколько это возможно делать в такой тесноте среди других рот.

«Давно пора перевести полк за город, где места вдоволь для всего, а здесь оставить несколько опорных рот на случай беспорядков в городе. Полк через эти ворота только выходить будет не меньше часа, так ещё по узким улочкам тащиться, случись чего».

Капитан двинулся мимо построений к своей роте. Многие солдаты и офицеры, не занятые делом, приветствовали его. Люк знал все эти сплетни, что ходят о нём в полку: «Вечный капитан, не поднимавшийся по службе уже много лет, но и не выходящий на пенсию». И неизменное среди недоброжелателей: «Пёс министра».

Часто-часто зазвонил колокол. Не храмовый, местный. Следом в три трубы протрубили сбор полка. Вот так иногда и начинается война — без сплетен о волнениях на границе, без долгого ожидания или предшествующих переговоров — неожиданно, посреди обычных будней. Сейчас все построятся, и командир полка объявит, куда им выдвигаться, а после начнутся долгие сборы в дорогу. Интересно, полковник-то знал заранее? Кто-то уж точно знал, а Люк до самого последнего момента ловил бретёров. Он обрадовался, что привёл себя в порядок и выспался — на войне такой случай выпадает редко.

Де Куберте думал уже встать во главе роты, но завидел у полковых ворот человека в костюме простолюдина и грубом коричневом войлочном колпаке. Этого посыльного министра он давно знал. Помнил он и уродливую заячью губу, и глаза на выкате — ни в жисть не догадаешься, кому он служит, если не знать наверняка. Первый раз этот человек показался в полку. Не иначе, по капитанову душу явился. Так и оказалось.

— Требует к себе, — доверительно сообщил посыльный, когда подошёл к нему, при этом наклонившись поближе и не уточняя, кто именно требует.

— Мы выступаем на войну.

— Думаете, ему это неизвестно?

Крыть было нечем. Люк сделал знак рукой Леонардо. Лейтенант, что сидел верхом, подъехал к своему командиру и, спешившись, отсалютовал.

— Дай мне свою кобылу, а сам построй роту и сделай всё, что необходимо, когда полковник расскажет, куда нас отправят на этот раз.

— Есть, — кивнул его лейтенант.

Ничего ему объяснять не надо было — всё он знал, всё умел, да и солдаты знали его. Давно пора этому лейтенанту стать капитаном и командовать ротой, но Люк держал его продвижение по карьере, как пробка удерживает вино в бутылке, а Леонардо и слышать не желал о переводе в другое подразделение, где смог бы занять должность повыше, а вслед за этим получить и чин.

За воротами его встретил обычный город со своей всегдашней суетой и неупорядоченным бегом людей. Интересно, кто-то из них догадывается, что отчизна в опасности, и очень скоро людям предстоит умирать где-то далеко отсюда, чтобы народ здесь смог суетиться и сновать туда-сюда, как и прежде? Ещё капитана поражал контраст в министерском дворце — в отличие от позднего вечера, днём здесь царила упорядоченная деловая суета. Люди вроде и ходили туда-сюда во множестве, но, если присмотреться, ходили строго куда положено. У каждого был свой стол и несколько других столов и кабинетов, с которыми они взаимодействовали, а не со всеми подряд, как могло показаться на первый взгляд. Личный секретарь министра, завидев Люка в конце вереницы людей, ожидающих приёма, помахал ему рукой, подзывая к себе.

— Проходите, господин министр уже ожидает вас, — промолвил секретарь, не поднимая взгляда от бумаг, когда капитан подошёл ближе.

Министр, вопреки своему обыкновению, ожидал не в маленьком кабинете, а за большим столом, нужным для приёма птиц покрупнее, в большом кресле во главе стола. По правую же его руку сидел драгоценный племянничек капитана, Жерар де Сарвуазье.

— Не думайте, дорогой граф, что остальные молодые господа в столице воспитаны на тех же понятиях о чести, что и вы, — негромко вещал де Крюа, — Ваших родителей я знаю лично, а вас вызвал сюда специально, чтобы убедились лично, как ради собственной выгоды некоторые, казалось бы, благородные люди, могут извращать понятия справедливости, долга, доброго имени. Дуэли — лишь мелкая часть. Чиновники, заботящиеся о собственном благе, армейские, набивающие карман за счёт казны, аристократы, стремящиеся вознестись ещё выше лишь для удовлетворения собственного честолюбия, нисколько не пекущиеся о благе и безопасности нашего с вами государства. О, Жерар, вам ещё многое предстоит увидеть собственными глазами, нужно лишь знать, куда посмотреть. Отец ваш послужил королевству, пожалуй, как никто другой. Он-то строил по большей части не ради собственной выгоды. Но и в личном обогащении преуспел. У вас ведь богатое графство, не так ли?

— Вполне благополучное, насколько я могу судить, — сдержанно ответил де Сарвуазье.

— Капитан, присядьте, — наконец обратил на него свой взор министр, — Итак, мы вступаем в войну. Вот приказ на вас, Жерар. Теперь вы — лейтенант Гвардейского Полка Лемэса и, как и наш доблестный капитан, отправляетесь в поход с единственной целью — навести порядок в наших рядах. Дуэли, взяточники, преступные глупцы — всё на вас, пишите мне, если сочтёте нужным. Я рассчитываю на вас, господа. О результатах докладывать каждые три дня в письменном виде, передавать через адъютанта генерала Оммеля и только через него. Маршал соответствующие распоряжения получил. Будет строить козни, пишите незамедлительно, Люк. А вы, Жерар, не тяните время. Армия выступает завтра, вам нужно ещё собраться в дорогу.

Этот молодой фехтовальщик забрал протянутый министром приказ, встал и церемонно, сдержанно поклонился. Похоже было, что он далеко не в восторге от нового назначения. Когда де Сарвуазье вышел, де Крюа обратился к капитану:

— Что думаете, Люк?

— Почему вы решили поставить на такую работу этого юнца? У него в голове одни поединки, молодые барышни, да наряды. Он ни разу не видел войны, в конце концов.

— Вот пусть и посмотрит на неё с самой неприглядной стороны. У него, должно быть, неплохое воспитание, а графство — одно из богатейших в стране, поэтому любая мзда теряет для него смысл, даже огромные взятки вряд ли заставят его соблазниться, если он воспитан в духе своего отца. Вам лишь осталось по-настоящему открыть ему глаза на мир.

…

Жерар оставил хлопоты слуге. Сам же решил в последний раз перед войной посетить фехтовальный клуб. Как знать, может, и не доведётся больше… Остаётся только уповать на своё мужество, мастерство и счастливую звезду.

Господа Астарлоа и Истер не участвовали в учебных поединках, сославшись на то, что уже провели свой собственный. Благодаря этому молодой граф доминировал над всеми оппонентами. Пожалуй, такой он и представлял себе прощальную тренировку.

Сейчас же он шёл по коридору, вдоволь намахавшись эспадой. Нужно спросить у председателя, где он может найти Элизу — её не оказалось в том доме, до которого Жерару дважды пришлось провожать её, но попрощаться было необходимо. А то хорош кавалер — был и растаял, как утренний туман.

Жерару повезло — Элиза де Керье как раз беседовала о чём-то с председателем в приёмной клуба. По мере приближения к ним, сердце графа забилось чаще.

— Позвольте, как быть с сегодняшним моим делом?

— Забудьте. Война пустила все планы под откос.

«Интересно, о чём это они? Впрочем, неважно. Нужно покончить с недомолвками побыстрее».

— Элиза, здравствуйте. Вынужден сообщить, что с завтрашнего дня отправляюсь на войну. Прощайте, может когда-нибудь свидимся, — выпалил он на одном дыхании.

Де Сарвуазье не знал, чего ожидать. Как она отреагирует на эту новость?

Элиза де Керье отреагировала спокойно:

— Желаю вам военных подвигов и стремительного происшествия по службе.

Он удивлённо вскинул брови.

— Разве не об этом вы, все мужчины, мечтаете, ещё даже не научившись говорить? — спросила она с лёгкой грустью в голосе, — Оставляете меня…

— Смею заверить, выбора у меня нет решительно никакого.

— Мужчины всегда так говорят. Довольно, прошу вас, покончим с этим.

Де Сарвуазье, в конце концов, не нашёл ничего лучше, чем беззвучно поклониться обоим и удалиться, не произнеся ни слова. Он всего лишь был призван исполнить свой долг, но почему от слов Элизы остался такой горький и неприятный осадок?

• «
• 1
• 2
• 3
• 4
• 5
• 6
• 7
• 8
• 9
• 10
• »