Солнце пробилось сквозь густую крону Зловещего леса, и легат ткнул в букву на листе:
— Это что за буква?
— «В», — после секундного раздумья ответил Сибальт.
— Какие слова с неё начинаются?
— Эээ… Ворглинги?
Его сосед по строю рассмеялся негромким, икающим смехом:
— Смотри-ка, помнит…
Вся колонна озарилась желтозубыми улыбками.
— Что-ж, немного смеха в этом чёртовом лесу перед этой чёртовой выжженной полосой нам не помешает. Проклятье, если вы не хотите подыскать себе другое место, почему хотя бы не уберёте оттуда все эти чёрные кости? — проворчал Байл.
«Чтобы люди знали, что их ждёт».
— Сибальт, если ты знаешь букву, почему не произносишь при чтении? Зачем глотаешь?
— Не хочет вспоминать, что у него ведро вместо шлема, — раздался голос из строя.
— В бездну ваши шапели с шишаками, — рассердился новобранец, — От них шея отваливается! А этот облокотил на плечи и иди себе.
— Ведро, оно ведро и есть! Куда тебе такой? — ответил другой голос.
Сибальт вертел головой в своём громадном шлеме, то и дело слегка съезжающем в одну или другую сторону, а звук доносился оттуда, как из колодца:
— Ничего, вернёмся в Татмер, два подшлемника возьму и как раз будет…
— Сваришься, — заключил взводный, — Ты хоть бы спросил сначала. Этот шлем подойдёт разве для того горца-гиганта, помнишь? Такие носят с горжетом, но у тебя только кольчуга и нагрудник. Он у тебя хоть и встал на плечи панциря, но болтается, как ведро. Кузнец, небось, и продал тебе по сходной цене только затем, что нет таких великанов в городе, кому он впору. А ты, дурень молодой, раскошелился. Так?
Александр заметил сквозь слишком широкую смотровую щель, как насупились глаза новобранца, но бывший крестьянин так ничего и не ответил взводному.
— Зря ты ему сказал, — шепнул легат командиру наёмников, — Он так забавно смотрелся…
— С таким шлемом не годится драться. Посмеялись, и хватит. Здесь на нас не нападут, а на других дорогах — кто знает?
Древний кивнул, пришпорил лошадь и умчался вперёд. На опушке он встретил торговый караван и привратника, Лорка. Они поприветствовали друг друга, Лорк отдал вексель торговцу и обернулся к Александру:
— Легат, какие вести в мире?
— Ничего, о чём тебе стоило бы знать…
— И как ты это решил?
— Поверь, твоя голова не выдержит столько бесполезной информации. Если вкратце, то люди всё так же рождаются, умирают, лгут, убивают, воюют, подкупают и продаются.
— И что, совсем ничего хорошего?
— Принял роды, спас женщину и ребёнка.
— И дорого им встал кодекс?
— Натравил их на соседей.
— Получается, хорошего действительно нет…
— Я поищу в следующий раз специально для тебя.
— Отряд с тобой? Встанет, где обычно?
— Ага.
Легат развернул лошадь к воротам, но привратник окликнул его:
— Подожди, есть одна просьба…
Александр повернулся к нему.
— Наш старший, Лука, похоже, бздит попросить для нас книг у совета. Нам бы нового чего, а то на воротах бывает скучно…
— Все новинки перепадают приближённым, а про вас, как всегда, забыли?
— Сам знаешь.
— Но Лука двести лет на должности и просидит ещё две тысячи.
— Точно. Я уже буду в совете, а он так и останется главным по воротам.
— Ждёшь несчастного случая, как с Вандерлеем? Знаешь же, советники сами не уходят.
— Да упаси Поток, это я так, шутки ради.
— Ладно, бывай. Словечко замолвлю.
Он заехал в ворота вместе с телегами, что пригнали торговцы и махнул рукой часовым. Спешился, подвёл лошадь к крохотной конюшне и привязал в стойле.
— Есть добрые вести? — окликнул его Фёдор, местный конюх.
— Нет. А у вас?
— Один зависимый стал приносить пользу. Увлёкся химией и отыскал неизвестную нам формулу в Потоке.
— Отрадно слышать. И что там?
— Гексоген…
— Не могу сказать, что я в восторге, но и так неплохо.
— Мечтает узнать формулу ядерного распада.
— Зачем? Мы никогда не воспроизведём её с нашей горсткой людей.
— Мечты, они такие… Парень молод. Хочет запустить электричество в городе.
— Интересно бы с ним пообщаться. Среди наших мало мечтателей.
Конюх пожал плечами:
— Невозможно мечтать веками. Рано или поздно смиряешься со своей участью.
— Я не смирился. Совет нас вытащит, и мы вместе ещё прошвырнёмся по трактирам Татмера, вот увидишь.
— Тебе легко говорить, ты хотя бы был в них…
— Придёт время, и тебе покажу.
— Спасибо, легат. Пока оно не пришло, кто-то должен заниматься лошадьми.
— У нас на счету каждый, кто контролирует себя.
— Да я не спорю, если вдруг тебя спросит совет.
— Зачтётся.
Александр направился к хранилищу амброзии. Захария всё так же сидела на посту в маленькой пристройке сбоку от резервуара. В пристройке имелся люк, через который она и доставала амброзию, тщательно записывая в книгу расходов каждый литр. Жертвенные уже потонули, и над хранилищем не разносилось ни звука.
— Привет. У тебя сегодня тихо.
— Почти всегда так. Жертвенные вопят сутки, потом затихают, потом тонут, и наступает полная тишина.
— Ты так говоришь, будто терпеть их крики целые сутки — пустяк, не стоящий внимания.
— Ерунда, я уже привыкла. Решить проблему с мужиками, и я буду как в раю. Сколько тебе?
— Пока на два дня.
Она отмерила нужное количество и стала переливать в его флягу:
— Приходи вечером ко мне, такое покажу…
— У меня были планы.
— Ну и вали к своей Фриде, — она сунула ему флягу и торопливо что-то чиркнула в книге записей.
Александр вышел на воздух и очередной раз удивился: людям по несколько веков, но ничего людское из них не ушло. Импульсивность, злость, косность суждений. Даже здесь немногие утруждали себя постижением мудрости. Большая часть тех, кто мог себя контролировать, просто выполняли свою работу. О зависимых и говорить не приходилось. Древний окинул взглядом свой родной город, ветер пронёс мимо него горсть пожухлых листьев. Вокруг было пасмурно и серо: серые каменные дома, серые деревья, серые дорожки. Вечная жизнь и вечная депрессия. Ценный дар, или проклятие? Он опять захотел побыстрее убраться отсюда.
По пути в здание совета ему попался смотритель рощи, Жупен, с тележкой, на которой корчились зависимые. На вид ему было лет сорок, но легат знал, что он почти ровесник Изначальных — тех, кто заседал в совете. Жупен махнул ему рукой, и полы коричневого камзола растрепало потоком ветра, как и чёрные вихрящиеся волосы до плеч.
— Смотритель, — поприветствовал его Александр.
— Легат, — кивнул Жупен, — Как во внешнем мире? Хотел бы я посмотреть на него.
— Так что мешает? Ты в три раза старше моего, совет наверняка пойдёт навстречу.
— Наверняка. Но кто отличит полезного зависимого от бесполезного? Если бросить всё это, мы никогда не докопаемся до сути наших проблем. Я буду здесь до тех пор, пока наш народ не излечится.
— Ты нашёл этого парня, с формулой гексогена?
— Да.
— Покажешь мне?
Он как раз отсыпается. Поможешь с тележкой?
Они принялись катить телегу вдвоём, легат кивал встречным, даже зависимым, с пустыми лицами бредущим в Рощу.
— Дружище, вернулся! — крикнул шедший навстречу Зебен, — Заходи сегодня вечером, есть новости, — он двумя руками пожал протянутую руку легата и слегка покосился на Жупена, — Масса открытий в области самогоноварения и пару новых соусов к креветкам. Ты привёз, что я просил?
— В телегах, заберу после совета.
Они медленно подкатывали телегу к самому неприятному месту во всём городе — ночлегу блуждающих в Потоке. Внешне ночлег не сильно отличался от других домов, хоть и был самым большим в городе. Просто длинный угрюмый трёхэтажный дом с двускатной крышей. Люди заторможено выходили из него, получив нужную для жизни порцию амброзии и еды, чтобы отдаться другому дурману — Потоку.
Первое, на что обращаешь внимание, когда оказываешься внутри — запах. Стойкий запах давно немытых тел. В доме были ванные комнаты, но никто ими не пользовался.
— Пойдём, он на третьем этаже, — позвал смотритель.
Они поднялись по пандусу, с усилием толкая тележку, и двинулись через коридор. Зависимые не утруждали себя закрытием дверей, и каждую комнату можно было рассмотреть. Набитые битком, с матрасами прямо на полу и не горящими каминами. Люди внутри ели, не вылезая из кроватей, или спали. Всё это напоминало обыкновенный притон. Да, по сути, им и было. Слишком огромный, слишком длинный коридор уходил всё дальше. Комнат по бокам было не счесть. Они вмещали большую часть его народа.
Жупен остановился возле одной, глянул внутрь и махнул Александру. Не особенно церемонясь, он сбрасывал людей с телеги на свободные места. Те, кого он привёз, уже подуспокоились и готовы были есть, пить, спать — делать всё, что нужно для продления жизни в бренном теле.
Смотритель вытолкал тележку в коридор, и они оставили позади ещё две комнаты. В следующей, на их счастье, было только двое, и оба спали. Жупен склонился над одним — долговязым парнем с курчавыми рыжими волосами, острым носом и вытянутым вниз подбородком:
— Просыпайся! — он толкнул рыжего, тот зашевелился и сонными карими глазами глянул на них.
Легат отметил вполне осмысленный взгляд, в отличие от других обитателей этого паршивого места.
— Это Александр, он хочет с тобой поговорить.
— Ещё один старик, не видевший ничего, кроме этого городишки? — презрительно улыбнулся рыжий.
— Тут ты ошибаешься, он легат.
— Один из немногих, кому дано право выходить за стены города? Чем же он заслужил такую привилегию? — молодой нагло воззрился на легата.
Александр понял, что парень хочет задеть его, и ответил спокойно:
— Не право, а обязанность. И вменили мне её потому, что научился спокойно жить без Потока и строго контролировать потребление амброзии.
— И что, интересно без Потока?
— Вполне.
— Врёшь. От меня-то что надо?
— Ты открыл формулу гексогена. Трудно было?
— Ничего особенного, просто знал, где искать.
— Мне говорили что-то про ядерный синтез.
— Забудь, я передумал. Если я узнаю о нём, вы с меня потом не слезете. А я не очень-то хочу с вами разговаривать.
— Мы — это кто?
— Старики.
— Тебе сколько уже?
— Тридцать.
— Понятно. И чего ты хочешь?
— Дела у меня только в Потоке и, если я не там, хочу поскорее вернуться.
— Ты ни разу не мечтал выйти за стены по-настоящему?
— Мечтал, но зачем всё это? В Потоке проще — подумал и оказался, где тебе надо.
— Но ты там висишь, как дух. Ничего не ощущаешь, ни к чему не можешь прикоснуться, не издаёшь ни звука.
— А зачем? Зачем чувствовать ветер, холод, сырость, палящее солнце? На кой чёрт напрягать ноги и куда-то идти? Разговаривать, убеждать, разубеждать? Не лучше ли найти то, что по душе, и смотреть на это, сколько захочется?
— Солнце, ветер и вода могут быть приятными, а то, что сделал сам, отличается от того, за чем наблюдаешь. Поверь, тебе нужно попробовать.
— Началось… Отстань, меня всё устраивает.
— Мне достаточно известен и реальный мир, и мир Потока, свой выбор я сделал, и, как ты сказал, разубеждать никого не буду. Если вдруг захочешь испытать что-то кроме пассивного созерцания, зайди хоть в подвал к Одеру, постреляй по мишеням. Счастливо оставаться.
Жупен догнал его уже в коридоре:
— И всё? — тихо спросил он, толкая телегу рядом.
— Вы избаловали парня вниманием. Думает, что он пуп земли. Пусть немного охолонёт. Выглядит он бодро, как знать, может, и выйдет толк с него.
Легат оставил это паршивое место и устремился во дворец советов, встретивший его своим обычным великолепием. Свечи на стенах, люстра в приёмной, окна, ковры даже в коридоре — всё напоминало ему королевские залы. Вот только у королей полно слуг, а в Городе Древних каждый человек на счету. Александр сильно сомневался, что советники поддерживают это великолепие своими руками. Значит, кому-то приходится тратить на это время. Возможно, сделав дворец скромнее, они могли бы освободить пару лишних рук и употребить с большей пользой. Ему вдруг опять показалось нелогичным купаться в роскоши, когда у твоего народа столько проблем.
Такие мысли и раньше приходили в голову, ещё до кончины дочери. А потом никаких мыслей не стало. Он просто выполнял свою работу, пытаясь заглушить боль. Что это? Неужто, его излечило время?
В приёмной было всего два человека. Легат хотел подождать очереди, хоть немного перевести дух с дороги, но камергер пригласил его сразу, как только предыдущий посетитель вышел из зала. И вот он снова стоял напротив полукруглого стола, и на него взирали семь пар глаз Изначальных.
— Как прошло в Вудвинде? — покровительственным тоном осведомился Первый Советник Коэн. И, как обычно, стал выжигать легата взглядом.
— Всё как мы и планировали, разве что молодой княжич заколол отца и сам стал князем. Болеслав хотел воевать до последнего, но его приближённые оказались не столь терпеливы.
— Это мелочи. Главное — результат, а он блестящий. Хотим доверить вам кое-что помасштабнее. Вы ведь знаете Кантанию?
— Да, устранял там учёного.
— Тоже чужими руками, насколько я помню? — осведомился Оззрик, тучный человек, то и дело потягивающий из фляги.
Легат кивнул:
— Мне это показалось наиболее рациональным.
— Вот видите? — обратился Оззрик к остальным, — Он подходит.
Изначальные закивали, а Коэн так и не сводил глаз с Александра:
— Того, что вы сделали в Кантании, мало. С этой стороны прослеживается явная угроза. Причём, не от конкретного человека, а от системы, налаженной их королём и первым министром. Если так пойдёт дальше, они нагонят нас лет через триста и, очевидно, истребят. Такого нельзя допустить. Необходима максимально возможная дестабилизация в регионе с полной сменой власти и разрушением системы управления. Вы хорошо справляетесь с подобными задачами. Наши агенты предоставили подробные сведения о политических группировках внутри страны, с материалами ознакомитесь позднее.
— Кантания не заштатное княжество, понадобится минимум годовой запас амброзии. Работы на несколько месяцев, а ведь ещё путь туда и обратно.
— Совет санкционировал выдать запас на полтора года, и, при необходимости, пополнять столько, сколько потребуется. Важно выполнить работу. Цена — дело второе.
— Способ, как я понимаю, на моё усмотрение?
— Разумеется.
— Необходимые бумаги, как всегда, у камергера?
— Верно. Ещё вопросы?
— По поводу книг.
— Берите любые, какие вам нужны.
— Не для себя. Люди в караульной на воротах сходят с ума от скуки. Лука, их старший, ничего вам не говорил?
— Этот рыхлый заморыш, как всегда, слова не способен вымолвить. Иногда я думаю, некоторым следовало родиться крестьянами и помереть несколько веков назад. Решайте сами, раз влезли в это. Доступ к библиотеке у вас есть. Это всё?
— Да. Благодарю совет, что уделили мне время.
— Совет, в свою очередь, благодарит за службу. Всегда приятно работать с человеком, преданным своей стране.
Легат кивнул головой и вышел в приёмную, где получил бумаги от камергера. На выходе из дворца ветер швырнул ему в лицо пару листьев. Их, как всегда, не успевали убирать. Он направился вверх, к жилой улице: телеги из внешнего мира подождут до завтра, заодно и уточнит у часовых про книги.
Впереди замаячила знакомая фигура Фриды. Он обогнал её, походя бросив «привет», и уже хотел свернуть к своему дому, но лаборантка вдруг окликнула его:
— Постой…
— Да?
— Хватит убегать от меня, — она взяла его под локоть, — Просто пройдёмся, погуляем на свежем воздухе, я тебя не съем.
— С чего такая перемена?
— Невозможно вечно сжигать себя ненавистью. Нужно пройти это рано или поздно. Я страдала достаточно.
— Ты больше на меня не злишься? — легат внутренне напрягся, помня прошлые ссоры — яростные, стремительные, возникающие ниоткуда и взрывающиеся в мгновение ока.
— Я никогда не злилась на тебя. Я злилась на весь мир, на совет, на саму себя. На дочь, в конце концов, — она нервно повела рукой по длинным прямым волосам, поправляя их, и отвернулась в сторону.
«Ни капли не изменилась… Всё тот же аккуратный подбородок, красивые точёные скулы и глаза с хитринкой, как два бездонных синих озера… Так и хочется утонуть в них».
Он захотел притянуть её к себе и зарыться рукой в эти чёрные волосы, ниспадающие по её плечам, но подавил порыв:
— Мне так не казалось…
— Чего ты ещё хотел? Тысячу раз мне приходило в голову покончить со всем этим. Не могу понять, почему я сдерживалась. От меня все тогда отвернулись, не только ты, да и не удивительно, с таким-то поведением.
— Я хотел быть рядом, — он остановился и посмотрел на неё, — Не смог. Не выдержал. Здесь всё напоминает о дочери. Разорвите меня на части, или дайте убежать, куда глаза глядят — вот единственное, чего я хотел тогда.
— И ты выбрал второе. Мужчины слабее, чем кажутся.
— Да.
Она положила вторую руку ему на плечо и посмотрела в глаза:
— Я тебя давно уже простила, слышишь? Каждый из нас пережил это так, как у него получилось, и всё тут. Большего требовать нет смысла. Все эти «должен», «рамки приличия», «скорблю вместе с вами» — оставим это тем, кому никогда не выпадал наш с тобой жребий.
— Ты права. Горе отпускает всех по-разному. Кто-то не терпит чужих глаз рядом, кто-то бежит без оглядки, — Александр уставился в землю, вспоминая те безрадостные, тяжёлые дни после смерти дочери.
— Ты до сих пор бежишь. Удираешь отсюда, как только можешь.
— Набрал хороший темп…
— Знаю. Поговаривают, совет зовёт тебя самым результативным легатом…
— Лично мне об этом никто не заявлял.
Они вновь медленно зашагали вперёд, всё приближаясь к жилым домам.
— Новая формула приёма амброзии работает, я испытала на себе.
— Я не смог пройти через ломку, — он решил, что ей пока не стоит знать о его запасах зелья на чёрный день.
— Ты не смог? — она явно сомневалась.
Чего-чего, а терпеть легат всегда умел.
— Было важное дело, ломка могла помешать, пришлось отказаться от затеи.
— Вот как? Расскажешь?
Он так и не понял, поверила она или нет.
— Один князь зарвался, пришлось принять меры.
— И он послушал тебя?
— Он скорее бы умер, чем сделал то, что нам нужно, но я вынудил его ввязаться в безнадёжную войну.
— Его разбили?
— Нет. Убил собственный сын. Смышлёный мальчик, спас свой народ.
Несколько десятков шагов они молчали. Легат вспоминал всё, что делал в этом походе. Грязная, неприятная, подлая работа, которую не сделает больше никто, разве какой другой легат. Но, раз уж выпала его очередь, раз уж совет посчитал его наиболее подходящим для этой работы — не ной и приноси пользу.
— Представляешь, они уже забыли её. Напрочь. Не помнят ни имени, ни города, который она для них построила. Наверное, кто-то из наших постарался. Но мне хотелось плюнуть им в лица, когда я узнал, что ни один ничего не знает.
— Вряд ли они виноваты, — по её щеке медленно поползла слезинка.
— Иногда я думаю, что после того, как не получилось её отговорить, нужно было остаться с ней. Я бы лёг в тот же курган, знаю. Но это правильно.
— Хватит, — резко сказала она, — Это бессмысленно.
«Может, в этом как раз и был смысл моего существования? А бессмысленно всё, что я делал после».
Фрида чуть поостыла и добавила:
— Не смей так говорить. Если совет узнает… Георг.
— Это лишь размышления. Если в чём-то и остался смысл, так это в том, чтобы избавить наш народ от бремени зависимостей, так что у Совета нет причин волноваться — я лояльный человек.
— Надеюсь…
Она долго и протяжно выдохнула, будто только что избавилась от тяжкого груза. Легат с удивлением глянул на неё.
— Я ни с кем не говорила по-настоящему, кажется, уже полтора века… Те, кто здесь, общаются лишь формально. Впрочем, удивляться нечему — я сама их прогоняла миллионы раз в годы депрессии. Даже самые упорные сдались. Расскажи мне о Татмере.
— Там есть одна замечательная корчма. Мы с Байлом часто посиживаем в ней.
— Кто такой Байл?
— Это командир взвода наёмников, что болтаются со мной по всему свету…
…
— И что, княжич убил собственного отца? — Зебен подлил бренди во все четыре рюмки.
— Точно. Как догадался?
— Такое сплошь и рядом. Чем значительней наследство, тем вероломнее ведут себя наследники. Когда речь заходит о княжестве или королевстве, сыновья либо кристально честны, либо помыслы их темны, как зловещий лес ночью. Вторых обычно гораздо больше.
Одер зашевелил усами и пригубил горячительного:
— Уф. Вы не думали, что сынок затеял это не ради собственной выгоды? Ещё пару месяцев такого правления, и княжество превратится в край разбойников и мертвецов. Он просто спасал свой народ…
— Мы не знаем, что у него в голове. Он может относиться к людям, как к собственности, а может считать своим долгом правление страной и ответственность за людей, — легат обмакнул жареную креветку в соус.
— Может и то, и другое, — вмешался Михаил.
Александр застыл с креветкой у рта:
— Это как?
— За собственность тоже нужно нести ответственность. Многие это понимают.
Зебен поднял рюмку, призывая всех сделать то же самое. Раздалось звяканье, все четверо осушили налитое одним махом, и только после этого доктор подытожил:
— Вы все можете быть правы, но, думаю, Михаил ближе всех к истине. Учитывая пропасть в знаниях и жизненном опыте, плюс окружение княжича, думать он должен именно так.
— Но ведь встречаются правители, что ценят людей, — возразил легат, — Нойер из Холвинда мне показался как раз таким. И среди графов или баронов приходилось встречать тех, кто не относился к людям, как к собственности.
— Мыслящие всегда будут, — пожал плечами Зебен, — Всегда, в любой стране есть хоть малая горстка достойных людей. Осталось дождаться, когда они построят социальные лифты.
— Да… — Одер угрюмо глянул в пустую рюмку, — Пока все взбираются наверх исключительно по трупам.
— Какие лифты? — сморщился Михаил, — Они у нас-то не работают, чего говорить про остальной мир?
— Что за резкая смена риторики? — удивился легат, — Ты всегда верил в наш курс, и теперь у нас, получается, ничего не работает?
— Больше не верю, — холодно ответил Михаил.
— Осторожнее, друг, не бросайся словами. Совет…
— Да они всё и так знают, мумии проклятые!
Зебен и Одер притихли, никак не вмешиваясь в разговор. Легат обвёл всех взглядом. Медленно, внимательно.
— У вас что-то стряслось, пока меня не было. Рассказывайте.
— Наш химик ходил к Совету, — устало вздохнул Одер. Эта тема явно ему надоела, — Они зарубили его проект с уменьшением потребления амброзии.
— Но я добился успехов! Ещё больших, чем в прошлый твой приезд! Теперь я принимаю по тридцать через день.
— Старение?
— Нет, как видишь…
— Сколько длится эксперимент?
— Уже два месяца. Никаких ухудшений. Я намерен продолжать — чувствую, что на верном пути. И ты убедишься, когда вернёшься снова.
— А Совет?
— Слушать ничего не пожелали.
— И он рассердился, — добавил Зебен.
— И наорал на Изначальных, — добавил Одер.
— И Защитники вышвырнули его из зала, — закончил врач.
Легат растерянно смотрел на механика, на спокойного, как и всегда, врача, на злого химика.
— Ты бы видел их равнодушные, презрительные взгляды! — яростно выговорил Михаил, — Только этот жирный Оззрик ответил, дескать, не занимайте такими пустяками Совет. Скольких трудов мне стоило…
— И что конкретно ты им сказал?
— Что их ёбаному сборищу мудил давно пора сдохнуть.
— Слово в слово?
— Само вырвалось.
— До этого момента я считал Вудвинд страной непуганых идиотов. Я ошибался. Как случилось, что мы всё ещё разговариваем?
— Они не стали избавляться от хорошего химика. Посчитали меня мелкой сошкой, неопасным.
— Как же твои познания в ядах?
— Любой яд лечится амброзией, ты сам это знаешь. Чтобы их отравить, нужно отнять доступ к хранилищу, или вливать яд литрами прямо в пасть. Кто даст мне это сделать? Бугаи-защитники даже близко не подпустят.
— Справедливо. Значит, не обратили внимания на твою истерику…
— Истерику? Истерику?! Хочешь сказать, мои открытия не важны?
— Важны, и ещё как. Но меня удивляет реакция. Может, они просто не поняли?
— Я, по-твоему, совсем дурак?
— Ты требовал повторной аудиенции? Подай прошение. Ты сделал важное дело, оно может толкнуть нас вперёд, и очень сильно.
— Очнись, легат, они хотят только сидеть на месте! Всё, что я исследовал в попытках докопаться до сути проблем нашего народа, было по моей личной инициативе. Ни одного приказа я от них не слышал, ни одного пожелания! Спорить готов, у остальных то же самое! Одер?
Механик встопорщил усы:
— Вряд ли моя область знаний может в этом помочь. Зебен, да легаты — тут в яблочко. Сам знаешь, если что и может избавить нас от бремени — это медицина и химия.
— Хорошо. Вот ты, Зебен, бывший легат и действующий медик. Было хоть раз от них задание, помогающее нам выбраться из этой ямы? Может, сравнить организм древнего со всеми зависимостями и обычного человека? Влияние амброзии на обычных людей? Привести раба и посмотреть, как он будет уходить в Поток? Хоть что-нибудь подобное когда-нибудь было?
Медик разочарованно помотал головой и разлил бренди по стаканам.
— А у других легатов? Вы же общаетесь.
— Не припомню…
— Ты что скажешь? — резко развернулся Михаил к Александру.
— Мне не выпадало за триста лет, но у меня другие способности. И есть легаты постарше.
— Друг, за триста лет у тебя любые способности. Особенно с таким образом жизни и твоей смекалкой. Пора бы это понять.
— Ерунда. Наверняка есть профильные легаты, занимающиеся только этим.
— Ты их знаешь?
— Нужно порасспросить.
— Ты бы сам давно это понял.
— Если им не запретили говорить. Знаешь, что? Я спрошу у Совета лично, когда приеду в следующий раз. Но ты до тех пор веди себя в рамках, понятно? Так всё и выясним.
— Не боишься тюрьмы или казни?
— Ты ведь здесь.
— Я не легат. Тебя они могут посчитать опасным.
— Пусть так. Я их расспрошу, а ты до этого не лезь в бутылку.
— Как ты не понимаешь? Мы годами занимались своими делами — ты не вылезал из походов, а я не поднимал носа от стола с ретортами. Но, стоит немного оглянуться и сопоставить факты, и всё становится ясно, как дважды два.
— После дела я их спрошу, а ты ведёшь себя тихо. По рукам?
— Почему после?
— Дело важное. Если я его исполню, им будет неудобно отказать мне. Во всяком случае, хоть что-то, да скажут. По рукам?
— Я терпел четыреста лет, подожду ещё немного, — химик пожал протянутую руку, — Вы двое свидетели. Не дайте ему увильнуть.
— Хорошо, — ответил Зебен, — Но, как по мне, затея сомнительная. Знавал я пару легатов в молодости, с дюже длинным носом…
— Ты не рассказывал, — заинтересовался Александр, — Что с ними случилось?
— Один сейчас перед тобой. Аккуратнее играй в эту игру.
…
Легат едва не пропустил удар в предплечье, но чашкой эфеса отбил клинок и отскочил назад. Учебные рапиры скрестились вновь. Он видел ухмылку Зебена сквозь защитную маску. Доктор два раза слегка коснулся его клинка своим, провоцируя на необдуманные действия, рапира Александра чуть отклонилась вправо, и Зебен нанёс укол в грудь. Блок с отведением, мгновенная контратака таким же прямым уколом в плечо, удачная, и сразу разрыв дистанции.
Лицо Зебена за сеткой маски приняло удивлённое выражение:
— Я ожидал контратаки, но не ожидал такой скорости.
Легат приблизился, ударил соперника по клинку, ещё раз в темп, но с другой стороны, затем показал всем телом укол в голову, но в последний момент перевёл его в боковой удар по бедру. Зебен снова попался: ему не хватало скорости.
— Когда ты в последний раз держал в руках меч?
— Давно. Не задирай нос, я сейчас освоюсь.
Они сблизились вновь, клинок звякнул о клинок, Зебен отпрыгнул прочь и зашагнул правее. Легат атаковал, медик вновь отступил. И в третий раз тоже, не давая развить атаку. Стало очевидно, что таким образом он привыкает, пытается подглядеть слабые стороны. Следующие комбинацией Александр почти достал доктора и после ещё усилил натиск. Когда действия Зебена стали походить на откровенное избегание боя, Александр слишком увлёкся и чуть не пропустил контратаку, но наседать продолжил, пусть уже и аккуратнее.
Одер топорщил усы, глядя на всё это, Михаил пригибался и дёргался, будто сам был в бою. Краем глаза легат заметил, что за их спинами к площадке идёт Фрида. Он шагнул вперёд и предпринял новую атаку, но Зебен неожиданно шагнул навстречу, отведя в сторону его рапиру. Они столкнулись. Зебен обвил второй рукой торс Александра и швырнул его через бедро. Захват был неплотный — легат свалился на бок, но от неожиданности защититься не успел и получил-таки рапирой по плечу.
Зебен снял маску:
— Девять — один! Не удалось тебе одолеть меня всухую, — он вытер пот предплечьем и улыбнулся, — Я уже забыл, как это может быть весело, если в руках учебные мечи, конечно…
Тут его друзья тоже заметили Фриду и сразу замолчали, движения их стали сдержаннее, они лишь удивлённо переглядывались между собой.
Она внимательно посмотрела на них:
— Джентльмены, вы так смущены, будто я застала вас не за фехтованием, а за чем-то непотребным. Или это из-за появления моей скромной персоны?
«В точку. Ты не выходила на люди годами».
Зебен склонился к легату и прошептал:
— Двести лет не видел её в таком хорошем настроении.
— Почему все молчат? Скажите хотя бы «Доброе утро».
— Несколько неожиданно, — задумчиво шевельнул усами Одер.
— Смотрела за вами издалека, — пояснила она, — Очень захватывающе.
Но четверо друзей всё так же молчали. Однако, Фрида и на этот раз не сдалась:
— Мне ведь можно снова начать жить?
Легат уже понял, как трудно даётся ей этот разговор. Понял, что вчера, вероятно, был первым, с кем она решилась завести неформальную беседу. Он хотел прийти ей на помощь — бросить слово, комплимент, приветствие — что угодно, как спасительную соломинку, но его опередил Зебен:
— Мы все польщены вашим вниманием, госпожа. Не смотрите на этих мужланов — они понятия не имеют, как разговаривать с дамами.
— Эээ… Хм, пф, — Одер шевелил усами, готовясь что-то возразить.
— Я же говорю, — пожал плечами Зебен.
Фрида первая залилась смехом. Он бежал из её уст, словно ручей посреди засухи. Громко, раскатисто захохотал Одер. Заулыбались остальные, и напряжение исчезло.
— Много дрался в последнее время? — доктор убрал рапиру в ножны.
— Упражнялся пару недель вместе с наёмниками, — Александр тоже снял маску и утёр пот, — Никогда не знаешь, где это пригодится. Мир снаружи бывает опасен.
— Верно, мне приходилось драться трижды, хоть мои миссии были сплошь мирными. Уто уж говорить о тебе?
— Предлагаю бани и полдник, — легат расстегнул верхнюю пуговицу защитного комбинезона, — Фрида, ты с нами? Я не про бани…
Она кивнула.
— Тогда на этот раз у меня, — встрял механик, — Заодно изведаете моего кваску. Потом уж проводим тебя.
— Работать вам всем не надо, как я погляжу?
— Коллективный выходной в честь приезда самого результативного легата, — парировал Михаил, — Нас с Фридой вряд ли кто хватится, а доктора с механиком разыщут, если надо.
Зебен подхватил мешок с вещами и направился в сторону огромной каменной водонапорной башни, рядом с которой примостились купальни. Александр взял сменку и двинулся следом. Он обратил внимание, что даже вечная осень над городом сегодня какая-то молодая, и солнце выглядывает из-за туч, делая рыжие и жёлтые листья ещё ярче.
Фрида догнала его и взяла под локоть, а двое друзей позади тактично приотстали.
— Как ты спасалась всё это время?
— Отдавалась работе с головой, а вечерами пила дома в одиночестве.
Он не стал ничего отвечать — лишь приобнял её за плечи и на миг посильнее прижал к себе.
— Долго тебя не будет?
— В этот раз да.
— По-твоему, остальные твои поездки были короткими?
— Эта займёт год-полтора. Что будешь делать?
— Жить, работать, найду добровольцев на эксперимент Михаила. К чёрту совет. Нужно подумать, как улучшить жизнь, не нарушая их правила. Буду фехтовать с Зебеном, в конце концов. Похоже, это весело. Чувствую, что не могу продолжать, как раньше. Нужно всё менять.
— Будь осторожнее, я хочу увидеть тебя в следующий раз.
Она кивнула, и всё пошло хорошо. Полдник, сборы, прощание. Охранники на воротах благодарили его за книги, друзья щедро снарядили в дорогу, Фрида смотрела вслед без привычного укора. Теперь он знал, что все эти годы укор был адресован не только ему, а всему окружающему миру.
В первый раз за много лет легат не хотел торопиться с отъездом, но Кантания сама себя не дестабилизирует. Он вскочил в седло, махнул на прощание друзьям и дал знак охраннику, что правил телегами. Большие ворота открылись вновь.