Время перемен. Том 2 - читать онлайн бесплатно полную версию книги . Страница 7

Глава 7: грязь

Жерар видел, как одна из телег, переезжая лужу, чуть поехала задними колёсами вправо, и одно из них с чавканьем погрузилось по ось в грязную воду. От резкой остановки плохо закреплённый мешок с левого борта шлёпнулся прямо в жижу. Идущий неподалёку сержант тут же вскочил на козлы и треснул древком по защищённому шлемом затылку солдату-вознице:

— Чё застыл? Мешок доставай, живо.

Солдатик соскочил вниз и, кряхтя, закинул мешок на плечо. Хотел было уложить обратно, но сержант треснул его древком алебарды уже по заднице:

— Грязь счисть, олух!

«Да, дороги в Кантании не везде одинаковые».

Телеги, идущие следом, стали одна за другой останавливаться. Один возница прозевал, что делается спереди и поздно потянул тормоз. Лошадей сдавило меж двух телег. Одна успела прянуть в сторону, а вторая неестественно выгнула заднюю левую ногу, когда её придавило деревянным бортом. Несколько солдат побросали оружие и оттянули повозку назад, освобождая животное.

Жерар обвёл взглядом бесконечную вереницу солдат, повозок и офицеров, сидящих верхом. Сзади колонна терялась за холмом примерно в тысяче шагов и уходила вперёд шагов на семьсот. Отовсюду слышалось фырканье, чавканье копыт и колёс по грязи, ругань сержантов и крики офицеров.

Шествие это продолжалось уже три дня. Из города они вышли в составе полка, сразу же к ним прибавилось ещё два, а потом, как ручейки вливаются в реку побольше, присоединялись всё новые и новые. Жерар не знал, сколько всего здесь собралось людей, но, становясь лагерем, армия занимала пространство почти до горизонта.

В первый день он настраивался на войну, как на поединок, преисполненный железной решимости. На второй день решимость сменилась недоумением, на третий — негодованием: «Что же, они так и будут еле плестись, в то время пока враг осаждает их гарнизоны, жжёт деревни и завоёвывает новые территории? Да что это за армия такая?»

Молодой граф пришпорил коня и поскакал обратно в хвост колонны, в роту, к которой и был прикомандирован. Третий гвардейский полк Лемэса шёл лучше остальных — на то он и был гвардейским. Суеты и толкотни здесь почти не было. Пероль и Леонардо восседали на своих видавших виды лошадях плечом к плечу, не спеша двигаясь в общей колонне:

— Да, Пероль, идём не быстро, но глянь на эту погоду. Бессмысленно гнать бедолаг, только из сил выбьются, да оси в обозах посламывают. Летом бы, но сам знаешь — на войне погоду не выбирают, — пожал плечами Леонардо.

— Наш полк может идти быстрее даже по такой слякоти.

— Что толку? Ну, наберёшь ты ещё два таких полка изо всей армии, притопаем мы туда быстрее, а дальше? У фанатиков тоже разъезды конные имеются. Прознают, да разобьют нас, пока остальные не подошли.

— Смотря где встанем.

— Тут ты прав, но в такой авангард меня что-то не тянет.

— Отставить трёп, — оборвал их капитан, — Сегодня ночью идём ловить дезертиров всей ротой. Приказ маршала. Лейтенант де Сарвуазье, — обратился он к графу, — Вас это тоже касается. Почему опять без доспеха?

— Вы сами сказали иногда отдыхать от него, — возразил Жерар.

— Четверть часа на экипировку.

— Есть, — вяло ответил де Сарвуазье.

Ему вовсе не улыбалось опять навьючивать на себя всю эту кучу железа. Поначалу доспех казался не очень-то тяжёлым, но через час-другой под этим вечно моросящим дождём начинал стеснять, давить, натирать всё время в разных местах. Де Сарвуазье удивлялся, как остальные солдаты и офицеры проводят в них целый день.

Дядя ускакал, а Пероль махнул Жерару рукой:

— Не берите в голову. Доспех у вас что надо, ещё два-три дня и привыкнете. Уже бы привыкли, коли не погода эта.

Жерар ответил сдержанным кивком. Погода раздражала, что дальше некуда, медлительное войско тоже не внушало гордости от участия во всём этом военном балагане. Статус же его, Жерара, непонятный и в чём-то даже досадный, вообще сводил на нет весь смысл его тут нахождения. «Министерский куратор армии Его Величества». Кто это вообще? Несмотря на чин лейтенанта, полученный совсем недавно, Жерар приказом министра был обязателен на ежедневных штабных совещаниях, хотя обычно туда допускаются офицеры не ниже полковника. Видно, приказ был поперёк горла самому маршалу и, когда Жерар вместе с командиром третьего Гвардейского полка Лемэса прибывал в шатёр штаба, де Ветт неизменно выговаривал глумливым тоном: «Министерский куратор армии Его Величества с нами, значит, можем начинать, господа…»

Ох и дорого бы Жерар дал за то, чтобы запихать обратно в глотку раздающиеся после этого смешки среди полковников. Но вызывать их на дуэль — нет, он пока ещё был в своём уме. За убийство старшего по званию, даже на дуэли, даже при самозащите, на войне — трибунал и казнь на месте. Дядя сразу предостерёг его на этот счёт. Вот в таком незавидном положении Жерар и оказался на своей первой в жизни войне.

Он доскакал до обозной телеги, которой правил Род. Солдат, из которых Жерар мог бы назначить себе денщика, к нему прикрепить не успели, поэтому слуга был ему вдвойне необходим, тем более слуга этот в полку чувствовал себя как лягушка в собственном болоте, каковую и напоминал, согнувшись на козлах и блестя промокшим кожаным подшлемником, как жаба бурой чешуёй.

— Надеваем, — вяло приказал де Сарвуазье.

Род кивнул, кликнул солдата из отделения Жерара, сграбастал большой мешок с доспехом и, затёкший от долгого сидения, немного неуклюже спрыгнул с козел.

Граф двинулся к деревьям неподалёку. Там старый слуга наспех растянул покрывало над головой, чтобы не промочить всепроникающей влагой доспех и гамбезон, после чего Жерар сбросил мундир. Они тщательно прилаживали и поддоспешник, и каждую латную деталь. Рота успела отойти, наверное, на тысячу шагов, пока не были затянуты все ремешки. Но получилось всё же быстрее, чем в прошлый раз.

Сначала Жерар удивлялся, что из офицеров далеко не все носили полные латы, но потом, вспомнив, как бедны даже лейтенанты гвардейского полка, понял, что и остальные, вероятно, недалеко ушли, а полные латы может себе позволить разве что полковник или генерал. И осознание это ещё сильнее повергло его в печальные думы.

Доспех сидел плотно, и исподнее под ним неприятно прилегало к грязному телу, а до конца дня оставалось ещё ого-го. Молодой граф прогарцевал к лейтенанту де Вису, внимательно следящему за своим взводом с пригорка:

— Франческо, меня изрядно беспокоят разные вопросы. Например, если враг появится из-за этого холма, как мы успеем перестроиться в баталии?

— Не появится. Они так же неповоротливы, как и мы. Разъезды заметят их задолго до приближения, успеем как-нибудь выстроиться. Разве что из леса незаметно выскочат, но там тоже большим войском не затаиться, а мелкий отряд уж отобьём как-нибудь.

— Сколько раз вам случалось бывать в походах?

— Пять. Война с Мешмуллой, и так, волнения на границах.

— Может, дадите совет тому, кто здесь впервые?

— Армия — огромный механизм, и нельзя недооценивать каждую часть этого механизма. Обеспечение, движение, здоровье людей — тут важно всё. Чем быстрее в нём разберётесь, тем лучше. Видите, вон тот солдат, четвёртый от головы взвода, прихрамывает? Отчего? А следующий за ним вяловат. Болеет, или недоедает? Может, у интенданта нет провизии и выдаёт он меньше, чем обычно? Всё это нужно проверить, не то проблемы могут начаться и у остальных солдат. Понимаю, вы ожидали другого, но солдаты не разберутся с этими вещами самостоятельно. Их просто не станут слушать. То ли дело офицер…

— Спасибо, постараюсь мотать на ус.

— Вы ходите в штабной шатёр. Там говорили что-то интересное?

— Пока смотрят за состоянием войска и ждут передовые разъезды. Маршал говорит, для принятия решения мало сведений.

— Тут он прав. Но приблизимся, и пойдёт повеселее, вот увидите. От дождя и простуды все точно не сдохнем. Не успеем.

— Знаю, что из сорока больных позади оставили восьмерых — не способны идти, такая лихорадка. Скажите, всегда так?

— Разумеется. Невозможно дойти до места в полном составе в таком походе. Но восемь — это мелочь. Будут и ещё, помяните моё слово.

И лейтенант оказался прав. Вечером, в штабном шатре, после стандартного «Министерский куратор Его Величества почтил нас своим присутствием. К делу, господа», маршал промолвил:

— Как известно, после ночи мы не досчитались ещё семерых. Дезертиры. Пятерых повесили, двоих разъезды не нашли. Их будет больше, поэтому пора ловить и по ночам тоже. Приказываю отрядить на это восьмую роту третьего полка Лемэса в полном составе, с доблестным капитаном де Куберте во главе. Господин министерский куратор, вам также предлагаю прокурировать данное мероприятие. Возможно, у вас появятся какие-либо замечания. Остальное в прежнем режиме. Дальние разъезды ожидаются через десять дней, тогда и будем думать, как бить врага. Все свободны, господа.

Два генерала, двадцать четыре полковника и семь штабных офицеров молча покивали и стали расходиться. Жерар вышел из палатки и быстро зашагал к своей роте. Хотел было вытереть рукой лицо от воды, что так неудачно попала в лицо, когда он откинул полог, но латная перчатка не дала вытереть ровным счётом ничего. Проклятье.

Дядя как раз снимал доспехи, когда Жерар поспешил обрадовать его:

— Ночью идём ловить дезертиров всей ротой.

Капитан пожал плечами и поднял с пола своей палатки железный нагрудник, который только что туда положил, затем взглянул на Жерара. Конечно, негодование не удалось скрыть от старого вояки:

— Племянник, вам нужно спокойнее относиться к таким вещам. На войне приказы не обсуждаются.

— Почему маршал издевается надо мной?

— А чего ты ожидал? Само твоё присутствие — как пощёчина для него. Так тебя ещё и к моей роте прикрепили, а от упоминания моей фамилии у него тоже несварение желудка. Кстати, по поводу желудка — раз мы заступаем в ночь, бессмысленно ставить палатки. Сержант! — из-за полога пролезла голова пестуйца Марио, — Лейтенантам готовить солдат к приёму пищи, палатки не раскладывать, после ужина построение на тракте.

Марио убежал.

— Иди поешь. Нам нужно определить места ночного бдения, пока не стало совсем темно.

Род уже разложил его палатку и разогрел какое-то варево в котелке, а рядом с костром поджаривал на углях куриное бедро. Как ему удаётся разводить огонь в эдакой сырости за пару минут, когда у большинства денщиков на это уходит не меньше получаса, граф только диву давался.

— Всё, Лис, собирай палатку. Сейчас поедим и в кусты. Дежурим ночью.

— Не спешите, господин. Рота на ужин сейчас пойдёт, а вы пока обсохните внутри, отогреетесь. Соберу, успею.

Он кивнул и принял протянутую плошку с супом, не отводя глаз от Леонардо, который покрикивал на своих солдат, заставляя их быстрее собираться. Этому сегодня согреться не придётся. Молодой граф порадовался, что у него нет обузы в виде взвода солдат, которых надо постоянно понукать. Старик Род оказался прав — Жерар успел поесть и прилечь, пока рота ужинала. Он не снимал лат, и лечь как следует не получилось, панцирь не позволял. Пришлось устроиться полусидя, используя сундук как опору. Но и в таком положении он не заметил, как его сморил сон.

— Просыпайтесь, ваше благородие, строятся.

Жерар дёрнул головой от неожиданности, посмотрел вокруг себя, ощутил усталость во всём теле. Вот бы сейчас прилечь хоть в этой палатке. Скинуть с себя доспехи эти треклятые и, пускай грязным, но выспаться вдоволь. Только вот роте спать сегодня не придётся, значит, и Жерару рассусоливать не пристало.

Дождь перестал. На разводе после ужина де Куберте определил Жерара вместе с собой и знакомой уже группой солдат и сержантов в один из подлесков недалеко от лагеря, и сейчас они продирались через насквозь сырой лес, осматриваясь вокруг в поисках хорошего места для засады. Следом за графом шёл его слуга и тащил большой мешок на пару с молодым пестуйцем. Когда капитан остановился и определил несколько мест для часовых и место для всей группы, слуга развернул кипучую деятельность. Он срезал кусты, обтряхивал ветки от воды и укладывал их на землю, несколько раз отходил и смотрел на них с разных сторон, пытаясь определить, надёжно ли их скрывают окрестные кусты. Немного поправил и, удовлетворившись, развязал мешок. В нём оказались навощённые грубые покрывала, которыми Род накрыл уложенные ветки и сверху первого положил ещё и второе, сделав что-то вроде лесных кроватей.

Подошёл капитан:

— Ты, Лис, везде как дома устроишься.

— Костёр не разведёшь, господин капитан, хоть так согреемся…

— Прям как в старые времена, да?

— Рад, что вы помните, ваше благородие.

Де Куберте ушёл проверять посты, пока не стемнело окончательно, а старый слуга подошёл к графу и смиренно обратился:

— Господин?

— Говори, я слушаю.

— Офицерское место я одно только сделал, в таких засадах по очереди офицеры меняются обычно. Уступим капитану отдыхать первым, или сами желаете?

Как ни устал Жерар после очередного маршевого дня, как ни хотелось ему вытянуться хотя бы на этих ветках, но не мог он признать даже перед самим собой, что устал больше старого капитана, поэтому он согласно кивнул:

— Пусть господин де Куберте отдохнёт первым.

Род подошёл к капитану:

— Ваше благородие, пожалуйте отдыхать, вон там ваш лежак.

Дядя посмотрел на молодого графа с некоторым одобрением во взгляде и кивнул:

— Сейчас, первую смену назначу.

Он сухо отдал распоряжения, кто кого меняет и подошёл к Жерару:

— Ты дежурный офицер. Ночью больше слушай. Всех, кто пойдёт через этот лес, задерживай. Никому прохода не давай. Да сначала буди нас, понял? Никаких геройств. Толку от твоего фехтования в этом лесу, да ещё в темень такую, никакого. Ясно тебе?

Граф кивнул, но про себя подумал, что это ещё неизвестно, может, толк и есть, а дядя решил опять выставить его умение никчёмным. Но он ещё докажет, дайте только шанс.

Де Сарвуазье уселся на пень чуть в стороне от лёжки и накрылся походным плащом, который, казалось, совсем не согревал. Он всматривался в окружающие кусты, в звёздное небо, боролся с холодом и невольно вспоминал свою комнату в поместье. Тёплую, мягкую, чистую постель, луч солнца, каждое утро струящийся из окна на угол кровати, свой одёжный шкаф с чистым исподним и выглаженными колетами, завтраки…

Кто-то из солдат еле слышно захрапел. Жерар стал гадать, может ли этот храп спугнуть дезертиров и решил, что вряд ли они его услышат среди скрипа стволов, шелеста листьев и шороха ночных животных.

Это казалось невероятным, но граф, видимо, справился с холодом. Сначала на нём высох пот, потом он поплотнее укутался в плащ и потихоньку начал согреваться. Именно в этот момент слухъ его побеспокоил звук, явно посторонний для этой рощи. Чуть левее прошелестели листья не в такт с ветром, еле слышно хрустнула ветка. Жерар затаился. Шаги, всё ближе и ближе, пока, наконец, кто-то не вышел прямо к их потайному лежбищу.

— Стой, кто идёт!? — граф сбросил плащ, вскочил, вытащил эспаду из ножен. От крика проснулись остальные солдаты с капитаном во главе. Незнакомец — он был в подшлемнике и кольчуге — развернулся было, но путь ему преградил один из часовых, что стянулся на крик. Дядя Жерара, будто и не спал вовсе, уверенным шагом подошёл к задержанному и стал разглядывать его при тусклом свете луны.

— Дезертир, вне сомнений!

— Я отошёл по нужде, — дрожащим голосом ответил молодой ещё солдат.

— Для чего тогда тебе вот это? — капитан пнул небольшой мешок, что валялся под ногами солдата, — Там провиант, к бабке не ходи! Так? — он дал оплеуху пойманному, — Ну, так?

— Да…

— Жак, Тиль, повесить его, живо! И чтоб с дороги было видно, хорошо видно. Тьфу, пропасть! Весь сон прогнал, скотина! Племяш, иди поспи, я подежурю.

Жерар не стал возражать. Похоже, слуга его знал, что в доспехе возможно спать только сидя, или наполовину лёжа. Удивительно было, насколько место неказистое с виду, но при этом удобное для латника. Солдатам проще, они в кольчугах, панцирей с собой не взяли, худо-бедно улечься можно. От тепла, оставленного капитаном, Жерара почти сразу сморило. Проснулся он под утро. Род тормошил его за плечо, а солдаты уже повскакивали, похватали оружие и побежали куда-то вбок. Граф спросонья побежал за ними.

И тут крик охватил окрестности:

— Ааааааа!

— Стой! — раздался голос Жака.

По опушке, прочь от армейского лагеря, убегал солдат, тоже с мешком какого-то добра. В дрянной одежде, мокрый от окружающей сырости, с болтающимся на поясе чеканом, он спотыкался на каждый четвёртый шаг, и Жак явно нагонял его. Раздался глухой удар древка алебарды по спине.

— Ещё один. Что, решил смотаться, да на нашего висельника наткнулся? — тряхнул его как следует долговязый сержант.

— Плутанул я малость, господа хорошие…

Врёшь, собака! — отрезал капитан, — Рядом с первым его повесить.

Солдат сопротивлялся и кричал, пока двое сержантов тащили его к дереву, а Марио готовил верёвку. В конце концов, Жаку надоела эта дерготня и он как следует приложил дезертира древком по уху.

Развиднелось. Жерар заметил в таких же рощицах вокруг ещё несколько висящих тел, словно серёжки на ушах знатных дам. Так закончился его первый в жизни ночной дозор.

…

Шёл шестой день марша Центральной Армии Кантании, и третий день для Жерара без нормального сна. Маршал отправлял роту капитана ловить дезертиров вторую ночь подряд, не давая роздыху. Но капитан де Куберте скорее удавился бы, чем пошёл просить у маршала послабления. Только что на штабном совещании де Ветт приказал восьмой роте третьего полка Лемэса в третий раз заступить в ночной дозор. Мало того, ещё заочно распекал капитана на чём свет стоит за то, что он прозевал дуэль, в результате которой один из лейтенантов пятого полка убит, а второй тяжело ранен. Два взвода остались без командиров. Теперь армия будет двигаться ещё медленнее.

Люди капитана так же ловили дезертиров, только силы таяли, внимание рассеивалось, они буквально спали на ходу. Лёжки, что по ночам сооружал слуга Жерара, помогали. Это было лучше, чем спать на земле, но уже на вторую ночь он их проклинал, как и доспехи. Сегодня Жерар решил провести ночной дозор без лат.

Развод роты после ужина должен был быть в самом разгаре, но граф внезапно обнаружил капитана рядом:

— Как же развод, дядя?

— Леонардо займётся. Вот что, Жерар, возьми-ка четырёх кавалеристов из полка и дай пару кругов верхом вокруг лагеря. С полковником я договорился, верховые ждут тебя на тракте.

— Зачем? Искать что-то?

— Да, бретёров. Моя рота не настолько большая, чтобы ещё и этим заниматься, а ты попробуй. Сейчас и на рассвете. Ночью вряд ли кто будет драться в такой тьме, а фонари их сразу выдадут. Ну, за дело!

— Дядя, почему мы не попросим отдыха?

— Только попробуй! Ничего не хочу просить у этого гада! Живо в седло и за дело.

Граф подчинился. Кавалеристы ждали его на размокшем тракте, он сделал им знак рукой, и они двинулись следом.

Никто не собирался, похоже, перечить де Ветту. Но проблему нужно было решать. Два предрассветных круга вокруг лагеря он проскакал вхолостую, объезжая глубокие лужи и оскальзываясь на крутых спусках. Пока совсем не стемнело, решил снять доспехи и отправляться на точку к капитану.

— Род, узнал, где сегодня прячемся?

— Да, господин.

— Давай снимем с меня треклятые латы.

— Останетесь сегодня в палатке? Оно и верно, у маршала с капитаном свои счёты, вы здесь ни при чём.

— Нет, пойдём в засаду, только без доспехов. Как расседлаешь свою лошадь, двинем. Понятно? Что я, хуже своего дяди-старика?

— У вас особый статус, господин граф, могли бы использовать его.

— Использую, будь уверен, но в других целях.

— Вы воистину сын своего отца.

— Надеюсь, ты не про умение сражаться?

— О, нет, здесь вы его превзошли многократно, — старый слуга отстегнул ремни его панциря справа, и Жерар аккуратно стянул две половинки с левой руки.

— Никогда не думал вернуться на службу? Я видел, как сержанты уважают тебя. Даже дядя, и тот ценит.

— Ваш дядя ценит всех своих людей, особенно тех, от кого есть толк.

— Похоже, от тебя его больше, чем от других, — граф отстегнул поножи и передал слуге.

— Об этом пусть судят те, кто со мной служил, — Род убрал поножи в навощенный мешок, — Но я всегда мечтал уйти со службы, да некуда было, пока ваш отец не предложил место.

— Так ты не из наших краёв? Это не отец взял тебя рекрутом?

— Вовсе нет. Вашего отца я узнал на войне. Служил в его инженерной роте, потом с капитаном, но граф запомнил меня и однажды предложил работать на него. Это было лучшее, что мне предлагали в жизни.

— Я так и не успел поблагодарить тебя за тот случай с де Бризи. Может, тебе чего-нибудь нужно?

— Я всем доволен, ваше благородие.

— Что-ж, тогда давай сюда мундир и веди к капитану.

Они засели в овраге на правом фланге. Овраг этот никак было не обойти, если двигаться в эту сторону. Чуть спереди — непролазное болото, позади — поворот реки. Уходить ночь вброд под конец осени — не лучшая идея. Такого дезертира, скорее всего, ждёт медленная мучительная смерть от холода. Поэтому дозорные поплотнее завернулись в плащи, вырыли углубления для лежаков и по очереди тянули нелёгкую лямку ночного дежурства. Но люди попались битые-перебитые, дошлые, ушлые, да знающие, и ни один не жаловался и не скулил, хоть и смотрели хмуро исподлобья на третий-то день дежурства подряд, а некоторые так и вообще валились с ног от усталости и недосыпа, но — всё одно — упорно продолжали делать своё дело.

«Удивительные люди, сколько ж у них терпения?» — часто спрашивал себя Жерар. Его-то терпение не заканчивалось только лишь потому, что оно не заканчивалось у остальной роты. И в эту ночь, то и дело проваливаясь в сон, или просто застывая в апатии, он готовился всё же делать то, за чем тут был поставлен.

Но у дяди, видно, были на него другие планы:

— Жерар, иди спать. Лишь начнёт светать, садись на коня и скачи в объезд. Может, поутру и поймаешь кого. С дезертирами мы сами справимся.

Молодой граф так вымотался, что не промолвил в ответ ни слова, а сразу улёгся на подготовленный слугой лежак и мгновенно уснул.

Конечно, его разбудил старый верный Род:

— Господин, пора, уже светать начинает.

Жерар встал, полусонный поплёлся к лагерю — казалось, он только на миг прикрыл глаза, но на востоке, действительно, уже алела зарница. Конец осени, ночи длинные, и Жерару удалось поспать, самое меньшее, семь часов. Пусть в яме, вырытой на склоне оврага, но всё же. Он раньше и не задумывался, что люди могут спать в таких вот местах. Он вообще раньше не задумывался об очень многих вещах. Хотя бы о том, как солдаты терпят эту постоянную сырость, особенно рота де Куберте. У них-то не было возможности сушиться у костра вечерами.

Граф выпил чаю, заботливо приготовленного слугой, и, закусив краюхой хлеба с сыром, влез в седло. Несмотря на утреннюю стужу, он почувствовал, как возвращается в нормальное состояние и поскакал к взводу кавалеристов своего полка. Ротозеи проспали? Дневальный не сделал свою работу и не разбудил вовремя? Не важно. Пока будут собираться, время уйдёт. Жерар решил ехать один. Отступив шагов на двести пятьдесят от лагеря, пошёл на первый круг. Путь его проходил по той границе, где лагерные часовые уже не видят людей за складками местности, а охотники за дезертирами ещё не видят. Если и будут дуэлянты, они будут биться как раз в таких местах, по мнению капитана.

И капитан оказался прав — на исходе первого круга де Сарвуазье заметил четверых молодых офицеров. Двое стояли наизготовку, а двое других поглядывали по сторонам, похоже, высматривали старших офицеров.

— Езжайте своей дорогой, сударь, здесь глазеть не на что, — вместо приветствия сказал один из них графу.

— Позвольте мне самому решать, на что мне глазеть, сударь, — Жерар спешился и по очереди оглядел всех четверых, — Из-за чего дуэль?

— Вы ошиблись, это просто утренняя разминка, — ответил другой дуэлянт.

— Не врите мне, — грубо бросил молодой граф, разозлённый тем, что его держат за дурака, — Для утренней разминки вы не стали бы так далеко уходить от лагеря. В чем состоит ссора?

— Да вы наглец, сударь. За такие слова можно поплатиться ухом, или пальцами, или, чем чёрт не шутит, получить дыру в животе пару пядей глубиной…

Дуэлянт говорил, будто шутя, но остальные трое не смеялись. Жерар ощутил прямо-таки всеобъемлющее желание заставить всех четверых уважать себя, и решил сознательно раздуть конфликт:

— За мои слова, господа, ничего мне не будет. Если кто-то из вас осмелится бросить мне вызов, получит дыру в мундире, через которую вся его спесь быстро улетучится.

— Давайте поглядим, — выкрикнул один из секундантов, — Требую немедленной сатисфакции.

— Дуэль, так дуэль, я не против, — спокойно ответил граф, — Но вы получите сатисфакцию, а что с этой дуэли получаю я в случае победы? Какой мне прок?

— Требуйте, чего хотите, наглец, только выйдите на поединок, вам всё одно не победить.

«Интересно, я бываю столь же спесив со стороны?»

— В таком случае, господа, требую от вас прекратить поединки на время войны, и всячески препятствовать поединкам среди других офицеров. Разумеется, в случае моей победы. И дуэль до первой крови, — он ещё раз обвёл взглядом всех четверых, — Даёте слово дворянина?

— Да забирайте уже и приступим, наконец!

Тот, кто вызвал его на бой, вытащил эспаду. Жерар сделал то же самое и они начали сходиться.

— Вот олух, — преувеличенно громко сказал один из наблюдателей, — Побьёт он первый клинок полка, как же!

Что это был за полк, Жерар не знал, и то было ему на руку, ведь в его полку никто бы не рискнул с ним связываться.

Площадка была та ещё. Ровная, насколько это возможно, но скользкая земля вперемешку с короткой травой на перешейке меж двух холмов. Маневрировать здесь нужно с большой опаской. Жерар решил, что попробует двигаться как можно меньше.

Противник приблизился, на взгляд графа, излишне свободно ступая по скользкой земле, затем сделал выпад, другой.

Молодой граф уверенно отбил оба. На выходе из второго передняя нога противника чуть поехала, он слегка запнулся. Жерар сделал два боковых удара эспадой — в голову и верхнюю часть бедра. Коротко и жёстко, от кисти, скорее проверяя мастерство соперника, чем стараясь поразить. Ответный укол он отвёл в сторону и тут же сделал контратакующий укол в ответ, от которой дуэлянт отшатнулся, поскользнувшись ещё раз. На краткий миг лицо его озарила тревога, да и в лицах остальных читалось сомнение. Но тревога сменилась надменной улыбкой, и дуэлянт атаковал трижды. Лучший эспадачин полка — из какого там полка он был — атаковал неплохо, но выходил из атаки чуть медленнее, чем следовало. А Жерар, похоже, нащупал ногой кусочек твёрдой почвы, пока парировал выпады лейтенанта — он ударил по клинку визави слева и стал переводить свой клинок на другую сторону, будто хочет поразить запястье. Клюнул. Лейтенант попытался закрыться от финта чашеобразной гардой и поднял эспаду остриём вверх, почти вертикально. Жерар метнулся вперёд в выпаде, резанул самым кончиком эспады его лоб и тут же вернулся в исходную:

— Сударь, вы проиграли.

Но дуэлянт и не подумал сдаваться, и, как ни в чём не бывало продолжил поединок сбивом вверх и уколом в бедро.

Граф парировал, и клинок соперника прошёл левее:

— Был уговор до первой крови.

— Плевать на твои уговоры, — лейтенант хлестнул дважды по его клинку, пытаясь расшатать позицию. Глаза его пылали яростью.

Тогда Жерар сделал пару финтов и намеренно поскользнулся, отведя клинок в сторону. Последовал укол, но лучший фехтовальщик Бирюзовой долины был начеку и уклонился вбок, пропуская остриё мимо и одновременно рубя сверху вниз и справа налево. Попал по голове сбоку, тут же отскочил на шаг и сгруппировал позицию. И вовремя, чтобы отбить укол и оттянуться от горизонтального росчерка на уровне груди. Только после своей этой атаки дуэлянт потянулся к уху, которое Жерар срезал почти подчистую и из которого обильно лилась кровь. Зажимая рану, лейтенант шагнул было навстречу, но, чувствуя слабость, сделал шаг назад и, побелевший, опустился на землю.

— Пеняйте на себя! — крикнул де Сарвуазье, — Помогите ему, господа, чего же вы стоите? Или это не дело секундантов? Надеюсь, слово дворянина для вас — не пустой звук, и мне не придётся больше видеть вас в схожих обстоятельствах.

Секундант склонился над раненым.

— Как вас звать? — злобно вопросил побеждённый.

— Граф де Сарвуазье, к вашим услугам.

— Теперь я хотя бы знаю, кого искать.

— Вижу, вы собрались мстить? Скажите спасибо, что не заколол вас, как праздничного бычка. Трое свидетели, мне это по силам.

Не до конца перевязанный дуэлянт дёрнулся было в его сторону, но друзья усадили его на место:

— Фабиан, он прав. Он честно победил, успокойся, пока снова не натворил глупостей.

Затрубили подъём. Жерар выбрался на холм и увидел, как, словно потревоженный муравейник, оживает военный лагерь. Он оседлал лошадь и поскакал на место сбора роты, думая при этом, что искоренить дуэли среди этих задир поможет только близкое присутствие врага. И, пока они не дойдут до восточной окраины страны, Жерару придётся стать таким врагом для всех молодых офицеров, у кого слишком сильно бурлит кровь. Он по прежнему считал дуэль неотъемлемой и священной традицией, но видел, что на войне всё же нужно от неё отказаться. Да вот беда: вместо того, чтобы отказаться, он сам только что участвовал, да ещё и вывел из строя офицера. Хотя, что он ещё мог сделать в одиночку? Интересно, сдержат ли они слово…

Войско выглядело жалко. Совсем не то, что он представлял себе когда-то. И особенно плачевно выглядела его рота — они держались, но без нормального сна три дня кряду были вялыми и невнимательными. Вдобавок они не снимали доспехов и некоторым натёрло так, что они еле шли. Двое жаловались на зуд в ботинках, четверо сильно стоптали ноги и хромали. Нужен был отдых. Де Куберте хмуро взирал на свою роту, одну из лучших в полку, постепенно превращающуюся в развалину. «Даже самые лучшие солдаты начнут выбывать из строя, если не давать им время привести себя в порядок», — часто бормотал он себе под нос. Командир полка тоже видел ситуацию, но в штабной палатке неизменно молчал.

Тогда Жерар решил, что сам скажет обо всём маршалу, ведь всё указывало на то, что командиры полка боятся высказываться. Он недоумевал — неужели целый полковник может быть трусом? Похоже было, что может. Не вояки, а какие-то покорные овечки, исполняющие только то, что скажут. В военном трактате, что читал Жерар, говорилось: командиры должны предоставлять вышестоящему офицеру как можно больше сведений, чтобы он мог принять верное решение. Но, похоже, в этой армии подобных принципов не придерживались. Или маршал и так прекрасно знал о состоянии всех полков? Как ни неприятен ему был маршал, но молчать больше не представлялось возможным.

Каким образом рота доковыляла до вечера, граф не понимал, но они выдержали и готовились снова заступить в дозор.

В штабе царило возбуждение. Ближние разъезды засекли разведчиков врага, и теперь все активно обсуждали, где и как можно перехватить их. Впрочем, обсуждали генералы с маршалом. Остальные внимательно слушали и старались уловить, куда ветер дует. В этот раз маршал обошёл пристальным вниманием молодого графа. Но графу пришлось всё же перевести это внимание на себя, когда совещание завершилось:

— Господин маршал, у меня к вам обращение.

По толпе полковников пошло шевеление, Жерар взял на себя смелость и протолкнулся вперёд.

— Говорите, не тяните время, — раздражённо ответил маршал.

— Восьмая рота третьего полка Лемэса нуждается в отдыхе. Они не спали уже три дня.

— Сколько дезертиров они поймали в последнюю ночь?

— Двенадцать.

— Хотите сказать, они не спят ночами? Куда, в таком случае, делись ещё два человека?

Жерар не ожидал такого поворота беседы. Де Ветт сразу же заставил его опрадываться, графу нечего было ответить на это.

— Чего молчите, Сарвуазье? Сами вызвались говорить, так отвечайте, чёрт вас дери!

Молодой граф кипел внутри, ведь он хотел, как лучше, а сейчас его выставляли посмешищем перед всем штабом.

— Не знаю. Вероятно, ушли через болота и там погибли.

— Как они ушли через болота, если рота охранения не спит всю ночь?

«Сам посиди ночь на болотах, поймёшь, что там дежурить нельзя, старый ты хрен», — Жерар опять смолчал, сдерживая эмоции.

— Лучше нужно выполнять свою работу, вам не кажется? Что же касается еженощного дежурства, благодарите министра де Крюа, это ведь он назначил роту на такую работу.

Тут де Сарвуазье не выдержал:

— Они ловили дуэлянтов в городе, и не вся рота, а только часть. Здесь же мы ищем и дезертиров, и дуэли, причём всей ротой, каждую ночь, без продыху!

Весь шатёр замолчал.

— Если вы не знали, молодой человек, в мирное время дезертиров не бывает, — проскрипел маршал.

Жерар решил не ослаблять натиск:

— Как бы там ни было, прошу дать роте отдых, и прошу сделать это незамедлительно.

— Приказ самого министра вы предлагаете проигнорировать?

«Какой приказ? Сдохнуть ещё на марше от бесконечных дежурств? Опять ты пытаешься сбить меня с толку? Ну нет уж».

— Я нахожусь здесь, как куратор министерства и приказ де Крюа помню. Он не таков. Но все в этом шатре знают, кто командует восьмой ротой, и все знают, как вы относитесь к этому человеку! Или вы даёте отдых, или министру станет известно, что здесь происходит.

Офицеры в шатре оторопели. Лицо маршала скривилось, он желчно выдавил из себя:

— Станет известно, да? Уверен, что до конца войны доживёшь, щенок?

— Доживу, или нет — не важно. Он узнает всё, так или иначе, и узнает уже завтра, если сегодня роте не дадут отдых. Говорю вам, как служащий министерства.

Граф развернулся, протолкался сквозь толпу и покинул штаб. От нахлынувшей ярости руки его подрагивали. Жерар не понимал, откуда взялись все эти слова, но его преподаватель риторики явно удивился бы.

Маршал постоянно поддевал де Сарвуазье, проклятая погода, доспех, дежурства, дуэль, на которую он пошёл исключительно из-за приказа чёртова первого министра — всё это смешалось в кучу и привело к такому вот бесконтрольному словоблудию.

Проклиная всех и вся, граф вернулся к роте и приказал слуге:

— Разложи палатку как следует, сегодня спим тут. Да разведи костёр, мне надоело мёрзнуть каждую ночь.

Сержанты и офицеры смотрели на него с завистью и толикой пренебрежения, мол, нам опять мёрзнуть в ночь, а ты тут будешь нежиться в палатке. Но слуга не ослушался, а, наоборот, волком глядя в ответ на окружающих, начал споро возводить палатку.

Ещё несколько минут это немое противостояние продолжалось, затем пришёл капитан и громогласно объявил:

— Рота, разложить палатки, приготовиться на ночлег, ужин после седьмой роты!

Удивление и облегчение отразилось на лицах солдат, а де Куберте подошёл к Жерару и прошептал:

— Ты чего в штабе устроил? Думаешь, де Ветт оставит это так? Теперь жди от него подлянки…

— Дядя, разве он не строил вам подлянок раньше? Ещё пару дней такого дежурства, и ваши солдаты сгниют заживо от этой сырости.

Судя по виду капитана, он хотел ответить что-то резкое, но осёкся в последний момент:

— Ты прав, пожалуй, но теперь старый козёл будет уделять нам в два раза больше внимания, помни об этом. И ещё, я знаю про твою дуэль.

— Как?

— В армии некоторые слухи расходятся быстрее, чем в ином борделе. Достиг результата единственным способом, который видел на тот момент, да? Осуждать не буду. Не знаю, что бы делал сам в одиночку. Но учти, враг с каждым днём всё ближе, а любая царапина, полученная на дуэли, может свести тебя в гроб в бою с врагом. Там будет хватать его стрел, пик и топоров, без ран, которые мы наносим сами себе. В следующий раз дождись кавалеристов, и нужно наказать тех, кто проспал. Разок спустишь, будут пренебрегать тобой всегда.

Род уже поставил палатку и разжигал костёр. Жерар сказал ему помочь с парой застёжек и избавился, наконец, от надоевшего доспеха. Пока слуга готовил ужин, он решил пройтись, посмотреть на роту. Солдаты возвращались с полевой кухни и устало рассаживались возле костров. Один зачерпнул ложкой варево в котелке и извлёк наружу камень величиной с перепелиное яйцо:

— И так не доливают, ещё и камнями кормят…

Жерар узнал его. Это был тот самый солдат, дневальный, любящий стоять навытяжку. Он решил спросить:

— Солдат, почему не доливают? И откуда камни?

Человек тут же вскочил, отставив котелок в сторону:

— Пёс его знает, ваше благородие!

— Кроме пса ещё кто-то может быть в курсе?

Солдат уставился в землю и медленно соображал:

— Эээ… Не могу знать, господин лейтенант!

Де Сарвуазье решил поискать кого посмышлёнее, и ему на глаза попался долговязый сержант, Жак. В руке его тоже дымился котелок, но, в отличие от того, что был у дневального, полный до краёв. Жерар обратил внимание на другие котелки: у кого как. Полные встречались реже, как правило, у солдат постарше. Тогда он спросил сержанта:

— Скажи-ка мне, любезный Жак, почему у солдат котелок наполовину полный, а у тебя весь набит кашей?

— Кухня еканомию объявила, господин лейтенант. Будут теперь не доливать, пока кто из полковников, значица, не отменит эту треклятую еканомию.

— Когда ж по обыкновению отменяют?

— Бывает, что и вовсе не отменяют. Полковники — господа занятые. Штабы, советы военные, и отдыхать им надо когда-нито. Вы уж, поди, и сами знаете.

— Почему ж молчат солдаты? Отчего не жалуются командирам? Или вам есть не хочется?

— С кухней да обозными закуситься солдату себе дороже может выйти, да и не принято у гвардейцев жаловаться. Третью ночь подряд в охранение ходим, и то не жалуемся, а тут за миску каши побежим?

— Просто тебе рассуждать, у тебя-то полон котелок. Кстати, почему?

— То не сложно, господин лейтенант. Видите, — он указал на полевую кухню, — Раздающий из большого котла всем, значит, раздаёт. И рядышком человечек то стоит, то отойдёт куда.

— Так.

— Вот этому человечку котелок если поставить за те ящички, да три грошика на дно положить, он его быстренько до краёв нальёт. У него там, в закромах, второй котёл на замену первому стоит. В нём если камушки и попадаются, то на дне самом, а за грошики-то он сверху черпает.

— Часто они так делают?

— Всегда делали.

— Скажи, сержант, что значит слово «экономия»?

— Это когда солдат голодный должен быть, или ботинок у каптёра не хватает, или ещё чего-нито…

— Ешь иди, приятного аппетита.

— Спасибо, ваше благородие!

Случай этот Жерара необъяснимо задел. Видно, в этот день конец пришёл его терпению. Род только приступил к готовке, и граф де Сарвуазье решительным шагом направился к полевой кухне, что кормила его полк. Солдат, который тайком наполнял котелки, кинул на него быстрый взгляд, но дела своего не бросил и, взяв очередной котелок, собрался было исчезнуть среди мешков и ящиков, где заметен был пар от второго котла с кашей. Жерар поймал его за руку. Глаза солдата округлились. Раздающий, да и вся очередь в придачу, застыли от удивления.

— Ты чего воруешь у своих же собратьев? — граф и сам не понимал, откуда столько злости в его голосе.

— Господин майор экономию объявили.

— Наш обозный офицер?

— Так точно!

— Деньги тебе на что, скотина? — де Сарвуазье встряхнул его так, что монеты зазвенели в котелке.

— Известно на что…

— Ты, негодяй, за один ужин, небось, полфунта себе в карман собираешь, да всё с казённых харчей.

— И шиллинга не будет, господин… Дай бог, пенс наберу.

— Не ври, собака, я считать умею! — в его голосе прямо-таки прорезались интонации дяди.

— То-ж мне немного перепадает, это все знают, ведь простой кашевар я.

— Остальные куда?

Солдат вытаращил на него глаза, Жерар не выдержал и влепил ему пощёчину:

— Говори, сейчас же!

— Майору обозному, — сказал он так, будто естественней и на свете ничего не было.

— Идём к майору, сию минуту! — и он потащил кашевара за шкирку.

Очередь с котелками быстро расступилась, никто не говорил ни слова, все изумлённо смотрели на происходящее. Кажется, обозный должен был быть рядом с палаткой полковника, туда Жерар и направился.

— Ваше благородие, вы ведь лейтенант, а он майор, что-ж вы ему скажете? — пропищал повар.

— Уж я найду что. Где палатка его? Эта? — он указал на шатёр, чуть меньше полковничьего, возле которого дежурил денщик.

— Объяви, лейтенант де Сарвуазье срочно хочет поговорить.

— Есть! — денщик скрылся в палатке и через миг вылез, — Просят пройти.

Жерар, не отпуская воротника кашевара, вошёл внутрь:

— Граф Жерар де Сарвуазье, лейтенант и куратор министерства.

— Кавалер Минг де Ист, майор. Чем обязан?

— Воруют ваши люди. Кашу солдатам за гроши продают.

— Экономия, известное дело.

— Экономия — когда припасов не хватает, а у вас они есть!

— То лично господина полковника де Баразака.

— Не верю! Идёмте к полковнику.

— Может, сразу к маршалу, а, лейтенант? — усмехнулся в длинные усы майор.

— Давайте сразу к маршалу, — граф повернулся к выходу, майор так и сидел на маленькой табуретке, — Вы идёте, или мне идти без вас?

— Коренастый, крепко сбитый обозный майор вскочил на ноги:

— Пожалуй, посмотрю на это.

Офицеры у штабного шатра, завидев Жерара с кашеваром и обозным майором, многозначительно перешептывались, но де Сарвуазье было не до них — он твёрдо решил покончить с этим произволом и направился прямиком к сержанту, с двумя солдатами охранявшему вход:

— Доложите, лейтенант де Сарвуазье желает поговорить с маршалом.

Высокий и кряжистый сержант нахмурил огромный лоб, отчего шапель подался чуть вперёд:

— Не положено. Лейтенантам обращаться только через полковников.

— Я присутствую на каждом штабном совещании. Пусти, не то лычки с тебя слетят. И не только лычки.

Этот сержант графа не знал. Похоже, смены его проходили после штабных совещаний. Он грозно свёл брови:

— Часовые, к бою! Лейтенант не может оспаривать приказ маршала…

Эспада де Сарвуазье вылетела из ножен с потрясающей быстротой:

— Лучше бы ты доложил.

— Стой, сержант! — к ним поспешил штабной полковник, оказавшийся неподалёку. Конечно, его сержант знал. Полковник что-то шепнул тому на ухо, и свирепый привратник тут же скрылся в шатре, а его подчинённые так и остались стоять наготове, вытянув алебарды вперёд.

Жерар спрятал эспаду.

Сержант появился быстро и сразу дал команду:

— Отставить! Пропустить их.

Маршал стоял возле стола с огромной картой и, завидев Жерара, проскрипел:

— Что на этот раз?

— Вот этот кашевар продаёт солдатам казённые харчи за деньги, которые относит этому майору, а майор, очевидно, полковнику де Баразаку.

— Что с того?

— Ваши же солдаты остаются голодными.

— Мне, может, ещё каждого солдата с ложки кормить? Разбирайтесь с де Баразаком, понятно вам?

— Он ваш подчинённый.

— Пропитание армии — его обязанность, мне дела нет…

— Так и передам де Крюа. Пусть сам сложит мнение об этой экономии.

— Да вы кляузник, лейтенант. В армии таких не любят…

— А я терпеть не могу мздоимцев, так что мы с армией квиты.

— Послали же Трое вас мне на шею. Вестовой, де Баразака сюда, живо!

Один из трёх посланников, что всегда ожидали рядом с маршалом, быстро вышел.

Маршал де Ветт в очередной раз смерил Жерара взглядом:

— Удивительные вы люди, де Сарвуазье. Помнится, ваш отец был столь же непреклонен в подобных вопросах, и что с ним стало, не напомните?

— Погиб на дуэли.

— Точно, как же я забыл? Не боитесь?

— Я изрядно превзошёл батюшку во владении эспадой. Смею заверить, бояться следует тому, кто обнажит клинок против меня.

— Наслышан, — де Ветт лукаво улыбнулся каким-то своим мыслям, — Война — это не дуэль, господин граф, здесь всякое бывает.

— Как мои шансы уцелеть на войне связаны с моим нетерпением к мздоимству?

Маршал не ответил, потому как в этот момент в шатёр вошёл запыхавшийся обозный полковник, де Баразак. Вопреки большинству офицеров, вечером предпочитающих снимать доспех, этот всё ещё был в полных латах. Отсветы фонарей играли на поднятом стальном забрале.

— Господин маршал, по вашему приказанию прибыл!

— Вот что, де Баразак, — скрипучим голосом начал де Ветт, — С этого момента на пропитании третьего полка Лемэса не экономить. Полная пайка каждому солдату, как и положено. Пусть едят вдоволь, вы меня поняли?

Баразак бросил быстрый, как укол эспадой и злобный, как бешеная росомаха, взгляд на Жерара, но перечить не стал:

— Есть!

— Можете идти, — маршал, тряхнув седой бородой, воззрился на графа и растянул губы в слащавой улыбке, — Вы довольны теперь, ваше благородие господин граф де Сарвуазье, достопочтенный министерский куратор армии Его Величества? Разрешите уж старику маршалу поспать?

От этого тона молодому графу хотелось изрезать проклятого маршала на лоскуты, но он всё же сдержал ярость:

— Приятных сновидений.

Де Сарвуазье поспешно покинул шатёр и направился к своей палатке, то и дело глядя по сторонам. Весь блеск и лоск армии Его Величества улетучился ещё в первые дни марша. Сейчас же некоторые солдаты выглядели и вовсе жалко — полк полку рознь, В чём Жерар убеждался всё больше и больше. Он обошёл кучку солдат, ютящихся у большого дерева на холме — промокшие, половина без доспехов, лишь с дешевой формой поверх сущих обносок. Эти хотя бы смогут дойти до предстоящих сражений? Граф сомневался.

У собственной палатки его ждал дядя, усевшись на его же табуретке, заботливо притащенной Родом из обоза, впрочем, как и множество остальных вещей.

— Позаимствовал у тебя куриную ногу, — капитан откусил немного и встал, — Надеюсь, не против?

— Разумеется, дядя, о чём речь? Род наверняка найдёт ещё одну.

— Мне бы твою уверенность. Где был? Я слышал, таскался к маршалу с обозным майором?

— Именно. Де Ветт вызвал к себе этого де Баразака, обозного полковника, и теперь солдатам будут выдавать полную пайку.

— Эрле де Баразак? Помню его, штурмовали вместе бастион Ротюр…

— Дядя, он дерёт деньгу с солдат. Кашевары продают им пайки за деньги, относят большую часть майорам и те уже несут де Баразаку. Если не заплатить, кладут как котёнку. Получается, эти тыловые крысы всё несут тыловому борову.

— Уже понабрался армейских словечек? Боров, значит? Этот боров двадцать лет назад, помнится, получил две серьёзные раны при штурме, но поле боя не оставил, хотя никто бы его не осудил тогда. И по другим делам я его знаю. Солдатской молвы казармы полны. Добрый офицер…

— Дядя, он ворует казну!

— Ага. Сколько, думаешь, он отдал за то, чтобы стать обозным полковником? Раньше беден был, как наш Максимилиан. Для него это единственный способ скопить на достойную старость. Генералом ему не стать.

— Зачем его оправдывать, дядя? Офицеров берут из дворян специально, чтоб они не наживались, а достойно воевали. Король ведь всё ещё даёт земли отличившимся?

— Де Баразак воевал достойно. Что же касается земель — не так просто добиться внимания короля, а героев на войне много. Слишком. И не всем так повезло с землями, как нам с тобой. Большинство офицеров — бедный род, или тридесятый сын в семье.

— Так же не должно быть! Король раздаёт земли достойным, чтоб у них был стимул добросовестно защищать эти земли. Почему в офицеры идут только бедные?

— Потому, что умирать не хочется. Все боятся смерти.

— И вы?

— И я.

— Но вы ведь здесь.

— Здесь.

Они ненадолго замолчали. Род возился неподалёку, будто ничего и не слышит.

— Получается, в офицеры идут не только бедные.

— Не только, — Люк де Куберте откусил остатки мяса и бросил кость в костёр, — Жизнь сложная штука.

— Здесь всё с ног на голову, к чёрту такую армию!

— Быстро же огонь у тебя иссяк. Да, вот так вот. Легко быть героем, когда всё работает, как часы. Ты попробуй быть им в этом вот дерьме, где каждый в свою сторону тянет. Не глупо умереть, как, некоторые думают, подобает, достойно встретив врага, а год за годом тянуть всё это на себе, вести людей, копаться во всём этом. Большинство предпочитает скиснуть, как все, и тихо воровать, или вернуться в имение, если оно богато. Так уж тут всё устроено. Но твой отец был не таков. Теперь твоя очередь показать, из какой ты глины. Но, Трое свидетели, твой сегодняшний фортель де Ветт нам припомнит, ещё как припомнит!

Жерар не знал, что ответить. Слова капитана заставили его с другой стороны посмотреть на всё, что происходило вокруг. Он ещё не понял, что именно переменилось. Нужно было осмыслить множество вещей…

— Ладно, рота сама себя не проверит. Спокойной ночи, племянник.

Де Куберте ушёл, а он так и стоял, уставившись в огонь.

— Господин граф, разъезд продал мне десяток перепелиных яиц. Могу пожарить, вас устроит?

— Да. Спасибо, Род.

Жерар думал весь вечер и часть ночи, а, проснувшись на утро, обнаружил, что думы никуда не делись. И, когда армия вытянулась в огромную гусеницу от горизонта до горизонта, он окликнул ехавшего рядом Леонардо:

— Кажется, у второго отделения четвёртого взвода совсем никудышные ботинки. Наверное, у половины солдат.

— Ваша правда, Жерар. Всё вспоминаю тот ужин, что вы устроили. Кажется, это было в другой жизни.

— Вернёмся, закатим ещё пуще того. Вот, приглашу вас в своё имение, увидите, как там встречают гостей.

— Зная вашу честность, не могу дождаться момента. Слышал, как некоторые солдаты поминали вас с утра. Весьма лестно.

— Оставим это. Можете рассказать подробнее насчёт ботинок? Вы же понимаете — если так продолжится и дальше, скоро пол взвода будет шагать босиком.

— Что тут говорить? Встали в очередь на довольствие. А пока в роте есть бывший портной. Подшивает, как может.

— И долго ждать очереди?

— Сказали, ещё дней пять. Солдаты из других полков занимали до нас.

— Сколько наших солдат сляжет с лихорадкой, пока дождутся новых ботинок?

— Вы читаете мои мысли, граф. Но что я могу сделать? Идти к майору и требовать с него мне не по чину. И, к сожалению, я не министерский куратор.

— Намекаете, что мне следует этим заняться?

— Отнюдь. Вы и так переполошили вчера весь штаб. Быстро поскачешь, скоро голову свернёшь.

— Хорошая поговорка. Мне доводилось слышать ещё одну: «За спрос денег не берут».

Граф пришпорил коня и поскакал вперёд, туда, где виднелась часть обоза, которую сопровождал Майор де Ист. Когда он поравнялся с лошадью майора, тот отпрянул от неожиданности:

— Опять вы?

— Да. Хотел бы осведомиться насчёт ботинок и очереди в пять дней.

— Снова побежите жаловаться маршалу?

Граф задумался. Конечно, можно было сделать, как в прошлый раз, но он знал — вот знал, и всё тут — не стоит этого делать. Потому спокойно ответил:

— Чаял решить это без его вмешательства.

— Вы уже всё знаете. Сейчас есть платные ботинки, бесплатных нет. Бесплатные через пять дней. И не я это придумал.

— Почём же пара?

— Полшиллинга.

— Если вам будет угодно последовать за мной, заплачу сразу три фунта, за шестьдесят пар. Вечером нужно будет выдать их тем, кто попросит от нашей роты.

— Извольте, но пусть не идут толпой, а приходят по одному отделению.

Они отправились к телеге, на которой восседал Род, охраняющий имущество своего хозяина. Жерар распорядился, и старый слуга незамедлительно достал три фунта откуда-то из глубины сундука.

Глядя на золотые монеты, майор изумлённо спросил:

— Зачем вам всё это?

— Но ведь кто-то же должен.

— Должен что?

— Оставаться порядочным человеком, чёрт вас дери!

— Вчера вы устроили скандал, пользуясь высоким назначением от министра, которое, вне сомнения, получили благодаря титулу. Сегодня транжирите деньги… Мой вам совет, уходите из армии. Не нашего круга вы человек.

— Де Куберте, надо полагать, тоже не вашего круга? Сколько он уже служит? Рассчитываю, что мои солдаты получат сегодня новые ботинки. Обманете — зарежу, как свинью.

Граф пришпорил коня. Он сам удивился перемене характера. Теперь каждый разговор, каждая просьба, адресованная кому угодно, кроме офицеров его роты, превратилась для него словно в удар эспадой. Это были поединки, вместо оружия в которых выступали слова, угрозы, чины, должности и деньги… Матушка часто говаривала, что произнести нужные слова подчас сложнее, чем десять раз уколоть эспадой, и что когда-нибудь Жерар поймёт это. Вот и настал черёд.

В те семь дней, которые остались до прибытия дальнего разъезда, их рота заступила в караул лишь единожды. Кормили полк исправно, и ботинки новые, как и форму, выдали всем, кому требуется. В полку будто наступило затишье. Маршал больше не ехидничал насчёт Жерара, а сам Жерар преисполнялся заслуженной гордости, получая благодарные кивки солдат и лейтенантов полка.

Наконец, дальний разъезд вернулся к армии. Это случилось посреди дневного перехода, и, говорят, командир разъезда, полковник де Кропп, полдня проскакал возле маршала, объясняя ему диспозицию. Вечером, как и всегда, маршал собрал полковников в штабе. Был и Жерар. Выслушав доклады, маршал поведал о том, чего все так ждали.

— Господа, диспозиция на сегодняшний день такова: сомдовские еретики углубились на нашу территорию, осадив ближайший к границе гарнизон. От него до леса примерно двенадцать лиг. Вокруг гарнизона около десяти тысяч врагов. Воинство разнообразное — есть хорошие солдаты, есть и дрянные, всё как у нас. Если навалимся всеми четырнадцатью тысячами, плюс две тысячи с гарнизона нас поддержат — растопчем, без сомнения.

— Господин маршал, у нас шестнадцать тысяч, — заметил один из полковников.

— Знаю! Думаете, я дурак?! Позже об этом. Так вот, проблема в том, что по северо-восточному тракту идут ещё еретики. В таком же примерно количестве, как те, кто оцепил гарнизон. Если две группы воссоединятся, нам не удастся взять их нахрапом, придётся ждать подмоги. Но и с подмогой война затянется. Там негде развернуться, если их двадцатитысячная армия займёт высоты. Всё скатится в беготню, позиционную войну и битву за фураж на нашей территории. Король будет сильно недоволен. Предложения, господа офицеры?

— Не дать соединиться двум армиям врага, — сказал кто-то.

— Верно, но каким образом?

— Очевидно, задержать продвижение второй группы, — раздался уже другой голос.

— Вы читаете мои мысли, господа. Как это сделать?

Тут уж все замолчали. Полковники стали нервно переглядываться между собой. Жерар почувствовал неладное.

— Не гадайте, господа, — как ярмарочный фокусник, маршал развёл руки в стороны, — Я уже всё придумал наилучшим образом. Один из наших доблестных полков пойдёт на перехват второй группе еретиков, закрепится, используя выгодное географическое положение, и продержится до тех пор, пока мы с вами не разобьём вражеские силы у гарнизона и не придём на выручку этому геройскому полку.

Лица командиров посуровели. Все ждали, на кого падёт выбор. Молодой граф обо всём догадался — вот и причина затишья последних дней.

Маршал, тем временем, продолжал со всей помпезностью:

— Честь сия, стать спасительным полком для своего отечества, будет принадлежать, конечно же, гвардейскому Армии Его Величества, третьему полку Лемэса! До позиции, что я присмотрел для нашего доблестного полка, день ходьбы, если, конечно, поторопитесь! Нам до гарнизона четыре дня пути. Разрешаю третьему полку отдохнуть сегодня ночью, но с утра выступите первые, вам ясно, полковник? Придам вам две роты кавалерии. Если враг будет пытаться проходить мимо без боя, громите его, как только сможете и всячески задерживайте движение. Место я присмотрел хорошее, рядом с мостом, но обоз придётся оставить — не поспеете. У вас день в запасе, если дойдёте завтра к вечеру. Идите сюда, я покажу, где закрепиться.

Де Сарвуазье видел облегчение на лицах остальных командиров и их заместителей. Похоже, прав был его дядя — никто не рвётся умирать по своей воле, офицеры прежде всего хотят заработать на войне и продвинуться по службе.

Отдохнуть им, конечно, не удалось.

— Полк! — прогремел командир после заседания штаба, — Поздний ужин! Разбираем обоз, берём самое необходимое и фуража на две недели, завтра двинем быстрым маршем, едва рассветёт. Взводным командовать разгрузкой, ротные в мой шатёр!

Граф подивился зычности и громогласности голоса полковника. С виду тихий, а как гаркнул — вмиг перекрыл весь гомон вокруг.

Солдаты, словно муравьи, принялись копошиться у полковых телег, коих было немало, сгружая разнообразные мешки, свёртки и прочее добро, часть закидывая обратно, часть отложив в сторону. Сержанты и изредка лейтенанты покрикивали на них, заставляя убрать что-то в телеги, а ещё что-то, наоборот, достать. Затем вернулись командиры рот. К их приходу солдаты почти закончили своё копошение и часть огромного обоза из телег, принадлежавших полку, изрядно похудела.

Граф смотрел на дядю. Тот внимательно изучал, что же отложила его рота. Пересчитал палатки и приказал убрать три обратно в обоз, распорядился набить котелок зерном каждому второму солдату, за счёт чего фуража стало на один мешок меньше. Оставалось, ни много ни мало, ещё тринадцать таких мешков, и куча всякого прочего добра. Молодой граф недоумевал, каким образом рота понесёт всё это пешком?

Ответ стал ясен с утра, когда две трети прикрепленной к ним кавалерии заставили спешиться и нагрузить лошадей всем, что можно было на них уместить, не причинив животным вреда. Но и без этого осталось полно всякой всячины, которую солдаты несли сами: котлы, ящики с арбалетными стрелами, длинные пики, что применялись в баталии, часть запасов воды, обильно сдобренной уксусом или ромом, чтоб не испортилась, ящики с бинтами, жгутами и прочими приспособлениями, что призваны были не дать раненым умереть, некоторые детали походной кузницы, несколько больших щитов для перекрытия моста — всё это, как и собственное оружие, солдаты тащили на себе.

В доспехах, от мелкого дождя уже выглядящие измотанными, они двинулись вперёд колонной по два и, оскальзываясь то и дело на размытой осенней дороге, тем не менее, стали довольно быстро удаляться от остальной армии. Жерар смотрел на лица. Солдаты, ещё вчера немного праздные, некоторые бахвалились перед остальными, а как же, гвардейский полк — сегодня они стиснули зубы и, как один, шли вперёд. Разговаривали всё больше по делу, все — от полковника до самого последнего рядового — знали: предстоит тяжёлый бой.

Жерар подвёл лошадь к Перолю и Леонардо:

— Был вчера в штабе, господа офицеры. Врагов впятеро больше.

Пероль молча кивнул, будто это было что-то само собой разумеющееся. Леонардо вообще смотрел в горизонт.

— Каковы наши шансы, что скажете?

Пероль натянуто улыбнулся:

— Зависит от того, сколь хорошо нам выбрали высоту. Может статься, что они довольно велики.

— Говорят, там мост рядом, — подал голос ехавший сзади Максимилиан, — Даже если умрём, дорого продадим свои жизни, в этом не сомневайтесь, Жерар.

— Твоя правда, — угрюмо ответил Леонардо. Больше никто ничего и не сказал.

Солдаты выбивались из сил, урывками отдыхали и снова шли вперёд. Им не дали поесть с утра и гнали, гнали, гнали по раскисшей от дождей дороге под свинцовым и вечно плачущим небом.

…

Так и получилось, что солдаты пришли на место измотанные ещё до боя. Высота — огромный холм с плоской вершиной — оказалась вполне годной, особенно если окопаться на ней. Чем солдаты сразу и занялись, лишь только вскарабкались. Им не дали и минуты отдыха, и некоторые из них, втыкая лопаты в землю, оскальзывались и падали без сил. Тогда сержанты принимались орать: «Взял лопату, сукин сын!», «Работай, лодырь, по шее получишь», «Быстрее, встал, копать, я сказал!» и прочее подобное. Если же и это не действовало — пинками и толчками заставляли подниматься и работать.

Граф не понимал, как они держатся. Сам едва не валился от усталости, доспех тяготил до невозможности, проклятая сырость, казалось, уже никогда не покинет его уставшего тела. А ведь он ехал верхом, не пешком шёл, как те, кто сейчас копает.

Вечер перешёл в ночь, сержанты взяли фонари и продолжили понукать копающих. Посреди ночи их сменили те, кто устраивал лагерь — ставил палатки, раскладывал провизию, таскал ящики. Его старый слуга, вот странно, ушёл копать во вторую смену, Жерар же, несмотря на усталость, никак не мог заснуть. Так и смотрел в потолок, лёжа в своей палатке и завернувшись в одеяло. Сырая стужа, пропитавшая его за день, ушла только к утру. Но он почувствовал оживление в лагере и, опасаясь, не битва ли это, выглянул из палатки.

Оказалось — полковник отправляет конные разъезды на разведку. Огромный их холм сразу опустел без лошадей, но середину лагеря никто не занимал: у кавалерии должна быть возможность спрятаться в случае необходимости.

Когда солнце поднялось выше, копающих опять сменили. Всё новые и новые редуты окружали холм — появлялись рвы и насыпи, частокол там, где могут пройти лошади, и некоторые из солдат уже приноравливались, как будут сражаться, обустраивая себе позиции.

— Не знаешь, чем заняться? — раздался голос дяди за спиной.

Жерар пожал плечами:

— Я ведь министерский куратор, вот и курирую.

— Трактат Гловацкого прочёл?

— Почти дочитал, дядя.

— Идём со мной.

Капитан провёл его к редуту восьмой роты:

— Посмотри, нравится тебе, как он сделан?

Граф медленно осмотрел их редут, забравшись на насыпь справа. Насыпь огибала широкой дугой северо-западную часть холма, ту самую, что смотрела на мост через реку. Под насыпью, внизу, шёл ров, дно которого размокло от воды. Кольев в насыпи не торчало — склон слишком крут, чтобы форсировать его кавалерией, а пехота, наоборот, сможет хвататься за колья. Он ещё раз внимательно всё осмотрел. Да, не хотелось бы ему оказаться среди тех, кто будет взбираться на эту крутую скользкую насыпь и после драться с защитниками. Хотя, что там, слева?

— Дядя, кажется, левее ров не так широк. Перелезть там будет проще.

— И дурак заметит, верно? А сын де Сарвуазье — и подавно. Хочу, чтобы ты спустился и проверил, где врагу будет легче подниматься, а после заставил сержантов переделать эти места. Они сами прекрасно знают, как это должно выглядеть, просто некоторые устали и не соображают ровным счётом ничего.

Жерар кивнул и полез вниз. Ему легче было оказаться сейчас при деле, чем ходить туда-сюда безучастным привидением. Он заставил солдат расширить ров слева и срыть пару удобных кочек. В остальном редут был что надо. Хуже дела обстояли на юго-восточной и южной стороне. Там склоны оказались более пологими, и работа шла медленнее. Он указал на это капитану, и старый вояка лишь молча покивал, признавая его правоту, а час спустя отправил туда своих солдат. Некоторые бросали недовольные взгляды по сторонам, но перечить не решился никто.

Тем временем, солнце перевалило зенит. Осеннее и слабое, оно еле грело, но люди были довольны уже тем, что закончился дождь. Вернулись первые разведчики, доложив, что наткнулись на передовые разъезды врага в пяти лигах на северо-запад. Все ждали основной группы. Она должна была вызнать, где основные силы.

— Дядя, что это за еретики, с которыми мы воюем? У них один бог, у нас трое. Разве это причина воевать?

— Они находят эту причину достаточной, а нам ничего больше не остаётся. Боюсь, религия здесь не важна. Кто-то задолго до нас начал войну, им ответили, и так продолжается из века в век, а первопричины уже мало кого волнуют, так мне кажется. Одно неизменно — раз в пятнадцать-двадцать лет они жгут наши деревни, или мы наносим по ним упреждающий удар, когда узнаём, что готовится нападение.

— Может, нам следовало бы покончить с ними раз и навсегда?

— И оставить страну без защиты? Кантания слишком велика и богата, чтобы уводить большую часть войска в чужие границы. Так рисковать нельзя.

Разведчики приехали через пару часов. Лагерь сразу оживился, ожидая новостей. И эти новости расползлись по войску, как утренний туман — вскорости по всем углам шептались, что уже завтра придётся врагу проверить, как хорошо они укрепили холм. Пришли командиры рот с совещания, и подтвердили — да, завтра ждём врага, всем отдыхать и готовиться к бою, кроме, конечно, часовых да обозных. Этим-то работать на совесть, чтоб не прозевали вражескую разведку, да не оставили солдат голодными. Да ещё решили отправить взвод Максимилиана ночью ломать мост.

Несмотря на волнение от предстоящего, Жерара всё-таки сморил сон. Когда он проснулся, люди в лагере всё так же возились, а вдалеке раздавались удары по дереву. Это солдаты Максимилиана продолжали сражаться с мостом.

Своего слугу он нашёл у насыпи с сержантами, спокойно созерцающими горизонт, откуда должен был появиться враг.

— Хорошо хоть отдохнуть успели, — полусонным голосом проговорил Тиль.

— Твоя правда. Сражаться после марша — как плавать в доспехах, примерно так же тяжело. Помнишь, тогда, под Веряской? Сколько тебе было, Тиль? Двадцать? — Род поправил слегка съехавший шлем.

— Девятнадцать.

— Ага, точно. Кажись, наши ребята почти закончили с мостом.

— Думаешь, еретики переправляться будут, или брод поищут?

— Не знаю, Тиль. Здесь есть броды-то?

— Офицеры, поди, знают…

— Нам-то какая разница? — перебил Жерар сержантов.

Ему ответил Род:

— Думается мне, господин, если захотят переправляться, много времени потратят, лес-то далече.

— Возьмут брёвна с моста, и всё.

— Непременно, господин. Но их будет мало. Пять-шесть плотов мы удержим, если встанем по берегу. Им понадобится ещё дерево, чтобы растянуть нас.

— Мы не дадим себя растянуть, скорее спрячемся в лагерь, согласно трактатам Гловацкого.

— Ваша правда, господин граф, но придётся им всё-таки построить побольше плотов, а время за нас сегодня играет.

— Если наш маршал поторопится.

— Господин, на завтрак перепелиные яйца и бобовый суп.

— Хорошо, Род, я пройдусь до штаба.

Полковник и командиры рот столпились в шатре, гораздо меньшем, нежели шатёр маршала — всего шесть шагов в поперечнике, и роскошью всё вокруг не блистало. Лежак с краю, стол с картой у столба в центре, на столбе фонарь, да чугунная печь слева.

— Господа, нам необходимо перекрыть брод в полумиле к югу, на это думаю отрядить кавалерию, — спокойно вещал полковник де Крафорди, — Сколько у нас мантелётов? Мы ведь брали их для защиты моста?

— Четыре, господин полковник, — ответил ему обозный майор.

— Хорошо. Таким образом, мы легко сможем удержать четыре плота. Если же враг построит больше, придётся прикрываться обычными щитами, они есть не у всех, будут потери от стрелков. Нам же я предлагаю снаряды понапрасну не тратить.

Ротные закивали, соглашаясь.

— Господин полковник, — обратился дядя Люк, — Возможно, стоит отправить всё же несколько человек с арбалетами к мосту, чтоб не давать им спокойно собирать там доски. В моей роте найдётся пару солдат, умеющих сносно стрелять.

— Дельное предложение, господин де Куберте. Попрошу вас лично заняться организацией. Повторюсь, лишних стрел не тратить.

— Будет сделано.

В палатку просунулась голова дежурного сержанта:

— Господин полковник, чужие разъезды у моста!

Группа офицеров оживилась, три человека вышли из шатра, но полковник с дядей Люком даже не дёрнулись.

— Вы не желаете посмотреть? — удивился Жерар.

— Неужто я никогда разъездов еретиков не видел? И так ясно — теперь они знают, что мы разобрали мост и закрепились на этом холме. Будем ждать, чем ответят.

Ждать пришлось несколько часов. Всё это время капитан потратил на выбор места обстрела моста и подготовку позиции. Он старался учесть всё — где еретики будут вытягивать доски, откуда по ним лучше стрелять, откуда враг будет стрелять в ответ, как отходить назад с тяжеленным мантелётом. Для этого он даже приказал срыть несколько кочек, мешавшихся на пути.

Жерар же наблюдал за всем этим в изрядном волнении и не мог дождаться, когда, наконец, покажется враг, чтобы завершилось уже это тягостное ожидание.

Старый слуга его облачился в латы и напоминал теперь старого сержанта, каким и был когда-то. Сейчас он не отходил далеко от своего господина.

— Разрешите один пристрелочный, господин капитан? — Тиль целился в разваленные опоры моста из незаряженного арбалета.

— Давай.

Сержант взвёл тетиву рычагом, сначала уперев оружие в землю, аккуратно наложил стрелу и прицелился в балку у дальнего берега. До неё было, наверное, шагов шестьдесят. Тренькнула тетива. Жерар услышал приглушённый шумом воды удар стрелы.

— На дальние балки полчеловека выше надо брать, чтоб в цель попасть, — подытожил Тиль.

— Все слышали? — прогремел капитан.

Стрелки закивали.

Затем дядя посмотрел на его слугу:

— Раньше ты изрядно стрелял. Не желаешь присоединиться к забаве?

— Если господин позволит.

— Охотно посмотрю.

Жерар тут же припомнил, как его слуга застрелил де Бризи и компанию тогда, в лесу. Видно, он был изрядным воякой, раз даже дядя так хорошо его помнил.

— Тиль, отправь за арбалетом кого помоложе, — распорядился капитан.

Один из солдат убежал в сторону холма.

Всего, вместе с Родом, получалось семь стрелков. Ещё восемь человек нужны были для того, чтобы таскать тяжеленный мантелёт и вовремя открывать смотровые щели в нём. Двое офицеров — Люк и Жерар, руководили группой.

Молодой граф стал вспоминать прекрасные глаза Элизы, бал у Истера и званый ужин, дам, занятия, друзей детства, и не заметил, как из-за горизонта показались первые конники.

— Идут, — сурово констатировал один из стрелков.

Вслед за всадниками из-за холма появились пешие, и огромная их колонна стала вытягиваться вдоль реки со всеми своими многочисленными телегами, требушетами и катапультами. Еретики очень сильно походили на их собственную армию, только ваффенроки у офицеров, кто надевал их поверх доспеха, были другой расцветки. И знамя — красный человек с мечом, таким же красным, поднятым над головой, и красным же щитом в другой руке.

Они шли так буднично, что у Жерара невольно вырвалось:

— Эти еретики что, просто пройдут мимо нас?

— Не волнуйся, не пройдут, — ответил дядя Люк.

А колонна всё тянулась и тянулась, и прошёл, наверное, час, прежде чем она остановилась. Жерар заметил верховую группу, подобравшуюся ближе к мосту и что-то обсуждающую. Человек пятнадцать, явно офицеры. Один из них указывал рукой на реку, холм, мост и говорил, другие изредка кивали.

— Такие спокойные, будто дом собираются строить, а не в атаку идти, — заметил граф.

— Думаешь, наши бы по-другому себя вели? — пожал плечами капитан, — Чего дёргаться раньше времени? Дальше они наблюдали обычное копошение при развёртывании военного лагеря, пока в сторону моста не выдвинулся отряд человек в двадцать пять.

— Вот и нам работа, — Тиль ухмыльнулся в смотровое окно мантелёта и снял арбалет со спины.

Другой солдат наложил стрелу, зарядил и облокотил тяжёлый арбалет на окно.

— Не зацеливайтесь пока, парни, пусть поближе подойдут, — заметил всё тот же Тиль.

— Верно, — поддержал капитан, — Ты, сержант, командуй парадом этим дальше, а я вмешаюсь, если нужда будет.

— Сделаю в лучшем виде, господин капитан.

Жерар наклонился и прошептал дяде на ухо:

— Почему решили не командовать сами?

Капитан также шёпотом ответил:

— Этот солдат смыслит в стрельбе побольше моего, ни к чему мешать ему делать своё дело.

Еретики, тем временем, подошли к первым опорным балкам и пытались вытянуть брёвна, которые не унесло течением.

— Целься, — уверенно произнёс сержант, — Помним, ребята, упреждение полчеловека, стрелять без команды.

Семь стрел по очереди устремились в четверых еретиков, что подобрались ближе всех. Одна прошла мимо, ещё две со стуком воткнулись в опорные балки, две отлетели от врага, угодив в торс и ещё две попали — в ногу навылет и в лицо, прямо под шлем. Раненый в ногу вскрикнул и согнулся, затем, хромая, стал отходить, пока его не подхватили товарищи. Второй же упал лицом в воду.

— В ноги цельте, бригантины у них, — велел Тиль, накладывая очередную стрелу.

— Бригантины, значит? У нас, нехай, кольчуга, да нагрудник кожаный сержанту положен, — возмутился один солдат, но дела своего не бросил — как и все, зарядил, наложил, поставил и стал ждать.

— А ты воюй, солдатик, воюй, — ответил ему старый графский слуга, тоже приникший к смотровому окну.

Видно, офицеры их были не дураки, потому как не стали тратить ни стрел, ни людей, а сразу послали за осадной катапультой.

— Машинерию выводят, — скорчил недовольную гримасу Тиль.

— Ждём пока, — ответил капитан, — Как начнут заряжать, сматывай удочки.

И они подождали, пока машину подкатят, нацелят, закрепят и взведут, чтобы еретики не брали дерева раньше времени. Когда же артиллеристы кинулись к телеге со снарядами, дядя сказал:

— Отходим.

Когда катапульту полностью зарядили, они отошли шагов на пятьдесят, а еретики уже принялись шуровать под мостом. Этим манёвром удалось выгадать не больше часа, но капитан всё равно был доволен:

— Не твоя ли стрела, Лис, угодила тому вражине прямо в харю?

— Моя шальная, господин капитан.

— Стало быть, рука ещё крепка, даром что седой весь, а молодым пример. Даже Тилю, вон.

— Что теперь, дядя?

— Теперь у нас есть время пожрать или сходить по нужде, ведь всё, что нам остаётся — только ждать.

Они вернулись в лагерь. На солдат, кто тащил мантелёт в гору, жалко было смотреть. Опять закрапал дождь, по холму струился запах солдатской стряпни, а солдаты, кто был не занят, глазели на вражескую армию с насыпей. Молодой граф заметил, что лошадей посреди лагеря стало меньше и спросил у Леонардо, куда они подевались.

— Ушли сторожить брод. Дважды сбросили еретиков в реку, но и потери есть. Стреляют по ним, вот и приходится откатываться.

Рядом стоял Пероль и задумчиво глядел, как на другом берегу копошиться вражеская армия.

— Лейтенант де Анья, как вам место? Что думаете, выстоим?

— Смотря сколько придётся стоять. Неделю продержимся, а там уж как Трое рассудят.

К ним присоединился заспанный Максимилиан с дымящийся кружкой.

— Добрая работа, — кивнул Леонардо на мост, который взвод де Куизи так старательно ломал всю ночь, — Задержит их, самое меньшее, на полдня.

— Лишь бы через брод не перебрались, — Максимилиан бросил тревожный взгляд на двух возвращавшихся кавалеристов: у одного из сочленения лат между рукой и грудью торчала стрела, у второго лошадь сильно хромала. Едущий на хромой кобыле спешился и побежал к палатке полковника. Какие-то новости он принёс? Пока все ждали вестей от кавалерии, к графу подошёл Род:

— Подкрепиться бы вам, ваше благородие.

— Завтракали тому назад полтора часа, разве нет?

Слуга наклонился чуть ближе и тихо сказал:

— Может статься, нескоро ещё придётся. Давайте я разогрею, а?

— Изволь.

Род ушёл готовить господину, а Пероль глянул ему вслед:

— Занятный у вас слуга, Жерар, говорят, был при капитане аж с самой Веряски.

— Раньше, — поправил Леонардо, — Везёт же вам, дорогой граф. Даже слуги — и те не в пример лучше, чем у других.

— Позвольте спросить, — влез Максимилиан, — Какое дело вам было до солдат роты и их ботинок? Слышал, вы купили их на свои деньги.

— Так и есть. Матушка часто говорила мне — раз рождён командовать людьми, позаботься об их благе, иначе командовать будет некем.

— Что-то вроде этого я пару раз слышал от нашего капитана. Но у вас нет в подчинении взвода.

— Как бы то ни было, я при командирован к роте, стало быть, могу сделать хоть что-то ей во благо …

— Вы это видите, господа? — Леонардо указывал на холм за рекой, из-за которого медленно выплывали еретики с брёвнами на плечах. Чем дольше они выходили, тем длиннее становилась их колонна, пока не заняла дорогу километра на полтора.

— Сколько это плотов? — вопросил Максимилиан, — Три десятка? Пять?

— Примерно пять, да брод ещё, — ответил Леонардо, — Не удержим переправу, растянут нас. Как только свяжут плоты, кавалерию отводить надо.

— И без тебя в штабе знают, не умничай, — ответил ему Пероль, — Пойду людей своих посмотрю. Драка скоро.

— И то верно, — Максимилиан тоже ушёл к взводу, а Леонардо и стоявший чуть поодаль Франческо де Вис последовали его примеру.

Лишь Жерар остался смотреть на то, как еретики демонстративно вяжут свои плоты, будто говоря — смотрите, как много, нипочём вам не удержать нас на этом берегу.

Спустя четверть часа, Род позвал отобедать своего господина и был он прав насчёт того, что нескоро ещё им придётся поесть. Еретикам потребовался примерно час, чтобы подготовиться к переправе, и, когда они стали подносить плоты ближе к воде, из лагеря стремглав вылетели три конника, чтобы отозвать кавалеристов, дерущихся за брод. Когда кавалеристы, потрёпанные, но довольные, вернулись в лагерь, еретики уже начали строиться в баталии, а на плотах переправлялись всё новые и новые их отряды.

Из штаба вернулся дядя Люк и зычно проорал:

— Восьмая рота, на позиции!

Люди большей частью и так были на местах, а немногочисленные отсутствующие побросали свои дела и побежали к насыпи. Жерар стал подле капитана и наблюдал, как еретики медленно берут их в кольцо, двигаясь в ровных баталиях:

— Пероль говорит, неделю точно сдюжим, а вы что скажете, дядя?

— Сколько надо, столько и сдюжим, — непреклонно ответил ветеран, а потом добавил, — Они не смогут протащить осадные машины через брод. Это хорошо.

Ровные квадраты баталий окружили холм. Жерар ожидал, что они пойдут на приступ, но они пропустили вперёд себя воинов поплоше, те сразу выстроились в пятишереножный строй, со всех сторон раздались команды, и они двинули на укрепление, сжимая кольцо. Жерар видел лишь малую часть этого кольца со своих позиций, но, глядя на напряжённые, ожидающие фигуры остальных солдат полка, занявших укрепление, не сомневался, что наступление идет по всему кругу.

— Арбалетчики, стрел понапрасну не тратим! — проревел дядя Люк.

Молодой Граф смотрел на отряд напротив, которому предстояло схватиться со взводом Леонардо. Человек пятьдесят, некоторые со щитами, пеший офицер и четыре сержанта, то и дело покрикивющие на шеренги, словно они на плацу: «Выровнять!», «Правый бок куда заносим?». А шеренги всё одно кривились из-за неровной земли. Шагов шестьдесят до врага, уже и лица разглядеть можно, но арбалетчики всё не стреляют. Еретики беспрепятственно дошли до рва, замешкалась, и тут стрела с глухим стуком воткнулась в щит одного из них. После этого треньканье тетивы то и дело раздавалось рядом, однако редкое, скупое — их арбалетчики выцеливали, стараясь угодить наверняка, и уже один еретик валялся с пробитой шеей, а другой силился оторвать от земли ногу, намертво пригвождённую стрелой, прошедшей через ступню. Шеренги разомкнулись, из заднего ряда вышли солдаты с лестницей, которую Жерар и не замечал до этого. Они перекинули лестницу через ров, первый же еретик, попытавшийся перебраться по ней, получил сразу пять стрел и упал, сгинув на дне рва. Не зря дядя наказывал Жерару проверить, легко ли перебраться через него.

Но дядю и тут не устроил результат:

— Куда столько стрел на одного?! По очереди стрелять, мать вашу за ногу! Слева направо! Остальных взводов тоже касается!

Каждый из четырёх взводов восьмой роты занимал на насыпи участок фронта шагов тридцать пять шириной. Три ряда готовых к бою гвардейцев. Граф не представлял, как враг хочет пройти через них. Враги пробовали перебираться по двое, прикрываясь одним щитом. И у первой пары это успешно получилось, из второй выбили копейщика, угодив тому в ляжку. Пошла третья, за ней четвёртая. Их солдаты, перебравшись через ров, неуклюже раскорячивались на крутой насыпи, кое-как прячась за щитами. Арбалетчики прореживали их отряд, выбивая одного за другим, но половина стрел всё же торчала в щитах, не причиняя никакого вреда. Следующая пара солдат балансировала надо рвом. Жерар уловил панические нотки в облике того, кто был сзади — больше, нежели у других. И верно — солдат развернулся и сделал два шага назад, пока чекан его же сержанта не опустился ему на шлем, и он, бездыханный, не упал прямо на край рва. Испугавшийся солдат сполз на дно, а сержант зло поглядел, на остальных, ожидающих своей очереди. Это напомнило Жерару театр, вот только всё было взаправду.

— Отставить стрельбу! — крикнул дядя люк.

Офицер еретиков, видно, решил, что им хватит половины перебравшегося отряда и слегка визгливо скомандовал:

— На штурм!

— Хороший у него доспех, — отметил Леонардо.

— Тебе бы такой, да? — капитан внимательно следил за тем, как враг приближается к верху насыпи, то и дело оскальзываясь, а новые пары быстро переходят через ров, не стесняемые арбалетом обстрелом.

— Давай, птенчики! Мы вас уже заждались! — приветствовал еретиков кто-то из солдат, а остальные подхватили смехом это приветствие и подняли алебарды, топоры и чеканы повыше.

Дядя снял свой клевец с пояса и поудобнее пристроил его в руке. Тогда и Жерар вытащил свою эспаду, а де Куберте поглядел на неё с укором:

— Она здесь не годится. Тебе нужно раздобыть что-то более подходящее.

— Но я владею эспадой лучше всего.

— Она может сломаться, погнутся, затупиться, а рубить ей почти бесполезно. Это не поединок, Жерар. Найди клевец или топор. И вообще, кто-то должен научить тебя сражаться со щитом, если мы выберемся из этой передряги.

Шестеро запыхавшихся еретиков добрались до верха. Жерар видел, как один из них загородился щитом от удара сверху, но тут же пропустил укол алебарды прямо в шею, уже от другого солдата из отделения сержанта Жака.

— Молодцы, пестуйцы, так держать! — похвалил Леонардо.

Мёртвый завалился головой назад, ещё двое потеряли равновесие и скатились кубарем вниз, троих же и срубили в миг, тыкая, ударяя и цепляя крючьями за ноги. Так быстро, что следующая волна не успела подойти. Жерар посмотрел на другие участки — там происходило тоже самое. Не похоже было, что этот штурм тяжело отбивать.

— Руби их, блядь! — слышались то и дело сдавленные проклятия солдат, — Коли, ну! Сталкивай! Еретики же прилично запыхивались, пока поднимались, и от них не было слышно никаких слов. Только стоны, или вздохи раненых.

Лишь один тонко причитал совсем ещё мальчишеские голосом:

— Нога, моя нога!

Так, довольно легко, они опрокинули первую волну штурма, и в воздухе прорубил рог, после которого раздались крики сержантов еретиков:

— Отступаем!

И штурмующие покатились вниз по склону. Несколько человек не удержались и упали в ров. Один из тех, что уже перебрался по лестнице обратно, протянул товарищу руку и попробовал вытащить его наверх. Жерар было удивился, что еретики, оказывается, тоже могут проявлять благородство, но тут солдату вонзилась арбалетная стрела между плечом и шеей, и он с криком сполз на дно сам.

Дядя проследил за взглядом молодого графа:

— Если захочешь сделать на войне доброе дело, гляди в оба, чтобы не поплатится за это жизнью.

Враг беспорядочно отступал. Да и не нужно было держать ряды — совсем редкие арбалетные выстрелы в спину не стоили того, чтобы терять драгоценное время, отступая в шеренгах. Далеко за линиями вражеских баталий, на небольшом возвышении возле моста, столпились группа вражеских офицеров. Главный из них — это было видно даже отсюда, за четыреста-пятьсот шагов, по красивому дорогому доспеху, яркому ваффенроку в алых, как их знамя, тонах — так вот, этот главный распекал на чём свет стоит одного из своих офицеров, руками и указывая на холм. Остальные офицеры отодвинулись от них, словно крики главного могли их поразить каким-либо образом.

— Командующий у них опытный, — отметил капитан, — В доспехах ходит. Знать, петух в задницу клевал, раз бережётся. Остальные, вон, в парадке половина. Дураки.

Неожиданно главный офицер вытащил меч из ножен и проткнул насквозь того, кого отчитывал. Жерар ошалело смотрел на происходящее: Они тут дуэли запрещают, за каждого офицера дрожат, а вражеский командир сам их режет.

— Дядя, зачем он это сделал?

— Ты не понял? Он должен был захватить больше лестниц, а не переправлять взвод через одну, как последний идиот. Но я бы просто надавал ему пощечин и посмотрел, как проявит себя потом.

Средь офицеров врага пошло волнение, а тот, кто только что заколол подчинённого, показал на другого, потом начал активно жестикулировать, тыча в холм и в отступающие ряды.

— Отребье послали, — заключил Франческо, — Проверить, как мы стоим.

— Глянь на его шлем, — ответил Пероль, указывая на труп, валяющийся вниз головой на склоне, — Не такое уж и отребье.

— Помогите, моя нога! — раздался тот же мальчишеские голосок, — Помогите!

— Жерар, заткни его, — неожиданно распорядился капитан.

— Тиль, иди разберись, — подхватил Леонардо.

— Нет! — оборвал капитан, — Лейтенант де Сарвуазье, спуститесь и добейте врага, немедленно.

Жерар медлил.

— Выполняйте приказ, лейтенант!

Он протолкался через солдат и осторожно шагнул на склон. Ноги были словно не свои. Мелкими шажками он спустился к раненому, изо всех сил сжимающему двумя руками левую ляжку. Бледное, молодое, испуганное лицо.

— Пощады…

Сущий ребёнок. Жерар колебался. Рука не могла сделать укол, просто не могла.

— Или ты его, или я тебя, — раздался сверху голос дяди.

Жерар оглянулся — сорок пар глаз из взвода Леонардо смотрели на него, и ещё многие — из соседних взводов. Он собрал всё своё мужество и проткнул молодому еретику шею насквозь. Полилась кровь. Юноша смотрел на него глазами, полными слёз. Жерар отвернулся и полез вверх. Дважды за спиной раздался стон.

«Что же ты так долго умираешь?» — подумал с горечью Жерар. Он чувствовал себя жестоко обманутым, поэтому, как только выбрался, спросил у дяди:

— Разве мы не берём пленных?

— Накой он нужен? Учись делать неприятную работу. Пригодится на войне. Лейтенанты, проверить личный состав, доложить! И пошлите стрелков собрать стрелы. Следующая волна будет круче.

Дядя и в этот раз оказался прав: простоватые шеренги уступили место отрядам получше, с прямоугольными щитами в первом ряду, протазанами, алебардами и длинными пиками посередине, и множеством коротких лестниц сзади. Они и шли по полю увереннее, и щитами прикрывались лучше.

— Рота, стрелять по лестничникам! — прозвучал приказ де Куберте.

Однако, щитовики умело прикрывали лестничников, по двое на человека.

— Отставить лестничников, бей копейщиков! — тут же исправился дядя.

Но у еретиков оставалось достаточно щитовиков, чтобы прикрывать терпеливо ожидающих копейщиков, и арбалетчики выбили лишь двоих, причём одного опять застрелил его старый слуга, на что капитан заметил:

— Один у моста, один тут, учись, сосунки, как ветераны стреляют! Сержант брал со мной Веряску и держал её пять дней. Смотрите, можно и в солдатах дожить до седин.

Люди в ответ заулюлюкали, радостно закричали и приготовились как следует встретить врага, неотступно подбирающегося ближе под прикрытием щитов. Взвод Леонардо бил по щитам, а копейщики врага пытались колоть снизу. Опасно, но пока никого не убили и не ранили.

— Жак, один крюком за щит, второй колет, забыл что-ль? — крикнул Род.

Сержант тут же последовал совету, зацепив крюком алебарды щит ближнего к нему врага, а солдат рядом с ним уколол открывшегося щитовика. Шапель хорошо держит удары сверху, но против тычка в открытое лицо, конечно, не спасёт, а щитовик никак не мог помешать. Лицо его превратилось в кровавое месиво, сам он отшатнулся, не дав копейщику сзади как следует нанести удар. В результате остриё копья угодило в насыпь, и стрела, метко пущенная из арбалета, попала копейщику точно в правый глаз.

— Действуй как Жак! — тут же подхватил капитан.

Стену щитов расшатывали крючьями, тянули, толкали, и их передний ряд не давал как следует стоять еретикам позади. Один, другой, третий получали удары и тычки алебардами, валясь на склон, но нападавшие не убегали. Копьё ранило одного солдата, кажется, из взвода Максимилиана, другой, что стоял рядом с Жаком, получил удар копьём в лицо по касательной и тут же отбежал сквозь свои ряды.

— Кажись, царапина, — говорил солдат, склонившись над землёй и поливая её кровью, пока его друг доставал повязку.

Глядя на количество крови, Жерар не назвал бы это царапиной.

— В лазарет, — приказал солдату подошедший Максимилиан, — Как сможешь, вернёшься.

— Перевязать, да в бой, господин лейтенант!

— Не спорь, рана слишком большая, надо стянуть.

А еретиков били нещадно, сталкивая вниз, протыкая насквозь, избивая лезвиями алебард, пуская в них стрелы.

Когда рог протрубил отступать, две трети их остались лежать на склоне. И к ним уже подбирались солдаты полка, чтобы собрать стрелы, пошарить по карманам, забрать оружие или броню. Один солдат из их роты второпях стаскивал ботинки с трупа. Граф оглянулся. Немногочисленные пока раненые потянулись в сторону лазарета. Двоих тащили товарищи, остальные шли сами. Негодяй, командовавший еретиками, слушал офицера и кивал, не спуская глаз с холма.

— Первый третий взвод, на месте, второй четвёртый, отдых полчаса, — объявил де Куберте, глядя на солнце.

Баталии врага всё так же стояли в оцеплении. Жерар видел, как по их рядам бегают разносчики воды, как они жуют, судя по тому, с каким трудом отрывают куски, это было вяленое мясо. За баталиями шло копошение. Похоже, враг формировал один полк из двух уже отброшенных, чтобы бросить его следом за свежим, который занял места прямо за оградительными баталиями. Главный их не спеша объяснял что-то двум офицерам, давая, отдыху третьему гвардейскому полку. Второй и четвёртый взводы успели сменить первый и третий, а Жерар успел облегчиться в специально отгороженной для офицеров части выгребной ямы, прежде чем враг вновь пошёл на приступ, и в этот раз — уже со стрелками. Стрелков этих был примерно полк, и они засыпали укрепления защищающихся чудовищным смертельным градом, пока пикейщики, щитовики и прочие перебирались через ров. Впрочем, рота де Куберте быстро приспособилась к обстрелу, спрятавшись за щитами и потеряв лишь двоих ранеными и одного убитым. Когда же враг начал карабкаться вверх, обстрел прекратился.

— Стрелки, огонь по готовности, — тут же объявил капитан.

Передний ряд спрятал щиты, арбалетчики вскинули заряженное оружие, и в сторону нападавших понеслись стрелы. Рота была опытной — стрелки не целили в передний ряд, а привставали и кидали стрелы в тех, кто позади, без щитов. Нередко-успешно, что сильно замедляло продвижение врага вверх. Когда же их силы приблизились вплотную, арбалетчики без команды попрятались за ряды товарищей и началась сеча. Их рота успешно пользовалась крюками алебард, про которые вовремя напомнил Род, но вот среди них возник один раненый, потом убитый. Эти еретики дрались лучше. Жерар видел, как арбалетчик Тиль закинул арбалет за спину и снял с пояса чекан. Капитан тоже поправил щит и взял чекан. Жерар с неуверенностью глянул на эспаду.

— Господин, — раздался рядом голос Рода.

Слуга протянул ему одноручный топор с небольшим лезвием и плоским набалдашником на обратной стороне. Чуть тяжелее, но короче, нежели его эспада.

— Шлем, руки, колени, иногда — лицо. Ключицы, если в кольчуге.

Жерар кивнул. Ему не нужно было разъяснять.

Враг, похоже, готовил этот манёвр — в один момент из-за щитов выскочили солдаты с оружием ближнего боя и взобрались наверх. Не все — половину сразу закололи и зарубили, ещё часть изрубили наверху. Некоторые прорвались внутрь рядов и попытались завязать бой. Один оказался рядом с Жераром. Граф рубанул его топором наискосок, сверху-вниз. Враг умело отвёл его топор, но к нему сбоку подскочил слуга и ударил трёхгранным коротким клинком прямо подмышку. Раненый согнулся, а Род, не мешкая, всадил ему кинжал точно между шейным воротником и закрытым шлемом. Тогда он упал и стал корчиться. Тут слуга и прикончил его ударом топора — того самого топора, которым раскроил череп кому-то из компании де Бризи там, в лесу. И, не теряя ни секунды, с кряхтением оттащил ещё подёргивающийся труп назад, чтобы не мешался под ногами. Натиск захлебнулся, но среди роты были раненые. Еретики дрались храбро, граф не мог не признать этого, но их откинули вновь. На этот раз де Куберте приказал стрелять им вслед, и некоторые оставались лежать на земле, получая стрелы в лицо, бёдра, бока или шеи. Этот отряд не отступал в беспорядке, а прикрывался щитами. Они даже забирали с собой небезнадёжных раненых по приказу офицера.

Граф посмотрел на труп сзади. Мёртвый, лежащий без движения на земле, он уже не казался таким грозным.

— Ваш доспех выдержит такие удары, — тихо сказал ему слуга, — Но старайтесь не подставляться лишний раз.

Ряды роты были несколько разрозненны, но у других рот дела обстояли хуже. В двух местах к лазарету тянулся поток раненых, на земле лежали убитые. Видно, жарко им пришлось.

А следом за предыдущей волной уже шла следующая.

Трудно было посчитать, скольких они уже убили: многие скатились в ров. Но всё же, мёртвые еретики лежали там и тут — на склоне, около рва, и немного — чуть дальше, на более-менее ровной земле — подстреленные, или истекшие кровью.

Четвёртая волна атаковала точно таким же образом, как и третья — со стрелками, щитовиками, внезапным ударом бойцами ближнего боя. В этот раз Жерар убил одного проскочившего, ударив его по затылку, и удачно ткнул в лицо другого, вовремя отклонившись от его топора. Хоть тот и был в закрытом шлеме, но удар графа оглушил его, голова откинулась назад, потом его ударили по коленям сзади и две алебарды по очереди опустились сверху. Род же довершил всё дело, хладнокровно заколов его своим трёхгранным клинком под ухо. Затрубил рог, еретики пошли назад.

— Ротных к полковнику! — примчался адъютант командира полка.

Дядя прицепил чекан к поясу и направился в сторону штаба.

— Попробую найти для вас что-то поудобнее, — Род приторочил топор к поясу, взвалил за спину валявшийся неподалёку арбалет и отправился мародёрствовать с остальными солдатами.

Враг, похоже, выдохся — очередную атаку они не готовили, а лучшие их баталии, что стояли в оцеплении, стали сменять другие баталии. Четыре волны они выдержали за день, и дело уже шло к вечеру.

Вернулся его старый слуга с клинком в хороших ножнах, при чашеобразной гарде и с простым стальным навершием:

— Господин, это будет вам привычнее.

Жерар вытянул из ножен поданный ручкой клинок. Помимо гарды, у него имелась защитная дуга, мощная и толстая. Рукоять хорошо лежала в руке, баланс был близок к идеальному, а вес — как у его тяжёлой учебной эспады, только лезвие было на ладонь короче. Граф отошёл в сторону и ударил по воздуху — раз, другой, третий. Принялся кружить и имитировать атаки, защиты, парирования и отскоки. Он и сам удивился, как тело его затекло за всё это время, и как оно благодатно отозвалось на движение.

— Рубите, колите, бейте, нон вряд ли сломается, но есть ещё кое-что, — Слуга достал из-за пояса большой тяжёлый кинжал в ножнах, — Кажется, мастер де Эскерн учил вас фехтовать длинным и коротким клинком. Бейте в сочленения, отбивайте удары, впрочем, не мне вас учить.

— Бой с кинжалом во второй руке — бой не за честь, а за жизнь, кажется, так он говорил? Да, здесь это подходит как нельзя лучше. Спасибо, Род.

Жерар приладил ножны короткого клинка также слева, чуть ближе к спине, таким образом, чтобы при необходимости хвататься правой рукой за левый бок, а левую отводить чуть за спину, за коротким клинком. Так руки не будут запутываться, как и учил мастер.

Потихоньку темнело. Его слуга отправился разогреть еды, а граф предчувствовал что-то.

Вернулся дядя:

— Офицеры, ко мне!

Жерар и четверо взводных собрались вокруг него, все внимательно слушали.

— Еретики чуть не прорвались через позиции третьей и пятой рот. Полковник отрядил кавалерию в пеший резерв, но будьте настороже — если прорвались однажды, могут повторить и ударить в тыл. Потери?

— Трое раненых, один убит.

— Двое ранены.

— Трое раненых, двое мёртвых.

— Один мёртвый, остальные целы, — по- очереди отрапортовали лейтенанты.

Медленно спускались сумерки, но, уже под ночь, де Сарвуазье заметил, как враги за баталиями формируют новое наступление.

— Ночью пойдут, — констатировал Пероль.

— Отобьёмся, — ответил ему Франческо.

— Это чтобы не дать нам роздыху, — заметил дядя, — Эй, рота! Если кому приспичило ссать, срать, или ещё чего, сейчас самое время!

Почти все солдаты разбежались, большинство — в сторону нужника. Некоторые присели прямо надо рвом, оставляя врагу неприятный сюрприз. Жерар удивился, как они не стесняются, но прочие солдаты роты, похоже, наоборот, одобряли подобные шутки, выкрикивая наперебой: «Давай заполним до краёв, пусть захлебнутся в дерьме!», «Не жалей своих камней, брат-солдат!», «Пусть-ка нюхнут перед подъёмом, ага!», и другие скабрезные шуточки примерно такого же содержания.

Люди вернулись на места, а еретики всё строились, формировали отряды и зажигали факелы в сгущающихся сумерках.

— Обычно ночью не сражаются, — заметил Жерар.

— Верно, но они уже прощупали наши позиции и бросают в бой не лучшие свои силы, просто чтобы не дать нам выспаться ночью, а днём пошлют самых тёртых головорезов — так больше шанса прорваться и закрепиться наверху.

— И что же, мы будем сражаться всю ночь и весь день?

— Да, чёрт возьми, но мы выстоим, мы же гвардейский полк!

Граф положил руку на рукоять эспады. Отчего-то слова дяди вселили в него немного уверенности. Это был словно островок стабильности среди всего этого хаоса. Солнце совсем опустилось, но еретики не спешили, лишь факелы их ярче светили в темноте. Уже и луна вышла на небосвод, подкрашивая серебряным светом склон, ров и неровную землю за ним. Наконец, еретики медленно двинулись, выстраиваясь впереди своих заградительных баталий. Шли они без стрелков и, когда подобрались вплотную ко рву, Жерар понял, по их душу пришли сборные отряды из первой и второй волны.

— Эй, арбалетчики! — разнёсся над бруствером голос дяди, — Проредите-ка факельщиков, да не торопитесь.

Люди капитана принялись методично обстреливать тех, кто держал факелы. Их закрывали щитами, как могли, но двоих из шестерых удалось подстрелить. Еретики перекинули лестницы через ров и полезли на насыпь. Ещё один факельщик получил стрелу и скрылся на дне. Солдат еретиков прыгнул за ним и подал другому не потухший ещё факел, затем выбрался сам после нескольких неудачных попыток.

— По трупам вылез, — заметил Пероль.

— Верно говоришь, — отозвался дядя, — Надо бы сжечь их днём, или закопать на худой конец.

Еретики же приближались под обстрелом. Стена их щитов была совсем рядом, когда по рядам их разнёсся клич: «За бога огня, за Сомду, за императора!» И воины ближнего боя ринулись вперёд из-за щитовиков. Многих, как и прежде, перекололи ещё на подступах. Но остальные пробились наверх и завязался бой. Начался сумбур. Кто-то из обороняющихся упал, кто-то шагнул назад, и образовалась брешь, которую тут же заполнил враг.

— Сбросить! — прогремел голос дяди Люка. Он вместе с Леонардо, Жераром, Родом и ещё несколькими кинулись на группу еретиков.

Жерар отвёл в сторону протазан, что метил ему в живот, ударил еретика эспадой по шлему. Удар вышел тяжёлым — голова его откинулась назад, и граф перерубил ему челюсть на обратном движении. Он заметил, как рядом его дядя очень умело заблокировал щитом вражеский топор и рубанул нападающего по колену, а его слуга с другой стороны помог Леонардо справиться с другим еретиком, ловко свалив его ударом по голени. Леонардо дважды ударил поверженного так, словно рубил дрова. Он, как и дядя, использовал чекан. Граф вообще заметил, что все офицеры роты держат в руках именно чеканы.

Коротким клинком он отбил древко вражеского топора и оказался почти вплотную с врагом, но не растерялся и долбанул его рукояткой эспады — неудачно, тот загородился щитом, но открылся слева, тогда де Сарвуазье ударил его левым кулаком прямо по шлему и толкнул двумя руками, пока тот не опомнился. Противник отлетел назад, там ему добавил ещё кто-то из роты, и он улетел вниз, увлекая за собой ещё одного. Дядя слева бешено бил чеканом по упавшему врагу, справа Леонардо и Род спихнули двух оставшихся вниз. Один сильно припадал на левую ногу, это оказалось фатальным — он не смог увернуться от алебарды Жака и остался лежать на склоне, раскинув руки в стороны. Жерар увидел двух человек из роты, один держался за лицо и сидел на земле, второй бросил оружие и сжимал правой рукой левое плечо. Скольких увели или унесли в лазарет, граф не знал.

— Рота! — взвился над позицией голос капитана, — Посчитать личный состав, после убрать трупы из рва!

Жерар гадал, сколько же они потеряли на этот раз, но оказалось — трое раненых и трое убитых. Сколько же всего за день? Не слишком ли много?

А враг уже строился для нового штурма — Жерар видел факелы и снующих туда-сюда людей. Но на этот раз они не спешили.

Видно, дядя сразу разгадал, чего добивается враг и скомандовал, опять разнося свой голос так, что даже соседним ротам было слышно:

— Отделения, по два человека в тыл, пусть подготовят места для сна прямо у насыпи. Офицерам определить порядок дежурства.

Четверо лейтенантов отправились смотреть солдат, а Жерар никак не мог сообразить:

— Дядя?

— Солдаты могут спать где угодно, особенно бывалые, — ответил он на невысказанный вопрос.

Услышавшие это солдаты, включая старого слугу графа, рассмеялись. Очень скоро треть роты храпела на лежаках за бруствером, а остальные, кто не убирал трупы, вглядывались в свет факелов напротив.

Еретики пошли в атаку уже под утро, когда спящие в роте дважды сменились. Эта атака напоминала предыдущую, за исключением того, что в этот раз гораздо меньше врагов забрались наверх. Хоть граф и стоял в этот раз во втором от края ряду, ему пришлось сразить лишь одного, удачно улучив момент, когда тот запрыгнул на насыпь. Еретик получил удар прямо в лоб и упал вниз. Молодой граф сразу потерял его из виду: оглядываясь по сторонам, он искал, кому бы помочь, но вся его рота уже сбросила еретиков вниз.

Забрезжил рассвет. Солнце постепенно поднималось из-за горизонта и, когда стало совсем светло, Жерар увидел, как охранные баталии одна за другой сменяются. А потом они пошли на приступ. Солдаты спешно будили спящих, все вокруг напряглись, даже охранение кавалеристов в тылу почуяло неладное.

— Элиту ведут, — сказал Пероль.

— А хер бы им в дышло, — неожиданно крепко выразился стоящий рядом де Вис, — Ну-ка, четвёртый взвод, проснулись! Дадим ублюдкам просраться!

Следом за баталиями шли лучники, последние ряды баталий несли многочисленные перекидные мосты — уже не лестницы, а сплошные доски, переходить по которым гораздо проще.

— Готовь щиты! — прогремел дядя.

Все солдаты заранее укрылись от стрел. Но всё же одного раненого они получили.

Еретики карабкались по склону в утренней тишине, а редкие арбалеты роты тренькали, и чаще всего — напрасно. Солдаты понимали — этот враг серьёзнее предыдущих, потому дрались с особенным ожесточением, но очень скоро наверх прорвались сразу пятеро одинаково экипированных воинов — в нагрудниках, шлемах и с кольчугами до колена, с миндалевидными щитами и одноручными секирами. Граф ринулся на них, зашёл на одного, ударив по щиту и почти сразу блокировав ответный удар коротким клинком. Он чуть не пропустил удар щитом в челюсть, но вовремя отшатнулся в сторону, ударил левым закованным кулаком в забрало врага, затем добавил по макушке навершием эспады и таранул левым плечом. Сразу атаковал другого, слева от себя. Эспада угодила в затылок, ничего не разрезала, но была тяжела, и еретик осел на одно колено, получил топором по плечу, был сбит пинком наземь и доколот алебардой. На Жерара выскочил ещё один, тесня щитом. Не выйдет — он разорвал дистанцию отскоком, оказался чуть ниже и ударил в колено. Враг пошатнулся, его сбили под ноги Роду, Род заколол его прямо в смотровую щель. Новый, только что откинул взмахом Жака. Жерар уколол его в живот, но враг отбил выпад щитом. Используя инерцию отлетевшего клинка, граф ударил еретика справа, но тот успел подставить щит и в следующий миг упал, получив рубящий в бедро от Тиля. Следующий. Огромный воин с двуручным молотом, непонятно откуда взявшийся в этом выверенном и сбалансированном вражеском строю. Свалил одного солдата, машет — не подойти. Очередной мах, Жерар, непонятно куда подевавший свой страх, проскочил сразу после взмаха вплотную и ударил коротким клинком в горло. Лезвие упёрлось во что-то внутри, между горжетом и шлемом, враг пошатнулся, но всё же попытался оттолкнуть графа. Жерар давил, прилагая всю возможную силу. Кто-то ударил еретика в колено, он повалился. Клинок с лязгом вонзился глубже, но этого мало. Ещё усилие. Большой еретик ослаб, захрипел, потом отпустил графа, упал на край насыпи и, медленно перевалившись, покатился вниз по склону, сбив собой другого. Вокруг пронёсся победный клич. Оставшихся еретиков сбрасывали вниз, их атака не прошла. Жерар запыхался и согнулся, тяжело вдыхая воздух, затем отошёл в задние ряды и снял шлем. Несколько человек их взвода лежали на земле, двоих тащили в лазарет. Похоже, непросто далась им эта волна.

— Первый и третий взводы, отдыхать час, — объявил дядя, — Потом смениться.

Граф же наблюдал, как уходят еретики. Некоторые хромают, некоторых несут, но — всё одно — треть их, а может, и больше, осталась валяться на склоне, и сейчас солдаты тщательно обыскивали мёртвых.

Враг вновь выстроил оградительные баталии, а за баталиями собиралась новая волна. Жерар чувствовал усталость, хотя всего-то сделал несколько выпадов. Он подумал, как же устали остальные солдаты, которым пришлось драться всерьёз, увидел блестящие глаза Жака, что-то разъясняющего своему отделению, суровый взгляд дяди, Леонардо, осматривающего одного солдата за другим, Тиля, очищающего клевец от налипшей крови.

Ещё одна волна, сразу видно, из солдат пожиже. Но и третий полк Лемэса измотан. Враги не спешили собираться. Жерар видел, как вернулся и встал в ряды тот солдат, что недавно просил у Максимилиана не отправлять его в лазарет. Затем противник двинул вперёд. Внезапно на холм опустилась темень, и, когда вражеский строй вплотную подошёл ко рву, зарядил холодный дождь на пару с ветром. Еретики спешно полезли по склону, а дядя запретил стрелять из-за погоды.

Они добрались до верха и отчаянно сшиблись сначала с отделением Жака, а потом и с остальными, то и дело оскальзываясь на размытой земле, получая смертельные и просто ранящие удары, или толчки, свергающие вниз. В этот раз Жерару не пришлось вступить в бой — еретики быстро откатились назад и неуклюже улепётывали по земле, тут и там испещрённой лужами. Но и солдатам его полка пришлось несладко: они замерзали. Обессиленные, толком не спавшие ночью, часов двадцать к ряду или ожидающие сражения, или сражающиеся, сейчас они тряслись от холода, ветра и лившейся сверху воды.

— Пероль, — позвал де Куберте, — Иди, пни наших кашеваров. Да скажи своим, пусть разведут пару костров поближе, греться будем.

— Господин, я принесу трут, — тут же убежал в тыл старый слуга.

Сначала Жерару было не очень холодно, но, чем дольше он стоял, тем больше пробирала стужа. Он считал себя сильным и не сомневался — если ему так тяжело, то остальные выдержать следующий натиск и вовсе не смогут. Рядом с бруствером разводили костры, старательно прикрывая их накидками от дождя. Когда огонь занялся, капитан отправил два отделения греться от пламени, а остальных — в ротную палатку, сам оставшись на насыпи и внимательно наблюдая за врагом.

Род принёс графу горячего чая и, испросив дозволения, ушёл к своим друзьям сержантам.

Враг не спешил с новым наступлением, дождь и ветер не утихли, солдаты разводили всё больше костров, прикрывая их чем только можно. И через полчаса разожгли как следует, и успели немного погреться, но вскоре началась такая буря, что всем пришлось прятаться под покрывалами, с трудом удерживая их от ветра, а потом и вовсе сбежать по палаткам, пока их окончательно не снесло. И хуже всего приходилось тем, кого в последний момент выловил из убегающих капитан и отправил дежурить, чтобы враг не смел приблизиться незаметно. Дядя и старый слуга волею Троих оказались с Жераром под одной накидкой, а после и в одной палатке.

— Тянем время, да? — спросил граф у капитана.

— Сложно сказать. Эта буря может задержать основные силы, если они уже разобрались с врагом. Нужно держаться, вот и всё.

Сколько прошло времени, пока буря утихла. Он не знал, но вымок весь насквозь, и только тепло палатки, да накинутое сверху одеяло не давали дрожать от холода. Когда же всё закончилось, он обнаружил, что еретики строятся для нового наступления. Жалкие — это было видно даже отсюда, за пятьсот шагов — они безысходно пошли вперёд, подгоняемые сержантами и офицерами. Но их откинули. Стрелки знали своё дело и сменили промокшие тетивы на арбалетах. Капитан разрешил огонь по готовности, и арбалетчики крепко били еретиков, а тех, кто взобрался-таки по склону, сбросили вниз. Надо сказать, не без труда. Солдаты дышали тяжело. Но в этот раз Жерару не довелось затыкать бреши.

Наступил вечер. Второй вечер. Молодой граф боялся, что враг предпримет ночной штурм, но еретики, похоже, вконец выдохлись.

— Господин, я просушил спальное, — раздался голос слуги, — Ради Троих, попробуйте поспать. Снимите доспех, если что, я вас подниму.

Он улёгся. Грязный, сальный и сырой, тем не менее, он чувствовал блаженство, несоизмеримо большее, чем когда-то, засыпая в чистой постели своего родного имения. О, как же приятно было просто лежать без доспеха! Сухой лежак и толстое покрывало, в конце концов, согрели его, а следом сморил сон. Он никогда не мыслил, что может заснуть в таком дискомфорте, но усталость и тепло взяли своё.

Когда граф проснулся, было уже утро. Род сидел возле костра и рассказывал что-то солдатам гораздо моложе себя. Когда граф выволок на свет нагрудник и поножи, Род тут же оставил разговоры и принялся помогать ему.

Де Вис, дядя и де Анья смотрели с насыпи в сторону брода. Жерару стало интересно, он поспешил забраться к ним. Со стороны брода лошади медленно катили три осадных машины.

— Всё-таки перетащили, — заметил подошедший Леонардо.

— Ничего, тут земля кривая, — ответил Пероль.

— Сроют кочки и сделают ровную площадку, — сказал дядя, — Нужно подготовиться к обстрелу.

И действительно, еретики ровняли площадки с трёх сторон, а катапульты разделились. Похоже, их главный понимал, что нужно избавляться, прежде всего, от кавалерии, которая не даст им продвигаться вглубь за счёт своей маневренности. А пеших как-нибудь можно будет сдержать.

Жерар чувствовал: что-то нужно делать, и быстро, но дядя сказал ждать распоряжения от полковника. А орудия медленно, но верно занимали свои площадки, потом также не спеша заряжались, а затем одно за одним принялись закидывать их снарядами. И тут начался форменный ужас. Первые же залпы попали в лошадей, толпящихся посреди лагеря. Нескольких побило камнями, они истошно ржали, остальные же обезумели от близкой смерти. Кавалеристы принялись успокаивать лошадей. Те же, не без оснований утратив доверие к людям, били их копытами и уносились прочь, но между залпами их всё же удалось успокоить.

Снова свист летящих камней. Жерар и не заметил, что часть предыдущего залпа угодила прямо в лазарет. Он видел убитых, расплющенных камнями людей сквозь порванный тент. Кавалеристы отвели лошадей подальше от центра холма, но на первый взгляд, около сотни их всё же валялись мёртвыми посреди лагеря.

Жерар глянул на катапульты. Похоже, камней им недоставало.

Это заметил и капитан:

— Жак, бери шестерых бойцов и приволоките сюда мёртвую лошадь. А ты, Род, разведи-ка костёр. Мне надоело вяленое мясо, сегодня у нас хотя бы будет свежая конина.

Жерар не стал возражать. Его слуга споро развёл огонь, используя уже готовый трут, и очень скоро над ротой потёк запах жареного мяса. Затем офицеры отправляли бойцов по очереди к костру, где Жак со старым Лисом выдавали каждому кусок шкворчащего мяса.

Немного погодя Род поднёс и графу кусок мяса размером с кулак:

— Шея, господин. Самое лучшее мясо у лошади.

И вроде не было соусов и заморских приправ, и ел его Жерар без вина и салатов, но этот кусок показался ему едва ли не самым вкусным, что он пробовал за свою жизнь.

Солдаты вокруг воспряли духом. Некоторые были перевязаны, но все с удовольствием чавкали, откусывая от своих кусков мяса.

— Здорово вы, господин, того, огромного столкнули, — заметил один из солдат, имени которого Жерар не знал.

И тут граф Жерар де Сарвуазье, наследник одного из богатейших в стране имений, по праву рождения входящий в закрытые другим дома и принимаемый самим Первым министром лично, почувствовал необъяснимое единение с этой ротой. Тут, на этом холме, титулы, звания и должности немного меркли, оставалось только «мы» против «них». Граф был готов снова и снова закрывать бреши, сталкивать врагов вниз и, если случится, принимать удары со всеми.

Но тут опять налетел ветер, полил проливной дождь и он, вместе с дядей и слугой, поспешил укрыться в палатке.

— Вдруг они сейчас полезут?

— Думаешь, я дурак? — ответил дядя, — Часовые смотрят, не допустят! Да и хлипкие уже еретики-то. Тоже сидят, ждут после того раза.

Буря завершилась, наступила ночь, и Жерар почувствовал себя измочаленным листом. Враг тоже натерпелся от погоды — ни ночью, ни наутро они не организовали новой атаки.

С утра тучи рассеялись. Тут и там запалили костры, а враги стали собирать силы. Заряжали камнями катапульты и на очередной приступ бросили примерно те же силы, что и в первый раз, лишь подкрепили их залпами. Жерару случилось биться единожды в эту атаку. Один еретик проскочил сквозь первые ряды, и граф оказался проворнее других, вогнав ему в живот свой клинок на два-три дюйма. После его столкнули со склона, и атака опять завершилась.

Прискакал вестовой из штаба и срочно потребовал командира роты. Прошло время, снова прискакал тот же вестовой и сообщил, что полковник убит залпом артиллерии, а командующим выбрали капитана де Куберте, и теперь Леонардо остаётся за командира роты.

Все молчали, но на лицах читался оттенок скорби. Чуть погодя пришёл и дядя, только скорбных речей от него никто не дождался.

— До этого вы держались лучше всех. Не посрамите моё имя, сукины дети!

Топоры, алебарды и клевцы взмыли вверх. Бойцы приветствовали своего командира сиплым усталым кличем. Затем дядя подозвал Жерара и его слугу.

— Прям как в старые добрые времена, господин капитан, — прошептал Род.

— Помнишь ещё Печальный? Верно. Они тоже вымотаны, и камней вокруг немного. Глядишь, продержимся.

— Нужно накормить солдат.

— Оставь это кашеварам, ты нужен тут. Говори графу, если что заметишь, опыта в стычках тебе не занимать. А ты, племянник, слушай. Назначаю тебя командиром второго взвода вместо Леонардо. Твой слуга по опытности подскажет, чего ты сразу не увидишь. Ты граф, но спрячь спесь, так надо.

Жерар хотел было возразить, но что тут скажешь? Все советы Рода до этого попадали в яблочко. Да и дядя просто так воздух сотрясать не будет. Получается, хочешь выжить — слушай ветеранов.

— Второе отделение! — прогремел дядя, — Ваш новый командир — лейтенант де Сарвуазье!

И тут же он повернулся и ушёл осматривать позиции, а к Жерару подошёл Леонардо:

— Вы всё видели. Где нужно, используйте стрелков, затыкайте дыры, если прорвутся и вовремя отправляйте раненых на перевязки. Народ у вас опытный, выстоите.

И на них пошла ещё одна волна. Молодой граф вдруг заметил, что не понимает, вечер сейчас или утро. Он лишь сосредоточился на штурмующих и в этот раз трижды ему пришлось помогать сбрасывать еретиков вниз. Мышцы его стали деревянными, стужа пробралась в нутро, а доспех тянул вниз. Он присел на землю, как и остальные солдаты вокруг. Ряды их роты уменьшились примерно на четверть. Будь солдаты со свежими силами, Жерар сказал бы, что им даже немного проще обороняться, когда не так тесно. Но они были измотаны.

Еретики же построили в атаку свой лучший полк, усилив его стрелками. Когда солдаты взвода Жерара очнулись от обстрела, враг уже преодолел половину насыпи. Крепкий, хоть и тоже измотанный, еретик закрылся щитами и сделал три подряд атаки бойцами ближнего боя. Первую они отразили, крича в ответ. Жерар заколол двоих. Вторая завязала бой, а третья чуть не скинула его взвод с насыпи. Но человек семьдесят из кавалерии подоспели вовремя и вместе им удалось потеснить взобравшихся наверх еретиков.

Жерар отвёл в сторону офицерский меч, ударил коротким клинком в забрало — клинок соскользнул, офицер отмахнулся, но граф вовремя отскочил и с силой ударил в ответ по шлему, как раз туда, где должно быть ухо. Офицер нагнулся и получил короткий клинок прямо подмышку, где виднелась неважная кольчуга, прикрывающая сочленение. Офицер ойкнул. Жерар оттолкнул его, повалил и сразу навис сверху, протыкая длинным клинком живот в ту самую щель между нагрудником и латной юбкой. Где тот человек, что ещё недавно жалел стонущего мальчика с бледным лицом? Не проверяя, жив ли офицер, Жерар оглядел свой участок насыпи. Везде бились люди. Как дьяволы, как животные — рыча, хрипя и разбрызгивая кровь, высекая искры друг из друга. Он не знал, кому помочь.

— Слева сейчас дрогнут, — раздался голос его слуги.

Он, не думая, устремился туда. И действительно, середина во главе с Жаком держалась уверенно, а левый фланг теснили. Граф вихрем налетел на ближнего противника, замахнувшегося на солдата — солдата его взвода — большим двуручным топором. Длинным клинком Жерар ударил по древку. Враг пошатнулся назад, а граф добавил коротким прямо в живот. Это на миг отвлекло остальных еретиков. Мига хватило, чтобы смять их и посбрасывать вниз. Жерар обернулся в середину, и вовремя — еретик снизу, заняв удобную позицию, метил копьём Жаку в живот. Де Сарвуазье не знал, попадёт ли он, или копьё соскользнёт с нагрудника, но отбил своей тяжёлой эспадой удар копья вниз. Жак, увидев это, огрел копейщика по шлему, тот упал и покатился по склону. Еретики дрогнули.

— Бей их! — кричал Леонардо.

Они зарубили ещё двоих, прежде чем над землёй заструился звук рога. Враг отступал, а солдаты роты, выдохшиеся, садились прямо там, где стояли.

— Осмотреть раненых! — орал Леонардо, — Перевязать, стянуть, кого надо — в лазарет! Лейтенанты, ко мне!

Жерар вдруг осознал, что его это касается больше, чем раньше.

Около Леонардо собрались де Вис, де Куизи и сам де Сарвуазье.

— Сержанты третьего взвода, ко мне! — крикнул новый командир роты.

— Где Пероль? — вопросил Жерар.

— Убит, — сухо проговорил де Вис.

Подбежали сержанты.

— Ещё одна-две попытки, и они выдохнутся, — говорил Леонардо, — Терпите, берегите бойцов, мы выстоим!

Враг собрался вновь. И вновь не лучшими своими силами. Но, на счастье или на беду, снова налетела буря и всем пришлось укрыться под тем, что было рядом. Жерар потерял счёт времени, сидя под навощённой накидкой вместе с Леонардо и своим слугой. Душно, но одновременно холодно и сыро, а чуть приподнимешь — шквальный ветер рвёт её из рук. То и дело голова его клевала, но заснуть не получалось. Где там его тёплая палатка, не унесло ещё ветром? Так, в полудрёме, он дождался окончания шторма. Всё стихло, будто ничего и не было, одна мокрая земля кругом. А еретики, побитые, снова строятся в атаку. Катапульты дали залп. У одной недолёт, вторая пришлась в середину, с чавканьем бросив в грязь груду камней — лошадей оттуда давно увели. Третья же угодила прямиком в первую роту и побила столько людей, сколько не смогли побить все волны атакующих до этого.

Жерар подумал, а что, если их так же накроет? Три-пять удачных залпов и можно рассчитывать на успех при штурме.

Тем временем, еретики подобрались к насыпи. Жалкие, мокрые, трясущиеся, они куцо перебирались через ров, а Леонардо даже не давал команды стрелять. Жерар глянул на свой взвод — суровые, озлобленные лица. Алебарды, пики, топоры наготове.

— Давай-давай, иди сюда, сука! — приветствовал один солдат подбирающегося еретика.

Враги оскальзывались. Некоторые добирались до верха, но, выдохшиеся вконец, безропотно принимали удары восьмой роты и падали вниз. Это был форменный убой. А вдалеке строились лучшие силы армии красного бога. Тоже вымотанные бурей, но от этого злые и решительные. И, как только старую волну еретиков сбросили вниз, они пошли на приступ.

…

В какой уже раз Род видел подобное? Корчащиеся лица своих и чужих, люди, охваченные агонией, дёргающиеся тела, новые и новые волны штурма. Он не знал, он давно сбился со счёта. Жаль, капитана нет рядом. Но рядом молодой граф, а его никак нельзя подвести, поэтому Род уверенно сжимал топор, ожидая очередную, самую опасную, волну. Подсчитывать раненых было некогда, запасная тетива отсырела напрочь, и он бросил арбалет подальше от насыпи, на восковую накидку. Враг кинул стрелы, но у него тоже отсырели тетивы и залп не удался. Зато рукопашные подбирались всё ближе, и вот сшиблись, те и те — злые, те и те — истощённые, голодные, замёрзшие, кто-то больше, кто-то меньше, но одни сверху, а другие снизу. Он видел, как граф ринулся закрыть брешь и поспешил за ним. Вовремя. Отбил щитом предназначавшийся господину удар копьём, сам при этом чуть не пропустил топор. Остервенелые люди дрались, как звери. В следующий миг де Сарвуазье повалил кого-то, ударив навершием эспады снизу в челюсть, и заколол коротким клинком под подбородок. Тут же его сбили ударом ноги, откинув назад, а кто-то из роты проткнул эту ногу и другой столкнул врага вниз. Вот граф опять на насыпи, Род рядом с ним, по левую руку, чуть позади. Граф орёт: «Держать строй, бить врага!»

— Справа филонят.

Граф смотрит туда, потом бежит на подмогу:

— А ну, насмерть стоять!

Опрокидывает очередного врага, выскользнувшего из-под прикрытия большого щита своего товарища, помогает свергнуть нападающих вниз, но сам чуть не падает за ними. Род и ещё один солдат ловят его за ногу и затаскивают обратно. Граф, весь в грязи, как ни в чём не бывало возвращается на середину и вновь кричит:

— Насмерть стоять!

Только это сейчас и осталось. Уловки, хитрости, приказы — всё в прошлом. Кровь и ярость вперемешку с грязью — вот и весь мир, что есть у них сейчас. Род видит злые лица солдат. Они согласно кивают в ответ на крики графа. Очередной приступ. Рота яростно отбрасывает его, и трубит рог. Вон Жак, тяжело дышит, опершись на алебарду. Живой. Кровь на лице, но ерунда — царапина. А где Тиль? Лежит на земле, окружённый своим отделением. Не спрашивая разрешения, Род бросается к нему, расталкивая солдат:

— Ну ты чего? — спрашивает он старого друга.

— Плохо дело, — сквозь зубы отвечает арбалетчик, — Видишь, нога висит, живот продырявили, да в боку дырка. А в лазарете — сам знаешь, что там сейчас творится. Даже если зашьют, мне больше не ходить. Помнишь, ты обещал?

— Ерунда.

— Нет, ты обещал, двенадцать лет тому назад. Укол милосердия, последний подарок другу. Давай, не будь размазнёй, раз уж ты оказался здесь! Лучше бы сидел в своём графстве, у хозяйки под юбкой, верно я говорю?

Род смотрит на его искорёженную ногу, на кровь из живота, уже проступившую сквозь кольчугу, и обнимает голову старого друга:

— Верно. Ты готов?

— Лучше ты, чем кто-то другой, давай, не тяни.

Род вонзает трёхгранник другу под подбородок на всю длину. Тиль мгновенно замолкает, здоровая нога его слегка дёргается в последний раз, и тело обмякает в руках старого ветерана.

…

— Ротного подкололи! В лазарет, скорее! — орёт кто-то из пестуйцев. Жерар видит, как Леонардо уносят двое солдат. Теперь три офицера на всю роту. Граф заметил вмятину на своём левом наручнике, но откуда она взялась, так и не вспомнил. Его слуга рядом уже высекает искры, поджигая трут. Кажется, он всегда на шаг впереди, а старое лицо его всегда спокойно и невозмутимо. Затем слуга готовит лёжку возле костра, и Жерар кое-как устраивается на ней, сняв нагрудник и забывшись пьяным, чёрным сном. Внезапно его будят.

Дядя стоит на верху насыпи и что-то вещает роте:

— Они могут сколь угодно осыпать нас камнями с катапульт, посыласть свои лучшие полки, но им нас не взять. Выстояли в Печальном гарнизоне, выстоим и здесь!

Солдаты вздымают оружие вверх, приветствуя своего командира. Криков немного, лишь готовность пойти со своим командиром на что угодно. Мрачная решимость отражается в их лицах.

Лишь после этого де Куберте подходит к Жерару и шепчет на ухо:

— Солдаты уважают тебя, особенно после вчерашнего. Не просри это, слышишь? Большинству дворян плевать на такие вещи, но, поверь, это даётся не так просто.

Дядя следует дальше, в другую роту. Ряды их поредели, треть бойцов с повязками на головах, а у скольких есть повязки под бронёй, Жерар не знает. Наступает затишье, во время которого никто не расслабляется. Жерар успевает поесть и опорожнится, и всё начинается заново — град стрел, подбирающиеся еретики и сеча. Брешь. Он сталкивает одного, второго, схватывается с третьим. Эспаду чуть не выбивают из рук щитом, хватают за левое предплечье, тогда Жерар бодает врага шлемом в шлем. Искры из глаз, но еретику тоже досталось, как раз столько, чтобы успеть всадить кинжалом в шею. Проклятье, лезвие соскальзывает с горжета, тогда — удар навершием эспады в лоб и добавить ногой. И враг катится вниз. Род отбивает летящее в него лезвие топора, а Жерар перемещается вправо — туда, где выбили двоих солдат из строя. На этом бруствере их осталось слишком мало, тут нужен резерв. Он отбивает кинжалом копьё, колет врага в живот, тут же получает алебардой по плечу от другого, что-то цепляет его за ногу, он падает, хватает вражеского солдата, катится с ним по земле, получая удары со всех сторон. Кружится голова, золотые искорки перед глазами.

Спустя какое-то время, слуга снимает с него шлем:

— Как вы, господин?

Над долиной раздаётся вой рога еретиков.

И снова побитые, израненные, но злые и решительные, они ждут очередной попытки. Сколько дней прошло? Сколько солдат в строю? Некогда считать.

— Они дрогнут, как и раньше, — злобно шепчет де Вис, назначенный новым командиром роты.

— Лучше бы им дрогнуть, — отвечает Жерар, — Не то, клянусь, перебьём всех до единого.

Бешеные и свирепые, они ждут неизбежного.

— Знамя де Ветта! — орёт кто-то на правом фланге.

Все поворачиваются на северо-восток. Из-за холма медленно выплывает знамя на длинном древке, с золотым солнцем на голубом фоне, а вокруг уже снуют передовые разъезды армии Его Величества.

• «
• 1
• 2
• 3
• 4
• 5
• 6
• 7
• 8
• 9
• 10
• »