Первое, что Тром почувствовал на подходе к городу — запах. Тухлая рыба вперемешку с мусором и дёгтем. Остальные, конечно, тоже учуяли всё это.
Лицо капитана озарила улыбка:
— Все порты пахнут одинаково, правда, Олаф?
— По большей части, — моряк проверил нож за пазухой, — Тухлятина, жжёная смола и неприятности.
— Насчёт неприятностей ты попал в яблочко, мореход, — Кшиштоф перехватил мешок поудобнее, — Тут любой бродяга может ударить исподтишка, сам не заметишь, как кровью истечёшь. Соль, перец, ром, уксус, наконечники для стрел. Берём их, продаём, что принесли и бегом отсюда.
Они вышли на пригорок, и Тром увидел город: россыпь хилых деревянных лачуг рыбаков и мелких торговых лавок, перемежавшихся домами побольше — складами, тавернами, верфями.
Кшиштоф прошёл мимо бродяги, который пялился на них во все глаза, и взял резко вправо, к одному из кабаков:
— Тром, возьми у Олафа его мешок и пойдём со мной.
Горец освободил моряка от ноши и покосился на пьяного человека, что лежал в стороне от двери и силился заглянуть Трому в глаза, но приподнятая голова его так раскачивалась, что вскоре он оставил эти потуги и блеванул прямо на себя. Внутри стояла дюжина столов, два из которых были заняты — за одним уснул человек в сыромятной куртке с длинным ножом за поясом, а за вторым сидел ещё один пьяница с какой-то бабой в коротком платье с низким вырезом. Баба куда-то тянула пьяницу, но он не поддавался.
Старший охотник прошёл прямиком к стойке и крикнул:
— Бернштайн!
Из подсобки вылез круглый мужичок с бакенбардами:
— Привет, Кшиштоф, чего тебе?
— Мясо копчёное возьмёшь?
— Не знаю.
— Думай быстрее, хочу до вечера убраться из города, пока вся шушера не проснулась. Ну, берёшь?
Они быстро сторговались, и Тром освободил оба мешка, что принёс с собой. На выходе какой-то оборванец показывал Хьюи камень на верёвочке и что-то объяснял.
Кшиштоф тут же подошёл к ним:
— Что это?
— Оберег, — молодой охотник ответил отстранённо, словно Кшиштоф едва пробился в его сознание, — Можно на лук обменять. Второй лук мы всегда найдём…
— Ерунда, — Кшиштоф дёрнул Хьюи за плечо.
Бродяга понял, что торговать ему не дадут и исчез за углом соседней холупы.
— Хьюи, не говори ни с кем без меня, вокруг жулики одни, клейма ставить негде.
Старый охотник махнул рукой, зазывая всех следом, и нырнул в проулок. Через несколько поворотов Тром понял, что обратную дорогу не найдёт, коли будет нужда, но не оставалось ничего другого, как следовать за Кшиштофом.
Они проходили мимо одного из больших домов, когда стоящая на улице баба окликнула их:
— Какие мужчины! А монетки у вас есть, заплатить за удовольствие?
— Посмотри на их шкуры, Матильда, — ответила за них другая, — Это оборванцы, нету у них монет, и быть не может, пора бы тебе уже научиться отличать настоящих клиентов от всяких проходимцев.
Трому не понравился её тон:
— Что? — взревел он, поворачиваясь к ней и хватаясь за дубину.
— Не обращай внимания, пошли дальше, — это старший охотник положил руку ему на плечо.
Тром всё ещё стоял.
— А ну идём, — прикрикнул на него Марк.
— Как скажешь, вождь, — злобно ответил поединщик и отвернулся от баб.
— Иди-иди, не то позовём ребят, они живо с вами разберутся! — прокричала в след одна из них.
— Почему вы позволяете оскорблять себя каким-то бабам? — на ходу спросил Тром.
— Это местные дойные коровы, — проговорил идущий сзади него Олаф, — И у них есть те, кто их доит. Думаешь, им понравится, если ты подпортишь лицо этим бабам? Для того, чтобы ударить чужую шлюху, нужны основания повесомее, чем оскорбление, брошенное в спину. Если ты не местный авторитет, конечно.
— Кто такие шлюхи?
— Шлюхи сношаются за деньги.
— Пизданутые низинники. Что с вами не так?
— Вождь, ты тоже не знал, кто такие шлюхи? — усмехнулся Олаф.
— Я думал, это как шлюпки, только меньше, — ответил громила, — Никогда не понимал, чего за ругательство такое… Теперь многое встало на свои места.
Первым заржал Олаф, следом капитан, а потом и охотники с горцами затряслись от смеха.
— Да, трудно вам будет в этом городе, — утёр слёзы Кшиштоф, — Ладно, идём, нечего прохлаждаться.
Тром гадал, как много ещё здесь вещей, о которых они с Марком понятия не имеют? Веселье помогло прогнать ярость, и сейчас он был спокоен, размышляя, как вообще получить то, что им нужно в этом месте, где всё с ног на голову.
Тем временем, старик привёл их к продуктовой лавке. Горец обратил внимание на двух охранников с тесаками за поясом и такими же сыромятными куртками, как у того, в таверне.
— О, Кшиштоф, — приветствовал их торговец, — Вижу, у тебя в команде пополнение. Пока в сторонке встаньте, отпущу людей, потом с вами разберусь.
Вся компания столпилась в пустом углу лавки.
Кшиштоф торговался долго. Он старался выменять как можно больше продуктов на шкуры и рога, которые принёс с собой, и у него получилось даже заработать несколько медяков сверху. И вновь они принялись петлять по городу так, что Тром не мог разобрать направления, пока не пришли к оружейнику, у которого так же дежурила пара человек с тесаками. У оружейника продавать было нечего, и старый охотник покупал наконечники за деньги, придирчиво осматривая каждый и откладывая в сторону непонравившиеся.
Когда он отобрал штук десять, в лавку ворвался разнузданный круглый тип с со шрамом поперёк лба и парой бугаёв в качестве то ли охраны, то ли друзей. Хозяин лавки тут же заметил его и отодвинул Кшиштофа в сторону, заискивающе глядя на посетителя. От внимания Трома не укрылось, что Олаф и капитан поспешили убраться с дороги, когда круглый подходил к стойке и на ходу доставал из-за пояса добротно сработанный боевой топор со слишком тяжёлым, на взгляд Трома, лезвием.
Круглый положил его на стойку:
— Выправишь кромку. Сегодня вечером принесёшь.
Продавец подобострастно склонился, а круглый окинул всех вокруг презрительным взглядом и быстро вышел прочь.
— Местный вождь? — спросил Тром Олафа.
— Вроде того.
— Почему он не торгуется с купцом? У вас ведь всё тут за деньги.
— Не для всех, — пожал плечами моряк, — Может быть, это вообще его лавка. Судя по тому, что я слышал об этом городе, и что уже увидел, скорее всего, так оно и есть.
Охотник покончил с торгами и ссыпал наконечники в котомку. Его место у стойки заняли двое местных, а он подозвал всех к себе:
— Нам пора обратно, но просто так я вас не оставлю, — он протянул Марку пригоршню монет, — На, пригодится. Хьюи, отдай им ещё ногу.
Молодой охотник протянул копчёную оленью ногу Трому.
— Вам ведь нужно в порт, да? Из двери направо и всё время прямо. Нам, значится, в другую сторону. И не показывайте лишний раз эти монеты, не то быстро с ними расстанетесь. Ну, прощевайте.
Он пожимал руки каждому, а громила хлопнул его по плечу напоследок:
— Хорошо, что мы не перебили тогда друг друга в лесу, а?
— И то верно, вождь, — усмехнулся он в ответ.
А потом охотники ушли, и в лавке сразу стало пусто.
— Что дальше? — спросил Тром, первым нарушив затянувшуюся тишину.
— Он сказал, прямо и направо, — ответил капитан, — Найдём какой-нибудь корабль и наймёмся на него, а там видно будет. Главное убраться из этой дыры.
— Потише, кэп, — прошептал Олаф, — Если кому-нибудь здесь не понравится, как ты назвал их город, у нас могут начаться проблемы.
— Ты прав. Пойдём, глянем на здешний порт.
В порту было полно причалов. Гораздо больше, чем в столице Горной страны. Тром подумал, что все корабли, стоящие обычно в очереди на проезд у них на родине, могли бы пришвартоваться тут одновременно, и ещё бы остались места. Возле каждого причала суетились люди — грузчики, матросы и купцы. Были и такие, кто на первый взгляд просто шатался без дела. Но взоры их говорили о том, что они начеку. Горец обратил внимание, что у каждого причала такие люди выглядят по-своему. У той секции, к которой они вышли, эти люди ходили с тесаками и в сыромятных куртках. У соседней — с красными повязками на головах, ещё через одну — в робах с капюшонами. И, чем дальше они шли вдоль причалов, тем лучше Тром понимал, что люди эти приглядывают, в том числе, и друг за другом.
Несколько минут капитан присматривался к кораблям, потом начал спрашивать у моряков, что выглядели поосновательнее: «Вам нужны матросы? Нас четверо, все опытные мореходы». Чаще всего ему отвечали, что нужды нет, и тогда он говорил: «Я умею прокладывать курс и знаю карты. Мы все умеем рулить». Но и на это люди, как правило, просто качали головой, лишь пара человек спросила, что стряслось с их кораблём. Капитан рассказал им про бурю, и один ответил, что паршивый из него навигатор, если они попали в шторм, а второй и вовсе сказал, что теперь они приносят несчастья и погнал прочь.
Причалов, а вместе с ними и кораблей, оставалось всё меньше, но на шестом причале матрос с одной из шхун крикнул: «Стой здесь, я кликну капитана».
С корабля сошёл длинный худой тип и глянул на них:
— Ты навигатор? Умеешь двигаться по звёздам и знаешь розу ветров?
— Да. Мы опытные моряки, от нас будет прок.
— Могу взять только одного: мой штурман слёг с какой-то дрянью в животе позавчера. Похоже, его уже не вытащить. На остальных мест нет.
— Тогда мы поищем ещё. Или все четверо, или никто.
И капитан пошёл искать дальше.
Тром посмотрел на вождя. Громила с сомнением сжал губы: решение капитана ему не очень нравилось, но он молчал. Поэтому и Тром не стал ничего говорить. А кораблей оставалось всё меньше, но работу никто не предлагал. Наоборот, все гнали их прочь, вплоть до последнего причала.
Когда они обошли всех, капитан немного разочарованно поглядел на свои ботинки и твёрдо произнёс:
— Переночуем в лесу и вернёмся завтра. Тут обязательно будут новые корабли. Нам нужно выбираться из этой дыры.
— Иди к тому, кто предлагал тебе место, — ответил Марк, — Уезжай с ним, а мы останемся. Может случиться, этот корабль уедет, и никто уже не найдёт места завтра.
— Но здесь нельзя оставаться. Этот город переменчив и коварен, как змея. Тут почти нет законов, а те, что есть, понятны лишь местным.
— Для нас этот город ничем не отличается от любого другого города низинников, поверь. Такие же непонятные законы и обычаи, странные люди со странной одеждой, непостижимыми шутками и старыми вождями. Мы ничего не потеряем, если останемся здесь. А с тобой можем уплыть ещё дальше от цели.
Капитан оглядел остальных. Понял, что Трома спрашивать бесполезно и обратился к моряку:
— Олаф?
— Пожалуй, я тоже попытаю счастья здесь, кэп. Разумею, мне есть, что предложить этому городу.
— Этого я и боялся. Что-ж мы, вот так и распрощаемся?
— Разве что проводим тебя до корабля…
— Вернулись? — окликнули их на шхуне, — Обождите.
Из трюма опять вылез долговязый и прокричал:
— Так и быть, готов взять сутулого. Двое громил в шкурах мне точно не нужны.
Капитан ещё раз глянул на Олафа, но моряк отрицательно мотнул головой.
— Я еду один!
— Отлично, поднимайся, я всё тебе покажу!
— Ну, кэп, вот и разошлись дорожки, — протянул ему руку Олаф, — Спасибо, что дал мне шанс.
— Постарайся не просрать его, — капитан ответил рукопожатием и уставился на горцев, — Жаль, что так вышло с командой, но вы делали что могли. Может быть, без вас и я был бы уже мёртв. Удачи, горцы.
Он шагнул на мостки, и все трое некоторое время смотрели ему вслед, пока Олаф не сказал: «Пойдём, нечего тут стоять».
Солнце уже садилось, и пора было думать о ночлеге, но возле одного из складов их окликнул человек:
— Эй, здоровяки, не желаете ли поработать? Видите те ящики? Чёртова матросня не занесла их внутрь. Заплачу вам крейцер, если сделаете это. Лёгкие деньги для вас. Что скажете?
— Деньги нам нужны, — пробасил вождь, — Тром, помогай.
Они взяли самый тяжёлый ящик и занесли внутрь, потом принялись за остальные. Лишь Олаф стоял в стороне с кислой миной и бездельничал. Тром не мог понять, чем он недоволен: сам недавно поучал их, что нужно трудиться, а тут отлынивает.
Горцы быстро закончили, и человек расплатился с ними, указав рукой напоследок:
— Вон, за углом есть дешёвый ночлег.
Когда они двинулись в ту сторону, Олаф тихо шепнул:
— Зря согласились.
— Это почему? Нам ведь нужны деньги…
— Мало ли что… Тут не на всякую работу стоит соглашаться…
И в этот момент им навстречу вышли трое, а ещё двое появились сбоку из-за угла дома. Тром увидел их сразу, и дубина сама собой оказалась у него в руке.
— Вы на чужой территории, ребятки. Платите, — Один из троих снял с пояса странного вида серп.
— И сколько? — прищурился Олаф.
— Всё, что есть.
— Давай решим это в поединке, — предложил Тром.
— С чего бы?
— Это честно.
— Пятеро против троих, расклад в нашу пользу, зачем мне его менять?
— Чтоб было по-честному.
— Пусть будет не по-честному, — ответил незнакомец.
Тром уловил краем глаза, что Марк резко дёрнулся, и тут же заорал один из тех, что вышли из-за угла дома.
— Тром, убивай! — взревел вождь, пока орущий падал на землю, держась за перебитую руку.
Поединщик взмахнул дубинкой, стараясь задеть хоть кого-то из троих, пока они не окружили его, но те бросились врассыпную. Правый оказался слишком близко к Олафу, и моряк напрыгнул на него, успев два раза пырнуть в брюхо, но грёбаный низинник не хотел умирать, и они стали бороться. Средний, с серпом, занёс его, чтобы полоснуть Олафа в спину, но Тром треснул его дубиной по башке. Бандит схватился за голову, отшатнулся назад, а горец едва успел выставить свободную руку, чтобы не подпустить к себе разбойника слева. Он схватил его за одежду на груди и вышло удачно, что Тром оказался выше: разбойник не мог дотянуться ножом до его бока, но сразу смекнул и полоснул поединщика по руке, и Трому пришлось огреть его дубиной дважды, упуская из виду того, с серпом.
Вооружённый ножом мешком грохнулся наземь, Тром развернулся к человеку с серпом, который был занят Олафом… Сзади дважды раздался чавкающий звук. Видно, Марк расправился со своими боковыми. И действительно, в следующее мгновение громила присоединился к ним, и они втроём теснили бандита с серпом.
— И как теперь расклад? — ощерился Тром.
Серп дёрнулся в сторону Олафа, пытаясь пугнуть, потом бандит бросил его в Трома и развернулся, чтобы убежать, но дубина Марка опустилась ему точно на затылок. Крови Тром не увидел, и всё же, бандит обмяк и повалился лицом на землю. Пятеро лежали на земле, лишь один из них стонал, а Тром всё оглядывался вокруг, опасаясь, что кто-то ещё выскочит из-за этих вездесущих лачуг.
— Поэтому не стоило работать? — спросил Марк Олафа.
— И поэтому тоже, но не только. Прежде, чем что-то делать в этом городе, лучше сначала спроси меня, горец. Я раньше жил в таких местах.
Того, кто предлагал им работу, как ветром сдуло. Зато несколько человек пялились на них из разных щелей, не решаясь подойти. Марк взял серп, покрутил в руке, рассматривая с разных сторон, подошёл к трупу и с сомнением стал изучать ремень, на который этот серп подвешивался. В конце концов, он снял с ремня шлёфку для серпа и приладил её к собственной верёвке на поясе, пока Олаф обыскивал остальные трупы. Сноровистый моряк уже выудил пару кошельков и пригоршню монет в чужом кармане. Тром тоже не стал отставать и заграбастал себе парочку ножей с ножнами, а у одного бугая нашёл короткую палицу с шипами. Не очень удобную, но это было наверняка лучше палки.
— Что ты делаешь? — спросил он Олафа, когда моряк заглянул в трусы одному из мертвецов, которого Тром уже обыскал.
— Горец, ты раззява, — Олаф выудил оттуда маленький плоский кошель, — Вы, кажется, хотели заработать денег, но сами их упускаете… Всё, пора сваливать, и так зависаем тут слишком долго. Ща дружки их придут.
Громила согласно кивнул головой и заметил:
— Но куда мы пойдём?
— Переночуем в лесу, а там будет видно.
И все трое двинулись дальше по грязным подворотням, быстро пробегая мимо перекошенных лачуг, торговых лавок, да рыболовных сетей, что висели тут и там.
В городе никто не остановил их. Завидев брызги крови на Олафе, порезанную руку Трома и пару капель на вожде, народ пропускал их. Когда спереди показалась опушка, с руки уже прилично натекло: с пальцев то и дело капало на землю. Трому повезло, что бродяга не догадался резануть руку изнутри, ближе к подмышке, где проходит артерия, а полоснул по внешней стороне предплечья.
Марк протянул ему тряпку:
— Ну-ка, перевяжись.
Тром смутно помнил, что это была косынка одного из бандитов. Он передал вождю палицу и приложил ткань к ране. И тут вождь позаботился, как мог, в отличие от самого Трома…
Они почти дошли до опушки, когда голос сзади окликнул их:
— Подождите, пацаны, дело есть!
Это оказался один из тех бродяг, что наблюдали за дракой. Он хромал на одну ногу и как-то странно выворачивал правую руку, да и вообще имел довольно жалкий вид.
— Если ты за тех ребятишек, что мы уложили отдохнуть, дак они сами полезли, — Олаф свирепо выдвинул вперёд голову, будто опять собирался драться.
Бродяга примирительно выставил руки вперёд:
— Парни, то не мои пацаны, я за них впрягаться не собираюсь, у меня другой вопрос. За Серпа наверняка его подельнички впрягутся, поэтому в районе Белой Блевотины лучше вам пока не появляться.
— Знать бы ещё, где он, — ответил Тром.
— Могу объяснить, то несложно.
— Позже, — оборвал вождь, — Зачем пришёл?
— Так, эта… Корешку моему, Йону-под-Картинкой, трое крепких ребят не помешают. Он недавно двоих потерял в стычке. Вы в городе люди новые, может, прицепиться к кому хотите? Тогда Йон — самое то, он пацан правильный.
— Где его искать? — Олаф всё так же глядел на него, недобро наклонив голову.
— Возле Ржавого Ножа. Могу провести по городу, чтоб вам ни на кого не нарваться.
— За дураков-то нас не держи, — усмехнулся Марк, — Может, ты Серпу этому как раз и служишь, которого мы к предкам отправили, а сейчас в засаду нас тянешь, чтоб отомстить.
— Зачем мне тогда с вами разговоры разговаривать? Не проще срисовать, где вы на ночлег уляжетесь, да прийти с десятком ребят?
— Затем, что я тебя тоже, как ты говоришь, срисовал. И хотел поймать да потолковать, когда в лес зайдём.
— Это может быть шанс, — тихо пробормотал Олаф, — Эй, хромуля, может, твой Йон будет не прочь встретиться на ничейной территории?
— Эт вряд ли. Не положено ему самому за тесаками бегать.
— А ты передай, что, так мол и так, правильные пацаны встретиться хотят, да есть кое-какие опасения у них. Ребята в городе новые, людей не знают, но ищут, с кем бы поработать, вот и предлагают, со всем уважением, встретиться тут, на опушке… Прям слово в слово и передай. У вас же семь банд в городе, да? Как думаешь, долго эти горцы без дела тут будут шляться? Завтра слушок-то расползётся, их любой атаман возьмёт. Ты сам видал, как они дерутся.
— Это да… Ладно, передам Йону твои слова, посмотрим, что скажет. Как вас найти-то потом?
— Мы тут костёр разведём, ты увидишь.
— Добро, ну, я пошёл тогда.
И он, прихрамывая, двинулся обратно. Немного боком, оттопырив больную руку, похожий на большого краба.
Пока не стемнело, они разожгли костёр на опушке среди деревьев, так, чтобы его было видно из города, и принялись разбирать трофеи. Марк оставил себе серп, взял один нож, но и дубину с пояса снимать не стал. Тром повесил пару ножей на пояс и пытался приторочить туда же палицу, но, как ни вешал, она всё время мешалась. В конце концов, он решил, что пока будет носить её в руках. Будь у него другое, нормальное оружие, он бы тут же от неё избавился: короткая, тяжёлая, да и в руках всё время таскать. Но выбирать было не из чего. Олаф же увешался ножами, как только мог: теперь два из них, те, что побольше, висели у него на поясе, справа и слева, ещё один, специальный, он запрятал под рукав, и оставил тот, подмышкой, что был у него ещё с корабля.
Люди пришли с темнотой. Их было восемь. Они то и дело ругались, спотыкаясь об кочки, да опасливо озирались по сторонам, когда увидели, что у костра пусто. Марк решил не давать незнакомым людям шанса застигнуть себя врасплох, и сейчас оба горца с Олафом прятались за деревьями, а свет от костра, напротив, хорошо освещал тех, кто пожаловал в гости.
Тром разглядывал этих бандитов, которые не соблюдали никакого строя, а шли и вертели головами, каждый сам по себе. Ни щитов, ни брони. Их можно было перестрелять из луков даже втроём, правда, луков не было. Одно радовало Трома — эта компания явно не собиралась тихо красться. Значит, скорее всего, и нападать не будет.
— И кто из вас Йон-под-картинкой? — крикнул Олаф, не выходя из-за деревьев.
Все восемь человек разом повернули головы на звук, парочка особо пугливых потянулась за ножами.
«Дурни. Давно уже надо было их достать».
— Я Йон, — ответил тот, что выглядел покрепче остальных.
Единственный, кто вытащил оружие заранее — простой топорик на прямом древке и длинный нож, который он зачем-то держал обратным хватом.
Олаф вышел из-за дерева и пошёл навстречу. Тром дёрнулся было следом, но Марк остановил его.
— Перво-наперво, спасибо, что пришёл, — приветствовал его моряк, — Хромой говорил, у тебя есть работа.
— Три навоза рассказывал, как вы дрались. Если нужна такая работа, то она у меня есть.
— Такая — это какая?
— Дать в рыло кому, если лезут на нашу землю, забрать долг, купчишкам разъяснить, кому платить должны, коли в нашем доке встали. Ну и всё такое прочее.
— Что платишь за такую работу?
— Десяток крейцеров в день, плюс жратва и пиво с бабами бесплатно. И делёжка добычи, если где какой кипиш с парой трупов нарисуется.
— Десять каждому. И добыча с убитых на рандеву вся наша.
— Каждому. Тока с рандеву ты перегнул. Четверть положена атаману, четверть его пальцу, что старший в шайке. Остальное тому, кто убаюкал. Я сразу смекнул, что ты не рыбак и не матрос. Зачем думаешь оттяпать то, что не твоё, если сам знаешь расклады?
— Вдруг ты не под атаманом ходишь? Вдруг сам по себе? Кто не шарит, тот хуярит.
— Всё так, но в этом городе каждая живая душа под атаманом, так что четверть его, четверть моя.
— По крайней мере, я попытался.
— Это значит «да»?
— Будь я один, значило бы. Но у меня есть компаньоны, — Олаф обернулся туда, где прятался Тром и крикнул, — Выходим, парни, драки не будет.
— Это всё, конечно, хорошо, но что мешает этим восьмерым наброситься на нас, если мы откажемся? — прошептал Тром.
— Йон этот пришёл к нам людей набирать. Это неспроста. Значит, недавно потерял кого-то. Набросится на нас, так ещё потеряет. Он не дурак вроде, не нужно ему это.
— Где вы там? Выходите, говорю!
Все повернулись в их сторону, и оба горца вышли с оружием в руках.
— Вижу, вы готовы драться, — смерил их взглядом Йон.
— Эти всегда готовы, — подтвердил Олаф, — Видел бы ты, что они вытворяли на корабле…
— На вас нападали пираты?
— Нет, но, если горцам не с кем драться, они дерутся сами с собой. Проклятье медузы, да они даже с воздухом дрались, веришь, нет?
— Так Три Навоза не соврал, это действительно горцы? Каким ветром вас сюда занесло? И что скажете о моём предложении?
— Да, но нам нужно больше десяти крейцеров. Так мы на корабль не накопим.
— На корабль? У вас долгий путь впереди… Больше вам никто не даст. Пока.
— Хорошо. Моему другу нужна баба боли. У вас есть?
— Баба боли? — Йон в недоумении уставился на Марка.
— Они так называют лекарей, — пояснил Олаф.
— В нашем районе два коновала. Сильно порезали?
— Бывало и хуже, — скривился Тром, — Что дальше?
— Пойдём, разместим вас где-нибудь. Сегодня ночь отдохнёте, а завтра объясню вам, что к чему.
На подходе к городу их остановил отряд из десяти человек с одинаковыми косынками на головах. Наверное, того же цвета, что были на нападавших, но во тьме не разглядеть. Тром перехватил палицу поудобнее и достал нож. Марк рядом снял серп с пояса.
— Эй, Картинка, почему бы тебе не отдать нам этих пришлых? — крикнул один из отряда.
— Они не пришлые, они с нами.
— Днём были пришлыми, и замочили пятерых моих ребят. Вот, за обраткой пришёл.
— Ребята твои слишком большой кусок захотели, вот и подавились. И ты сейчас близок к тому, чтобы повторить их ошибку.
Люди Йона подоставали ножи. Те, что были сзади, вышли на одну линию с передними. Тром уже думал, кто набросится на него первым и как с ним лучше расправиться, но главарь косыночников поднял правую руку вверх:
— Ладно, Картинка, в этот раз пожалеем ребят. А вы, громилы, ступайте осторожнее.
Он развернулся и пошёл прочь. Его люди, чуть погодя, двинули следом. Йон ждал, пока они уберутся подальше, потом махнул рукой, и все пошли в город. Они шли быстро, нигде не задерживаясь, и Тром понял, что они боятся нападения, но на пути попадались только мелкие банды по четыре-пять человек, которые не решались даже приблизиться к ним, а, оказавшись на пути, рассыпались по сторонам, как портовые крысы, которых внезапно спугнули. Горец смотрел вокруг и удивлялся — город, такой спокойный днём, ожил и забурлил ночью. Люди сновали туда-сюда, у входов в магазины и таверны зажигали факелы, куда-то спешили компании по несколько чеовек, баб на улице стало больше — они стояли у каждой таверны, то и дело приподнимая платься и оголяя ноги. В этот раз горец тоже не смог запомнить дорогу.
Йон привёл их к большому двухэтажному дому. На первом этаже пили, бросали кости и играли в карты. Йона приветствовали кивками, пока он вёл их на второй, потом через узкий коридор, за каждой дверью которого кто-то кого-то трахал, судя по звукам. Комнатка, в которую они вошли, была шагов семь в длину и пять в ширину, и в ней не было ничего, кроме четырёх простых кроватей по углам. За стеной кто-то стонал, бельё на кроватях было явно несвежее, но Трому не терпелось улечься: он сильно устал за день, да и голова уже начинала слегка кружиться.
— Жить будете здесь, — сказал Йон, — Жила, ты с ними пока. И сбегай за нашим коновалом, не то этот горец тут всё заляпает. Кстати, как вас звать?
— Это Марк, это Тром, а я Олаф.
— И кто из вас главный?
Олаф пожал плечами, Тром указал на Марка, а громила вообще не шевельнулся.
— Занятно. Ладно, у меня осталась ещё пара дел на сегодня, отсыпайтесь, завтра поговорим.
Йон ушёл, а с ними остался паренёк небольшого роста с длинной сальной чёрной чёлкой. На вид лет шестнадцати.
— Я Жила, если кто не понял. Йон сказал, коновала надыбать, сейчас пойду за ним, а вы сидите тут, коли не хотите опять с кем-нибудь сцепиться.
— Не хотим, можешь нам поверить, — ответил Марк, — Пока не убежал, где тут отхожее место?
— Идём.
Марк вернулся через пару минут.
— Странная корчма, — сказал он, прикрывая дверь в комнату.
— Чего-ж в ней странного? Самая обычная, — моряк уже облюбовал кровать у окна.
— Бабы полуодетые, как те, которых ты шлюхами обзывал. И, вместо того, чтобы кухарничать, всё норовят на коленки мужам сесть.
— Эти тоже шлюхи. Тут пол города шлюхи.
— А воины их, что снаружи стоят, почему настороже?
— Война у них.
— С кем?
— С соседними районами.
— И давно?
— У них всегда война.
— Быстро схватываешь, морячок, — в дверь скользнул парнишка с сальными волосами.
Следом за ним вошёл согбенный, однако, не совсем ещё старый, человек:
— Кого полоснули?
Сальный указал на Трома, и горец уселся в кровати.
— Я Нурик, — согбенный сел рядом и принялся разматывать окровавленные тряпки, а глаза его забегали, изучая Трома, — Вы не отсюда.
— Да ты наблюдательный. Как догадался?
— Что с вами приключилось?
— Пришли работать и торговать, — горец поморщился, когда повязка отлепилась от раны, — Заработали пару монет, и нас хотели ограбить, но вместо поживы получили смерть. Один, вот, порезал меня.
— Пришли, говоришь? Так вы охотники, из лесу? Постой, постой… Вы ж Серпа укокошили. Не, вы не охотники.
— Наш корабль затонул, — вмешался Олаф, — Ищем, к кому бы приткнуться. Ваш Йон, что скажешь про него?
— Справный пацан. Тока везде, где какой кипиш, он первый. То ли Медный его туда запрягает, то ли сам он лезет, — Нурик промыл рану, нанёс резко пахнущую мазь и уже почти замотал новым бинтом, — Впрочем, меньше знаешь — крепче спишь.
— Медный? — Олаф подался вперёд, — Атаман ваш?
— Ага.
— Расскажи про него.
— Я и так разболтался, — коновал затянул узел на бинте, — У кого язык без костей, те рискуют отправиться на корм рыбам.
— В натуре. Выглядит хоть как?
— Свирепый, злой, три медных зуба у него сверху, нижняя губа посечена.
— И на том спасибо.
— Угу. Йону привет.
Лекарь вышел, Тром улёгся, а Жила всё глядел на серп, который Марк поставил в оголовье кровати.
— Ты прибил Серпа, да? Он зарезал пару наших, многие тебе спасибо скажут.
— Вот как? Пока не буду выбрасывать эту хреновину, раз такое дело.
— Ты хотел снять серп?
— Паршивое оружие. Слишком короткий для меча и слишком длинный для ножа. Ещё и скруглённый, доспех не проколоть. Разве что режет хорошо, если полоснуть.
— Доспех? — Жила пялился на Марка, как баран на новые ворота.
— Вижу, у вас тут их не носят. Зря это.
— Мы ж не солдатня и не графья.
— Странный у вас город, — задумчиво продолжал Марк, — Дерутся как попало, без строя. Ни доспехов, ни щитов. Даже гамбезонов, и тех нет. К предкам торопитесь?
— Мы завсегда так. Мож, бабу вам какую привести? Шлюху там…
Все молчали. Трому точно было не до этого, и он расслабился, когда Олаф ответил за всех:
— Не сегодня. Твой старший, Йон, просил нас выспаться. Завтра что-то намечается?
— У него последние месяцы через день что-нибудь намечается. То Медный продыху не даёт, то сам в базары гнилые влезает. Фартило ему, пока с неделю назад пятёрку его не зарезали.
Из этих странных слов Тром уловил только, что Йон потерял пятерых, и что сидеть без дела им не придётся. Жила с остальными стали болтать о разном, Тром пытался слушать, но слова ускользали, веки тяжелели, и он быстро очутился по ту сторону сна. Ему снилось, что их корабль цел, и они плывут дальше, а у Свена получается всё лучше с мечом. Снилось, как Свен машет ему из своего гнезда на мачте, а море сверкает под ярким утренним солнцем. Как Свен обнимает его после бури, радуясь, что Тром живой. Горец отлепил от себя мальчишку и посмотрел ему в глаза. Свен улыбался, но вдруг из его глазницы выполз краб, кожа стала бледной и рваной, морские твари так и кишели в нём. Тром отшатнулся, горечь утраты опять резанула по нему, и в этот миг волна накрыла их обоих и погрузила во тьму. Он чувствовал, что воздух кончается, а вокруг лишь тёмная вода и неясно, куда плыть. Лёгкие почти лопнули, он сдался, вдохнул солёную воду и проснулся на грязной кровати в корчме.
Марк храпел, за стеной прерывисто дышали, внизу кто-то распевал грубым голосом. Горец подумал, что надо бы найти Свена и похоронить его ещё раз, но понял, что это был лишь сон.
Почему-то Тром посмотрел в окно, но не увидел там ничего угрожающего, проверил, заперта ли дверь, уложил оружие поудобнее, и только тогда заснул снова.
Утром его разбудил жуткий голод. Горец засобирался, следом проснулся Марк и сел на кровати. Олаф услышал возню, приоткрыл один глаз. Только Жила всё так же дрых. Тром приблизился к нему, рядом кряжистой глыбой навис Марк.
— Эй, парень, просыпайся, — горец слегка толкнул Жилу.
Мальчишка застонал в ответ и пробормотал сквозь сон:
— Отстань, вонючка, иди рыбу чисть.
— Какой я тебе вонючка?! — Тром пихнул посильнее.
Парень дёрнулся, проснулся и ошалело уставился на них. Воины расхохотались, и это живо напомнило Трому старые добрые времена, когда они с Марком были просто друзьями.
— Нам бы пожрать чего-нибудь, — добродушно пробасил громила.
— Сейчас, — парень стал поспешно одеваться, потом вскочил и махнул им рукой, выходя из комнаты. Они поспешили следом, спустились на первый этаж, но в зале было пусто, лишь один пьянчуга спал за столом, да головорез возле двери поигрывал ножом, пытаясь разогнать скуку. Тогда Жила повёл их по коридору за барной стойкой и принялся барабанить в толстую деревянную дверь:
— Эй, Хмель! Открывай, ротозей. Люди Йона хотят жрать!
Отворилась соседняя дверь, из-за которой высунулась согбенная женщина в лохмотьях. Одно плечо у неё было выше другого, а волосы, хоть и не такие сальные, как у Жилы, чёрными колтунами лежали на плечах.
— Он лёг с час назад, не добудитесь. Могу сделать вам яичницу.
— Пошевелись, Эльза, — Жила сдул сальную чёлку со лба, — Не то эти два снежных человека сожрут тебя.
Когда она поставила им на стол три тарелки, Олаф уже спустился и, ничуть не смущаясь, выхватил тарелку у Жилы из-под носа.
— Эльза, сделай ещё одну, — злобно пробормотал Жила, — А ты, морячок, почаще оглядывайся.
— Дурак ты, малой. Далась тебе эта тарелка, угрозами бросаться из-за неё? Мы с дороги, устали.
Эльза поставила перед ними четыре кружки пива.
Тром тут же хлебнул:
— Слишком крепко. Разбавь.
Марк тоже попробовал и кивнул:
— Да, нужно разбавить.
Эльза удивлённо смотрела на них, будто загораживаясь своим неестественно задранным плечом:
— Может, вам ещё молока принести?
— Можно и молока, — одобрительно кивнул Марк.
Эльза взяла их кружки и убежала, а Тром только сейчас заметил, что парнишка удивлён не меньше.
— Молока? — насмешка так и пробивалась сквозь удивление.
— Вам, низинникам, видать, невдомёк, что, коли с утра пивом напиваться, дышать будешь плохо, и голова в бою закружится.
— Ну и что? — ответил Жила, сделав очередной глоток.
Марк выдохнул, разочарованный, что приходится объяснять такие простые вещи:
— Пропустишь то, чего пропускать не должен.
— Вас поднимут насмех, как только узнают.
— Я сам посмеюсь над этими пьяницами, — вмешался Тром, — Когда буду охаживать их дубиной за глумление над вождём. Напиваться с утра, это-ж надо такое удумать!
Олаф сделал глоток и отставил кружку:
— Здесь для этого хорош любой день и час, ведь тебя могут в любой день прирезать, так хоть напиться напоследок.
Марк помотал головой, видно, собираясь возразить, но Жила опередил его:
— Нам нужно заглянуть к Йону. Пусть скажет, что с вами делать.
«Чего так рано?» — первое, что сказал Йон, когда открыл дверь. Заспанный и в одних трусах, он всё же не распахнул её сразу, а опасливо заглянул в щелку, при этом держа топорик в другой руке. Тром решил перенять эту привычку, ведь подлость низинников не знает границ и нужно быть готовым к любой из них.
— Дык эти уже проснулись, ну я и подумал, раз такое дело…
— Ладно, вот что, — перебил Йон, — Наведайтесь в наш притон возле дегтярни. Хозяин должен нам за неделю, нужно забрать плату. Не захочет отдавать, лупите его, но чтоб притон остался цел.
И вот они уже обходят дегтярню. Тром морщится от резкого запаха, пока в его нос не забивается запах ещё более неприятный — запах курильни. Жжёная дурь, перемешанная с запахом грязных тел и нечистот за углом. Внутри полутёмное затхлое помещение, насквозь продымлённое. Тела валяются тут и там. Марк рядом гулко закашлял — кажется, что эта лачуга сейчас развалится от его баса. Они проходят вглубь, перешагивая через людей. Один преграждает им путь, и Олаф толкает его прочь с дороги. Наконец, все четверо останавливаются около двери, и Жила стучится. Тишина. Жила стучится снова, потом ещё раз. Ответа нет.
Парень глянул на Марка:
— Придётся открывать силой.
— Обожди, молодой, — Олаф подходит к двери и щупает замок, — Йон сказал не портить тут ничего. Малой, надыбаешь мне штырёк, спицу, или гвоздь какой?
Жила набычился и гневно посмотрел на Олафа.
— Пожалуйста, — выдавил из себя моряк.
Жила всё-таки ушёл и через минуту вернулся с шилом в руке.
— Отлично, — Олаф забрал шило себе и стал ковыряться им в замке, одновременно помогая ножом. Замок щёлкнул, и моряк открыл дверь.
Внутри почти не было дыма, а окно напротив двери хорошо освещало комнату. Тром прикрыл дверь, чтобы не задымить опять. Но кровати справа от окна валялась парочка. Жила пытался растормошить их, но ничего не выходило. Тогда Олаф схватил кувшин с подоконника и одним махом вылил на спящих. Внутри оказалась какая-то брага. Хозяин лавки, трясясь, сел на кровати, а женщина прижалась к стене, натянув на себя одеяло. Хозяин силился что-то сказать, но дрожь во всём теле заставляла его зубы стучать.
— Деньги давай, ты за неделю должен, — Жила влепил ему пощёчину, — На кой хер ты опять обожрался клёцок?
— Клёцки? — удивился Тром.
— Это дурь такая, — Олаф задумчиво глядел то на бабу, то на мужика, — Бес-траву курят, а эти шарики под язык кладут, пока не растворятся, а потом уже улетаешь.
В горной стране бес-трава была под запретом, а маковый отвар разрешалось варить только бабам боли. И, глядя на этот притон, Тром понимал, почему.
Тем временем, Жила насел на дрожащего, раздавая пощёчины с обеих рук, а тот только сильнее дрожал.
— Стой, погодь, — Олаф схватил парня за руку и вперился взглядом в хозяина притона, — Монеты давай, не то отдам тебя ему, — кивнул моряк на вождя, — Или девку твою.
— Тупица, я говорила, шли нахер этого барыгу! Теперь нам обоим пиздец, и всё из-за него! — визжала баба.
— Постой-ка, — прищурился Олаф, — Какого барыгу?
— Сегодня утром приходил барыга с района кож, — баба слезла с кровати, не выпуская из рук одеяла, но оно сползло сзади, открывая голую спину и задницу, — Вот здесь были ваши монеты, — она выволокла из-под кровати сундучок, — Правда, этот мудак утром отдал всё барыге, и теперь там сущие гроши.
Она достала из-под подушки ключ и отперла сундук.
Жила пересчитал то, что было внутри, и скривился:
— Тут нет и четверти… Ладно, вернёмся к Йону, расскажем всё, пусть сам решает.
— Погодь, молодой, не торопись, — Олаф потёр пальцами подбородок и посмотрел на бабу, — Давно он ушёл?
— Этот мудила закинулся, и мы разок перепихнулись.
— Где остальная дурь?
Она выволокла бумажный свёрток из-под подушки.
— Собирайся, пойдёшь с нами.
— В какой ёбаный пиздец вы хотите меня втянуть?
— Просто покажешь нам этого барыгу.
Девка испуганно смотрела, но не шевелилась.
— Не то отдам тебя ему, — в очередной раз указал на Марка Олаф, — Он елдой своей пополам тебя разорвёт.
Марк сделал движение бёдрами вперёд, будто круглый дурак в предвкушении сладенького. Юродьивая улыбка дополняла глупый вид. Девка резко засобиралась.
Они шли грязными узкими переулками. Ребята в кожаных куртках шептались, завидев их, и показывали то на горцев, то на Жилу, но пока никто не преграждал им путь.
— Во что мы ввязались, дядя? — злобно и тихо спросил паренёк у моряка, — У нас с кожаными всё ровно, не порть малину.
— Не ссы, малой.
Им повезло — барыга как раз ссал за углом двухэтажного дома.
Девка украдкой указывала на него, словно боялась, что это заметит ещё кто-то. Олаф сделал ей знак рукой, что-то шепнул, и она тут же скрылась. Они обступили барыгу вчетвером.
— Не дёргайся, дружище, — приветствовал его моряк.
— Это ты убил Серпа, — сказал барыга, глядя на Марка, — От меня что нужно? Я в драку не лезу.
— Мы не драться, — Олаф достал свёрток с дурью, — Ты только что продал это хозяину курильни на земле медных.
— И что с того? Чё надо? Ща ребят кликну, живыми не съебётесь. Он сам меня позвал.
— Да так-то ничего, только расплатился он деньгами Медного.
— Ну и спрашивай с него.
— Да уже. Только вот, понимаешь, он говорит, ты его подсадил на эти клёцки. Ща я Йону расскажу, а он Медному. И Медный будет знать, кто его дойную корову превратил в конченного торчка.
— Ко мне чего пришёл?
— Есть предложение, — Олаф тряхнул свёртком, — Он тока разок с этой кучи закинулся. Забирай её обратно, а нам монеты верни. Я решу с Медным.
Барыга молча рыскал по ним взглядом.
— Решайся. Завтра я тебе такое не предложу.
— За тот раз, что он успел, я себе деньги оставлю.
— Хорошо, думаю, Медный не будет против…
Барыга вынул из-за пазухи кошель, отсчитал несколько монет и высыпал остальное Олафу. Они развернулись, чтобы уйти.
— Стой, — окликнул барыга, — Тут за тот раз и ещё крейцер сверху. Пусть Медный вообще про меня не знает.
— Лады. Ты ещё скажешь мне спасибо, — Олаф высыпал эти монеты в нагрудный карман к тем, что уже были там.
Из-за угла на них пялился боец в кожанке.
— Всё по чесноку, — примирительно поднял руки моряк, — Мы ему товар, он нам деньги. На вашей земле никого не грабим.
Под пристальными взглядами они убрались из переулка и быстро ушли в сторону своего района.
…
— Зачем вы попёрлись на чужую территорию? — Йон давно проснулся и сейчас нервно расхаживал по своей комнате. Жила стоял рядом и улыбался, видно, предвкушая, как будут разносить Олафа. Но Тром видел, что моряка это не пугает.
— Мы нашли барыгу, который подсадил твоего толкача на дурь, — Олаф вытащил деньги из кармана, — И расплачивался толкач твоими монетами.
— Что вы сделали с барыгой?
— Вернули ему дурь. Всё ровно, претензий нет.
— С кожаными не поцапались?
— Даже в мыслях не было. И они желанием не горели, можешь мне поверить.
— А мой толкач?
— Живой. Пока. Давай дадим ему ещё неделю. Если вконец сторчался, поменяешь, не то он загубит курильню.
— Дело говоришь. Я смотрю, ты умеешь решать проблемы, — Йон отсыпал часть монет и передал обратно моряку.
— Спасибо. Я знал, что ты оценишь, — Олаф протянул часть горцам, а часть убрал за пазуху, — Походу, кошелёк пора заводить.
— Вы что скажете? — Йон глянул на Трома.
Горец указал на стол, где лежало оружие Йона:
— Где бы нам разжиться таким топориком?
…
Тром вертел в руках ладный топорик. Он сам добавил бы чекан на обратной стороне и шип сверху, но и без них топор был не плох: древко нужной длины, лезвие закреплено как следует, не тяжёлый — гораздо лучше того оружия, что было у Трома. Ещё ему удалось разжиться отличным луком. Он в очередной раз подивился, что воины в этом городе не носят луки. Наверное, поэтому в лавке оружейника этот добротный лук валялся в дальнем углу. Зато на прилавке разложили тесаки, ножи, кинжалы, мечи и топоры. Ни копьями, ни щитами местные себя тоже не обременяли. Тем проще Марку было сторговаться за круглый щит, который громила терпеливо подгонял под свою руку вот уже второй час.
— И чё, терь всё время буш с ним таскаться? — усмехнылся один из головорезов Йона.
— Поверь, однажды он мне пригодится, — вождь надел щит на руку и повертел предплечьем, проверяя, как сидит, — Ну-ка, Тром, тресни пару раз для проверки.
Горец подхватил дубину и несколько раз перетянул по щиту.
— Сзади подойдут, и всё, жопу им не прикроешь, — не отставал бандит, сидящий за соседним столом.
Всего их собралось двенадцать человек. Посетители кабака сторонились их компании — видно было, что люди собрались на дело.
— Хватит задницы просиживать, — крикнул Йон, — Пошли.
Люди с ножами, тесаками и короткими мечами нестройной цепочкой выходили из кабака. На улице все сбились в кучу, и Йон повёл их в сторону моря. Тром слышал, как Олаф спросил его:
— Так чё за кипиш намечается?
— Красные у нас кабак отжали. Типа, хозяин преставился, а его брат родной из ихних, и кабак его теперь. Тока хер им, он на нашей территории.
— Много человечков напротив будет?
— Что ни есть, все наши.
— Говорят, два десятка тама, — вмешался один из бойцов.
— Большой перевес, Йон, — покачал головой моряк.
— Ты чё, зассал, пришлый? За вами вроде такого не водится. Как заходим — мочим сразу всех, у нас внезапность. Да смотри, заднюю не дай!
— Потери будут, если в лоб, — заключил шедший рядом Марк.
— Вам больше добычи.
— Дай осмотрюсь сначала, Йон, — не отставал Олаф, — Один туда загляну, потом решим, что да как. Зуб даю, не пожалеешь.
Йон хмуро глянул на него:
— Тока учти, дружки твои у меня, если чё.
— Зря ты крысу во мне увидел.
— Вот и поглядим, — он поднял вверх руку, — Стоп. Ща этот осмотрится, мы тут пока. Налево и сразу направо, там русалка деревянная на входе, и быстро давай.
Олаф ушёл, а Тром смотрел на парней Йона: сколько из них переживут эту стычку, не имея ни щитов, ни доспеха? Они все были молодые, но корчили из себя опытных, повидавших много чего. Может, оно так и было, только Трома смущало, что они, похоже, так ничему и не научились. Это была идея Марка — спросить Йона про разведку. Почему он сделал это через Олафа, Тром не понимал, но перечить вождю не стал.
Моряк вернулся и подошёл к Йону, жестом подзывая и горцев.
— Ну что там?
— Я насчитал восемнадцать бойцов. Кто-то ещё может быть в комнатах. Те, что в зале, сидят и пьют. Празднуют что-то.
— Корчму на халяву они празднуют, — скрипнул зубами Йон.
— По всем столам расселись, лишних людей почти нет.
— Внутри как там всё? Двери, лестницы? — спросил Марк.
— В зале потолок высокий, можно на второй этаж подняться и глядеть на всех сверху, вроде балкона.
— Лестница одна туда? — всё выпытывал вождь.
— Одна.
— Нам с Тромом надо туда, Йон. Он будет сверху стрелять, я лестницу займу, а вы на входе встанете. Они на вас побегут, им деваться некуда, Тром их в спину застрелит.
— А если на тебя побегут?
— Разом все на лестнице не уместятся, по одному управлюсь, со щитом — так точно, не сомневайся.
— Как ты окажешься на втором этаже? Они тебя увидят в зале, сразу смекнут всё.
— В окно влезем, — ответил за громилу Олаф, — Там бочки есть, по ним заберёмся. Тока учтите, горцы, без шума надо.
— Не, бродяга, ты со мной пойдёшь.
— Всё не веришь?
— Ничего, вдвоём справимся, — отрезал Марк, — Я вам крикну, когда мы с Тромом будем на месте, тогда врывайтесь. Ладно, Йон? Не раньше.
Праздного народа вокруг кабака не оказалось — неужто, люди здесь научились чувствовать, где не стоит отсвечивать? Только два бугая из красных ошивались у входа, но были слишком глупы и небрежны, чтобы держаться там, где их видят товарищи из кабака. Поэтому их скрутили и прирезали ещё до того, как они успели закричать.
Тром так и не понял — то ли они пьяные, то ли не признали сразу парней Йона.
Марк показал на открытое окно сбоку, под которым громоздилось несколько бочек. Стараясь не шуметь, они принялись делать из бочек лестницу. В подворотне прилично пованивало, но Тром заставил себя не обращать на это внимание. Когда пирамида из бочек была готова, Марк жестами показал, что Трому лезть первым.
Тром взбирался медленно, стараясь не ухнуть с бочек, и, когда он заглянул в окно, то понял, почему оно открыто — в нос ударила отвратительная вонь свежей блевотины. Он обвёл взглядом комнату — кровать, на которой возились двое под одеялом, да стол со скамейкой, больше ничего примечательного во тьме он не разглядел. Тром пожалел, что обитатели не спят. Тем временем, возня под одеялом усилилась, и он понял, что настал лучший момент, перегнулся через подоконник и тихо положил лук и топор на пол. Стараясь не задеть о подоконник ножами, висящими на поясе, горец аккуратно перелез сам. Дал Марку знак, подхватил оружие и присел сбоку от окна.
Горец хотел дождаться своего вождя, чтобы убить трахающихся людей вдвоём, так меньше шума. Верзила уже показался в окне и, как Тром минутой раньше, сначала положил оружие на пол. Он как раз хватался руками за подоконник и уже ставил на него одну ногу, когда раздался треск. Похоже, бочка не выдержала и крышка проломилась. Марк едва не соскользнул, но удержался. А Тром одним прыжком оказался у кровати и рубанул по голове. Мужик как раз обернулся на шум, и топор угодил прямо в лоб. Полетела кровь и осколки черепа, он обмяк и придавил собой шлюху, заливая её кровью. Бешено вертя глазами, она открыла рот, чтобы закричать, но Тром левой ладонью прикрыл его, а правой стиснул бабе горло:
— Тихо.
Она пару раз дёрнулась и потянулась под кровать.
— Не советую.
Оба они уже перепачкались в крови, когда Марк, пыхтя, влез в комнату, подошёл и заглянул шлюхе в глаза:
— Хочешь жить?
Та кивнула, как могла.
— Тром тебя сейчас отпустит, а ты будешь вести себя тихо, хорошо? Нам незачем тебя убивать, если не мешаешь. Нам нужны красные.
Тром отпустил её, она тут же спихнула с себя труп и испуганно вопросила, брезгливо и судорожно стряхивая с себя кровавые ошмётки:
— Кто вы такие, мать вашу?
— Мы люди Йона.
— У него нет таких громил.
Она часто дышала и прыгала глазами с одного горца на другого:
— Это вы убили Серпа, да? Люди говорят, это были два великана в шкурах.
— Это мы, — кивнул Марк, — Не кричи, хорошо?
Она натянула на себя одеяло и покивала.
— Тром, бери лук и пойдём.
Они вышли в коридор и повернули направо, к свету, что шёл из зала. Прошли на балкон, и Марк встал возле лестницы. Тром же вышел на середину балкона и наложил стрелу.
— Йон, заходи! — заорал вождь так, что задрожали стены.
Самый расторопный красный вскочил со стула и тут же получил стрелу в живот. Пока Тром накладывал новую, двое уже бежали к Марку, а люди Йона с грохотом ворвались в кабак и сгрудились у входа, ощетинившись клинками. Тром видел, как громила встретил ударом топора того, кто первым взбежал к нему на лестницу. Бандит, спасаясь, отшатнулся назад, налетев на своего товарища, и они замешкались на ступенях. Тром натянул тетиву и выбрал цель — зацепившегося ногой за стул бандита. Стрела угодила ему в шею. Следующим был сурового вида боец с двумя ножами, который не лез на рожон, а выжидал момента, чтобы кинуться на парней Йона. Его соратники поняли, что угроза со спины не уступает угрозе со входа, а от бандитов, убежавших на лестницу, толку нет — Марк успешно держал позицию. Трое замешкались, не зная, что им делать — спасаться от стрел, или драться с бойцами у входа. Промедление обернулось для них смертью — парни Йона тоже не дремали. Красные поняли, что им обязательно нужно прорываться на балкон — в Трома полетели стулья и ножи, двое бандитов зацепились, пытаясь подтянуться наверх. Тром треснул пяткой по руке одного из них. Ещё двое убежали на лестницу, помогать справиться с Марком, но пока только бестолково толкались на ней.
Тром пригнулся от летящего ножа, столкнул почти взобравшегося на балкон бойца и увидел, как из коридора — того самого, из которого вышли они с вождём — выбежали двое красных.
— Марк, сзади! — крикнул Тром, и заметил краем глаза, что в него что-то летит. Он пригнулся, но это что-то ударилось о потолок и отлетело ему прямо в макушку.
«Железное», — подумал горец, балкон покачнулся влево, в глазах слегка потемнело, а волосы сверху начали мокнуть. Он бросил лук и, пошатываясь, вытащил секиру из-за пояса.
Тром вовремя предупредил Марка, но тому пришлось уступить позицию, иначе бы его зарезали со спины, и сейчас оба горца стояли на балконе против шести красных — двоих из коридора и четверых с лестницы. Двое бросились к Трому. Он махнул топором в сторону одного и еле успел отпрыгнуть от второго — туман в голове мешал быстро реагировать. Марка уже почти обошли, почти прижали к перилам балкона, когда Тром, наконец, пришёл в себя. Он два раза пугнул топором того бандита, что занимал его всё это время, а третьим ударом разрубил ему плечо. Бандит выпустил ножи, упал и схватился за рану. Тром вмазал опять, и тот второй, что заходил к Марку с правой руки, упал лицом вниз, поливаясь кровью из страшной раны промеж лопаток. Марк принял пару ударов на щит, отмахнулся топором, и они вновь восстановили строй — теперь уже вдвоём против четверых. На удачу, по лестнице взбежали ребята Йона, и красным пришлось сражаться на две стороны. С ними покончили за какой-то десяток вдохов. Почти всех перебили горцы — двоих лицом к лицу, ещё одного — в спину. Одного зарезал парень Йона, да и то после того, как Марк удачно толкнул его щитом.
Тром добил того, первого, который валялся на полу с разрубленным плечом, выдохнул и окинул корчму взглядом: люди Йона добивали стонущих красных. Из находящихся в зале не выжил никто, кроме кабатчика и его помощницы, что прятались за стойкой. Трупы валялись кругом — на полу, на столах и под столами, беспорядочно раскинув конечности и заливая всё кровью.
Люди Йона уже начали деловито обыскивать их. Монеты меняли карманы, оружие — владельцев, обувь тоже поснимали, гадая, что с ней лучше сделать — продать, или носить самим. Никто не трогал тех, из кого торчали стрелы и пятерых на балконе.
— У тебя кровь, — Марк протянул Трому кусок рукава, оторванный у одного из красных.
Тром посмотрел на ткань — вроде чистая — и приложил к макушке, чтобы остановить кровь.
— Вождь, давай осмотрим нашу добычу, пока это не сделал кто-то другой.
Поединщик присел над одним из трупов, заглянул в карманы, забрал себе оружие и уже хотел было приступать к следующему, но рядом присел Олаф.
— Говорил же тебе, лучше ищи… В сапогах, в трусах, в поясе. Запомни: то, что глубже всего запрятано, всегда ценнее.
И действительно, ловкие пальцы моряка отыскали тайник в каблуке, где уместилось аж три золотых. Тром подозревал, что те вещи, которые нашёл он сам, не стоили и половины этих денег. Следующий тайник горец смог найти без помощи Олафа — он прощупал ремешок и обнаружил пару монет внутри. Потом они с Марком спустились вниз. Два легко раненых бойца Йона с остальными шарили по трупам, а в стороне сидел ещё один раненый, держась за ногу и живот. Сам Йон навис над помощницей кабатчика, которая о чём-то слёзно его умоляла.
Марк присел у раненого, бегло осмотрел порезы и подошёл к Йону:
— Почему никому нет дела? — указал он на умирающего.
— Сначала разберёмся с трофеями, иначе всё растащат без нас.
— Из него сейчас вся кровь вытечет.
Тром не стал дожидаться приказа вождя и сам нарвал тряпок для бойца, благо, собственную повязку удалось кое-как закрепить на голове. Когда он склонился над уже сильно бледным человеком, тот прошептал:
— Добычей всё равно не поделюсь.
Тром увидел, что у него за пазухой лежит явно чужой кошель и пара ножей в ножнах.
— Не боишься, что кто-то заберёт её с твоего хладного трупа? — горец стал стягивать рану на ноге.
— Смерть всегда под нами ходит.
За спиной Тром услышал голос Йона:
— Раз тебе это так важно, горец, можешь оттащить его к коновалу прямо сейчас.
— Клянусь мечом, я так и сделаю, — ответил Марк, — Он бился с нами.
Вождь подошёл к ним, вместе они закончили перевязывать живот, потом он взвалил раненого себе на плечо и позвал:
— Олаф!
Моряк проворной бесшумной тенью очутился рядом:
— Чего вам, горцы?
— Присмотри за нашим добром, пожалуйста. Мы идём к лекарю.
— Что смогу, сделаю. Вы двое славно поработали сегодня, у наших и ран серьёзных нет, кроме этого, — кивнул он на плечо Марка.
— Встречаемся в нашей комнате, — бросил громила напоследок и вышел из кабака.
Тром шёл за ним, стараясь не растерять добытое добро, а это было не так-то просто с луком в одной руке. Раненый следил за дорогой, слабеющим голосом указывая, где какой поворот. Наконец, они дошли до огороженного деревянным забором дома, и Тром принялся стучать в калитку. Он уже готов был выломать её, но им всё же открыл давешний лекарь.
— Опять ты? Всё тебе неймётся?
— Со мной потом, Нурик. Сейчас его лечить надо, да поскорее.
Лекарь глянул на истекающего кровью:
— Это да, времени у него почти не осталось. Йона пацан?
— Ага.
— За мной идите.
Он провёл их в комнату. Внутри пахло кровью. На большом столе сидела баба с новорожденным на руках.
— Давай, слезай отсюда, — распорядился Нурик.
— Кудай-то я пойду?
— Нечё тут кудахтать. Тебе помог, дай другим места. Ну, пшла вон, ишь, раскудахталась…
— Омой меня хоть.
— Некогда, сама отмойся где-нибудь.
Баба засобиралась быстрее, когда над ней навис Тром. Марк уложил парня на освободившийся стол.
— Сэра! — крикнул лекарь.
— Что, Нурик? — донеслось из глубины дома.
— Ещё воды и дрокову мазь, и побыстрее.
Он возился долго, а Марк помогал ему. Поединщик всё это время сидел на табуретке у окна и понемногу дурел от раны на голове. Нурик закончил с бойцом и показал Марку, куда его отнести. Потом он вернулся и сразу снял повязку с Трома.
— Вчера тебе порезали руку, сегодня пробили голову. Хорошо ещё, что попали тупым концом. Что это было? Топор? Навершие ножа?
— Не помню.
— Держись подальше от всяких стычек хотя бы дня три.
— На моём счету сегодня пятеро, между прочим.
— Можно убить множество людей, но умереть дано лишь однажды, подумай над этим.
Врач промыл рану и принялся выбривать череп вокруг. Тром сжал зубы и терпел, пока его брили, а потом накладывали швы.
— Пиво, ром, бренди пока не пей. Лучше сладкую воду, так быстрее пройдёт.
— Знаю.
— Откуда?
— У нас в горах тоже есть лекари, правда, зовут их немного иначе. Пить вообще вредно, когда получил по башке. А много пить вредно всегда.
— Не думал, что когда-нибудь услышу такие слова в этом городе. Загляни через пару дней. Нужно решить, что делать с парнем, да и твою рану посмотрю.
— Здесь все берут деньги за работу, нужно заплатить тебе.
— Бойцов Медного я лечу бесплатно.
— Мы не его бойцы.
— Вы бойцы Йона, а, значит, и его тоже. Кто вам этот парнишка?
— Дрался вместе с нами.
— Вот как? Что-ж его друзья? От трофеев не оттащишь?
— Да.
— Обычное дело, как ни прискорбно об этом говорить… Вы, значит, из другого теста… Заходите ещё. Чувствую, не в последний раз нам беседу вести.
На выходе они увидели ещё двоих бойцов Йона, которые сами доковыляли до лекаря.
— Эй, где логово Йона? У нас там комната, но я забыл, как идти, — окликнул Марк одного.
— Туда и прямо, — указал бандит, — Добрая драка сегодня была. Говорят, с балконом ваша идея. Нам повезло, что Йон вас взял. Мы уж думали, половине наших неба не видать, как в кабак зайдём.
— О, вам ещё многому предстоит научиться. Как-нибудь я объясню тебе.
— Давай. Вечером будем праздновать, подходите.
Олаф ждал их в комнате, обложенный трофеями и с двумя кошельками в руках:
— Вот ваши монеты, — он протянул деньги горцам, — Ножи, пояса и прочая ерунда тоже ваши. Трому, вон, уже вешать их некуда.
— Продадим, — сказал Марк, — Нужно счесть наши деньги.
— Не спеши. Йон ждёт доли с того, что вы унесли. И ждёт он её у Медного в доме, так что бросайте весь свой хлам тут и пойдём за мной.
— Ты знаешь дорогу?
— Спроси любого встречного, не ошибёшься.
Дом Медного стоял на другом конце той же улицы, где был их кабак. Один из немногих каменных в городе, обнесённый полуразрушенной каменной стеной, с толпами бандитов вокруг. Парочку из них горец узнал — участники недавней битвы.
Люди стояли, разбившись на мелкие кучки — играли, боролись, бранились и смотрели, что происходит вокруг.
— Горцы, да? — поинтересовался крепкого вида детина у входа в дом, — Працаны за вас говорят, дерётесь будь здоров. Железо сдайте и входите, Медный с Йоном у камина.
Они пошли на треск дров и попали в большую комнату, по стенам которой сидели и стояли восемь человек с длинными ножами. У камина, в большом кресле, сидел ничем не примечательный, но отчего-то страшный человек. Йон сидел напротив него на табуретке.
— Говоришь, ни одной потери? Вы двадцать человек на тот свет отправили, а вас никого? Не бреши, — Медный страшно оскалился своими медными зубами.
— Малыш Под у коновала, — ответил Йон, — Да и, понимаешь, атаман, хитрость там была.
— Какая хитрость?
— Горцев я на второй этаж заслал, мы и ударили сразу со входа и с балкона. Вот и они, кстати. Вон тот, здоровый, со щитом лестницу держал, а этот сверху из лука расстреливал. Потом, правда, всё немного не так пошло, но выстояли они.
— Вы два дня в городе, а я уже второй раз про вас слышу. Так бывает очень редко. Чего вы хотите?
— Вернуться в Горную страну, — ответил Марк.
— При чём тут я?
— Нам нужен корабль, а корабль стоит денег.
— И вы решили поработать на меня. Что-ж, не самое глупое решение, но где гарантии, что вы не переметнётесь к другому атаману?
— Это Йон нас взял, не другие. Мы будем сражаться с ним.
— Вот так просто? Ладно, нагляделся я на вас, хватит. Йон, найди мне крысу. Неделю назад из доков пошёл шлюп, на котором везли часть общака. Моего общака. Кто-то слил этот шлюп косынкам, и они забрали золото себе. Но один матрос спасся и всё мне рассказал, так что ищи.
— Где тот матрос, атаман?
— Я сказал ему быть в кабаке. Крысу мне чтоб выпотрошил и на заборе моём повесил, ясно?
— Как всегда. Что-ж тут не ясного? Ну, я пойду?
— Иди.
Йон побрёл к выходу, горцы следом. Молодой бандит прервал молчание только у кабака:
— Чё он меня из огня да в полымя суёт? У него, что, одна банда? И так недавно людей потерял…
— Толку гадать? — перебил его Олаф, — Крысу как искать будем?
— С чего ты взял, что я доверю это тебе?
— Всё случилось неделю назад, значит, это не мы. Да и есть у меня одна мысль…
…
Крысоловка сработала не сразу. В первый раз тем троим, кто мог знать о шлюпе и общаке, Три Навоза поведал разное враньё — одному про дорогую дурь, что человек Медного потащит через три района, другому — про золотишко у корчмаря, третьему — о большом грузе бренди на таком же шлюпе. Но на наживку никто не клюнул, и Медный едва не распотрошил Йона вместо крысы.
Олаф всё же уговорил Йона попытать счастья ещё раз, но своих парней Йон на дело не отрядил, и сейчас Жила одиноко жался в подворотне со свёртком, якобы полным дорогих камешков, а горцы с хитрым моряком прятались рядом. Но долго прятаться им не пришлось.
— Семеро, — с досадой прошептал Марк, когда увидел четверых с одного края переулка и троих с другого, — Клянусь мечом, если сражаться на две стороны, это слишком.
— Хватаем Жилу и дёру, — ответил Олаф, — Прорвёмся через троих.
Он выбежал из-за кучи мусора, потянул Жилу за плечо и побежал в сторону троих. Сзади, обгоняя его, выбежали двое горцев со щитами, и с криками протаранили нападавших. Не останавливаясь, все четверо побежали без оглядки. Им не нужно было вылавливать нападавших, теперь они знали, что крыса — Белый Ганс. Этот человек отвечал за погрузку того шлюпа с общаком, и только он знал про Жилу.
Они остановились перевести дух на своей улице, и только тут Тром заметил новый порез на правой руке:
— Проклятье, всё-таки успели полоснуть!
— Идём к лекарю, — Марк, наконец, повесил топор на пояс.
— Нужно брать Ганса, и чем быстрее, тем лучше, — Олаф рассовывал ножи на место.
— Ганс ведь вроде Йона, да? У него тоже свой отряд. Как вы их называете? Персты, да? — Тром сжал рану, но с руки всё равно потихоньку капало.
— Ага, он один из перстов, — ответил Жила, нервно оглядываясь. Он всё ещё не отошёл от погони.
— Значит, вчетвером нам его не взять. Его люди порежут нас на сало, вот и весь сказ, — Марк задумчиво мял подбородок, — Вот что, Олаф, иди к Йону и расскажи ему обо всём, а мы пока полечимся.
…
— Горец! Ты опять решил проверить, сколько в тебе крови? — приветствовал их Нурик, — Не прошло и трёх дней. Гляди, скоро совсем ничего не останется. Он работал споро, а Трома разобрала злость — три драки, и во всех трёх ранили именно его. Да, по отдельности раны были почти что ерундовые, кроме той, первой, на левой руке, но все вместе изводили как следует.
В дверях лекарской комнаты показался давешний раненый, которого нёс Марк:
— Опять вы? Снова кипиш какой-то?
Он опирался о косяк и глядел на них мутными глазами, а кожа его была белая, как молоко.
— Ты бы прилёг, — ответил Тром.
— Тебе тоже не помешает, — усмехнулся бандит.
— Знаю, но пока рано.
— Так чё за кипиш?
— Тебе что за дело? — обрубил Марк.
— Дак, это, вы ж мне помогли, вот и думаю, как должок вернуть.
— Ты ничего нам не должен, дурень! Если твои товарищи оставляют тебя истекать кровью после боя, лишь для того, чтобы быстрее набить карманы никчёмными медяками, мы с Марком можем только посмеяться над этими глупцами! — грубо ответил ему Тром.
— Не боишься, что парни прознают, как ты их назвал?
— Может, то и хорошо будет — наука им.
— Хочешь помочь? — спросил Марк, — Про Белого Ганса знаешь что-нибудь?
— Пацан как пацан. Шлюха у него видная, никому не даёт её. В остальном правильный, не зря ж атаман перстом его сделал. Так вы с ним поцапались?
— Шлюха, говоришь? — задумался Марк.
— Я, эта, Йона попросить хотел, чтоб к вам меня определил…
— Долечись, — отмахнулся громила.
— Если чё, я добром готов поделиться, понимаю ж всё…
— Вождь сказал, долечись, там видно будет, — оборвал его Тром, чтобы тот не мешал думать вождю.
— Вот что, Нурик, — очнулся от раздумий верзила, — Дай Жиле бинтов побольше. Видно, нам пригодятся ещё, а мы пока к Йону сходим.
— Кто бинты вязать будет?
— Да хоть я, хоть Тром, у нас рука набита, ты уж поверь.
…
— Белый Ганс сейчас в силе. Медный пошлёт вас нахер с вашими затеями, а Ганс скажет, что не при делах, — Йон всё больше злился и всё быстрее мерял шагами комнату.
— Ты перст, и он перст. Твоё слово против его, — настаивал Олаф.
— Кроме слова ничего у нас и нет.
— Может, ещё как достать его можно? Что кто о нём знает?
— Я парнишку, что мы пару дней тому к Нурику принесли, порасспросил, — гулко зазвучал голос Марка в комнате, — Говорят, шлюху свою очень бережёт.
— Упругую Берту? Ну да, что с того? Я тоже стараюсь сливать в одно ведро, — недоумевал Йон.
«Ведро, — отметил про себя Тром, — Они словно специально стараются ещё сильнее унизить тех, кто и так слабее. Дурные низинники».
— Шлюха, говоришь? — хитро ощерился Олаф, — Вот что, Йон, идите к Медному и просите позвать Ганса. Аргументы пока те, что есть. Дай мне Жилу, мы с ним бабу эту срисуем. Посмотрим, дёрнется она куда, когда Ганса Медный к себе позовёт?
— Знаешь чё? Я тебя вместо Белого Ганса распотрошу, скажу, крыса.
— Не горячись, Йон, чуйка у меня. Бля буду, непростая она.
— А если простая?
— Тогда разберётесь с Гансом раз на раз по пацански. Чего ты, Белого Ганса испугался?
— На понт меня не бери, понял? — Йон остановился и ткнул Олафа кулаком в грудь, — Белый Ганс ублюдок тот ещё, но, если случится, выйду и с ним.
— Мы всё поняли, — прервал перепалку их Марк, — Сколько ещё дней тебе дал Медный?
— Завтра срок.
— Тогда рассусоливать нечего, нужно делать, как говорит Олаф, раз никто больше ничего не придумал.
Йон ничего не ответил, только взял со стола нож с топором, подпоясался и вышел из комнаты.
…
Белый Ганс стоял прямо и глядел в глаза Медному так, словно ему нечего скрывать.
— Значит, говоришь, ты не крыса? — осклабился атаман, — Кто тогда?
— Йона спроси, мож, он и есть.
Тром заметил мелькнувшую неуверенность в осанке бандита, но Йон всё же взял себя в руки:
— Ты поручил мне отыскать, кто стучит на сторону, я это сделал. Дальше решай сам, атаман.
— Считаешь, твоей истории достаточно? Вдруг ты его оговорил?
В зал вошёл Олаф. Он держал за волосы красивую стройную женщину. Она не вырывалась. Казалось, воля её была напрочь сломлена, а острый нож у горла не давал ей пошевелиться.
— Что за балаган? — вскричал Медный, отчего его рот раскрылся шире, и три блестящих зуба показались громадными.
— Это шлюха Ганса, — громко ответил моряк, — Она всё расскажет.
— Ты чё, пытал её? — набычился Ганс, — Можешь заказывать себе деревянный ящик.
— Не ерепенься, крыса, — оскалился Олаф, — Я расклады знаю. Шлюха не перст атамана, её пытать может и простой боец, так что завали свою пещеру камнями и подожди, пока твоя подружка всё нам поведает. Ну, — он потянул волосы девки книзу, — Спой, птичка.
— Это я стучала косынкам, — отчаянным, паническим голосом пролепетала шлюха.
— Молчи, Берта, — сказал Ганс.
— Ты помолчи, — вкрадчиво сказал Медный, — Пацан дело говорит, шлюху пытать не западло. Мы слушаем.
— Я всё сказала.
— Не всё. На кой чёрт тебе сливать нас косынкам?
— Денег хотела.
— У Ганса мало денег? — Олаф чуть поддавил на нож.
— Я хотела больше.
— Зачем? — ещё внимательнее уставился на неё Медный.
— Наряды, марафет, цацки. Хотела больше. Больше, чем у любой другой. Чтоб каждый день новые.
— Как Ганса уговорила?
— Да его пальцем помани…
— Ясно, — Медный посмотрел на Олафа, — Ты слишком быстро разговорил её. Откуда ты?
— Серое братство. Может, слышал когда?
— Приходилось. Обещал ей что-нибудь? А то я хочу распотрошить её вместе с Гансом.
— Только лёгкую смерть.
— Ха-ха-ха, да ты шаришь! Мне нравится этот пацан.
Трома уже порядком утомил этот разговор, а раны болели всё больше:
— Атаман, нам бы бронёй разжиться. Кольчуги, шлемы, нагрудники. Ты тут главный, может кто по твоему слову такое достать?
Медный глянул на покачивающегося Трома:
— Тебе, я смотрю, они нужны больше всего.
— Ты чертовски прав. Так поможешь?
— Год назад мы повздорили с одним капитаном. Пришлось отобрать у него груз. Там была целая комната со всякой военной ерундой, но пацаны как напялили всё это, так и сняли — висит мешком, ходить невозможно. Наверное, на гигантов типа вас ковали. Спроси Угрюмыча, он с ребятками на складе моём вечно.
— Добро.
— А теперь казни их, Йон.
…
Белого Ганса и его шлюху повесили на ограде возле дома Медного. Пока их привязывали, вокруг столпился народ. «Смерть крысе», «Покажи нам крысиные потроха», «Режь давай уже» — то и дело раздавались выкрики толпы.
Трому и самому надоело ждать, от ран мутило, хотелось лечь, но он держался, чувствуя, что нельзя показывать слабость перед этими новыми людьми. Как нарочно, Йон не спешил. Он всё ходил вокруг да около, проверяя узлы и колышки, на которых висели жертвы, но пустить в ход нож никак не решался. Тром вдруг понял: бандиту неприятно. Настолько неприятно, что он не может заставить себя это сделать даже при всей этой толпе.
— Йон! — громко обратился горец к молодому бандиту, — Как считаешь, справедливо, если мы прикончим этих предателей? Как видишь, мне досталось больше всех…
— Я не против, — Йон посмотрел на него, а Тром увидел мелькнувшее во взгляде облегчение.
— Распотрошить, да? — он, покачиваясь от головокружения, но ни секунды не медля, приблизился к Гансу и, словно потрошил рыбу, воткнул нож ему в печень и резко дёрнул снизу вверх, наискосок, потом сразу отпрянул, чтобы не замараться кровью и всяким дерьмом ещё сильнее. Крик Ганса быстро превратился в стон.
Горец шагнул к бабе.
Та вперила взгляд в Олафа:
— Ты обещал.
Но Тром не привык тянуть — он всадил нож ей в печень и повторил движение.
Тогда Олаф отстранил его и с размаху всадил ей длинный нож под рёбра:
— Я своё слово держу, — ответил моряк, глядя в затухающие глаза шлюхи.
Тром обтёр нож о плечо стонущего Ганса и зашагал прочь, безуспешно борясь с головокружением.
…
— Тащи нормальное пиво! — верещал бандит на Эльзу, — Не то вылью это пойло тебе на голову! И рома тоже давай!
— Крепкое только за деньги, — ответила она, испуганно прижимаясь к стене коридора, — У Хмеля спроси.
— Хмеля тут нет и, если ты не притащишь мне рома…
Марк дал ему оплеуху, и бандит не удержался на ногах, расплескав пиво и ударившись носом при падении. Громила поднял его за волосы и припечатал к стене:
— Эта баба готовит нам. Если она не приготовит мне вовремя, я сожру твою печень.
Бандит даже не шевельнулся, а Кривая Эльза Ещё сильнее выставила плечо вперёд. Тром видел всё это в красноватых оттенках, и спасительная лестница уже маячила перед глазами. Не обращая внимания на разыгравшееся перед ним представление, он шагнул к ступенькам, но потолок вдруг крутанулся, и стена ударила его в щёку.
— Проклятье, Тром! — Марк отбросил бандита и подхватил оседающего поединщика, — Эльза, дай сладкого чаю, мы будем у себя.
Тром очнулся на своей кровати и уже допивал вторую чашку, когда в дверь постучали.
— Кто? — крикнул Олаф.
— Эльза.
Марк открыл дверь, и в комнату вошла кухарка, ведя следом двух молодых девок.
— Йон сказал, привести вам троих, но я нашла только двоих чистых.
— Трому точно сейчас ни к чему, так что двух достаточно, — ответил громила, — Передай Йону спасибо.
— Мне тож пока без надобности, — глядя в потолок, отказался Олаф.
— Чего так?
— Да есть тут одна… В общем, не надо пока. Но Йону моё почтение.
— Ну а ты, вождь? — уставилась на Марка Эльза.
— Мне бы комнату свободную…
— Поди-ж ты, такой здоровый, а стесняется. Двигай за мной, каморку свою дам.
— Сама-то как?
— Разберусь. Ты мне, я тебе.
Марк ушёл вслед за шлюхами. Тром порадовался, что хотя бы вождь сможет снять напряжение последних дней и поглядел на Олафа: моряк что-то тихонько насвистывал себе под нос и вообще чувствовал себя здесь, как рыба в воде.
— Серое братство? Что это?
Моряк обернулся на вопрос Трома:
— Такая же банда, как и все местные, только покрупнее будет, — Олаф поднялся с койки и присел возле кровати Трома, — Самая большая банда в Ислийском герцогстве.
— Почему примкнул к ним?
— Вечер откровений, да? Не то чтобы у меня был выбор. Помимо прочего, у нас есть попрошайки, что отдают долю в общак. Некоторые из них таскают с собой маленьких детей, чтобы разжалобить прохожих. Так же таскали и меня. Я не помню, кто мои родители.
— Что ты делал, когда вырос?
— Воровал, грабил, убивал… Здешним этого лучше не знать, но тебе скажу: многие из наших прочили меня в атаманы, но не сложилось — старый атаман лихо всё провернул, и мне пришлось бежать.
— На наш корабль?
— Да.
— Так вот откуда ты всё знаешь?
— Угу. Впитал вместо материнского молока. А теперь, горец, мне надо пройтись.
— Далеко?
— Помнишь тот притон, где мы забрали дурь, чтобы обменять на деньги? Нужно бы его проверить. Сдаётся мне, это может стать нашей первой точкой в городе.
…
Йон метался по комнате из стороны в сторону:
— Сука, опять Медный лютует! — он вонзился взглядом в Олафа, — Разберись, говорит, со шлюхами!
— Чего с ними не так? — удивился моряк, — Вчера, вон, Эльза двоих привела. Шлюхи как шлюхи…
— Да не эти! Есть тут корчма наша, «Три кабана», видал? Вот. Оттуда девки посбегали, мать их! Вылови, говорит, обратно.
— Разбежались они, конечно, по чужим районам? — Олаф скрестил руки и уставился в пол.
— Ты, блядь, провидец! Оракул, сука!
— И времени, как обычно, два дня?
— Две недели выторговал…
— Это хорошо. Дай обмозговать денёк, мы с горцами что-нибудь придумаем.
— Что с курильней? — уже спокойнее спросил Йон.
— Сторчался хозяин, менять надо.
— И у тебя уже есть человек на примете, да?
— Баба его. Я к ней яйца подкатил — всё знает, всё умеет. Силу мы ей дадим. Про горцев слушок уже пошёл, как узнают, что притон под нами, там порядок будет. Сила-она такая, сам знаешь.
— Знаю, но баба…
— Успокойся, Йон, я уж к ней теперь часто наведываться буду.
— Ладно, держи меня в курсе и дань с неё как обычно. Половина вам, половина мне. Завтра здесь же.
Они покинули Йона и отправились к Угрюмычу. Старый бандит с большой нижней губой, слегка закрывающей верхнюю, из-за чего и получил своё прозвище, встретил их с интересом, долго и внимательно разглядывая обоих горцев. Потом кивнул, будто отметив что-то про себя, и глянул на Олафа.
— Ты из наших.
— Из наших, из наших, — улыбнулся моряк.
— Идём.
Он повёл их через длинные деревянные сараи, заваленные всяким добром. Кругом ошивались бандиты Медного, почти все приветствовали их взмахами рук или кивками. Угрюмыч привёл их у большим просмоленным и промасленным ящикам. Марк открыл первый, и они увидели целую груду доспехов.
Тром присел на соседний ящик: после долгого сна ему стало лучше, но от этой прогулки голова слегка закружилась.
— Почему свалено, как попало? — повернулся вождь к Угрюмычу.
— Пацаны примеряли, потом поняли, что хлам это, да так всё обратно и покидали.
— Где хлам? — Марк вытащил кольчугу из кучи железа, — Вот, добрая кольчуга. Может, мне и не налезет, зато Трому наверняка впору будет. Смотри, кольца все сведены, двойное плетение…
Он принялся разгребать завал и вытаскивать оттуда кольчуги, нагрудники, поножи, шлемы. Подобрал комплекты Олафу и Трому, нашёл примерно подходящее под себя. Потом они открыли второй ящик, в котором оказались аккуратно сложенные стёганки.
— Разберись, найди три подходящих поддоспешника для нас, — приказал вождь Трому и подошёл к Угрюмычу, — Поведай мне, неужель на вас никогда не нападали воины, снаряженные, как следует, что вы просто разбрасываетесь добрым доспехом?
— Дважды насылали на нас корабли, чтоб город захватить — князь какой-то, и царь ещё. Оба раза латники били нас крепко и занимали город, да потом мы их изводили тихой сапой. Весь город у нас под пятой, мы всех за горло держим: там яд, тут нож, здесь провизию растащим или попортим. Так и выжили их. Оба раза ни с чем уплывали, ну, кто уплывал, конечно. Видно, много народу нагнать сюда никому не под силу, далеко слишком мы ото всех.
— Занятно… Можешь ты показать, как парни твои доспехи носили?
— Выжга, — крикнул Угрюмыч в сторону, — Сюда иди!
К ним подбежал среднего роста мужик и скороговоркой спросил:
— Чё звал, Угрюм, надо чё?
— Напяль кольчугу. Помнишь, какую ты раньше носить пытался?
— Чё это? — засомневался бандит.
— Ну, я прошу, — спокойно ответил Угрюмыч, — Да надень ты, не ссы.
Выжга порылся в ящике, вынул оттуда кольчугу и прямо так, без подстёги, надел её через голову. Она свесилась ниже колена и выглядела, как слишком большое платье на девчонке: длинные рукава, почти закрывающие кисти, бесформенный пояс, всё болтается, волнами идёт.
— Ты в ней так и ходил? — улыбнулся Марк.
— Ага.
— И долго?
— Полдня. Плечи от неё болят, и спина надрывается, словно мешки таскаешь.
— Её ж подвязывать надо, да подпоясывать, и на это сверху надевать, — здоровяк достал подстёгу из соседнего ящика и потряс ею в воздухе, — К тому же, подгонять кольца надобно! Нашёл подстёги? — спросил он у Трома.
— Вот эти, самые большие, нам с тобой.
— Мала.
— Расшить. Эта, поменьше, Олафу.
— Э, не, — протянул моряк, — Это вы сами всё таскайте, мне оно без надобности, налегке привычней.
Тром вскочил, чтобы поставить зарвавшегося бандита на место — да, он сослужил им добрую службу в этой дыре, но перечить вождю, да ещё в таком тоне… Однако, Марк примирительно положил руку ему на плечо и повернулся к их компаньону.
— Олаф, отойдём на пару слов.
Они втроём встали подальше от остальных, и моряк поглядел на громилу:
— Ну?
— У нас пока неплохо получается, — начал Марк, — Мы слушаем тебя там, где тебе виднее, а тут ты послушай нас. Если точно знаешь, что будет драка, доспех лишним не окажется. Поначалу неудобно, но пообвыкнешься. Не нужно носить его весь день. Будешь упражняться в нём с утра вместе с нами, да на драки одевать.
— Не убедил.
— Поверь мне на слово пока. И остальным покажи, что мы — единое целое. Пусть правильная молва о нас идёт. Потерпи, я прошу.
— Ну… лады, — Олаф подошёл к подстёгам и стал надевать одну из них, — Как их носить-то?
Марк долго объяснял Олафу, что где завязывается, показывал, как всё это правильно подогнать, а разбойники Медного молча глазели на них, изредка перешептываясь. Потом горцы собрали всё, что более-менее подходило и направились к местному портному, оттуда — к кузнецу. И везде нужно было подгонять, вымерять, подкалывать, подвязывать. Трому досталась хорошая, но коротковатая кольчуга и нагрудник, который пришлось разогнуть, чтобы он стал шире, но края его всё равно не сходились по бокам. Тогда они сделали новые дырки на ремнях, и он, наконец, сел удобно, хоть и не защищал с боков. Из шлемов были только шишаки, никак не закрывающие лица, но Тром всё одно радовался. После всех примерок и подгонов подшлемники с подстёгами у них забрал портной и обещал, что перешьёт всё до послезавтра. Кузнец же посулил справиться за три дня. Новые доспехи были не чета тем, что он носил раньше, но с ними Тром будто снова обрёл твёрдую землю под ногами. И плевать ему было, что как-то нужно разбираться со всеми этими шлюхами, и он наполнился уверенности — накопят они на корабль и поплывут к себе, чтоб сражаться за свою землю. Сумеют, сдюжат, прорвутся. Так лежал он, глядя в потолок и улыбался, пока Олаф не открыл дверь и не впустил Кривую Эльзу, на что Марк поднялся с кровати и указал ей на грубую деревянную табуретку возле окна.
— И зачем нам кухарка? — спросил вождя Тром.
— Она не всегда была кухаркой, — ответил за него моряк.
— Сказывают, раньше ты была шлюхой, — пробасил Марк, — Может, знаешь, почему столько их ушло из Трёх Кабанов?
— Слухи ходят, хозяин их не бережёт.
— Что это значит?
— Небось, как обычно всё — колотит, да деньги отбирает. Вот и ушли они к тому, кто меньше колотит, да больше платит.
— А скажи-ка нам, Эльза, — вкрадчиво вклинился Олаф, — Что, всех шлюх у вас в городе бьют?
— А как же?
— И тебя лупили?
— Думаешь, откуда кривое плечо у меня? Хозяин дубьём избил, срослось криво, с тех пор в кухарках. Кто такую возьмёт?
— Твоя правда… — моряк задумался, а Эльза, казалось, ещё сильнее скрючилась после этих его слов.
Марк же не перебивал и глядел на Олафа — ждал, что тот скажет.
Но моряк не спешил с выводами:
— Эльза, нам в чужих районах появляться опасно, а ты можешь. Будь добра, прознай у тех, кто сбежал, что не так было. А после уж мы с кабатчиком побеседуем. Как бишь, зовут-то его?
— Гнильцом вроде. Только два-три дня мне надо, раньше не управлюсь.
— Постарайся за два, — шепнул Марк, — Уж мы не обидим.
— Это если Хмель отпустит.
— С Хмелем любой из нас договорится, да вон, хоть Тром, — пожал плечами Олаф.
— Да, Тром, поговори с нашим кабатчиком, — задумчиво потёр подбородок вождь, — Как броня готова будет, хочу в Три Кабана заявиться, да потолковать с этим Гнильцом.
Эльза, видя, что разговор окончен, убежала, Марк улёгся на кровать, а Тром пошёл выполнять поручение вождя. Два дня назад он недоумевал, с чего Марк заступается за эту калеку, но сейчас понял, что вождь опять оказался умнее его: калека могла принести пользу, да и жратва у них на столе была не в пример лучше той, что подавали остальным.
Кабатчик Хмель ошивался в зале, разливая посетителям грог.
— Эй, бедолага, дело есть! — окликнул его Тром через весь зал. Головы повернулись на звук. Трактирщик понял, что обращаются к нему и ждал.
— Эльзу не трогай, она по нашим делам ходит.
— Может, я сам решу, что делать со своей кухаркой?
Тром подошёл, перегнулся через стойку и подтянул его к себе. Невысокий и круглый трактирщик беспорядочно болтал ногами в воздухе. Раны Трома заболели, но он терпел.
— Может, я раздавлю тебе голову?
— Йон прирежет вас, как узнает, — пропыхтел Хмель.
— Йон всё это и затеял. По приказу Медного. Впредь делай, как я скажу. У меня больше никогда не возникнет желания отчитываться перед тобой.
Трактирщик молчал.
Тром подтянул его выше.
— Усвоил, усвоил!
Горец обвёл взглядом зал:
— Остальные?
— Проблем нет, — пожал плечами один.
— Ага, ты хорошо всё объяснил, — хлебнул грога другой.
— Да, не подкопаешься, — покивал третий.
Лезть на рожон ради Хмеля никто не хотел. Поединщик кивнул и ушёл к себе.
…
Кольчуга сидела как надо. Подстёга, шлем — всё подогнали, да и раны подзатянулись, хоть и было ещё далеко до того, как они превратятся в обычные шрамы. Горец чувствовал в себе былую силу и, хоть и ловил на себе удивлённые взгляды бандитов, ему было плевать — пусть эти дураки хоть всю жизнь без доспехов ходят. Сами её и укорачивают от глупости своей. Ещё ему нравился недавний разговор с Хмелем. Особенно то, как его испугались остальные. И он чувствовал, что беседа с Гнильцом будет не хуже. То-то, пусть знают горцев!
Вопреки названию, над входом в кабак висела лишь одна кабанья голова.
Как только они вошли, Олаф тут же подозвал одну из шлюх — оборванную, худую, с синяками на шее:
— Где Гнилец?
Она указала глазами наверх, откуда слышался шум. Йон начал подниматься по винтовой лестнице, держа нож и топор в руках, за ним пошли остальные.
— Я сбегу от тебя, как все прочие! Сбегу завтра же, слышишь!? — раздался женский крик, а следом — звук удара.
Тром вошёл в комнату последним и увидел, что на полу лежит баба с разбитой губой, а над ней навис грузный широкоплечий мужик. Завидев Йона и остальных, он застыл с поднятой для удара рукой, а Йон, улыбаясь, смотрел на них:
— Вчера я думал, что мне будет трудно разговорить тебя, но ты, Гнилец, сам себя сдал…
— Сдал?
— Ну да. Всё так, как ним и поведали: ты их лупишь, они убегают. Получается, с тебя и спрашивать.
— Спрашивать? Ты ничё не перепутал? В своём кабаке буду лупить их, когда вздумается. Захочу — до смерти забью.
— Не твой это кабак. Медный заберёт его в любой миг, если захочет, и ты не хуже моего это знаешь. Тебе бы дань собрать, да помалкивать. Вместо этого ты разрыл могилу сам себе.
— Пусть Медный лично мне скажет, — не унимался кабатчик.
— Вряд ли. Медному начхать. Он оставил мне эту проблему, и я её решу.
— Молокосос, дряной нищий, тебя на свете не было, когда я дела делал.
Гнильца перекосило от злобы, и он ринулся на молодого бандита, но не добежал — Олаф всадил ему нож в живот, прямо по рукоять. В какой момент моряк успел его достать, Тром не уловил. Но ему было ясно, что Олаф только этого и ждал.
Хозяин кабака согнулся и повалился на пол. Кровь так и хлестала — жизнь ушла из него так же быстро, как из Комада когда-то. Тром до сих пор помнил тот момент из другой своей жизни.
— Да… Он всё равно был не жилец, — качнул головой Йон-под-картинкой, — Задолжать Медному за три месяца… Не, не жилец. Но что дальше?
— Сейчас расскажу, — улыбнулся Олаф.
Казалось, у этого человека найдётся ответ на любой вопрос.
— Ты, — сказал он шлюхе с разбитой губой, — Собери товарок, что сейчас тут, и веди их в эту комнату.
— Излагай, — насупился Йон.
С минуту он слушал, что ему говорит моряк, изредка кивая. В комнату начали входить шлюхи. Когда они видели труп Гнильца, большинство презрительно морщилось, остальные же смотрели равнодушно.
— Больше некому колотить вас почём зря, — начал Йон, — Вместо кабатчика поставим сюда Кривую Эльзу. Знаете её? Пусть сама решает, сколько с вас брать, лишь бы дань платила. Она из ваших, договоритесь как-нибудь.
— Если её выпнет, кто посильнее, и конец малине? — спросила одна девка.
— Тогда к нам идите. Вот пусть с Марком потягаются, или хоть с Тромом…
«Это он серпа прикончил», — прошелестел шёпот из толпы.
«Они с Йоном на прошлой неделе двадцать красных положили», — шепнул другой голос.
— Ну, так что?
Никто не возражал.
— Завтра пришлю Эльзу. И скажите тем, кто разбежался, что у нас теперь новые правила. И уберите это дерьмо, — бандит пнул в бок мёртвого уже Гнильца, отчего тот колыхнулся, точно студень, и остался лежать в собственной крови.
— Как мы всё-таки будем ловить тех, кто ушёл? — спросил Тром уже на лестнице.
— Они сами вернутся, когда узнают, что тут можно больше зарабатывать, — ответил Олаф, — Поверь, им тоже хочется монет.
Возле собственного кабака их ждал сюрприз. Трое людей, по виду, бандиты, направились в их сторону, лишь завидев их перста. Тром не стал дожидаться и сразу вынул топор из-за пояса.
— Ты Йон, да? — спросил один из них.
— Что с того?
— Нужны бойцы? Хотим примкнуть к твоей банде.
— Что умеете?
— Драться.
— Почему ко мне?
— Ходит слух, вы порезали Красных у русалки и не потеряли ни души.
— Так и есть.
— Нам бы такого перста…
— Что с вашим?
— Издох с утра.
— Кто такие?
— Из Нижних мы, с Медными краями, так что тёрок разных можешь не бояться.
— Говорят, Красные с Косынками точат на меня зуб. Три бойца ещё как могут пригодиться мне. Проверьте, что они могут, меня ждёт Медный.
…
Кроме тех троих, к банде Йона захотели присоединиться ещё двое. Горцы с Олафом уже освоились в городе, и у них забрали Жилу, отдав вместо него двух новичков. Марк быстро справил им по броне, и сейчас Тром показывал, как её правильно носить.
— Что это за три верёвки? — указал один из новеньких на пояс Трома.
— Жгуты. Если ранят в битве тебя, или товарища, ты можешь перетянуть ими руку или ногу, чтобы дожить до дома целителя.
— Как вы дерётесь во всём этом?
— Ты привыкнешь.
— Пока я не привык даже ходить…
— Для этого мы и встаём раньше остальных. Ослабь завязки на локтях, они тянут тебя.
Впятером они вышли из корчмы и зашагали к площадке на границе их района и леса, которую Марк приметил, когда решил, что хватит им уже сидеть без дела, и пора бы вернуться к упражнениям. Тром ещё не оправился от ран, и в учебных боях не участвовал, зато Марк проверил каждого. На удивление, новые бойцы были не так плохи в поединках, но быстро выдыхались и, когда у них заканчивались хитрости, впадали в ступор. Ещё им привычнее были длинные ножи, как и почти всем головорезам в городе. Поединщик понимал, что их придётся переучивать, и это было ещё одной проблемой при таком количестве смертельных стычек.
Но хуже всего дело обстояло, когда нужно было драться в строю. Олаф с двумя бандитами не понимали толком, чего от них хотят и как действовать слаженно. Тогда горцы объясняли, разбирали примеры, разыгрывая из себя нападавших, вспоминали, как их самих учили ещё детьми когда-то. И дело потихоньку пошло. С каждым днём у них получалось всё лучше. Конечно, до десяток Трома им было как до луны, но через две недели они уже напоминали бойцов, которые могут действовать заодно, а не бандитов с большой дороги.
Моряк после каждой тренировки уматывал в притон. Держать за вымя дойную корову, так он говорил. Но все знали, что он бегает туда скорее подержаться за упругие груди новой хозяйки — бывшей бабы старого хозяина-торчка, которого выгнали на улицу.
Тром с Марком всё чаще наведывались в Три Кабана. Йон сам велел им, чтоб не спускали глаз с этого трактира, а горцы тем более рады были лишний раз отведать стряпню Кривой Эльзы.
Вот и сейчас они сидели за столом, поглощая яичницу и запивая её душистым хвойным настоем, который готовили специально для них.
— Может, девочек? — как всегда, предложила бывшая кухарка, которая, к удивлению Трома, очень быстро освоилась на новом месте.
Но им было не до девочек — в доках пришвартовались два больших корабля, и Йон сказал всей ватаге быть на пристани, чтобы у капитанов не возникло желания качать права.
Тогда Эльза села к ним за стол, пригнулась и зашептала:
— Тут недавно случилось кой-чего…
Оба горца посмотрели на неё.
— Не знаю, может, ерунда. Двое работяг из «Русалки» прибежали ко мне проситься. Я их взяла, но допытаться, чего сбежали, так и не смогла. Боятся они чего-то.
— Чего они могут бояться, кроме гнева бывшего хозяина?
— Не знаю, может, Красных?
— Разузнать бы.
— Я могу только давить на тех двоих, но пойми, мне действительно нужны рабочие руки. Лучше спросите Три Навоза.
— Знаешь про него? — удивился Тром, — Ты смышлёнее, чем кажешься.
— Спасибо, мы шепнём Йону, — Марк допил настойку, грохнул кружкой о стол и направился к выходу.
В доках, как всегда, было людно. Здоровяк подошёл к Йону и заявил без обиняков:
— Мне нужно перекинуться парой слов с капитаном, а ещё появилась работа для Три Навоза.
— На кой ляд тебе капитан?
— Хочу узнать про свою родину.
— Валяй. А Три Навоза?
— Люди бегут из «Русалки». Мы думаем, Красные что-то готовят. Эта таверна у них под боком, нужно узнать, какие ходят слухи.
— Угу. Скажу ему, пусть копает.
Со сходен как раз сошёл капитан с двумя людьми и подошёл к ним. Богато одетый, уже начинающий полнеть мужчина с чёрными кудрявыми волосами и такими же бакенбардами, он держался ровно и не стал расшаркиваться с Йоном:
— Ты здесь за главного? Сколько за постой двух кораблей?
Молодому бандиту явно не понравился его тон:
— Десять золотых крон в день.
— Дороговато, поищу другую пристань, — купец обернулся к своему кораблю, — Отвязывай швартовы, поменяем док.
Йон свистнул, и капитана со спутниками тут же обступили кругом.
— Никуда ты не поплывёшь. Десять крон.
— Хорошо, хорошо, — раздражённо ответил богатей, — Десять так десять.
Он направился было к кораблю, но его, конечно, не пустили.
— Деньги вперёд, — протянул Йон открытую ладонь.
Дрожащими от плохо скрываемой досады и страха руками капитан порылся в кошеле на поясе и выдал нужную сумму.
— Он покажет вам, с кем можно торговать, а с кем нельзя, — кивнул Йон на Жилу, — Пойдёте в другой район, сожгу ваши корабли.
— Здесь есть закон?
— Да, это я.
С этими словами перст развернулся и ушёл. За ним следом потянулись и остальные бандиты, лишь горцы остались стоять возле купца.
— Что ещё вам от меня надо? Угораздило же выбрать именно этот док.
— В других то же самое, — бесстрастно ответил Тром, — Ты что-нибудь знаешь про Горную страну?
— Озёрные Кантоны скоро её захватят, отвоевали уже половину, но пока туда никто не суётся из посторонних, слишком опасно.
«Так это были Озёрные Кантоны? Теперь я хотя бы знаю, кому мстить…»
— Ещё что знаешь? Как они прошли границу, чем взяли заставы?
— Я не военный, да и родина моя не близко от них. Слышал только, у горцев два города осталось и несколько пещер в горах. Говорят, их поражение — вопрос времени.
Трому до боли хотелось задать трёпку этому лощёному ублюдку, но Марк увидел это и вовремя остановил его:
— Мало ли, что говорят? Пойдём, у нас есть дела на сегодня.
Он был прав — нужно собрать дань с нескольких мелких лавчонок, но Трому вцепились в голову эти слова. Вопрос времени… Возник порыв бросить всё и бегом бежать на родину, чтобы сражаться, пока это ещё возможно. Крушить проклятых захватчиков, пока не убьёт всех, или не убьют его. Но куда бежать? Он опять почувствовал бессилие. Почувствовал, что время утекает, и ему стало ни до чего. Не хотелось ни девок, ни пива, ни ходить и собирать проклятую дань. Не дей бог кому-то задеть его сейчас. Он так и ждал, что какой-нибудь дурак подвернётся под горячую руку. Ох, и пожалеют они. Вдруг горец обнаружил, что стоит на пристани совсем один, а Марк давно сошёл на берег и машет ему рукой.
…
Опасения Эльзы не оказались напрасны. Три Навоза рассказал, что в районе Красных ходят слухи о вылазке, о мести за побоище в «Русалке». Бойцы Красных поносили Медного и его свору, особенно Йона-под-картинкой, бранными словами при каждом удобном случае или вовсе на ровном месте. Когда Медный узнал, сказал перстам поставить двадцать парней покрепче на границу с Красными. Естественно, у Йона не было никого крепче горцев.
И сейчас Тром сидел на крыше убогого сараюшки, с которого хорошо просматривались оба соседних переулка, что были на территории Красных, и вглядывался в скопище таких же убогих лачуг по ту сторону границы. В левой руке у него был лук, слева же висел и колчан, а справа топор. Рядом лежал круглый щит. Нагрудник сидел слегка кривовато после подгонки, но движений не стеснял нисколько, а ещё придавал изрядно уверенности, несмотря на аляповатость, как, впрочем, и кольчуга, и гамбезон под ней. Чуть поодаль, на такой же лачуге, взгромоздился Марк. Они двое единственные из всей банды Медного стреляли из лука.
Уже пять дней их люди стояли на границе с Красными, и три из них пришлись на очередь Трома и его товарищей. Их участок был испещрён многочисленными ходами между лачугами, но Марк предусмотрительно завалил всё мусором, оставив один, шириной в четыре шага.
Олаф и двое новеньких ныли первые две смены, дескать, тяжело носить доспех целые сутки. Но на третью пообвыклись, хоть унылое выражение на их лицах никуда не исчезло.
Красные двинулись на них, когда небо уже окрасилось багрянцем. По одному из переулков, которые охранял Тром, шло десять головорезов с ножами в руках. Шли так, что было понятно — идут убивать: шаг бойкий, резкие движения, выдающие нервозность, лица искажены злобой.
Тром выпустил первую стрелу, когда они подошли шагов на тридцать. Она угодила Красному в ногу. Горец пронзительно свистнул, давая сигнал Марку и остальным, наложил следующую стрелу. Но красные прижались к стене, отсюда не достать. Тогда он подхватил щит и аккуратно спрыгнул с крыши — благо, один скат спускался ниже роста человека.
После свиста действовали, как уговорено — два бойца во главе с Олафом перекрыли единственный свободный проход и расступились, пропуская бегущего Трома, а вслед за ним и Марка, после чего вновь сомкнули ряды. Горцы же взобрались на заранее подготовленные бочки, чтобы стрелять поверх голов своих людей.
Девять красных видели луки, направленные в их сторону, поэтому бегом ринулись к строю из трёх щитов, чтобы слиться с обороняющимися и не остаться лёгкой мишенью для лучников.
Стрела Марка насквозь проткнула живот одного: тверда рука вождя. Тром выпустил свою — его цель пригнулась, и стрела пролетела мимо, лишь слегка оцарапав головореза. Уже восемь красных навалились на троих бойцов горцев. Олаф ткнул одного, но тот по инерции врезался в его щит и выбил из строя. Двое других выдержали натиск и стали бить красных в ответ, как недавно учил их Тром — стараясь сохранить строй. Моряк поднялся и доколол того, кто его сбил. Горцы отправили ещё две стрелы во врагов, одна из которых нашла цель.
Красные сделали ещё одну попытку прорваться: Тром увидел, как большой нож проник сквозь стену щитов и ударил Олафа в плечо, но моряка спасла кольчуга. Один из бойцов махнул топориком и попал нападавшему в лицо, но удар пришёлся вскользь, лишь раскроив кожу. Хватаясь за лицо, раненый спрятался за спины подельников, и тут Красные дрогнули: вшестером они принялись отступать, и Марк с Тромом послали ещё по стреле. Бить в спины всегда легче — отряд Красных сократился до четырёх человек.
— Вот так-то! — вскричал Марк, — Что, Олаф, пригодилась кольчуга?
— Когда мы в следующий раз будем готовиться к заварушке, напомни, чтобы я заткнулся и слушал тебя, — ответил моряк, перчаткой утирая со лба пот.
Тром слышал крики и отдалённые звуки борьбы со всех сторон: Красные полезли по всей границе. К отряду, что стоял против них, присоединились новые люди. Горец понял, что они готовятся ринуться опять, по нетерпеливому копошению за углом. Но бандиты учились быстро: на стену щитов бежали лишь шестеро, остальные крались по крышам.
Красный согнулся, когда приземлился на ноги, и получил смертельный удар в спину. Горец попытался достать следующего, но тот отпрянул от удара, а с другой стороны появился ещё один. Тром отступил к своим, пока его не успели окружить. Они с Марком прикрыли свою же стену щитов с тыла, но понимали, что долго не продержатся: рано или поздно кто-то догадается спрыгнуть с крыши прямо им на головы, тогда не помогут даже доспехи. Сколько их тут, сколько пришло подмоги и сколько ещё придёт, понять было невозможно.
— Вождь? — вопросил Тром.
— Отступаем в ту хибару, — указал Марк топором на хижину покрепче.
Тром принял на щит низкий, опасный удар тесака и одним росчерком топора разрубил Красному бок. Несколько его товарищей, увидев, как пошло дело, охладили свой пыл и медлили, думая, как половчее взяться за горцев. Тром бросил быстрый взгляд за спину: из шестерых, что бросились на стену щитов, в живых осталось трое.
— Кругом щитов, следом за моим голосом, — вновь скомандовал громила.
И впятером они медленно двинулись к нужной двери. Новенькие с Олафом шли неуклюже и неловко, то и дело создавая ненужные бреши. Горцам приходилось ждать их, Марк несколько раз повторял: «Сомкнуть щиты».
С крыши соскакивали всё новые красные, но горцам удалось довести свой отряд до цели. Марк одним чудовищным пинком выбил дверь и стал запихивать в неё бойцов по одному. Тром предпоследним зашёл внутрь и увидел мужчину с двумя детьми, прижавшимися друг к другу в углу единственной комнаты.
Через пару мгновений все пятеро выстроились внутри хижины, готовые зарубить любого, кто сунется в дверь, но дураков среди Красных не оказалось. Тром увидел порез на щеке у одного из бойцов.
— Покажи, — он повернул голову раненого к тусклому свету, идущему от двери, — Сбрось щит и приложи к ней повязку. Такая будет долго запекаться.
Потом он подошёл к маленькому окошку и посмотрел на улицу:
— Они прорвались, вождь. Надеюсь, Йона успели предупредить.
Красных было много. Люди Медного в беспорядке убегали, не в силах противостоять такому количеству, а нападающие стекались к «Русалке». У некоторых были факелы в руках, другие сваливали к стенам кабака тюки сена. Кабак стоял посреди широкой улицы, шагов двадцать в поперечнике, и, когда на неё с двух сторон повалили люди Медного, высыпая из подворотен, как встревоженные муравьи, Красные ощетинились клинками. У Медных в руках тоже были тесаки, топорики, и — о чудо — длинные палки с рыбацким багром на конце, или просто заострённые вверху. Но сначала в Красных полетели камни. С полминуты их закидывали, расшибая головы в кровь, увеча и убивая. Несколько человек уже лежали бездыханными на земле. И тут Красные ринулись на одну из толп Медных. Люди сшиблись. Сразу же послышались крики боли. Вторая орава Медных зажала Красных с другой стороны. Трому казалось, что Медных всё же больше, и, хоть потери с обеих сторон были велики, Медные всё же начали одолевать. Марк стоял рядом и холодно взирал на бойню.
Когда Красные дрогнули, и самые трусливые принялись удирать — беспорядочно, как попало выбирая путь, здоровяк приказал:
— Закрываем тот же проход, но с обратной стороны.
Вождь знал, как бить врага: все те, кто в панике забегал в их подворотню, не ожидали, что и здесь их встретят, но отнюдь не тепло. Они натыкались на строй и падали под ударами топоров. Когда появлялась свободная секунда, горцы отшвыривали трупы за спины, подальше, чтоб не мешали рубить новых. В их мышеловку попалось восемь человек, когда в проход заглянул головорез Йона и сразу узнал горцев.
— Живы, все пятеро! Заколдованная банда, клянусь своими орехами!
Следом заглянул сам Йон:
— Как повоевали?
— Да я вчера с бабой в постели и то больше умаялся, — смеясь, ответил Олаф, — У тебя как?
— Двоих ранило, остальные целы. Мы не лезли в первые ряды.
— Не предъявят тебе?
— Пусть попробуют. Все предъявы разобьются о кучу трупов, что вы тут оставили. У остальных плохо. Половина из тех, кто сторожил Красных вместе с вами, убиты. Думал было, вас тоже прирезали. Растолкуй, каким раком вы умудряетесь выскользнуть из любой задницы?
Моряк указал на вождя длинным окровавленным ножом:
— Вот этот человек и его полянка, что возле леса, творят чудеса. Приходи завтра утром и посмотри.
…
С утра, когда молодой перст вдоволь насмотрелся на занятия горцев и все отправились отдыхать, у входа в «Глиняные сиськи» их ждали ещё пятеро. Слухи расползались очень быстро, и люди желали присоединиться к такому удачливому персту. Банда и так уже насчитывала шестнадцать человек. Ещё пятеро делали её вдвое больше обычной.
Тром услышал голос одного из новичков, что бились вчера бок о бок с ним, доносящийся из общего зала:
— Я тебе говорю, только вот эта царапина на щеке, и всё! Больше ни у кого, ничего! Мы двадцать пять человек укокошили! Марк лютый махаловец! Уж если дело к драке, лучше не сыскать!
Из-за раны бойца освободили от занятий, и сейчас он пил, закусывая колбасой, а вокруг сидели несколько человек и внимали его рассказу. Тром подошёл и понюхал его пиво: разбавленное, как и положено. Он кивнул раненому и поднялся в свою комнату. В углу, где раньше спал Жила, валялись две кучи трофеев, что удалось собрать с тех двадцати пяти трупов после вчерашней битвы. В комнату вошли Марк и Йон.
— Вот, — указал вождь на трофеи, — Мы уже разделили на своё и ваше.
— Это потом, — махнул рукой перст, — Угрюмыч разберётся. Будет ответка Красным, и Медный сунет меня в самое пекло. Как бы нам не оказаться среди мертвецов?
— Скажи, что ты готов сделать всю грязную работу, но попроси его нападать по твоему плану. Предложи всё золото своей банды, все трофеи, но уговори, — вождь задумался на секунду, — И пусть Три Навоза найдёт того, кто хорошо рисует…
…
Йон уговорил Медного, пообещав ему всю добычу банды. По замыслу, его парням предстояло убивать больше всех, и атаман соблазнился на такую богатую добычу. Закипела работа: пока остальные банды их района зализывали раны, людям Йона подбирали доспехи, щиты, луки, учили обращаться с ними, учили держать строй и работать сообща. Тром натерпелся лиха с этими идиотами — они были не чета горным воинам, но, каждый раз, когда горец срывался на любого из них, понося его последними словами, или награждая оплеухой, Марк вмешивался и снова и снова говорил ему, что люди эти не учились воевать с детства, что они узнали про построение и надели броню лишь пару дней назад, и нужно проявлять терпение. Тром слушал вождя, успокаивался, и всё начиналось заново. Через неделю, когда это стадо уже отдалённо напоминало отряд бойцов, к ним присоединились другие банды. Марк не думал учить их так же хорошо, хотел только подобрать всем шлемы и раздать мантелёты, которые по плану предстояло использовать в оцеплении.
За три дня до назначенного срока Йон разрешил всем отдохнуть, и сейчас горцы неспеша топали в корчму «Три кабана», зная, что Кривая Эльза не откажет им ни в еде, ни в иных удовольствиях, а её шлюхи, помня про то, что они сделали с Гнильцом, всегда дадут бесплатно.
У входа судачили трое крепких ребят:
— Картинка этот не жмот, говорю вам. Взять хотя бы кабак вот этот — это он тут всё так обставил. Если его шлюхи так хорошо гребут монеты, что уж о бойцах говорить?
— Слыхал, он не терял бойцов, кроме той стычки со Жжёным…
— Это да, бойцов он бережёт, самая большая банда у него на районе.
— Думаешь, Медный правой рукой его сделает?
— Ясен-красен, чего бы нет? Крысиных движений за ним никаких, братва уважает.
Краем глаза один увидел горцев и шепнул остальным. Все трое повернулись к ним, приветствуя кто как. От этого внимания Трому вспомнились те почёт и уважение на родине, которые выказывал ему каждый встречный.
Кривая Эльза уже ждала их, кутаясь в новую шаль. Волосы её, не в пример обыкновению, были отмыты и расчёсаны, одежда сияла чистотой, и Тром подумал, что, коли не кривое плечо, она была бы не так уж и дурна.
— Какие ходят слухи? — спросил Марк, протягивая ей кошелёк.
— Ты что-то хочешь у меня купить?
— Нет, это подарок за твои чуткие уши. Они уже послужили нам добром. Так что ещё слышно?
— Все вокруг говорят про Йона. Ещё Косынки, кажется, думают свести с нами счёты. Но пока они ждут, чем закончится наша свора с Красными.
— Почему не нападают сейчас?
— Может, ждут момента, может, боятся соседей с другой стороны, не знаю. Сдаётся мне, всё одно, кинутся, когда мы ослабнем.
— Почему? Какой толк?
— Жадность. Все эти атаманы так и смотрят, как бы отщипнуть друг от друга кусок побольше. Медный, Слепой Джон, Чёрный Паук — все они борются одновременно со своим страхом и жадностью. Что перевесит сегодня, или завтра, известно одним богам.
— И каким ты молишься?
— Никаким. Молилась Троим в детстве, пока родителей не убили, а потом поняла, что от торговли собственной щелью гораздо больше толку, чем от молитв.
…
Облаву устроили рано утром. Воины Йона, которыми почти всё время командовал Марк, пошли первыми, и встретили лишь нескольких Красных в узких переулках. На улицах пошире вождь выставил вперёд людей с мантелётами. Они оцепляли дом за домом — сначала обставляли все подходы, потом воины со щитами наперевес становились напротив окон и дверей, и только после этого Йон-под-картинкой стучался и предлагал тем, кто внутри, выйти без оружия. Большинство так и поступали, после Олаф и Тром обыскивали дом, забирали ножи и прочее и проверяли, не спрятался ли кто в укромном уголке. Прорваться попытались лишь двое: одного зарубил Тром, а второго бойцы Йона оттеснили щитами к стене и забили насмерть.
Поединщик задержал взгляд на умирающем: беспомощные, растерянные Красные напоминали ему жуков в коробе, которых он ловил в детстве ради забавы. Они не понимали игры по этим новым правилам, не понимали, стоит ли бежать и можно ли убежать вообще. Не знали, что будет, если сдаться. Горец на миг представил себя на их месте, и ему стало их жаль — такие же беспомощные, как он когда-то, на корабле. Но что можно было поделать? Они и так не убивали тех, кто сдаётся.
Бойцы обступили очередной дом. Йон собирался постучать, но что-то мелькнуло в окне и у бойца, того самого, кому порезали щёку в подворотне совсем недавно, из глаза внезапно выросла рукоять кинжала. Боец упал на спину, загремев щитом. Тром тут же прикрыл его, но спасти новенького было нельзя: он уже трясся в агонии, мелко отплясывая ногами по воздуху.
— Сжечь их нахер, — в сердцах выпалил Тром.
Хоть командовали Йон и Марк, слов поединщика послушались едва ли не охотнее. Когда дом заполыхал, и внутри раздались крики, на улицу неподалёку высыпали Красные. Они встали напротив стены из мантелётов и принялись забрасывать Медных камнями, видно, припоминая им прошлый раз. Тром заметил людей и на крышах. Сначала пришлось укрываться за щитами и мантелётами. Даже в шлемах и броне под обстрелом из камней приходилось несладко. Марк подозвал десятерых лучников — он всё-таки обучил самых способных к стрельбе. Под прикрытием щитов они не сразу, но застрелили врагов на крышах, а потом открыли окошки в мантелётах, и плохо стало тем Красным, кто стоял на земле. Сам Тром расстрелял половину запаса, когда вождь решил, что враг ослаблен достаточно, и бойцы Йона, в кольчугах и со щитами, разметали остатки сопротивления по углам и щелям. Ещё две больших толпы Красных пытались ударить с других сторон, но их отрезали мантелётами, и они бестолково толпились в узких проходах, не в силах ударить всей массой. Они начали разбегаться, когда было кончено с первой толпой, но Марк с Йоном всё-таки успели обойти и запереть часть из них. Люди метались между мантелётами и щитами воинов, как угорь на сковородке, но один за одним падали, медленно и неотвратимо. Лишь немногим удалось сбежать через крыши, но они и не помышляли о том, чтобы напасть снова. Йон велел щадить рыбаков, лавочников и прочий мирный народ. Всех их сгоняли на самую большую улицу территории Красных, ждать своей участи.
Дом Красного Зигфрида стоял на отшибе. Он не был обнесён стеной, как дом Медного, но само строение тоже складывали из камня, поэтому поджог сулил много мороки.
Люди с мантелётами не спеша огибали его по кругу, когда в доме открылась дверь, и панический голос прокричал:
— Мы не хотим больше драться, оставьте нам жизни!
— Вы люди Красного.
— Нам плевать на него, пусть подыхает, только без нас!
— Бросайте ножи и выходите!
Красные выходили по очереди, их тесаки звенели друг о друга, падая на землю, а они шли вслед за потоком мирных людей на главную улицу. Когда Йон понял, что внутри никого не осталось, он сделал знак горцам, и втроём они вошли в пустой дом. Медленно и осторожно, осматривая каждую комнату, они продвигались вперёд, но не встретили ни души. Чуть позади шёл Олаф с тремя ребятами.
Атаман сидел у себя в комнате, с трёх сторон занавешенной толстыми шторами и, казалось, смирился с неизбежным. Он баюкал у себя на коленях два больших, с локоть длиной, ножа.
— Ну, сука, кто первый? — поднялся он им навстречу, и тут же из-за штор выскочили ещё пятеро.
Тром сбил наземь одного, что был хлипче остальных, щитом, отмахнулся топором от второго и походя подметил, что Марк и Йон тоже не растерялись, потом добил лежачего, чуть не пропустил росчерк в лицо и стал теснить врага напротив. Вбежал Олаф с подмогой. Отчаянные остатки Красных во главе с их атаманом забивались всё глубже по углам комнаты. Горец прижал своего оппонента к стене, то и дело дёргая топором, чтобы враг нервничал и гадал, когда же будет настоящий удар. Бандит хотел ударить по древку топора и так отвести его в сторону, но горец вовремя убрал его, Красный промахнулся, тут же получил короткий тычок обухом в лицо и следом — рубящий удар по ключице. Рядом истекал кровью главарь Красных. Остальные тоже были зарублены или заколоты. Тром пробежался взглядом по своим бойцам: что-то не то было в осанке здоровяка Марка. Он пригляделся: лицо белое, но ран нет, доспех цел, не пробит, не проколот. Что-то хлюпнуло.
— Марк, блядь! — вырвалось у Трома, когда он увидел, что кровь льёт через край из сапога вождя, — Садись!
Верзила неуклюже опустился на землю, громыхая щитом:
— Видать, какой-то гад лёжа резанул, — прохрипел он, бледнея ещё сильнее.
Тром уже снял жгут с пояса и торопливо затягивал его вокруг икры вождя. Завязывая узел, он увидел, как глаза друга медленно закатились.
Тащили Марка вчетвером — Олаф, Йон, Тром и тот парень, которого когда-то тащил сам Марк.
— Всего пятеро раненых, — приветствовал их Нурик, — Как вы такое провернули?
— Двое убиты, да ещё Марка подрезали, — ответил Йон.
Они уже прошли и уложили здоровяка на стол.
— Всё равно, это ничтожно мало, ты и сам знаешь.
— Что с ним?
— Сейчас гляну… Крови натекло… Ярёмная вена, так её разтак… Жгут. Хорошо. Подержите его, я стяну сапог.
Портянка под сапогом промокла насквозь. Лекарь размотал её и облил ногу водой. Тром замелит не такой уж и большой тычок с внутренней стороны ноги, который, несмотря на жгут, потихоньку заполнялся кровью.
Тогда лекарь наложил ещё один жгут и достал инструменты. Он сшивал артерию долго — пришлось расширить рану, а это было сложно сделать, не повредив сухожилия. Нурик то и дело подрезал что-то, ругался и смывал кровь. Наконец, он взялся за иголку и принялся кропотливо штопать. Потом, уже не так внимательно, сшил мясо и кожу. Вождь то и дело ворочался, но Йон с Тромом держали крепко.
Нурик развязал оба жгута и какое-то время внимательно смотрел на рану:
— Добрая работа. Похоже, будет жить. Я, конечно, лечу парней Медного бесплатно, но за такое с тебя бутылка, Йон.
— С меня, — ответил Тром, — Попрошу Кривую Эльзу накрыть тебе стол.
— Ты не такой гордец, как мне показалось сначала.
Поединщик просидел у кровати вождя до тех пор, пока он не очнулся. Трома внезапно обуял страх, лишь стоило представить, что он останется один, но сейчас страх сменился радостью. Потом пришёл Йон и позвал всех к Медному. Марк тоже порывался идти, но Нурик ни в какую не пускал его.
А в доме Медного было всё по-прежнему. Боец на входе кивнул им, когда Тром и остальные сдали оружие, а головорезы в зале не проявляли особенно никаких эмоций, только Медный довольно улыбался.
— У тебя всё получилось, Картинка, — начал он, — Поговаривают, ты опять потерял всего двоих, зато перерезал Красных, — он подошёл к Йону и хлопнул его по плечу, — Народ только о тебе и говорит, — атаман дружески придерживал его за затылок, — И, знаешь, что?
Внезапно он всадил стилет Йону в подбородок.
— Это мне не нравится!
Охрана его повынимала клинки и обступила Олафа с Тромом. Горец лихорадочно думал, как ему безоружным сражаться с восьмерыми, но чем больше метались мысли, тем лучше он понимал — шансов нет никаких.
«Страх и жадность», — вдруг вспомнилось ему.
— Я могу отобрать район Косынок для тебя. Станешь атаманом половины города. Только дай мне корабль после, и мы больше не вернёмся.
Медный поднял руку вверх, останавливая своих убийц:
— Как же Йон?
— Кто он мне? Мальчишка глупец, мы всё сделали за него.
Даже если атаман пытался скрыть внутреннюю борьбу, это у него не получилось — колебания, неуверенность, алчность — всё отражалось на его лице. Наконец, он произнёс:
— Добудь мне район Косынок, и я дам тебе корабль.
…
Тром вновь склонился над картой, нарисованной рукой дочери рыбака — совсем ещё ребёнка, но единственной, кто умел сносно рисовать в этом районе. Впрочем, то, что нужно, она отразила. Поединщика одолели сомнения: Марк, его вождь, был совсем плох. Он даже не мог смотреть на карту и соображать, так много крови потерял. А сам Тром — не лучший командир. Решения Марка всегда мудрее — чем больше невзгод обрушивалось им на голову, тем лучше горец это понимал. И сейчас он боялся, что решит всё неправильно, что их затея провалится, и тогда конец и ему, и вождю. Но кто ещё, кроме него, мог спланировать военную вылазку? Лучший из худших…
«Марк победил, но, кроме вас двоих, я больше нигде не видел таких воинов. Ты был только чуточку хуже, правда-правда!»
Слова из прошлой жизни, но как же кстати они вспомнились! Тром принял то, что некому больше тащить это, и поклялся себе сделать лучшее, на что только способен.
Он опять сравнил карту Красных и карту Косынок: «Нет, первое впечатление было верным — с косынками не получится так же — слишком широкие улицы, слишком мало места, чтобы запереть их». Он думал, что, случись им всё же драться в чужом районе, они смогут победить. Но какой ценой? Какие будут потери? Потерь Тром не хотел. Для того, что он задумал, потери были бы совсем некстати.
Марк валялся в бреду, но нужно было действовать, и действовать быстро, пока жадность ещё довлеет над страхом, иначе их ждёт участь Йона, уж об этом даже такой тугодум, как Тром, додумался сам.
После этого они с Олафом разговаривали целую ночь и, в конце концов, горец решил использовать ту же уловку, что когда-то применил против него Комад. Бывший великий поединщик попросил Эльзу пустить слух, что свора с Красными дорого обошлась Медным, что людей у них осталось меньше половины, и те с ранениями. Он знал, что, дерись люди Медного по старинке, именно так и случилось бы. Лишь поэтому рассчитывал, что слухам поверят.
Уже на следующий день Тром стоял на крыше Трёх кабанов и ждал. Либо Косынки ударят сегодня, не успев ничего проверить и положившись на слухи, либо затаятся, тогда придётся осторожно кусать их в надежде выманить на свою территорию.
Он увидел много факелов в чужом районе и сразу понял, что враг придёт сегодня. Значит, не зря он не давал покоя перстам Медного, не зря расставлял засады и объяснял, кому и что надо делать, не зря они с Олафом думали, что сказать перстам и, главное, когда. Во всяком случае, он надеялся, что всё это будет не зря.
Косынки пошли по трём переулкам, прямо к самой главной улице, но которой было больше всего кабаков, где обычно и жили бандиты Медного. Но не в этот раз. Сегодня все попрятались по никчёмным лачугам, до которых Косынкам, по глупости своей, дела не было.
Тром решил, что начнёт отрубать с хвоста и, когда большая часть врагов высыпала на главную улицу, он подал сигнал. Рядом, набрав воздуха в лёгкие, пронзительно свистнул Жила. Тогда два из трёх переулков, где ещё остались враги, перекрыли мантелётами, появившимися из тех самых лачуг, до которых никому не было дела. Из них же выскочили воины в броне, которую с недавних пор они стали очень ценить. Всё ещё неопытные, тем не менее, по сравнению с косынками, у которых были только ножи да топорики, они представляли грозную силу. Тром даже не хотел больше звать их бандитами.
В переулках началась резня. Некоторые из тех, кто был на главной улице, заметили это и забеспокоились, но большинству было плевать — они рыскали по кабакам в поисках раненых и обессиленных Медных.
— Когда перебьём всех в этих двух переулках, свистнешь второй раз, — Тром залез обратно на чердак, спустился из окна на крышу соседней лачуги и заглянул в переулок, где парни Йона наступали на сгрудившихся у мантелёта Косынок, прямо под ногами горца.
— Эй, дружинники, посторонись, я спрыгну, — он соскочил с невысокой крыши. Без лука и колчана делать это было не в пример удобнее, — Сомкнуть строй.
Они медленно и неотвратимо двинули на врагов. Тром внимательно смотрел поверх щита. Малейшее движение в их сторону, и тут же — смертельный росчерк топора, или сразу двух. Враги кидались на них, лезли на крыши, молили о пощаде, но были нещадно перебиты, и пронзительный свист с крыши достиг ушей Трома. Тогда часть мантелётов сняли, чтобы перекрыть ими другие выходы с улицы.
Когда косынки увидели, как люди тащат толстые деревянные стены под прикрытием бойцов со щитами, они поняли, что происходит что-то не то и стали сбиваться в толпу. Тут прозвучал третий свист, как и было уговорено. Йоновы парни перекрыли улицу стеной щитов, разделив её надвое, а позади них стали собираться бездоспешные головорезы Медного с корзинами, набитыми камнями. Косынки с криками ринулись на стену щитов и почти смяли её с одной стороны.
Тром ринулся туда:
— Держать строй! — он неистово заработал топором, охаживая торчащие тут и там головы в платках, — Отвечайте, отвечайте им, вашу мать!
От натиска такой большой толпы ребята Йона растерялись, их хватало только на то, чтобы худо-бедно держать строй. Один получил удар в бок, но спасла кольчуга, второй свалился со страшной раной на лице, третий отшатнулся, но Тром пинком вернул его в строй и махнул поверх его щита, отправляя врага в небытие. И ещё, и ещё раз.
Толпа напротив чуть замешкалась.
Тром повернулся назад:
— Кидайте камни, чего стоите? Поверх наших голов!
Нужно было сказать им раньше. Камни ещё больше ошарашили толпу, появился момент.
— Вперёд, все как один!
Стена щитов сделала шаг, другой, изогнулась в двух местах. Он увидел, как враги пытаются пробиться в брешь, но Олаф поймал на щит одного из них и быстро уколол сбоку, в долю секунды вытащив из-за пояса длинный нож. Потом он засунул нож на место и схватился за топор, повисший на запястье на кожаном шнурке. Противник осел, двое соседних отступили. Они не знали, что им делать: прорываться за стену щитов, где Медных ещё больше? Умирать под градом камней? Прыгать через мантелёты и умирать там? Поэтому они стояли вблизи ряда щитов, куда не прилетали камни, и отступали медленно, шаг за шагом, оттягивая смерть до последнего, или пытались убежать по крышам. Одному это удалось, но второго сбили вниз камнями, где он и остался лежать, уже бездыханный.
— Ровный строй! — скомандовал горец, но не все вняли команде, — Ровный, блядь, строй! — взревел Тром.
И бойцы только тогда сделали его ещё ровнее.
Оставшиеся враги заметались в панике, стали бросаться туда-сюда, их рубили, забивали камнями, некоторые сбегали, просачиваясь в щели лачуг, невероятным образом взбираясь по стенам, или проламывая окна для бегства.
И вот из всей толпы остались десятка полтора, но эти никуда не бежали. Эти смирились с неизбежностью и ждали, когда им в последний раз предстоит схватиться с врагом.
Бросать камни, не боясь причинить вред товарищам, Медные уже не могли, потому оставшимся Косынкам не нужно было бросаться на стену щитов, и они ждали — свирепые, решительные, обречённые. Это не было, как с Комадом, когда один решительный бросок Трома решил дело. Здесь всё всем было понятно. Поединщик, который занял место павшего бойца в шеренге, остановился. Видя это, вся шеренга перестала идти вперёд, не дожидаясь команды.
— Где ваш атаман? — спросил горец у кучки отчаянных людей.
— В грёбаном замке, — ответил один из них.
— То есть, он завёл вас в ловушку, в которой вас всех поубивали, а сам сидит в какой-то дыре?
Молчание.
— И вы хотите умирать за него?
— У нас есть выбор?
— Да. Бросьте свои ножи, уговорите остальных сдать Слепого Джона, и я оставлю вам жизнь. Ну же, мы убьём вас и с ножами, если захотим.
Парень в косынке, что отвечал Трому, бросил нож на землю.
…
Слепой Джон оказался жалок. Настолько жалок, что Тром не стал его убивать, а прогнал в соседний район. Он и не был слепым, а прозвище своё получил просто из-за того, что любил смотреть на людей, сощурив глаза.
Олаф веселился, развалясь на огромном кресле Слепого и изображая из себя атамана, веселился, когда шуточно раздавал указания перстам Медного, но всё то, что они задумывали ночью, прошло гладко.
Тром и ещё несколько перстов шли во главе огромной толпы к дому Медного.
— Ну что, нарезали Косынок на шашлык? — приветствовал их всё тот же крепкий охранник.
Горец кивнул.
— Складывайте свои топоры, сами знаете.
— Не в этот раз, — ответил ему один из перстов.
Крепыш не стал возражать и предпочёл за благо отойти в сторону.
— Эй, горец, не заляпай мне тут всё! — вскричал Медный, когда увидел окровавленного Трома идущим прямо к нему мимо охраны, — Твой корабль стоит во втором доке, — уже менее уверенно сказал он, когда Тром прошёл пол зала.
Охрана не дёрнулась, когда увидела за ним вооружённых перстов и Олафа со щитом.
— Теперь я выберу любой, какой пожелаю, — Тром схватил Медного правой рукой за горло и припечатал к стене. Атаман потянулся к поясу, но поединщик поймал левой его руку и как следует долбанул об стену. Во второй руке атамана появился давешний стилет, но Олаф прижал к стене и её, тут же резанув ножом, отчего Медный заорал и выронил стилет, а потом моряк трижды ударил атамана ножом в левое подреберье. Согнувшись, бывший главарь осел на пол.
Тром толкнул его ногой, и тот повалился на бок, сипя и хрипя.
— Парень выполнил твой приказ. Выполнил в лучшем виде, а ты казнил его за это. Так получай, что заслужил.