— О многом мне нужно рассказать тебе, Розалинда, — пробормотала Авиана, испуганная непременной развязкой. — Ты знаешь, что мачеха твоя больна. Тяжело больна. Но страдания эти происходят из души, отзываясь в теле. Каждую ночь она просит меня оставаться и не покидать ее никогда, однако же, — она промолчала, и лишь спустя долю минуты встрепенулась и посмотрела на нее, — мне нужно срочно уезжать. Немедленно!
— Куда вам уезжать? — спросила Розалинда, спускаясь с крыльца. — Говорили же, что дома ваш сын.
— Уеду в Блоквел, не пропаду.
— Но как же, подождите, — Розалинда нахмурила брови и пристально посмотрела на Авиану. — Вам есть куда ехать?
— Моя сестра живет там, я тоже скоро буду…
— А как же дом здесь, в Улэртоне?
Она продолжала смотреть в упор на нее, говоря это, и вдруг беспредельное негодование опять взблеснулось в глазах ее.
— Да это глупость! — вскричала Розалинда, — От кого вы все убегаете? Неужели от сына? Да, все же вам не хватает смелости вышвырнуть его за порог и никогда не принимать!
— Он убьет… убьет меня здесь, — проговорила она медленно и слабо, с искривившимися в болезненную улыбку губами. — Вот, чего я боюсь. А если придет сюда, в ваш дом, то жертвой стану не только я. Понимаешь? Будут свидетели, так он их сразу зарежет… все ждал от меня письмо. Но теперь уж я знаю, для чего ему нужны мои деньги.
— Наследство, — тихо прошептала Розалинда, вспоминая. — У него ничего нет.
— Вот. Наконец-то ты меня поняла! Амери ждал, ждал мою смерть. Но деньги я ему ни за что не отдам.
«Неужели… неужели, — мелькало в ней. — Видимо, все и правда так. Амери обыкновенный скупой подонок. Однако, что же Авиана не может раз и навсегда покончить с ним? Не связываться… Хотя, переезд без малейшей новости тоже хороший шанс скрыться ото всех. Дарья не переживет этого… Она метается из крайности в крайность. Невозможно! — отталкивала она от себя эту мысль, чувствуя прилив бушующей злости и тревожности. — Даже если тому и быть, они ведь не смогут прожить друг без друга. С чего я вообще забочусь об этом?»
— Я помню! Помню все, как наяву, — остановившись на тропинке, она приложила руку ко лбу. — Слышишь? Мне не хорошо… Чувствую, наша прогулка продлиться не долго. Я хотела выйти на свежий воздух, да все испортила…
— Не твоя вина. Мы можем поговорить в доме.
— Пойдем уже…
Как только они зашли в дом, Авиана вдруг упала в обморок. Служанки увели ее в комнату, выделенную для нее, и всячески отговаривали Розалинду войти. Дом захватила тишина и угнетающее спокойствие. Розалинда заперлась в спальне, обдумывая слова Авианы, пусть и не многие. И казалось даже, она настояла на том, что Авиана упустила некие подробности, чтобы не морочить себе голову. Впрочем, даже из чувства беззащитности эта женщина не желала распространяться. Дарью она будто бы избегала, стыдясь и упорствуя на своих внутренних убеждениях. Все-таки дело запутанное и никак не трогавшее Розалинду. Значит, все эти рассуждения напрасны.
Она стояла, долго стояла, и чем глубже уходила в мысли, тем чаще стучало сердце. Вдруг послышался сухой треск с окна — видимо, простая ветвь. Всякое глупое замечание разгоняло в ней интерес, но стоит лишь об этом задуматься, так сразу эта мысль, абсурдная и ничем не обусловленная, тащила ее в глубинку непроглядного, мрачного леса. И тут неожиданно вспоминается Розалинде дневник — лучик солнца среди хмурого неба! Без промедлений она кинулась к ящику и, убрав старые вещи, взяла его в дрожащие пальцы. Пыль тонким слоем укрыла поцарапанную обложку, Розалинда вытерла ее и открыла на пустой странице.
«Я все боялась написать самое заветное, самое значимое желание, — думала она. — Если напишу, то буду переживать, что получу обратный эффект. Много же трудностей у меня возникло из-за тебя… Афелиса. Жива ли она? Может, я зря переживаю. Если она умерла, то буду волноваться еще больше…»
— Да к черту, — вырвалось у нее из мыслей. — Я хочу защищать Гроунстен. Все же, я уже не маленькая девочка!
Положив голову на руку и оперевшись локтем об стол, она выводила произвольные линии, никак не смирившись с опасным желанием.
«Если я и уйду, то кто останется с мамой и Авианой? Они же умрут без меня в первый день. Уйду без оглашения, просто… ночью выскользну из окна, проберусь по крыше… Но, вдруг заметят? Да будь так, но эти шайки пьяниц и близко не осмелятся подойти к моей матери. Она не сможет, не сможет! Жизни ей не будет. Но не будет жизни и всем магам на планете! Авиана уедет, и она совсем одинешенька останется с двумя мальчиками на руках. Никто и не вспомнит о ней. Однако же, если я расскажу о всех моих задумках, то почтет меня за сумасшедшую, закроет в комнате без окон. Оно мне не нужно».
Розалинда терялась в мыслях.
Обычно, Дарья по особым вечерам устраивала балы, созывая всех значимых и достопочтенных лиц. В этот раз она снова разговаривала об этом и уже велела разослать приглашения, хриплым голоском прикрикивая на распереживавшуюся служанку, не вставая с кровати.
— Скучно, я скоро помру здесь! — жаловалась она Розалинде. — Ты посмотри, как там Авиана, а то погляди, совсем с дубу рухнет.
— Авиана плохо себя чувствует.
— Оно и понятно. Все ревет, ревет, да и выревела свое счастье.
— Я хочу рассказать тебе нечто важное, это может встревожить, особенно тебя и твою чувствительность, — пробормотав, она побледнела в испуге и тревожности. — Вот только не нужно резких выкриков, опровержений. Ты, как и я, да и как все другие должны знать. Пусть эта новость и слишком волнует, и…
— Говори прямо к делу, — выкрикнула она со взглядом, горевшим от негодования. — Да чтоб тебя черт побрал! Суть!
Розалинда замерла в полнейшем испуге, играясь с кольцом на пальце.
— Ничего, сейчас прямо и скажу. Ты не примешь мои слова и скорее всего сочтешь за ложь, но сама попросила в конце-концов говорить правду! — проговорила она в полголоса, точно не вполне осознавая, что хочет сказать, и есть ли вообще здравые мысли на уме. — На Улэртон надвигается войско охотников. Сейчас. Они окружают дома и убивают невинных людей. За что? За что же? Они подозревают каждого встречного в колдовстве, и мы тоже можем умереть от их рук, — прерывающимся голосом она пыталась выговориться, метая взгляд на что угодно, но только не на недовольное лицо Дарьи. — Понимаешь, в любое время эти уроды могут ворваться в наш дом и прикончить. Ни за что. Что уж говорить, если охотники тиранят невиноватых магов, просто за то, что они существуют. Позор! Не понимаю, как ты до сих пор поддерживаешь их, злорадных тварей, бездушных и никому не нужных олухов! Если все было так просто! Твоя Авиана уезжает далеко в Блоквел из-за них. Но язык у нее не повернулся прямо сказать, обвинила только сына. Так скажи, ты по-прежнему ненавидишь магов и прославляешь охотников? Вот, что я хочу знать!
Розалинда молча подняла на нее свое бледное и грустное лицо, не сказав более ни слова. Сердце болезненно сжалось. Ощущение свободы и необыкновенной злости стянулись в тонкую нить. Но после ложного чувства вседозволенности, она от страха ничего не могла выговорить. Мрачным взглядом Розалинда вглядывалась в искривившиеся черты лица Дарьи, и кажется, пока она не обдумала всю подноготную ее слов, ожидать резкого порыва всяких ругательств и возмущений было ни к чему. В минуту молчания странное, неожиданное чувство едкой ненависти прошло по ее сердцу.
— Вот, девочка, понавыдумывала и свое творение огласить хочет, — она улыбнулась, но не посмеялась. — Фантазия хороша, только используй ее к месту.
— Все это правда! — выкрикнула Розалинда, ужасно оробев.
— Твоя правда.
— Я не услышала ответ…
— А какой ответ ты хочешь услышать? — спросила она насмешливо. — Я даже и не предположу… Не понимаю, к чему тебе это колдовство, если не колдунья? Вот комедия! Другим расскажешь, так они сразу либо со смеху упадут, либо сожгут.
— Скажи, ты бы приняла ребенка, оказавшегося магом? — Розалинда отступила назад. — Или сожгла бы?
— Ни к чему мне это отродье! Еще не хватало, чтобы маги разгромили мне дом, так еще и убили. Не выдумывай, Розалинда. Все это шуточки прескверные, несмешные и абсурдные! Лучше почитай один рассказ юморной… — Дарья задумалась, припоминая. — Таинственный… хм, загадочный! Вот! Загадочный улов. Там и юмору научишься и меня порадуешь.
— Тебе наплевать на то, что твориться за стенами, пока ты жива, — твердо сказала она, проскрежетав зубами. — Не отрицай. Мы не про юмор всякий говорим и даже не забавляемся. Я хочу, чтобы ты наконец-то открыла глаза и осмотрелась вокруг. Даже Авиана бежит из Улэртона, а тебе все равно.
— Как бежит? — будто бы проснувшись, вдруг сказала Дарья, осознавая. — Бежит в Блоквел?
— Да! В тот самый.
— Не пущу! — начала она решительно, но с довольно сильной раздражительностью. — Побоится она за границы высовываться. Я ее знаю. Знаю, как она может поступить. Но чтобы решиться на такое…! — не договорив, как часто это случается, Дарья продолжила с новым порывом. — Я поднимусь и вломлюсь в ее дверь. В дверь бесстыдницы. Все эти дни она рыдала мне в плечо, а теперь нагло уворачивается! Ну-у… поревет она у меня. А ты чего у порога стоишь, будто боишься? Ты садись, да не уходи. Я пойду схожу к ней, пусть только попробует не отпереть.
Розалинда молчала, наблюдала и слушала, гневно нахмурившись. Вскочив с места, она дала пройти поднявшейся матери в коридор, все еще с недовольством смотря на ее развязную походку.
«Точно вихрь! Разнесет же она ей голову… — подумала она, но все-таки не села в кресло. — В самом деле она, что ли, хочет развлечь мое внимание глупой болтовней?»
Долго еще она удерживала взгляд на пустом коридоре. Мысли терзали, не давая покоя. Розалинда знала, как долго иногда продолжаются разговоры с Дарьей. Особенно во время ее буйства и возбужденности. Несколько минут девочка простояла в бездействии, не могла принять верное решение.
«Я знаю желание! Хочу, чтобы мать встала на сторону магов, тогда мне долго скрываться больше не придется. Если узнает, то вышвырнет за двор. Но, наверное, дневник будет не способен… Однако, есть кулон и тот дядька показывал, как им пользоваться. Как так позабылось? Не буду ждать мать. Она и забудет обо мне, когда придет».
Она пришла к себе в комнату, переждав несколько минут. Дарья непредсказуема и, по правде говоря, может припоминать несбывшееся наставление долго, обижаясь, но никогда не покажет свою грусть. Вот только незначительные вещи могла стереть из памяти в один миг, стоит лишь отвлечься. Розалинда шла тихо и медленно, точно боясь, что перед ней непременно откуда-то возникнет Дарья, не оставив ее без выговора. Все тайные вещи, запрятанные в один ящик, Розалинда прятала хорошо и всегда переставляла его из одной полки на другую. Вдруг служанка что-нибудь да и приметит! Если странная вещица засветиться у одной из них на глазах, то непременно поползут слухи по языкам, и там уже дойдут до ушей матери. В ящике хранился дневник и кулон. Она в жутком нетерпении взяла его в руки, обдумывая и вспоминая слова старика.
«Нужно подумать о месте, которое я хочу видеть, — Розалинда села на стул, судорожно постукивая ногами об пол. — Или о человеке… Вроде бы. Если не получится, то вреда не будет. Так, сначала подумаю о Афелисе, и потру кулон… Странно, конечно. Может, и наврал старик. Точно, и заклинание. Не зря я читала книжки в библиотеке!
Розалинда прикрыла глаза, собирая в мыслях расплывчатый портрет Афелисы. Пусть и время стирает лица, но, заслышав ее имя, или по случайности увидев ее, она бы без сомнения узнала свою спасительницу! Губы ее дрожали, тихо проговаривая заклинание, а большой палец быстро потирал кулон. Тепло излучилось из него, но только на долю секунды. Она разомкнула глаза, без умолку проговаривая заклинание, не спуская взгляда с зеленого камня. Опять точно лучик проскочил между пальцем, вспыхнул и затмился. Нахмурив брови и осознав, как сильно перемешались все мысли в паутину, Розалинда тяжело вздохнула, откинувшись на мягкую спинку стула.
— Не получается… — досадно прошептала она, подняв над собой кулон. — Почему? Не хочу верить, что старик оказался лжецом.
Камень переливался в алом свете. На город опускалась луна, а солнце тихо уходило за горизонт, оставляя яркие краски на небе. Из улицы все реже доносились голоса, да и птицы больше не пели своих многовековых песен. Сегодняшний день был однозначно печальным, без просвета, как старость. В такое унылое настроение частенько не хватает дождя и серых облаков над головой, что бы уж совсем погрязть в отчаянии. Она так думала, и чем больше уходила из действительности, тем лучше делалось на душе. Ей представлялось, как разгорается кулон в разноцветном огне и вырисовывает в воздухе картины. И среди блеска и цветов, создается образ Афелисы — живой и здоровой Афелисы.
Не задумываясь, Розалинда продолжала тереть пальцем по гладкой поверхности кулона, тихо шепча заклинание.
Вдруг, тысячи мелких огоньков разлетелись по стенам комнаты, кружась и собираясь во едино. Она тут же вскочила, оглядываясь вокруг, в восхищении раскрыв губы. Блестящие огни заносило в яркий и незабываемый вихрь. Спустя несколько мгновений шум спал, и перед глазами Розалинды создалась картина. Картина, вышедшая из ее фантазии! Вот только, в первые секунды в ней бушевала лишь темнота, изредка выглядывали серые полоски. Розалинда, поняв, что нужна мысль, стала думать об Афелисе, и каково было удивление увидеть вместо нее — темные деревья и протоптанную тропинку среди леса.
— Не этого я хотела, — вслух проговорила Розалинда, подходя ближе, — абсурд какой-то!
Порыв ветра тихо колыхал листья, трава покрывала темную, словно мертвую почву, а в небо устремились красные птицы, и крик их раздавался на всю опушку. Легкая дымка витала среди деревьев и кустов. Впрочем, ничего не происходило, и Розалинда хотела уже покончить с кулоном, но внезапно, вдали она заметила движение. Ветви отбрасывались в стороны, доносились невнятные восклицания, похоже, мужские, и на тропу выступил мальчик лет шестнадцати. Он был среднего роста, рыжеволосым, и одеяние его было будто бы война Атрандо. Подпоясанная кожаным ремнем рубашка, рукава обделаны знаменем атранцев — красные и голубые полосы на фоне великого погребенного дракона. Широкие серые штаны, грязные, потертые ботинки, а на плечо он накинул серую сумку. Эти детали, пусть и неприметные для остальных, оставались знаком и кратким рассказом о том, откуда воин родом и охотник ли. «Видимо, не охотник!» — подумала Розалинда, замечая и девочку помладше позади него. Растрепанные белокурые волосы обрамляли маленькое и утомленное личико. Черный платок, повязанный поверх ажурного платья, а из-за испачканного в грязи подола проглядывалась тоненькая ножка в чулке. Румянец выступил на ее щеках и дышала она неровно. Розалинде эта девочка приглянулась и душа ее отозвалась жалостью.
— Видишь, куда привела нас? — доносился из картины твердый, мужской голос. — Не хватало еще, чтобы нас оттуда не выпускали.
— Я доверяю ей, — прошептала девочка, шагая по тропинке. — Афелиса спасет нас и, наверное, великие божества послали ее к нам!
«Афелиса, — отозвалось в голосе Розалинды. — Неужели? Неужели я напала на ее след! Но тогда где, где же она и кто эти люди? Хочу видеть только ее!
В жутком нетерпении она повела пальцем в сторону, в какую вела тропа, и картина быстро переменилась. Посреди груды камней и листвы деревьев, показалась высокая женщина, подзывавшая к себе тех людей. Нет, Розалинда не может поверить, что видит перед собой свою наивернейшую и лучшую подругу. В лице Афелисы ничего не переменилось: все тот же холодный, неприступный взгляд под черными бровями, длинные русые волосы, заплетенные в толстые косы, тонкие губы, покусанные и сжатые. Она вглядывалась в пещеру, и тут к ней уже медленно подошли путники.
— Вам стоит помолчать, — сказала Афелиса, обмеривая их решительным взглядом. — Если высшие маги попросят представиться, то не медлите с ответом.
— Вот уж брехня какая, — выговорил мальчик, разминаясь. — Пусть уж тоже помолчат.
— Не хочется, чтобы ты покинул нас, — из-за спины его показалась та девочка. — Не делай лишнего, лучше послушайся Афелису.
Она кивнула, и всех их поглотила пещерная темнота. Стуча кулаками по картине, Розалинда выкрикивала имя подруги и отдавалась надеждам, что кто-то да и услышит, непременно обратя на это внимание Афелисы.
— Афелиса, эй! — под последним, сильным ударом огоньки вздрогнули, чуть было не разлетевшись. — Подожди же ты!
Внезапно раздался стук в дверь.
— Розалинда, открой, — кричал писклявый голосом младшего брата. — Тебе же говорили не закрываться больше. Открой сейчас же!
Мигом она вскочила с места и, вся раскрасневшись, вся в страхе, бросилась в двери. Локоны рассыпались в беспорядке, губы вспухли, как вишенки, а по щеке потекла слеза. Розалинда крепко прижалась спиной к двери, и взгляд ее суетливо бежал по комнате. Огоньки не пропадали, только разгорелись еще сильнее, блистательнее и лучистее. Сердце Розалинды билось так сильно, что слышался каждый удар.
— Я говорю, открывай, — раздавалось из-за коридора. — Я знаю, ты хочешь получить выговор! Да, да!
Бешеная дрожь пробежала по бледному телу. Головой она прильнула к двери, тяжело дыша и содрогаясь от каждого стука.
— Я… я сейчас! — выплеснула она из себя и тут же кинулась к кулону.
— Мама зовет. Хочет тебя видеть. Наверное, ты опять играешь со мной. Что ж, я буду стучаться, пока ты не впустишь, или я выломаю дверь.
— Да подожди же ты!
Пальцы суетливо бежали по кулону, Розалинда все закрывала крышку, и вновь открывала. Искры не исчезали! Беда, настоящая беда, и на кону ее худший исход жизни. Девчонка оборачивалась, смотря на ходящую ходуном дверь, вертя в руках кулон, выпавший из рук.
— Я переодеваюсь! Имей совесть подождать и не соваться, — кричала Розалинда трепетным голосом.
— Ну ладно, — стук прекратился. — И зачем ты переодеваешься днем? Это важно, вдруг ты… Да хоть из окна выпрыгнешь! И меня обвинят. Мне этого не нужно, поэтому отопри.
— Какой нетерпеливый… — шептала она через силу. — Черт! Никак не исчезают.
— Чего ты там бормочешь? Болтаешь с кем-то? — посмеялся он. — С принцем каким-нибудь подворотным? Сочувствую ему, ты его, наверное, силой привязала к себе! Лучше повешаться, чем с тобой романы устраивать!
«Просто выйду и быстренько закрою дверь, он не заметит… не должен,» — подумала Розалинда, медленно шагая к двери.
— Иду уже, — изнурено проговорила она, хватаясь за ручку двери.
— Давай иди, не помри только, пока ковылять будешь!
Розалинда быстро выскочила из двери, затворяя ее за своей спиной. Лицо ее смертно побледнело. Сердце безумно колотилось, а пальцы жадно вцепились в ручку двери.
— Переоделась? — проговорил мальчишка во весь голос с самым решительным видом. — Никогда не пойму твоих причуд, да и вряд ли кто-нибудь поймет.
— Что ты хотел? — пытаясь скрыть тревожность, прошептала Розалинда, задыхаясь от волнения.
— Просто хотел передать возмущение матери. Я сам недавно узнал о том, что у вас там произошло, и, не утерпев, поинтересовался. Тебя ждет серьезный разговор, Розалиндочка, — насмешливо восклицал он, сложив руки за спину. — Пойдем уже. Мне еще нужно после взять у тебя кое-что… но об этом не сейчас.
— Что взять? — испугано спросила она, вся задрожав от какого-то нового, неведомого ощущения. — Не смей лезть в мою комнату, — продолжала Розалинда, покраснев от негодования. — Ты знаешь, что это тоже наказуемо.
— Ну да, ну да, — кивал он головой. — Ты меня снова не услышала. После разговора. Буквально на несколько слов. И мы пойдем к тебе!
Мальчишка потянул ее за руку, и вместе они пошли по коридору. Он много болтал, смотрел на нее с насмешкой и тут же интересовался ее буднями. Улыбка не слезала с пухлых губ, образовывая ямочки на щеках.
— А ты чего такая взволнованная? — все спрашивал он, пристально вглядываясь в ее лицо, возмутившееся от злости еще сильнее. — Кислая. Всегда ты такая. А я, между прочем, когда тебя в первый раз увидел, подумал, что ты веселая, и поиграть с тобой можно. Разочаровываешь!
— Зачем тебе нужна я?
— Да хотя бы позабавиться. И правда, нафантазировал себе всякие чудеса и слепо верю в них. Ты только не подумай, я всегда такой. Мама говорит что я странный, но что правда, то правда!
— Мне не к чему твои разочарования.
— А жаль. Я, знаешь ли, давно не разговаривал с девочками. Мама тоже девочка, только взрослая, но все же, хотелось бы поразговаривать со сверстницами.
— Вот уж не думаю, что кто-то повадиться на тебя, — раздраженно сказала Розалинда, идя быстрее.
— А ты не говори только о себе, — говорил мальчишка, прелукаво улыбнувшись и сверкнув на нее своими голубыми глазами.
Розалинда была вне себя. Она знала, почему ее распирает от злости и волнения. Но, наконец-то, вскоре их маленькая прогулка кончилась, а то она бы не выдержала и бросилась бы быстрее к лестнице.
Она подошла к двери спальни матери, оглядываясь на брата. Мгновение спустя Розалинда отворила дверь и вновь встала у порога. Все это случилось так скоро, что она сама все еще не понимала, что сделала. Они с полминуты смотрели друг на друга молча. Розалинда все еще содрогалась от испуга, Дарья выглядела обезумевшей. Она, Дарья, — бледная, дрожащая от гнева, первая прервала молчание.
— Вот уж не думала, что ты уйдешь! — сказала она, как будто одумавшись.
— Я думала, что разговор продлиться долго и, чтобы не терять времени… — проговорила Розалинда слабым от волнения голосом.
— Довольно! — грозно вскрикнула Дарья, стукнув кулаком об стол. — Какой раз ты возражаешь мне, не слушаешься? Не хватало еще, чтобы из дома хоть на шаг ступила. Бессовестная! У меня тоже есть дела, связанные с тобой, и ты не можешь отречься от этого.
— Какие дела…? — еле проговорила девчонка, теряя дар речи.
— А вот такие! — она приближалась к ней все ближе. — Помнишь того мужчину? Генри. У него есть сынок чуть старше тебя, статный и большое состояние имеет. Генри думает его отдать на выданье, и я уже решила тебя невесткой сделать. Уж больно надоедливая стала! Брак, в конце концов, образумит тебя, бесстыжую.
— Что? Что это значит…? Почему ты разговариваешь со мной в таком тоне? И после того, что ты…? Я не буду, не хочу.
Она еще раз шагнула к побледневшей, как полотно, Розалинде, но, увидев в глазах ее мелькающие огоньки страха и волнения, остановилась, как будто в раздумье.
— Я посочувствую, — наконец-то сказала она сухо, через силу подавляя бешеную злость, и остановилась на одном единственном решении. — Но все решено. Генри согласился, да и сыночек то его не против. Завтра мы их встретим, и ты поймешь, что уже любишь его.
Розалинда смотрела на нее — бледная, убитая отчаянием. Пристальный, колеблющийся взгляд ее уставился в эти поблеклые, угнетенные глаза, когда-то бывшие веселыми и никогда не скучавшими. Она готова была молить, простить все оскорбления и наказания, лишь бы Дарья остановилась.
— Я не полюблю его, — поворотила она головой. — Хватит уже доводить меня до крайности… До смерти.
— Погибать тебе еще рано, а в браке, как раз таки, девичья твоя природа рассветёт, — сказала она, схватив девчонку за руку. — Мальчик он послушный, не буйный. Будет славно, если он достанется тебе.
— Никогда! Слышишь? — кричала Розалинда, вырывая руку и отстраняясь. — Раньше ты совсем была другой. Что с тобой? Ты знаешь, знаешь! Но не хочешь говорить…
— Так ты еще и поблагодарить меня не намерена? — вспыхнула Дарья, краснея от злости. — Мать все на благо делает дочери, приемной дочери. Что бы с тобой было, если бы один доброжелательный человек не притащит тебя, еще маленькую послушную девочку в мой дом?
— Я бы ждала человека намного лучше!
— Да кому ты нужна, а?
— Нужна! Но я не скажу кому!
По мере того как она говорила, лицо ее все больше искажалось от злобы. Губы Дарьи скривились и дрожали, с трудом она произнесла последние слова. В коридоре становилось все темнее и темнее. Розалинда терзалась от стыда, терялась в догадках и страшилась ее с каждой минутой все сильнее. Не отвечая больше ни на какие расспросы, она вне себя от злости бросилась из порога комнаты вон, а очнулась уже на лестнице. Слышались шаги, но вскоре они стихли.
«Я найду способ избежать брака! — твердо заключила про себя Розалинда. — Останусь верной своей мечте!»