«Наконец-то я на свободе! Хотя бы на немного, но это стоит того! Ночью не так страшно, как говорят… Или это потому, что страшилок я никогда не слышала? Почем знать?..»
Розалинда порхала вдоль тротуара. Фонари озаряли ее блестящие, торжественные глаза, а какой приятный ручеек утоления разливался внутри нее! Согревающий и бурный. Звезды будто бы сверкали ярче, радуясь ее счастью; и вдруг девчонка заметила, как над ней заблестело созвездие. Все вокруг стало таким небрежным, светлый и отчужденным, что природа неспешно поглощала ее в свой тихий мирок. Она перепрыгивала через грязь, лужи, и неожиданно на носу ее разбилась капля воды. Подняв голову, уставилась на бисерный дождь и, поджав нижнюю губу, тут же забегала взглядом по темной улице: спальный район, ни одного прилавка поблизости! Кто же захочет ее приютить на ночь? Розалинда слонялась под навесами, заглядывая в завешенные окна, и холод постепенно обвивал ее своими холодными щупальцами. Вдруг она замерла на месте: шторка дернулась в окне, и тут же появился в щели большой, зеленый глаз. Попятившись назад, она прижала руки к груди. Хищный, будто бы неживой взгляд вперился в нее. Казалось, что вот-вот полетят осколки, и чудовище наброситься на нее! Вспомнилось ей гадание старухи, и эти гадкие слова: «Ничего хорошего не ждет. Потеря близкого человека, иль своя смерть…». Своя смерть! Страх окатил девчонку, немой крик застрял в горле. «Нужно бежать… Бежать скорее!» Не отводя взгляда, перебежала через дорогу, и внезапно показалось то, чего она не могла ожидать! Шторы снова дернулись, на мгновение глаз исчез. Однако рано радовалась Розалинда. В ту же секунду к окну прижался огромный пушистый кот, скребущий когтями по стеклу. Лапы его расплылись на окне, и, мяукая, он порывался наружу. «Разбудит хозяина, еще подумает, что я виновата; и вообще, нечего мне в чужие окна заглядывать!» Схватившись за ручку сумки, она, нервно перебирая пальцами и стуча по коже, поспешила за поворот, подальше от этого небольшого домика.
Улицы были похожи друг на друга. Те же крыши, фонари, дома и одинокая луна, ищущая своих маленьких спутников. Ночь охватила весь город, и неизвестно, когда наступит утро. Может, и не будет его вовсе. Все возможно в фантазии Розалинды, опасающейся каждого шороха. Как тоскливо и неприятно прощаться с душевным лучиком, сияющим подобно звезде. Он угас, а за ним и вся природа.
«Когда-нибудь я пересеку границу, — мечтала она, лениво перебирая ногами. — И не важно, выйду ли замуж. Я уверена, что Афелиса помнит и любит меня! Эх, который раз мне приходиться сбегать из какого-то места к настоящему дому. А если судьба давно свела меня с ней, даже когда я в приюте была? Не случайно ведь встретилась с ней в лесу! Или случайно?.. Случайности всегда неожиданны, а когда чего-то ждешь, то оно не наступает. Что за зло? — она пнула камень, играясь с ним по дороге. — Мне нужно было отдохнуть… А Дарья, моя мамочка?.. Что с ней сейчас? Нужно ли мне вернуться? Дальше — темнота, страшно. Или подождать до утра? Наверняка не спит! Лучше дождусь утра; может, что-нибудь интересненькое найду».
Предположения оказались велики. Что необычного может произойти на тихой улице, где все давно уснуло? Монстры, чернокнижники, охотники или ангел с небес, смилостивившийся над ней? Демон, жаждущий зрелища и подкидывающий все больше и больше мерзких подарков? Укрываться среди деревьев было прескверно: мыши тихо шуршали листвой, ветви ломились, гнезда высоко над головой тряслись, и вся грязь падала на землю. А тротуар все вел ее вдаль под ночным сводом.
***
— Господин Генри, — раздался вдруг сердитый голос Дарьи из большого коридора. — Не могу ничего терпеть! Хоть убейте. Девчонка моя сбежала, треклятая этакая. Ух, доконала меня! Все, отчалюсь совсем.
Вбежала в холл она, словно укушенная бешеным зверем. Приподнимая двумя руками подол платья, Дарья ворвалась, как ветер, как ураган, что было ожидаемо. И какая буря эмоций вырывалась из ее уст! Если бы не нравственные устои, то вопила бы она крепким, благим матом, плюя на Генри и его сынка. Он тут же подошел навстречу, и слов подобрать не мог в растерянности.
— Не вытерплю больше ничего. Ночь не спала, целую ночь из-за этих людей! — с особым акцентом проговаривала она с пеной у рта. — Я вам вкратце, как говорят, на скорую руку начеркала! А этакое я лицом к лицу говорю. Да что же, что же? Мир меня с ума сводит. Из дома вышла, боясь, а вдруг… вдруг! Уж, как не люблю я подонков, попадающих под горячую руку, ух, вот взяла и убила бы! — чуть ли не в истерике, она с жалостью выдавливала каждый звук. — Но Вы-то поймете меня. Душа родная! Я ее отпустила погулять, да как услышу к вечеру от сына Вашего, что нет ее, так все на взводе. Говорят, что весь день не видели, а мне то какое горе — мне, матери! Вы уж прощайте, прощайте меня за такую эмоциональность, просто, понимаете, — Дарья запнулась, цокнув языком. — Ну не могу я иначе. Разрывает меня. Вы бы сами испугались, да еще как. Хоть и знаю я, что Вы человек ума, а не чувств.
— Сядьте и успокойтесь, — сказал Генри, проводя ее к дивану. — Вам водички, иль чего-нибудь вкусненького принести?
— Вкусненькое не помешает, — воскликнула Дарья, аккуратно усаживаясь. — Я и работника потеряла. Служанки бояться, место ищут. Ну надобно мне вот это все? Беспредел! Вы не переживайте, брак будет. Далеко не уйдет, вернется. Я сама-то… сама…
Всхлипнув, она хотела продолжить, но резкое, грубое, как ей показалось, высказывание Генри поразило и заставило молчать.
— Чего Вы раскричались? Вернется Ваша Розалинда, вернется. Но крик и этот шум — лишний, — спокойно сказал он и вдруг закричал, повернувшись лицом к кухне. — Дрэйв! Десерту гостье!
Мужчина с седой бородой выглянул из-за порога, кивнув, тихо пробурчал: «Слушаюсь». Тут же послышался глухой шум, говор поваров: две женщины показались в дверях, перешептываясь и хихикая. Дарья не могла замолчать ни на мгновение: выкрики слетали из уст, не давая и слова вставить своему товарищу. Генри сел напротив в кресле, стуча пальцами по столешнице и оперев голову об ладонь, лениво слушая ее. Он понимал, что, не дав Дарье выплеснуть чувства, случиться скандал, а то и еще драка. Один раз это было, и мужчина знал об той постыдной встрече. Что ж, ей удалось отстоять свое, а иначе бы разродился спор куда больше и хуже. Что-то побуждало и трепетало ее нервы, спокойно усидеть не удавалось. Перебирала ногами, подправляла прическу; громко, напыщенно вздыхала, приметив своим острым взглядом, что Генри лишь косвенно ее слушает. Щеки вспыхнули румянцем, и вот Дарья встрепенулась, вскочила с дивана. Положив руки на пояс, женщина недовольно вгляделась в него, привлекая все его внимание:
— Вы понимаете?.. Понимаете, какая это потеря? — вновь с выделанным страданием вопила Дарья, изогнув брови. — Родственники садовника, этого то самоубийцы, винят меня! А я-то, я-то совсем не виновата! Докатилось до того, что деньги требуют. Вот народ наглый, а!
— А Вы объяснили действительные факты? — спросил Генри, подправляя очки. — Если люди умные, то поймут. А Вы свои соболезнования предъявите.
— Да предъявляла я, еще как. Все без толку! Это же как репутация моя упадет, что гости на балы приходить не будут… Мне они нужны, и общество нужно. Они-то, бестолочи, помолчат, я надеюсь. А хотя, черт с ними, господин Генри! — махнув рукой, она отошла к окну, досадливо смотря на заросшие клумбы, прорывающиеся цветки и ели, стоящие в ряд, что горизонта не видать. Каменная тропинка в саду обвивала пышные кустарники и поникшие деревья. В небе парила стая черных птиц, устремляясь стрелой все выше. — Не поверите, как я раздражена. И слов приличных не подобрать. А когда-то было все хорошо, в прошлом. А сейчас… — обернувшись, она вопросительно взирала на мужчину: собранного и интеллигентного Генри. — Сейчас ничего хорошего. Только плохое. Кому это угодно? Зачем судьба-матушка портит жизнь нам?
— Не вина судьбы, — заключил он, — а наша вина. Я в судьбу не верю, это удел гадалок. А они бывают похуже всяких колдунов. Это Вы, кстати, напрасно говорите. Сейчас время не страшное — можно сказать, спокойное. То есть, спокойное для нас — для всяких одаренных время смерти.
— Не смейте и говорить о них! — приказным тоном вскрикнула Дарья.
— Что же так взволновало Вас?
— Меня подозревали в этой нечистой силе. Но Вы сами знаете, что я чиста, как и моя совесть. Зачем мне лгать народу в лицо?
— А что же Вы, лжете за спиной? — подметил Генри, слегка улыбнувшись.
— Не смешите, а! И так без шуток Ваших жизнь не сладка.
— Юмор только украшает и успокаивает. Не относитесь в этому так критично.
Вскоре встрече их пришел неблагоприятный конец. Дарья до того разозлилась, будто страшный бес в нее вселился, что попрощалась с Генри гневно, как маленькая, наглая девочка. Обиды на вспыльчивый ее нрав он не держал и распрощался с женщиной дружелюбно, пожелав всех прелестей жизни, а иначе бы и связи с концами поникли. Генри чувствовал острую необходимость ее существования для своих дел. Терять такой сокровенный ключик было бы глупо и нелепо.
Подле лестницы, на втором этаже любопытное ухо гнелось — в коридоре за углом; Филген и не показывался, мало ли бед на себя накликал? Прижавшись спиной к стене, он замер и дыхание затаил в минуты молчания; впрочем, задыхаться ему не приходилось. Дарья — женщина громкая, яркая, не оставит и щели для какого-то пустословного бреда. Никому слова не даст, не отдастся и сама. Страх подступал к горлу, когда она вдруг вставала и прохаживалась по залу. Филген бесшумно отходил, скрываясь за стеной. А так близко было! Зоркий глаз ее способен был разорвать все. Приятное покалывание пробежало по телу, будоража и намереваясь не ослабить бдительность. Однако Филген хорошо знал, что его так тянуло, и чем он так жаждал насытиться. Хотелось вкусить сладостную новость, лелеющую уши, но, вопреки всем желаниям, навстречу ему прилетело горькое послевкусие, от какого воротило и знобило. Розалинда так и не возвратилась — велика потеря! Беда сказывается и на задумках отца его, а он чистосердечно сочувствовал и тосковал. Словно ветром унесло, и не поймешь, куда забрела она, а может, уже попала в кровожадные когти дикарей. Эти мысли жалили и пробивали глубокую дыру к раздумьям.
«Розалинда вполне могла стать жертвой для магов… Обычно молодые люди попадают именно в их ловушку. А что, если это не так? Что за бредни? Девочка попросту захотела погулять; вернется. Ей некуда идти, все пути перекрыты».
***
Холодный ветер ласкал румяные щеки, пролезал под платье и щекотал ее замерзшее, побледневшее тельце. Позади — десятки пройденных камней, росточков, домов и переваленных мыслей, а главное — горе! Куда уж горевать теперь? Белая гора не терпит и не простит стольких унижений, а лишь обнимает своими чудовищными просторами сильных и умелых людей. Если уж бедняк, раздавленный бедой, иль маленький человек, разгоревшийся высочайшей целью, сунется в замок Тираф, то настигнет он знаменательную, славную разрубленную головушку свою, избавленную от гниющих мыслей.
Завладев знаниями, выживать куда легче. Розалинда знала о династии Тираф, и как в годы начала столкновения их с чернокнижниками род их чуть не развалился, однако сильная стратегия и умные воины удержали честь на своих орденах. Теперь не подпускают близко иного прохожего, доверие их было раздроблено на мельчайшие куски. Впрочем, уж хитрым и проворным умом нужно обладать, чтобы проскользнуть в замок. Роль бедной, сбежавшей девушки сделалась Розалинде козырем, а способности к светлой магии стали решающим ударом. Поднимаясь по склону, она разогревала ладони: подносила ко рту, обволакивая их согревающих дыханием; наконец, завидев четверых стражников у ворот замка, побежала по камням, спотыкаясь. Стояли мужчины, словно статуи: в руках у каждого — ружье, лица насупившиеся, и никто ни вздрогнул, ни нахмурился, хотя пустые их взгляды были прикованы к ней. Тело — выкованное из метала; на доспехах разливался блик от утреннего солнца. Зубы стучали, ноги подгибались от холода, и жалостливыми глазками девочка взглянула на них, поклонившись.
— Царь добр к магам, и я прошу его благословения, — сказала она, потупившись.
— Кто такая? — отозвался стражник, больше всех нахмуренный и высокий. Глаза его искрились подозрением и опаской.
— Я такая же, как и вы. Прошу, смилуйтесь, иль совсем замерзну! — воскликнув, она подошла ближе.
— Что в сумке? — спросил тощий мужчина с рыжей бородой и жестом указал отдать ее.
Розалинда тут же сняла ее с плеча, отдавая тому в руки. Вынув кулон и деньги, он пошаркал пальцами на самом дне, встряхнув, и вручил ей обратно.
— Балуешься магическими вещами, значит? — посмеялся стражник, кидая взгляд на других. — Маленькая еще. Царь Грифан одобрит, а, горилла? — толкнув локтем здоровенного мужика, он кивком указал на Розалинду. — Гляди. Нищенка, наверное. Имя! — приказал он ей, лукаво сморщившись.
— Розалинда, — тихо пробормотала она, схватившись за сумку двумя руками.
— А? — воскликнул стражник, не расслышав, — С каких краев и имя? Царь в замок негодных не пускает.
— Розалинда, — повторив, она выстояла их насмешливые взгляды, — из Улэртона.
— Вот ты ж гляди, а! — с хохотом сказал здоровый стражник, потрепав плечо того рыжего мужчины. — А, небось, шпионка какая-нибудь! Ты уж лучше пойди и извещи Царя, он порешает, что делать с такой гостьей. Все равно толку нет речи разводить с девчонкой этой. Скажи, что оружия при себе нет. Да и выглядит она… — он обмерил ее пронзительным взглядом. — Хрупкой.
Поддакивая, стражник слушал и, получив мощный удар по спине, болезненно простонал под грозное восклицание:
— Все! Пошел!
Поежившись, он фыркнул, почесывая затылок. Гневно он посмотрел на другого, и в этих маленьких, востреньких глазах так и читалось: «Ведьмой будь проклят! Головорез чудацкий!» А каким писклявым, режущим голоском! Что прозвучало бы это шуточно, пресмешно и престыдно. Вздрогнув и чуть не упав на землю, он громко потопал к воротам, отворяя лишь одну дверцу, а как уж хотел войти, так передумал, и махнул рукой:
— Ты уж со мной поди! Нечего здесь стоять тебе, — пропищал стражник, стараясь звучать громче и серьезнее. — Живее! Что застыла?
Закусив губу, Розалинда сдерживала смешок, проходя за ворота мимо забавного мужчины. Хмуро поглядев на нее, он воскликнул: «Быстрее иди!» и, наконец, затворил дверцу. Девчонка чуть было не засмеялась, неловко прикрывая губы ладонью. До того нелеп и смешон он был! Кидая свой колкий взгляд на широкую дорогу, ведущую к замку, Розалинда пробегала любопытными глазами по всем домишкам, и высоченное здание с заостренными куполами приманило ее, заблестев на солнце. Стрельчатые каменные арки, темные конусы стремились к облакам, темнотой сквозило из удлиненных витражных окон, а главное — кованные шпили на крыше! Тучи вновь скрыли лучики солнца: наступил мрак. Замок величественно возвышался в горах, уединенно и торжественно. Из-за спины ее подгонял стражник, и только слышны были фырканья и плевки. В стороне стояла конюшня, туда-сюда бродили такие же стражи: молчаливые и сдержанные. Почему же, однако, сопровождает ее глупый и невежественный мужчина? Впрочем, за воротами поставлены должны быть люди серьезные к своему долгу и суховатые. Все в доспехах, вооруженные и до того дикие своими взглядами, что все сомнения улетучивались. «А ведь у Царя Грифана могущественные и сильные воины… Отчего же я таких не вижу?» — озадачилась Розалинда, до того, что оступилась и чуть было не упала лицом в грязь. Вскоре за ней поплелся еще один стражник: росту высокого, тонок, да и разговорчив до устали! Дорога шла не долгая, но наслушаться сплетен ей удалось, что после в мыслях крутились лишь чужие раздумья о царском указе. Неосторожность заводила этих трудяг в славный капкан.
Грифан был для нее личностью необузданной и мудрой. В книгах выступал он любителем людских страданий и предсмертных всхлипов, однако милосердие его отражалось к обездоленным колдунам — нищим и лишенным всякого достоинства. Ожидание предстоящей встречи всколыхнуло и нащупало внутри Розалинды слабую, чувствительную нить; вдруг тревога ощутилась в коленках. Вся она дрожала и ослабевала, словно пропитанные волнительным одиночеством стены сжимались с каждым вздохом, с каждым ударом сердца. Мрак тихо обнял ее, притаившись в этом уголке. Ни зажжённой свечи, ни люстр и вовсе не виднелось. На лестнице встретилась одна молоденькая дама в коротком, точно спальном, платьице, стеснительно прикрываясь и перебирая босыми ножками по ступенькам. Румяные щеки порозовели, и, лукаво подправив прядь распущенных волос, она, словно стрела, устремилась вниз и скрылась за поворотом. На служанку не похожа, да и не королевское лицо, что же за девушка? Любовница, утешительница или несчастная? Намокшие, покрасневшие глаза глядели в пустоту так прискорбно, утопая в боли, и пышная грудь ее колыхалась так часто, что невольно Розалинда проводила ее с сочувствием и жалостью в душе.
Минуты ходьбы по замку длились вечность. Розалинда думала именно так, и когда, на счастье, стражник остановился у одной двери, кашлянул и робко постучал, то и мгновенная радость пропала бесследно. Ответа не последовало. Тогда мужчина напряженно выдохнул и отворил незапертую дверь.
— Вас требуют, — крикнул стражник хриплый голосом, заходя в порог.
— Кто явился так нежданно? — послышался размеренный и грубый голос. Розалинда хотела посмотреть из-за его спины на Царя, но этот медленный бас тона, ласкающий слух, смутил ее, и девчонка попятилась назад.
— Да вот, чудо пришло! — с дружеской насмешкой сказал стражник, торжественно отступая в сторону. — Вот! Вашему благородию… Подарочек! Давно Вы гостей не принимали. А коли нет приглашения, то и полы пачкать запрещено.
Уставший взгляд вывалился на Розалинду чудовищным грузом. Какие тяжкие, помрачневшие глаза! Развалившись в бархатном кресле, Царь двумя пальцами придерживал сухое перо, прикасающееся к щеке. Зрачки ее вздрогнули, надутые стеснением и жутью. Спрятав руки за спину, Розалинда потупилась, и удушающим паром стыда обдало ее личико: мысль тут же мелькнула! Позабыла она о приличиях, и теперь уж стоит, как перед казнью, в глаза посмотреть страшится. А лицо Царя все неласковее становилось, все отпугивающее… Тело обдало мурашками, и, раскрыв губы, она хотела выговорить слово, да вдруг звука никакого нет! Испугу ее не было конца. «Что же это? Не могу говорить! Почему?» — озадачивалась она, бледнея от страха. Внезапно выскочил светлый лучик, но что же он может скрывать? Глядя в пол, Розалинда и не заметила, как Царь поднялся с кресел, размеренный шагом блуждая у стола.
— Дама что-то потеряла? — спросил Грифан, оперевшись рукой о столешницу.
— Н-нет… Ничего, — напрягаясь всем телом, выговорила она. — Мне нужна помощь, я ищу…
— Вы лжете, дамочка, — Грифан поворотил головой к окну, кладя перо на книгу. — А такая с виду скромная, чистая, прям и подумать нельзя. Что-то вы все же потеряли?
— Извините, — виновато улыбнулась Розалинда, утопая в жарком стыде. — Я имела в виду человека.
Грифан, будто бы не расслышав, прошелся взглядом по стражнику, без конца гладящему свою тонкую рыжую бородку, и грозно приказал: «За дверь!» Зажмурившись, он вновь почесал затылок, мотая головой. «Как прикажете! А прикажете к ногам вашим склониться, я склонюсь, а прикажете убить, я…» Чудаковатый стражник хотел было продолжить, но мыслью оборвал Грифан: «Во все тебе-то нужно свой нос длинный сувать! Вышел вон, не смущай гостью». Часто закивав, он захлопнул дверь, что, кажется, пол под ногами пошатнулся. Спустя мгновение, как только Царь хотел задать вопрос, то из-за щели выглянула рыжая кучерявая голова с маленькими глазками:
— Не убивайте, Идол Вы мой, но, кажется, гости скоро подоспеют… Погода не врет!
— Отставить! — рявкнул Царь. — На смерть нарываешься!
— Все… все… Что же Вы так, батюшка?.. Ухожу.
Наконец, стражник пропал. Над головой Розалинды повисла крепкая тишина. Ожидая слов Царя, она отшатнулась от двери, вставая то на носки, то на пятки.
— И кого ищете? Я, уважаемая, всех не пересчитаю, — сказал Грифан спокойным тоном.
— Я ищу мага, может быть, Вы ее знаете… — помявшись, она, спустя недолгую паузу, продолжила. — Много лет назад она была в тюрьме из-за предательства охотников.
— Как звать?
— Афелиса… Афелиса, а вот фамилии не вспомню. Я уверена, что она колдунья, хоть и претворялась охотницей. Я использовала кулон, — засунув ладонь в сумку, она за подвеску вытащила его, показывая. — Недавно это было. И не в тюрьме она была, с ней кто-то шел.
— Неужели Афелиса Диамет? Сомневаюсь, что Вы говорите именно о ней, — с подозрением он оглянул Розалинду. — И зачем она Вам?
— Я верна ей и хочу следовать за ней. Мне некуда идти…
— А имя-то Ваше каково?
— Розалинда, — сказала она, сцепившись руками.
— Необычное имечко. Что же, розы любите?
— Да, но… Я не об этом хотела с Вами поговорить, — Розалинда сглотнула, набирая воздуха в легкие. — Если Вы знаете Афелису Диамет, то можете сказать, где она? И больше я не потревожу Вас.
— Впрочем, о многом мне известно. Она связывалась со мной и с другими высшими магами. Я даже наблюдал за ней. Умеет ли дама хранит секреты? — Царь говорил с усмешкой, хищно глядя, словно затевал какую-то игру. Розалинда четко понимала, что нужно показать настойчивость и серьёзность своих намерений, иначе забава эта никогда не перерастёт в настоящее понимание беды.
— Вы знаете, где она сейчас? — повторила свой вопрос Розалинда, не отступая.
— Сейчас госпожа Диамет вместе с другими господами, и вскоре в ее руках будет огромная власть. Власть над магами. Пока она еще не состоялась, но конец будет таков. А Ваше желание велико, — заметил Грифан, усевшись в кресло, и положил ногу на ногу. — Прошли границу, настоящее везение. Охотники не следят ни за чем, а такое-то время… На Вас поглядеть, так и подумаешь, что сбежавшая нищенка, но маг. Чувствую я, дамочка, Вашу бурлящую энергию.
— Почему… бурлящую? — неуверенно спросила Розалинда, чуть приблизившись. — Я не сильна и сомневаюсь, что смогу стать, как Афелиса.
— Что же, госпожа Диамет Ваш идол? — укоризненно бросил мужчина, взглянув на мгновение в окно.
— Она… Да! Не каждому удается так хорошо скрыться, как она, — воодушевление послышалось в ее голосе, разрушая пугающие преграды. — Афелиса умна и очень проворна.
— У каждого великого человека есть пороки. Однако, — вдруг перевел он тему разговора, — время на разговоры у меня истекло. Сами понимаете. Вы можете остаться в замке на столько, на сколько захочется. Мне только в радость. В гостевую комнату Вас отведут.
Удивление посеяло в Розалинде жуткий осадок сомнений. Сразу вспомнились ей речи о Царе Грифане и его пытках. Впрочем, в радость! Какое же счастье находиться в одном замке со сбежавшей девочкой, когда известно лишь ее имя? И вправду, Розалинда на миг подумала, что Грифан разглядел в ней особую энергию, ведь взгляд его не спадал с нее, смущая и создавая неловкости. Но об особенности она не утверждала. Единый раз засверкали вокруг нее в бальном танце огоньки и, спустя недолгое время, потухли. Или способности ее нераскрыты? Все может быть, но Царь не пустил бы и на час бестолкового гостя. Шли слухи, чреватые и будто неоправданные, что Грифан желает склонить головы высшего круга магов и на веки привязать их железными цепями к своему царству. Но и с госпожой Диамет он был на дружеской ноте. Многое может скрывать каменное лицо, а какая череда замыслов вертится в голове! И подумать страшно, только и утопать в грязи ожиданий. Тот же стражник встретил ее за дверью, следом за девчонкой вышел и Грифан. Ей пришлось потесниться в сторонке, боясь получить подозрения о подслушивании. Царь о чем-то забормотал, а страж лишь кивал головой и в конце его речи спокойно сказал: «Слушаюсь».
Большие потолки возвышались над их головами. Хрусталь в люстрах звонко бился под скорым топотом мужчины. Розалинде пришлось поспевать за ним; любопытство брало верх, и она оборачивалась назад, глядя на дверь царского кабинета.
— Быстрее! — приказывал стражник. — Это тебе, девчонка, пригодится. Коли дома у тебя нет, то придется убегать от неприятностей. А здесь опасаться нечего: у Величества губа не дура!
— Вы знаете, зачем меня оставили?
— Да откуда то? — вдруг остановился он, почесывая бороду. — Может, и вправду нужна ты ему. Я человек ума не высокого — не разберусь, а вот ты бы здорово пошутила, я бы только за компанию! И зачем тебе какие-то там высшие маги? — и издевкой спросил стражник. — Оставайся у нас и будет тебе счастье.
— Какое еще счастье?
— А вот! Останься, деточка, и узнаешь. Что же это я такое? Что, секреты раскрывать буду? Не-е-ет, — протянул он. — Секреты это дело неприкосновенное. А как часто к ним коснуться пытаются! Вот гады-то этакие…
Многое еще тараторил страж без умолку. Рассказал все и обо всем: про то, как его товарища бросила невеста, как он сражался с охотниками и убил двоих, а какую гордость принесли эти смерти! Блестел он этой мыслью, этим долгом и хвастался своей храбростью, правда, величественно, как и должно быть, не получилось подать. Спальня, в какую привели Розалинду, была на первом этаже в левом, гостевом крыле. Простор, но такой мрак. Два узких, длинных окна были завешаны бирюзовыми, тяжелыми шторами; широкая кровать из темного дерева, с мягким, красным балдахином стояла на ажурных ножках у стены, у изножья поместился большой, того же цвета пуфик. Маленькая серебряная люстра над головой, обвешенная сверкающими бусами, круглое зеркало в золотой оправе напротив кровати, диваны, кресла и расписные столы с вазами — все богатое убранство спальни. Она долго еще оглядывалась вокруг себя, прохаживаясь из угла в угол. Какое удивление! Рядом с дверью стоял шкаф, наполненный книгами. Взяв одну, Розалинда прочла название в серебряной рамке: «Смерть без мук». Все рукописи были о магии, лишь несколько историй о приключениях. Еще не зная, на сколько она заперла себя в этом замке, девочка упрятала две книги в сумку. «Если меня никто не обучит, то обучусь сама». Хоть и широкая была комнатка, но темнота сдавливала стены и высокий потолок, что безумно хотелось пустить лучики солнца в этот алый сумбур. Она вздернула шторы, однако тучи настигли небо. Все в округе впало в тоску и мрак. На душе творился немыслимый хаос, все же, не доверяла она ни Царю, ни стражникам. Неужели лишь из-за милости он пустил ее во двор, выделив комнатку с разрешением оставаться, сколько душа пожелает? Нужно посещать Его Величество часто, иначе Розалинда так и не поймет его натуру.
В последнее время слухи о нем все угасали. Будто боялись лишнее слово бросить о Царе Грифане. Не нападали и охотники, лишь маги просили его благословения, однако удавалось только настойчивым. Очень хотелось Розалинде увидеть Царицу: высокую, стройную девицу, какую страшится само милосердие. Придворные дамы щебетали о ней своими проказливыми языками много сплетней, скандалов и очередных убийств. Вплоть до ночных ее развлечений со служанками. Немыслимый восторг вызвала эта новость! Клеветали и осыпали оскорблениями правительницу, но та держалась холодно, и на дворе более не развевалась по ветру ее черная фата. Так и помнит девчонка ее портреты: тонкие черты лица, кожа цвета мрамора и большие, невинные глаза, в каких отражалась пустота. Русые волосы заплетены в тугой хвост, накрытый фатой. Такое одеяние обличало ее в неприметную даму, но оно же становилось ее изюминкой и все тут же узнавали, какая особа проходит мимо. Эти сплетни окончательно попортили ее статус. Царь все же верил своей жене и на разговоры про разврат закрывал уши. Жила она совсем в другом крыле, в другой спальне и вовсе в своем мирке. Кроме своих подруг-служанок никого не пускала. Оттого и зародились сплетни об особых связях низшего круга с самой Царицей. Виделись они редко, словно не родные. Грифан избегает расспросов о наследниках. Все эти выходки стали почвой для разбавления скучных часов придворных людей. В замке были и колдуны. Стояли они ниже всех, но на одной планке со стражниками. У Грифана есть советник — Ралдиэль. Пусть и силы Царя и всех придворных величественнее, но колдуны выступают, как пешки и стража. На хорошем ладу они были и собирались вместе не только для обсуждений вопросов народа. Это уж служанки знают точно.
В этих стенах Розалинда просидела до самого вечера: духу не хватило выйти. Только, какое чудо сверкнулось! Скука пожирала ее изнутри, и вдруг резкое желание, какого раньше никогда не было, одолело и заставило потянуться ее к сумке, вывалить на кровать все вещи: посыпались монеты, погнувшийся по краям дневник, книги и кулон. Сила в ней забурлила под нагревом предстоящего зрелища. Девчонка села на кровать, открыв футлярчик. Уж прикоснулась пальчиками к камню, так пронзила мысль: «Нужно запереться!» Хотя в замке это дело не секретное. Все вокруг — маги, но Розалинда до того стеснялась возможности промаха, что хотела раствориться в пепел и разлететься по небу, чтобы не ощущать взгляд насмехающихся глаз. Спустя мгновение затворила дверь изнутри, глубоко вдыхая.
«Теперь нужно успокоиться. А иначе ничего не выйдет, как в тот раз…»
Снова села на край кровати, закрыв глаза. Воображение обрисовало ей размытый образ своей спасительницы, голос, запах и ауру… Все это так неясно и мутно, что тянула душу эта неизвестность познать все глубины. Потирая большим пальцем камень, девочка напряглась, все внимание свое обращая на кулон. Ни одной лишней мысли: только Афелиса. Вспомнилось ей и первая попытка, удачная и пропавшая. Зло ее вымещалось на мальчишке, а сохранять это недоразумение в памяти не хотелось.
Промелькнула искра.
Ее палец все быстрее и быстрее скользил по камню, создавая обжигающее тепло. И свет озарил комнатушку: все вдруг стало таким ясным, ярким и таинственным. Распахнув глаза и хлопая ресницами, она вгляделась в хмурый танец огоньков. Серые, черные цвета разлетались, ударялись друг об друга, и наконец сплетались в бесконечную нить. Огоньки, подобно звездам, кружили над ней, нагоняя восторг и любование. Розалинда размяла пальцы, вскочив на пол. Вот только, звезды все не хотели слепляться. Вновь подумала она об Афелисе, о той сказке, о том лесе и приюте… И, — о, чудо! — язычки из искр переплетались, сверкая и заигрываясь; вдруг вспыхнула полная картинка. Но что же! Перед Розалиндой появилось большое, яркое помещение, напиханное людьми в мантиях с золочеными рукавами. Единственный голос прерывался, люди стояли бездвижно. «Зачем они все собрались? Что и где это? А Афелиса?.. Она среди них?» — думала она, пробегая глазами по каждой склоненной голове. На возвышении стоял пожилой мужчина, говоря что-то торжественно и громко, размахивая руками. Слов не разобрать. Весь шум стекал воедино. Рядом с ним еще люди без мантий: и лица их смотрела свысока, будто бы на рабов своих, чопорно и важно. Вскоре мужчина стих: вместо него выступила другая фигура. Присмотревшись, Розалинда тут же узнала знакомое лицо: «Наконец-то! Я нашла ее! Хотя бы так… Но почему звук такой плохой? Прошу, сделайся нормальным, хотя бы сейчас!..» Будто по приказу стали слышны даже малейшие шорохи! Розалинда вздрогнула, напрягаясь.
— Долгая дорога осталась позади, — началась ее громкая речь, и эхо зазвучало в стенах. — Мы счастливы снова объединиться и захватить родные края. Вместе с сильным духом маги непобедимы! Пусть мы и находимся в разных землях, обездоленные, нищие, уродливые, но сила! Она загорается в нас все чаще и чаще! Нельзя действовать впустую. Каждый наш шаг, каждое движение влияет на судьбу всего Гроунстена. Предки наши, высшие маги, хранили веками этот остров не для тех кровожадных бандитов, а для нас, для нашего будущего. Наконец, в наших руках последний осколок рубина. Мы ждем остальных жрецов и тогда покончим с этой войной. За эти потери нужно отплатить всем. Всем, кто вставал против нас, — в зале послышался шум. Маги шептались и, поднимая руки, выкрикивали:
— Госпожа Диамет, Вы — наша луна и наше солнце, Вы — наше будущее! — кричали из толпы, толкаясь и не давая друг другу слова.
— Что же станет с чернокнижниками? — задал вопрос мужчина, прорываясь вперед. — И как мы переплывем море?
— Лодок и кораблей нет… — сказала девушка, прямо у сцены. — А как же это?
— Прошу тишины! — воскликнула Афелиса, шагая вперед, сцепляя руки за спиной. — Все это вопрос времени. Не забывайте нашу главную цель. Охотники покинут наши земли и мы поставим сильный магический барьер. Лишь маги смогут пробраться через него. Охотники и не заметят невидимой стены.
— Госпожа! — суетливо прокричал мальчишка, сняв капюшон. — Неужели все охотники умрут от такой силы? А как же чернокнижники?
«Чернокнижники и маги… Разные существа, — думала Розалинда, озадаченно наблюдая за картиной, — но очень похожи. Темная магия способно вывернуть кишки наружу по щелчку пальцев, только не многие так смогут. А Афелиса — госпожа? — спрашивала она сама себя. — Выглядит, как остальные маги на возвышении… Интересно!»
— Время стирает историю. Не забывайте, молодые люди, что они предатели. Раз они хотели встать на нашу сторону, но подло обманули. Пусть они и умрут, но заклинания сохранятся в книгах.
Сдержанность и спокойствие приросло к ней с корнями. Густые брови ее хмурились с каждым выкриком, и лишь властный, ровный тон голоса возвращал жрецов на место. Огоньки продержались долго, Розалинда услышала и вникла в многие вопросы, но только один привлек ее всю:
— Правда, что вы станете Королевой Гроунстена? — после этих слов зал забушевал. Бурные и нетерпеливые выкрики, восторг безудержным эхом ударялся об стены.
— Род обязывает. Я верна своему народу и вам. Мы все едины, — коротко отозвалась Афелиса и скрылась среди других магов.
Связь прервалась. Хотелось увидеть большее, но, к сожалению, огоньки рассеялись и растворились в душном воздухе. Жаром обдало Розалинду, дышать стало труднее: будто какая-то сила сдавливала грудь, а в голову ударил тяжкий молот. Вот, чем пришлось отплатиться ей ради недолгой картинки, промелькнувшей перед глазами. Ей и вправду казалось это мгновением. Зал, маги, Афелиса — все это дало плод ее воображению. Неясно, почему она вдруг могла стать Королевой Гроунстена, и скорейшее возмездие — дело интригующее и пугающее. Страх происходил из понимания потерь, ведь победа не обойдется без убытков. Розалинда напоследок погладила камень, внутри которого бурлили новые огоньки, и затворила футлярчик. Всякое чудо поражало и ужасало. Теперь уж в ней окончательно укрепилось убеждение того, что нужно выведать у Царя то место, куда стекаются все жрецы. Медлить нельзя, однако спешить страшно и опасно. Пусть все идет своим чередом, и когда-нибудь Розалинда увидит, что может сделать один лучик солнца с человеческой душой.
День она провела над книгами. Отрывала листы и писала заметки для сценариев: «А ведь рукописи мои сожгли. Хорошо, что я всегда запасаюсь копиями. Такая нынче гласность…» — проводя пером по лицу, она размышляла долго и глубоко. Все же рассказы о ведьмах уничтожены, поддельное имя ее стерто. Постепенно все несло ее сквозь облака мечтаний, и четко всплыла картинка: лестная и греющая душу. Сказки разлетелись по всему Гроунстену, достигнув столицы и маленьких деревень. Ночью, когда закат тихо потухает, дети тянут ручки к книжкам и просят своих родителей поласкать их слух и фантазию. И сколько миленьких, спокойных лиц улеглись лицом в подушку, уносясь все глубже в волшебные миры?.. Такие размышления согревали, и, порой, закрыв глаза, Розалинда до того блестящим представляла свой успех, что засыпала; или в дивные дни любовалась своими чертами в зеркале. Темнота мучила и пожирала все вокруг: глаза слеплялись, и вовсе мягкое, нежное одеяло сна накрыло ее, убаюкивало. Лениво встав со стула, девочка поплелась к кровати и, прижавшись ухом к подушке, обвила сумку двумя руками: «Будь, что будет… — последние мысли витали в голове. — Если нужно будет, разбудят…»
И сон поглотил ее целиком.
Стены впитали в себя многолетнюю тишину. Оно и понятно, ведь в замке Тираф сражений или дворцовых интриг не происходило. Лишь придворные утоляли свою жажду услышать и обласкать чужие уши сплетнями. Все понимали, что если дойдет до правителя или его жены, то многим придется положить голову под меч палача. Сколько шуму, и никакого толку не вынесли зрители иной такой казни. Дело страшное, и переплеталось оно вокруг Царицы; не ясно, почему так сластятся пускать бессмертные говоры о Ее Величестве. Как ни странно, но вышла замуж она случайно, и царской крови не была. Словно сошла со страниц любовного романа — простая фрейлина жены Грифана, и закрутились страсти и томления. Бывшая Царица скончалась, а ее подружка — близкая и верная — так резко избавила Грифана от душевных мучений, что вскоре и вовсе позабыл он о своей умершей ненаглядной.
Проснулась она поздно: на маятнике напольных часов стрелка указывала на восемь часов вечера. Спросонья подтягиваясь, Розалинда зевнула, перевернувшись на правый бок. Но вскоре, поняв сквозь сон, что время, должно быть, позднее, тут же распахнула слипавшиеся глаза, быстро моргая. Она оглянулась: все как прежде. Никто не приходил. «Должно быть, сегодня будет бессонная ночь, — подумала Розалинда, поднимаясь. — Интересно, кто-нибудь стучался? Дарья говорила, что если снится сон, то я спала крепко. Хотя…»
Мысль оборвалась. Взгляд ее, словно затуманенный, метнулся на дверь. Заперто. Значит, никто и не заходил. Неспешно подправив измятое покрывало, она обернулась, и — какая неожиданность! — отражение смотрело на нее уставшими, измученными глазами. Тот кошмар до сих пор не оставляет ее. Покойная мать следует за ней попятам, и, если избавится, то навлечет на себя темную силу проклятья. Однако, что же это за темная сила? Она не была колдуньей при жизни, тем более чернокнижницей. Тут же пролистывались в голове серно-белые листы, потертые и вовсе изуродованные. Многие воспоминания остались в детстве, но эта скверная ложь, ниспадающая с ее губ, которой покойная мать так метко и быстро металась, не исчезнет никогда.
Розалинда аккуратно расплетала сбившуюся косу, глядя через зеркало на остальное убранство комнатки. Взяв с тумбы деревянную расческу, она нежно гладила ею по прядям с макушки до кончиков. Волосы рассыпались по плечам. Девчонка собрала их в низкий, простенький хвост, заправляя пряди у висков за уши. Тотчас же постучались в дверь. Дернулась ручка, и раздался мужской голос:
— Вас требуют к ужину!
Она подскочила с места, не сводя с себя глаз. Покрутившись у зеркала, спешно подтянула черные чулки, платье, спадающее с груди, и, наконец, в нетерпении всмотрелась в уставший свой взгляд. Но вся сонливость вмиг исчезла, стоило лишь издаться стуку в дверь. Словно полетев по спальне, остановилась у стены, сжимая ладонь в кулак. Выдохнув и сморщившись от неожиданного чихания, поступившему к глотке, Розалинда повернула замок и показалась на пороге. В коридоре стоял мужчина среднего роста, до жути светлый, словно ангел. Красное платье, с вырезом на правом бедре, обрамленным золотом и драконьей головой. Широкие черные штаны, заправленные в кожаные сапоги чуть ниже колена, с удлиненным носком. На левом плече — черный мех, а руки одеты в узорчатые перчатки. Одеяние его было необычным, что Розалинда все свое внимание уделила этому. Белоснежная, нетронутая кожа, высокие скулы, хищные карие глаза, смотрящие на нее свысока. И сил не было промолвить хоть слово; благо, он объяснился:
— Царь отдал приказ пригласить к столу гостью, — сказал он, подавая руку, объятую в черную ткань. — Изволите присоединиться?
— Да, — кивнула Розалинда, неуверенно кладя свою ладонь на его.
Обычаи царства поражали. Конечно, она знала, что подать руку женщине не во всех землях это признак увлеченности и симпатии, напротив, в этих края это было проявление высшего уважения и желанного приглашения. Порой мужчины и женщины брались под руки, и никто не смущался. Спускаясь по ступенькам, Розалинде удалось искоса оглядеть мужчину поближе: видимо, сам советник! Неужели она столь уважительная персона? Глядя на него, девчонка стала ожидать чего-то необыкновенного. Изумляла ее и мысль о предстоящем ужине, да еще каком — с царской семьей! В глубине души она верила, что торжественностью своей скрасит Царица. Уж до боли любопытство било ее. Служанки распахнули двери им навстречу. Круглый зал, завешенный шторами, предстал перед ее глазами. С потолка свисала люстра, уставленная зажжёнными свечами, потому и казалось помещение не таким уж мрачным. Однако главную роскошь Розалинда не упустила из вида — стол изыска и удовольствия! Царь сидел далеко, властно и почетно. Советник галантно отодвинул стул, указывая Розалинде присесть. Манерность ее уходила далеко за границы. Она поклонилась мужчине и уселась на стул, почувствовав, как сильные руки толкают ее к столу. Лишь после осознав, какой промах был на ее имени, то смутилась и, как должно быть, не начинала длинного разговора. «А Дарья говорила ведь, что прислуге не делают таких почестей, — стыдила она себя, копая до чувственных нитей. — Считается за принижение своего достоинства…» Стыд ее не померк и после ужина. На лице советника мелькнула легкая ухмылка. Не поворачиваясь, он, получив наставление Грифана покинуть зал, кивнул и затворил за собой двери. Розалинда боялась даже прикоснуться к столовым приборам. До того это смущение ее поразило, что породило страх. Как и подобно собравшемуся гостю, она ожидала призыва к кушанью, молча и всем видом показывая, что нисколько не нетерпелива. Царь все глядел на дверь. По этим взглядам Розалинда старалась догадаться, что кого-то или чего-то ждут: важнейшего родственника или не поспевшую закуску? Впрочем, не долго она держала в себе ношу томления. Царь развернулся в полуоборота и тихим тоном (что было неожиданно) начал:
— Пусть Ваше появление было неожиданным с одной стороны, но… Я хотел прихода таких людей, как Вы.
— И что это значит? — спросила Розалинда, положив руки на колени.
— Редко встретишь людей с таким большим запасом нерастраченной силы. Вы, видимо, совсем не занимались своим даром. Что, впрочем, зря. Многое теряете. Случаем, Ваши родственники не придворные люди? — сказал он, поглощенный интересом. — У знатных магов именно такая… Такая манящая сила. Помню времена, когда колдуны убивали дворян ради их крови. Хорошо, что Вы живете в это время, когда охотники не различают ценности колдунов.
— Маги охотились на своих же? — с сомнением поинтересовалась она, смотря то в пол, то в стены за Царем.
— Да, — отрезал Грифан. — Столько талантов погубили и оставили бесполезных. Оттого и так слабы мы стали.
Он хотел продолжить, вот только скрип дверей вынудил его замолчать и вскинуть удивленный взгляд. Розалинда тоже не могла наглядеться и подумала, что мечтания ее сбылись. Настоящее чудо! Из тени легким, изящных шагом, словно летя, вышла на свет Царица. Тонкие руки сложены на груди, потупленный, но такой высокомерный и колкий взгляд! Она уж было застыла на месте, оглядев зал, и глаза ее замерли на Розалинде.
Парад мурашек прошелся по коже. Она лишь похлопала ресницами, и четкая мысль устоялась в голове: ее ждет ужин серьезный, без доли наслаждения.