Тогда Афелиса понимала, что далеко не так сердит ее то обстоятельство, каким хочет его видеть; что противопоставление своей неприязни ко всей суматохе и пренебрежение уживаться не могут. Одна сторона грызет другую. Но ничуть не жалела, что отвергла инициативу Леотар, а говорила она почти правду. Только в виде размытом и перемусоленном. И вправду нападение на жрецов совершилось, однако средство связи им до того чуждо, что не обратили внимание на шар: лишь напугали колдунов, на большее действо помешала им их защита. История пустяковая, но высший круг насторожился.
Ибо теперь главная загадка пряталась в пересечении неуловимых нитей: для свершения возмездия нужно преодолеть нелегкий путь. Если пойдут все, то повысятся риски быть замеченными. Так, как же поступить благоразумно? От Афелисы ждали каких-то великих действий, немыслимых подвигов, открывающих путь в преисподнюю тайн магического рубина. Где же они прячутся? Кто их запрятал? Она давала ясные указания на то, что должны совершить высшие маги. Несомненно, течение усердий преодолело тот огромный булыжник сокровенных рукописей, и в руках Анариэля появилась легенда «О силе, властвующей над всем миром». Лишь инструмент пополнил архивы, дальнейший путь застилал туман ошибочных догадок.
И рассказы Хакан не приблизили к разгадке: какие карты? Рецепты? Впрочем, ненужные истоки не трогали, не сжигали и не читали. У всех горело ожидание чуда — разгадка о семи силах рубина.
За целый день злость укрепила в ней боевой дух. Достав из хранилища карты и запершись в спальне, ломала глаза над изучением поселений и океана. Предсказания о настроении матушки-природы сводились к губительной черте. Штормы и дожди зачастили, а потому и опасность нагоняли бушующие волны. Ранняя осень стремительно летела к зиме. Тогда пелена льда покроет океан, и настанут яростные ветры. Дело задержек не терпело, закручивая в госпоже Диамет шквал раздражения. Успокоительные факторы сдула эта неистовая воронка.
При появлении Анариэля — частого гостя — она отложила справочники, потирая глаза. Искалась правда и в книжках, вот только строки расплывались перед глазами, и читала она будто пустой, рвущийся лист. Из приоткрытой двери ввалился табачный дым, удушающий и убивающий ее нервы. «Какую только гадость не пронесут, — думала маг, откашлявшись. — Им в наслаждение, а мне в муки».
— Что за приход в такую рань? — обернулась она, устало развалившись на стуле в смятой, давящей одежде. Верхние пуговицы рубашки застегнуты, подвешенный на тонкой нитке коготь показался на шеи.
— Чертежи каробля спроектированы, — доложил Анариэль.
— Готовы так готовы… — еле проговаривая слова, она оперла тяжелую голову об ладонь. — И где сооружать будете?
— У берега реки, вытекающей в океан.
— Вас не засекут?
Она отвернулась, прищурив глаза из-за дыма. Руки ее побрели по исписанным листам, собирая в кучи и разрывая немногие заметки. Легкие сковывал приторно-мерзкий запах, что безумно тянуло разорвать себя на части. Кашляя, она пальцем указала Анариэлю на дверь, и в то же мгновение он захлопнул ее.
— Не должны. Побережье спрятано за горами, а они туда не суются. Разве что стрельцы, но они промышляют на севере. Совсем далеко от нас, — его взгляд блуждал по ней. — А ты продолжаешь усердствовать. Я понимаю твоё волнение, но чтобы так утомлять себя… Не лучше ли приступить к делу с восстановленными силами?
— Анариэль… — протянула она, утомительно взглянув на него. — Я не волнуюсь. И не трачу на это силы. Я лишь следую долгу, а ты знаешь, как велико его значение в моей жизни. Жизнь моя в защите своего народа.
— Ты отдаешь свои молодые годы на политические дела… Это похвально. Но все же, может, тебе принести что-нибудь? Тебя нигде не видно, смею спросить: ты вообще питаешься? Скоро совсем истощишься.
— Магическая сила выделяет энергию, — спустя мгновение, она добавила. — На какое-то время. Мне достаточно. Тебя тоже дела душат. Приятна твоя компания, но еще немного и я собьюсь с мысли.
Вновь развернувшись к нему спиной, пальцем маг повела по старинной карте, обсыпанной метками. Ноготь цеплял тоненькую бумагу, чуть сдирая. И вдруг согнувшийся палец ее остановился на самом краю карты. У красного креста.
— Отсюда, — тихо сказала, не отводя нахмуренного взгляда, — сюда.
Большой остров — Гроунстен. На карте этот клочек вырванной земли казался чудовищным, а голубое поле, простирающееся едва ли не по всему листу, — пугающим. И мелкая струйка, берущая свое начало у белых гор, еле видна — до того тесна и неглубока речонка. И эту очевидную вещь так жаждала она показать. Анариэль, сложивший руки за спину, насупился. Афелиса отвела взгляд от карты, но все еще держала на ней палец.
— Каждый ясно понимает, что постройка судна имеет только одну попытку. Пусть и роковую, — голос ее прерывался, зрачки дрожали. — Если мы потерпим крушение, этот подвиг никем не забудется. Но, — замолчав, девушка непринужденно побрела по комнатке. — Чернокнижники нас лишь высмеют. Гроунстен сейчас принадлежит им. Ошибочно полагают, что он охотников. Право, нужно ли им это? У них только командиры, следующие закону. Я бы даже сказала, что убивать они не хотят.
— Как это не хотят? — подозрение прозрело в его мысли. — Они ведь только и жаждут истребить нас.
— Охотники сами существа не вольные, их держит в плену приказ. А приказ — смертный приговор для таких узников. Я бывала в их обществе и много чего наслушалась. Конечно, отношение к магам у них… не самое высокое, но люди они мирные. Позлятся про себя, в своем-то кругу, и камень с души спадет.
— Неужели это выгодно только правительству? Тогда они преследуют только цель лживую. Даже если мы вернемся в Гроунстен, то столкнёмся с чернокнижниками. А ты, госпожа, осведомлена их упорством и способностями. И все же, я не до конца понял, — услышав эти слова, Афелиса остановилась, закрыв дверь на затвор. Из щелей все еще несло адским дымом. — Какие же пытки ты использовала, чтобы укротить нашу предательницу — Миладу? Крик и мольба разнеслись по всем нашим стенам. В вышей степени, я могу предположить, что это благодаря боевым способностям, но она бы уже была мертва. К счастью. К ее счастью, ибо мучится так не пришлось бы.
— Ты чересчур любопытствуешь, — легкая ухмылка. — Не знал ли ты, что такой интерес губит?
— Я лишь прошу ответа. Не упорствуй, госпожа.
— Что же ты меня госпожой называть стал в последнее время? Неужели почувствовал мою возвышенность?
— Твоя роль в нашей судьбе велика. Но ты уходишь от темы, тем самым упорствуя.
Он поднял на нее свой задумчивый взгляд и вдруг заметил, как на мгновение маг вздрогнула. После Анариэль удивлялся, как хорошо удалось уловить эту секунду застывшего, молчаливого испуга. Афелиса, не издавая ни звука, так бесцеремонно и внимательно прожигала в нем дыру, что прежняя ухмылка спала. В углах комнаты темно; они были под светом угасавшего огня. С минуту все замолчало. Лишь в коридорах проносился чей-то шаг. Мужчина всю жизнь помнил это тянущееся, грязное течение времени. Горевший и пристальный взгляд девушки словно пронизывал в его сердце острый кол, проницал сознание и душу. В этих отчужденных глазах проскользнул какой-то мутный намек. Безобразное, пугающее, то, что Афелиса не силилась сказать. Запрет. Побледнела, как мертвец. Будто вся кровь внутри нее спала вниз, притягивая тело к полу.
— Понимаешь ли… — хриплым, точно надорвавшимся голосом прошептала она, смотря вниз. — Есть вещи неприкосновенные. До того нетерпящие всеуслышания, до того скрывающиеся и кусающие совесть, что человек сам не осознает существование этого. Не хочет его принимать. Так что не нужно лишний раз терзать меня, слышишь? Довольно, Анариэль.
— Почему же думаешь, что я тебе враг какой-то? Так было всегда? — стараясь скрыть свое отчаяние, промолвил он, неспешно и тихо. Напряженность, повисшая в спальне, не терпела резких скачков шума. — Скрываешься от меня, точно боишься. Но это же не так, верно? Ты просто страшишься быть раскрытой теперь всеми, не оправдать ожиданий… Черт, да ты мучаешься от этого.
— Я не мучаюсь, мне это удобно. Я не стану себя мучить, никогда, — коротко ответила Афелиса, точно прослушав его догадки.
— Ты действительно за врага меня считаешь.
— Почему же за врага? — спросила маг, опускаясь в кресло в углу. — У меня нет никаких оснований. Ты человек честный, отважный и привлекательный. Всеми чертами, по крайней мере, которые ты выставляешь в общество. Немудрено, что в каждом сидит черт. Знаешь, меня впечатлили последние слова Милады… — облокотившись о колени, она продолжила. — Меня почитают чем-то святым, величественным, а за моей спиной столько убийств и трагедий, сделанных моими же руками. Вспоминается мне бедняга Вальгард, — метнулся на него вопросительный взгляд. Афелиса ожидала увидеть кивок, а это значит, что Анариэлю он знаком. Но лишь изучающий взгляд, без доли чувств. — Брат принца Ангарета. Они близнецы, — пояснила Афелиса. — Чем же заслужил он такую смерть? Жил спокойно, ждал жену, а она, наверное, как приехала, так и впала в отчаяние.
— Не стоит об этом думать. Все умирают, и он умер. Наверное, не дождавшись жены или получив известие о том, что она погибла, то была бы горесть, мука. А так… быстро и бессознательно. Но Миладу ты чуть ли не до смерти замучила.
— Да она молила убить себя, — стянула воротник у горла.
— И ты поступила весьма… — подбирая слово, он замолчал. — По-тирански. Безжалостно. Нет, это ошибочно, — справедливо.
«Справедливо? В этом есть правда, — думала Афелиса, одобрительно улыбнувшись. — Хорошо, что Анариэль не почитает меня за угнетателя. Иначе бы сторонился или намеренно лез»
Беседа не длилась долго. Дело медленно перетекло к судну. Анариэль доложил ей все, и совсем скоро все высшие лица стали извещать ее, как властелина — как солнце. Впрочем, вскоре в дверь постучались. Не получив ответа, в пороге появился малец, испачканный по пяты, будто в грязь окунули. Потирая нос, он попросил наставника. Обернувшись, Анариэль кивнул, и с улыбкой попрощался с госпожой Диамет.
— Не забывай о своем благе, — напоследок проронил он, скрывшись за дверью.
***
На следующий день девушка вернулась поздно. Забрав карту и пометки о легенде, Афелиса тут же показала их Хакан — женщине знающей и мудрой в этом деле. Критически изучая ее писанину, она отступила шаг назад, быстро захлопав глазами. Почему-то терзалась старушка от желания взять в руки карты, помусолить, обсмотреть каждый мелкий островок, а после нахмурить брови и равнодушно провозгласить.
— Чего же нам, взрослым людям, в сказки верить?
— Вы сами говорили, что фундамент всех легенд — правда. Лишь потом она обретает волшебный вид, — настояла Афелиса. Твердая уверенность в своей истине подпирала ее, и не смела оступиться. — И теперь, Хакан, утверждаете, что все вранье? — с возмущением проговорила она, наклоняя голову в право и заглянув в ее маленькие глаза. — В этих картах, в этих листах, которые Вы нескончаемо крутите, мой, мой труд, — ударение ее сокрушалось именно на мой.
— До этой истинны сложно добраться, и, возможно, ее там вовсе нет.
— И что же, зря я все это делала? Зря искала? — злость сверкнула в глазах. — Вам стоило бы упомянуть об этом раньше, а не говорить загадками.
Хакан протянула руку на прощание. Знай Афелиса приемы, выкрутила бы ее и перебросила через себя. Долго еще перед глазами маячила темно-алая спина, удаляющая из зала. Негодование приковало ее к земле, не давая сделать ни шагу. В руке сжимала карту и записки; еще бы немного, и все листы рассыпались бы на частички. «Слабая, но триумфатор,» — подумала Диамет.
Вернувшись тотчас же, горя гневом неудачи, девушка обнаружила какую-то записку на тумбе. Афелиса развернула сложенный листок, и взгляд стремительно побежал по строкам: «Я заходил совсем недавно, но тебя уже не было. Когда вернешься и прочитаешь эту записку, попрошу прийти в лабораторию. Есть острый момент, за который можно зацепиться».
«Анариэль… Неужели он откапал что-то ценное? Хотя… — обвинительное заключение. — Хакан воспримет это, как нечто несерьезно. Уж и не предугадать, что может вселить ей веру. Если выбора нет, но нужно идти на крайние меры».
Вновь сложив письмо и сунув его в карман, вовсе не понимая зачем и в каких целях это пригодиться, Афелиса твердым шагом вышла из спальни. Хоть и шла она уверенно, озираясь по сторонам, но ощущала, как ноги будто ломались, колени хрустели, точно тотчас подкосятся. Сохранение незначительных вещей могло стать предметом решающего слова. Таковы ее рассуждения. Конечно, не всегда приходилось предъявлять доказательства скромной, разорванной вещицей, но этот фактор оставлял в себе важность. Дверь была приотворена. Тонкий лучик огня сквозил сквозь щель, отпечатываясь на сером, грязном полу. Без стука маг заглянула в спальню: все как прежде. Занятость столь поджимала его время, что черт знает, когда воцарится в этой берлоге порядок. Прошмыгнув к порогу лаборатории, она дернула ручку и неспешно вошла. Тут же в нос ударил приятный, сладостный запах цветков. По воздуху протекла розовая струйка дыма, растворяясь в серой массе над ее головой. Услышав скрип двери, Анариэль вышел из-за угла, подавая руку.
— Быстро же ты. Я и не мог ожидать, что так поспешишь, чтобы уделить мне время.
— Обстоятельства вынудили, — сказала она, кладя свою ладонь на его. — Ты действительно нашел зацепку?
— Это вовсе не зацепка. Я, как и ты, тоже трачу время на изучение древних фрагментов. И нашел нечто, что может помочь. Заклинание, — проговорил он быстро и тут же стал рыскать на деревянном столе. — Покидая Гроунстен, маги везли с собой все, что только можно. И, как видишь, я не отстал. Книга потрепанная, некоторые страницы выцвели, но строки заклинания сохранились.
Анариэль встряхнул обложку, и пыль помчалась на свету, сверкая и резвясь. Афелиса, вскинув сомнительный взгляд на сосредоточенное его лицо, едва ли поколебалась, смотря на старинную страницу. Она была вырвала небрежно, трещина вела свои ветви по краям. В согнутом верхнем краю мелькала расписная пометка: «Возрождение богов. Пророчество Мелисанды». Алая черта сковала имя. Чуть разогнув, Диамет слегка толкнула его в плечо.
— Мы что, собираемся воскрешать Мелисанду? — усмешка заиграла на ее губах. — Ты, товарищ, не в тот ручей понесся. Зачем нам нужна богиня обломков Фарфелии?
Во времена процветания эпохи темной магии, к востоку от Атрандо раскинулась до самого покойного моря империя Фарфелия — с ее великой жаждой завоеваний, стремительного технического совершенствования; страна, раздирающаяся междоусобицами. Вскоре и правительство медленно слегло. Император, будучи жертвой несмышлености и малого познания лекарей в медицине, поразился неизвестной напастью. До сих пор заговор (как полагают историки) не поддается разрешению. Тогда и спустилась на милость жителей, словно богиня, — принцесса Мелисанда. Наследница законного престола и ярый предмет зависти своих младшеньких братьев. Правда, миру суждено было развалиться свыше. Помешанная на завещании отца и придавленная грудой обязанностей, она не вытерпела и разразила злополучные бойни с младшим братом империи Фарфелии — Блоквелом. Неукрепленная власть маленького государства не стерпела урон титана и поникла вглубь развалин на долгие десятилетия. Жрецы, терпевшие развал империи, писали книги и свертки. В тех строках хранилась история династии семьи Мелисанды и заклинание воссоединения семи сил.
— Это всего лишь оглавление. Сборник рассказов из Фарфелии от рождения до смерти. В детстве я любил читать исторические справки и внимание не зацикливал на непонятных стихотворных словах. Даже боялся пытаться в слух произносить.
— Боялся, что утянет нечто за ноги? — шутливо произнесла Афелиса, опираясь ладонью о стол. — Народ тогда был слишком уж суеверен. Дьяволы, черты, ангелы — фантазия юродивого!
— Безумцы часто были хороши умом. Мог ли арифметику придумать обычный человек?
— Мог лишь свихнуться и лечь в госпиталь.
— Однако же, вещь вышла гениальная!
— Настолько, что стала бесконечной.
— Ты обращаешь внимание не на то, на что нужно. Жрецы писали заклинания именно в исторических хрониках империи. Ведь магия — часть сущности каждого человека. В пророчестве написано, что эти слова возрождают магический рубин, — медленно и вдумчиво он принялся вводить большим пальцем по книжному блоку: листы вылетали, будто крылья певчей птицы, сказывающей свою вечную легенду. — Нам ничего не остается, кроме как верить этим сказкам, пусть и звучит банально.
Афелиса стояла молча, приковав взгляд к разлетающимся листам. Медленно покачиваясь в воздухе, они падали на пол, словно на мягкую, перьевую подушку. Порывистость движений приводила мужчину к неловкости. Едва ли не сгорая в огне смущения, он искоса глядел на Диамет, отворяя преграды напускным чувствам. Тяжелые выдохи плыли по реке благовоний. Ясное понимание того, что облажаться нельзя, и это карается самонаказанием, толкало его поскорее найти легенду о возрождении и более не казаться мнимым. Но девушка не столько обращала на него внимание, сколько витала в облаках сонливости. Мысли о всей суматохе пронзали виски: вдруг все загудело, звуки слышались лишь через оглушительную пелену. Уставшие глаза, молящие поскорее сомкнуться, уставились в пол, пустынно и пугающе. Если бы Анариэля не было, то она бы уже упала без памяти. Но внезапно сквозь туман в голове просочился голос:
— Я нашел, кажется… — неуверенно и рассеянно. — Право, до твоего прихода я столько обсмотрел, а тут все пропало. Не правда ли, странно? — выдавленный смешок: насмешка над своею несобранностью. — В такие серьезные моменты всегда случается что-то непредвиденное. Вот, глянь.
Он вручил ей толстую книгу в потертом, кожаном переплете. Неясные символы, похожие на наскальные рисунки, внизу каждой строчки алыми красками написан перевод. Перевод сомнительный, и, изучая древние языки, Анариэль тотчас же подчеркнул, что колдуны того времени создавали подделывание. Нужно ли было жрецам портить заклинание своей писаниной? Тут уж пошли дела государства. Издавна магия противостояла чернокнижью, хоть и имели они, словно два брата, один исток — одно рождение. Могучее древо, корнями уходившее в зарождение двух противоположностей, разделяло светлую и темноту сторону — таковым изображали этот исток в колдовских писаниях. В более ранних книгах, появилась и серая масса — именно этим и питается вечно голодная манна мага. По стечению веков белые маги не стали появляться во всеуслышание, хоть и прозвали их силу божьими дарами.
— Об этом заклинании говорила Хакан. Это произошло из уст белых колдунов, — проговорила Афелиса, листая страницы. — Хоть она больше не практикуется, но сила никогда не гаснет. Нам не нужно заморачиваться с очевидным. Гораздо сложнее было бы пробуждать силы в человеке.
— Мы попросту пытали найти то, во что легче верить. День отплыва скоро будет назначен. Колдуны работают быстро, на удивление.
— У них нет выбора. Долг, возложенный на плечах, движет ими куда больше, чем какие-то монеты, — положив книгу на стол, она облегченно выдохнула, осознав скорый конец пути. — Это преддверие чуда так манит… Не правда ли?
— Это не чудо, и даже не стечение обстоятельств. Это труд. Рабский труд, — заключил Анариэль, выливая грязную воду из колбы в исток благовонья.
— Служим нашему будущему. И оно восполнит наше ожидание, — уверенно отчеканила Диамет.
— А ты прямо искришься уверенностью, — заметил он, обернувшись и приподняв уголки губ. — В таком состоянии ты выглядишь и вправду, как солнце. Не зря тебя так прозвали.
— По-другому мне не позволительно, Анариэль. Если я буду отчаиваться и слишком много грустить, то неудач свалиться больше. Я не терплю их, — сказала маг, сложив руки на груди. — Если что-то нарушает мои планы, то все идет ко дну…
— Но ты и так хороша! Всего в тебе дороже то, что ты не знаешь или не хочешь принимать. Право, из стороны, из-за угла виднее. Видна вся твоя необыкновенность; я знаю, что публику ты недолюбливаешь, но ты — падшая звезда. Красоту любят все. Как же отворачиваться от этого? Только услада для глаз, — со смелым упоением вылетали слова — легкий вздох, поваливший все оковы. — И я верю, все верят, что твои усилия не напрасны. Да что же: может ли быть напрасным то, что имеет цель и труд? Бред — вот, что это! Ты наша правительница, наше солнце, а мы — насекомые, попрятавшиеся в земле.
Ликовавшее счастье обрисовало его глаза сиянием. Скороговоркой выплескивались слова: необдуманные, неизбранные, все из души, а значит — искренние. Да как же скупым оставаться на такие выражения? Непозволительно, и карается незабываемым кнутом совести. Иступленный, восторженный, мужчина не властвовал над собой — управляли чувства. Каждая частичка взывала, вдохновляла волей, и дрожь разнеслась гурьбой обезумевшего пламени. Все внутри сплеталось, пленилось, сладостно изнывая и горячась. И наконец, предстало время — время, некогда неподвластное разуму. Холод прошел по его спине, щекоча нервы. Сахарный запах становился едким, свеча стухала: нависший полумрак обдавал струйками таинственности, вскарабкавшись под одежду. Грудь его беспокойно вздымалась: с сердца снялись все цели. Голос торопился, запинался, точно проматывал время. Афелиса смотрела на него, как на иступленного — мученика жары. Сильная пощёчина врезалась в ее лицо, смахивая всю усталость. Пораженная, точно на гибель, она, не преграждая его свободу, затаила все мысли и чувства. Отдала себя изумлению. Прежде ей никто так не красноречил: все было по-иному. Благовоние точно пьянило, унося в безумный водород. Вскоре разразилось молчание.
Афелиса стояла молча, не подобрав и слова. Видя, как ей тяжело и как мучается она, Анариэль восторженно добавил:
— Но самое важное, это то, что ты достойный человек! Я скупой на такие комплименты, но когда душа требует, то отказываться нельзя. Непозволительно. Испытывая на себе, это легко понять.
— Так неожиданно… — в смущении прошептала Афелиса, потупившись. — Мне до сих пор непривычно слышать слова о том, что я — солнце. От тебя, товарищ мой, это особенно приятно.
Убрав прядь со лба и сомкнув губы, она внезапно подняла взгляд, так светло улыбаясь, что улыбка эта пронзила мрак.
— Я очень благодарна. Это немного неловко, сам понимаешь. Я не привыкла слышать такие слова.
— Люди тебя несколько недооценивают, — тяжелое молчание разрубило назревавшую мысль. — Что ты будешь делать, когда вернешься в Гроунстен? Я понимаю, что политические дела, но все же: ты слишком мало о себе рассказываешь.
И слова путного сплести не выходило. Вся собранность пала под предательской смущенностью. Вдруг в уши прилила кровь: девушка выпрямила прядь и протянула букву «а», пока в голове ее происходил процесс, настроенный на распределение мыслей, выскакивающих из своего ряда. Душа трепетала, и маленькие искорки радости заблистали, озаряя всю манну, все нутро. Вот, что может сотворить с человеком приятное, ласковое слово! Даже с самым нахмуренным, злым, жертвой обстоятельств, легко сгладить все шершавости отношений, обрадовав его сильным словом. Высказывание это поражало слабые стороны.
— Я не задумываюсь пока о личных занятиях. Мне и не до этого. Конечно, хотелось бы уединиться и подумать о своем счастье… — выдавила она из себя.
— Счастье тебе уже обеспечено. Ты — часть народа. Нам нельзя отделять себя от колдунов — все же, в сплоченности сила, как ты говоришь.
— Да. Мы уже многого добились, благодаря этому. Это долгий путь, но иначе никак бы не сложилось. Устаем… а что поделать? Все силы из меня вытрепали, — сказала Афелиса, ступив шаг к двери. — Вскоре встретимся. Мне нужно идти, Анариэль.
— Конечно, иди! — тут же встрепенулся он, скидывая с плеч темный плащ. — Обязательно сообщу тебе, когда мы будем готовы поднять якорь.
Афелиса улыбнулась и, кивнув, вышла из лаборатории.
Прежде народ выжидал чуда, спал да храпел, а теперь все заиграло мелодией предстоящего торжества. Конечно, не все вызвались добровольцами к постройке: выходили те, кто оставался мучениками голода и скуки. А как разнеслось по всему пристанищу, что работников кормят вдвойне, так еще и кашами, то вся толпа поплелась к подножью горы. Приходили и женщины: измученные, худые до ужаса, с маленьким живым комком на руках, и едва ли не в ноги кланялись главному инженеру за тяжкую работу. Смуглые, обросшие мужчины, словно выходцы из лап грозного хозяина, тащили дерево, умывались в холодной воде у побережья; некоторых так взбодрил свежий, осенний ветер, что вечерком они оставались на берегу, очищая легкие от едкой грязи. Скорые холода подгоняли работяг выплескивать всю силу на кувалду. Зима не ждет, она настанет внезапно, обволакивая своим белоснежным подолом сухую траву. Каждый народ не остается без таланта, так случилось и с колдунами. На проектирование вызвался моряк, кораблестроитель — господин Яромил. Анариэль предлагал свои чертежи, но, вдруг увидев его план, над которым тот так усердно вытачивал карандаш, то тут же отдал дело знатоку. Иссохший мужчина средних лет ослабел, и будто все его силы неспешно перетекли в раздумья. Темноволосый, закутавшийся в мантии, он уставил свой длинный нос в расчеты. Высокого роста — едва ли выше Анариэля, — неряшливо одетый. Под нависающими черными бровями сияли соколиные глаза: большие, но сосредоточенные. Холод тогда гулял по коридорам ужасный. Казалось, что кости его брякали и дрожали.
Нередко приходилось ходить на побережье. В пещерный склон работяги вделывали камни, подобно ступеням. Расстояние было небольшим, так что даже Хакан могла не переломать хрустящие кости. Это настоящее спасение — не уставать теперь главным делом. Все еще успевали истекать потом. Маги оживились и вылезали из своих берлог. Все свое состояние, украденные монеты они сбрасывали в мешки; девицы завертывались в платки, боясь, что кто-то может внезапно отстричь волосы — особенную ценность. Дети бегали по коридорам, кричали, созывая всех своих родственников, радость разливалась по лицам.
Строили быстро: уже через пять дней ветер колыхал серые паруса, сшитые их старых одеял. Розовый, черный, желтый, зеленый — эти цветные квадраты возвышались на мачте. Шитье было возложено на женщин, едва ли не умирающих от голода. Усядутся в круг на побережных глыбах, да сказки заводят, и до того насмотрятся на своих мужей, что кольнут пальчик, и кровавый отпечаток останется на ткани. Работали с раннего рассвета и собирались в ряды по команде Яромила на закате.
Намечался день отплыва. Небольшой корабль спустился на воду, скрываясь от большой, рискованной бури. Впервые за долгое время Афелиса ощутила пригревающее, осеннее солнце. Собрание высших магов поднялось до рассвета: все стояли в терзающем ожидании. Все же, вера в успех не сразила всех. Нахмуренные, трепещущие души ожидали прихода господина Яромила. Еще показывая чертежи, он провозгласил: «Поплыву на корабле, ступлю на палубу первым! Ни разу еще мои судна не тонули, но если судьба решит послать мне бедствие, то приму! И спасаться не буду. Это значит, так положено, а если положено, то и брыкаться не надо». Сердца всех бились в такт тихим волнам. Они выплескивались на берег, сглаживая песок и обмывая корабль. То утро, право, смело можно назвать светлым, божественным мгновением. Афелиса ходила вдоль каменных глыб, взирая на бескрайний океан, и волнение все никак не утихало, даже крики небесных чаек не заглушили тревожный стук: «Все давно решено. Я отправлюсь в первую дорогу. Такое волнение излишне… Но как же его подавить? — думала она, понурив голову и пнув мелкий камень. — Все же, Яромил не подведет нас. Надеюсь на это. Если буря? Погода позлорадствует». Внезапные капризы природы пугали ее до дрожи. Кажется, штаны уже неспешно набирали воды, прилипая и облегая силуэт ног; в уши, нос, рот стекает соль, вливаясь в глотку… Ужасно! Вскипала кровь, подгорая на резком огне паники. Острые мурашки впились в кожу: Афелиса встрепенулась, испуганным взглядом всматриваясь в парусник. Тонкий туман брызг обволок мачту. Красное солнце поднималось ото сна. За спиной слышались разговоры, оживленные и волнующие. Вдруг на мокром песке возникла тень, послышались скорые шаги. Диамет обернулась на обращение Анариэля:
— Хорошее утро… — задумчиво пробубнил от, туго затягивая хвост. — Надеюсь, погода над нами сжалится.
— Я тоже надеюсь… — ответила Афелиса, прищуриваясь от солнца. — Ты видел Яромила? Затягивать не нужно с отплывом. Если повезет, то вечером будем в Гроунстене… Черт, — тяжело выдохнув, она почесала затылок. — Так… громко звучит. Не верю, что это мой последний день в этих землях.
— Ты так дрожишь, — заметил Анариэль. Девушка лишь повела плечами, разминаясь. — Не стоит так сильно себя накручивать. Это пустяк. Перед нами еще очень длинная дорога, и неизвестно, придет ли ей конец. А ты, дорогая, обязана вернуться на родину живой. А иначе… И думать об этом не надо! Ты отплываешь с господином Яромилом и со своими товарищами, ведь так?
Ветер сбивал короткие волоски из хвоста. Голос его дрожал, хоть Анариэль верил, что все пройдет по ровной волне. Все были насыщены волнением. Вдруг перед глазами их стремительно пролетело черное пятно: чайка взмылась вверх, размахивая крыльями, и закружилась у камней. Отскочив, Афелиса приложила ладонь к груди.
— Вот же!.. — пробурчала она, нахмурившись от громкого птичьего крика. — Хоть не в лицо, поганая!
— Афелиса… — все замерло. Прозвучал тихий голосок.
По Диамет точно побежали искорки. Вздрогнув от таково разряда, она обернулась и увидела улыбающееся личико, залитое лучами пробуждающего солнца. Это была Илекс. Глаза ее светились прозрачным, неуловимым светом. Приставив ладонь к сместившимся бровям, она укрывалась от пронзающих лучей. Рукой она обхватила странный пятнистый мешок, набитый учебными книгами. Натаскала из библиотеки книжек! Перебирая ногами, девочка с теплой улыбкой сказала:
— Мы поплывем домой! — восторженная радость отзывалась в голосе. В упоении Илекс стряхнула корни с ног. На месте не стоялось. — Я и Элид ведь с тобой поплывем, да?
— Со мной, — кивнула Афелиса, утихомиривая волнение в груди. — Не нужно из-за спины подходить! Сколько раз уже?..
Афелиса не договорила, но даже этот отрывок-пинок хорошо ударил Илекс. Отвлекла ее Леотар, непринужденно бродящая по песку: надменный, серьезный взгляд, точно панику сняло, стоило лишь вогнать предательницу в клетку. Необыкновенным явлением глаза Диамет восприняли и ее прическу: ее вовсе не было. Распущенные волосы приверженицы кос колыхались на ветру, открывая взору высокий, выпуклый лоб. Руки, одетые в белые, кружевные перчатки, расположились на груди. «Экая мадонна — госпожа!» — отозвалось в голове у Афелисы. За ней, согнувшись в три погибели, плелся Элид, таскающий остальные книги из подземной библиотеки.
— Это не честно! — с возмущением воскликнул Элид, утирая грязной рукой лицо. — Почему у Илекс так мало? Я что, раб какой-то? Эти книжки и черту не нужны! Все, это последний груз.
Пыль на его щеке засверкала на солнце. Потирая затылок пальцами, он чуть выгнулся назад, расставив ноги, и протянул усталый стон. Илекс лишь отвела взгляд от него, недовольно фыркнув.
— Смеешься еще? — вдруг он поставил руки на бедра, разминая плечевые мышцы. — Ну смейся! Сама бы потаскала по склону, чуть не надорваться. Эх ты… Неженка.
— Я не смеялась, — сказала Илекс, точно дураку. — Я не виновата в том, что ты сглупил и не пошел вместе со мной. Я взяла только свои учебники, а тебя заставили потащить все.
— Но все равно, — отгрызнулся Элид, давая проход подоспевшим грузчикам. — Можно было посочувствовать. Мы все же не просто так друзья, Илекс.
— Сейчас грузятся и корабль будет полностью годов к отплыву, — отозвалась Леотар, медленно подходя к Афелисе. — С вами будет плыть ценитель своего дела. На палубу уже взошли матросы, будут сменяться. Чтобы грести, нужна силушка великая.
Трое мужчин, склонились над громадными мешками, исподлобья глядя друг на друга. «Поднимай!» крикнул один матрос, напрягая все свои мышцы. По команде все разом подняли, медленными шагами восходя по деревянному мостику, ведущему на палубу. Загремел груз, кричали голоса. Один матрос, стоявший на носу корабля, приложил тыльную сторону ладонь к губам, крича: «Господин Яромил! Господин Яромил!» Сквозь толпу прорвался старик: узкие глаза его хмурились, густые, не уложенные брови нахмурились. Берег кипел взбушевавшимся народом. Ясное дело, все хотели узреть первый отплыв корабля! Даже ребята как-то стихли. Лишь подступали к берегу, садились на корточки и мочили ладони, впиваясь пальцами во влажный песок: «Холодно!» — проронил мальчишка, усмехнувшись, и стал брызгать водой в девчонку. Благо, женщина ухватила сына за шкирку. «Не смей хаос разводить! — погрозила она пальцем. — Никто не простит!». И опечаленному ребенку, понурившему нос в песок, пришлось стоять под грозным надзором матери. Эту семейку Элид хорошо знал, даже успевал пакостить этим детям. Он лишь усмехнулся, и свистом привлек взгляд негодяя. Пальцем указав на корабль, Элид дал понять, что в плавание пуститься он — один из первых!
— Ваш путь удлинится. Обычно корабли приплывают к городу, но, как вы знаете, над ним охотники. Даже если пустить барьер, то долго он не продержится. Времени слишком мало. Поэтому вам придется плыть через маленький островок на северо-востоке, а уж потом высаживаться за горами чернокнижников, — продолжала Леотар, отвлекшись на свист. — Я подробнее все обсудила с Яромилом. На борту вы успеете разговориться.
— Чернокнижники разве не смотрят в оба? — спросила Афелиса. — Будут риски, если они заметят наши разноцветные паруса.
— Они давно уже спрятались в лесу, сами высунуться не могут. Благо, что охотники не доходят до мертвого озера. Настоящая преграда. Так ведь, господин Яромил?
Прихрамывая, старик повел рукой к горам, кивая матросу. Увидев его жест, юноша спрыгнул с лестницы и скрылся в капитанской каюте. Причесывая пальцами сбившуюся бороду, он обернулся, удостоив магов поклоном. Яромил не услышал вопроса, и госпожа Леотар неловко переспросила:
— Чернокнижники ведь в лесах водятся?
— А что ж не в лесах-то? — ответно спросил он, снимая черную фуражку. — Все в лесах: боятся, как знать, волки дремучие. Домишки их пали у подножья, это точно! Они сами всех бояться, хоть и выставляют из себя великий народ! — он смеялся. Смеялся едва ли не до боли в животе. Что же такого забавного? Именно то, что бессильные и потерявшие свою значимость темные маги, обзывают себя великими! — Где же тут, в прятках, величие? Я пожалел о своих словах, когда сказал, что им бы лучше вступить в наш народ. Моя беда.
— Предатели возвращаются, — вдруг сказал Анариэль, выходя из-за спины Афелисы. — Но наше дело: пустить их или нет. Один раз наши предки допустили это, из-за милости, и что они получили в дружеский подарок? Только развал! Не более!
— Они испугаются нашего появления, я уверена в этом, — Диамет посмотрела на Анариэля, и потрепала его по плечу. — Что ж, наше дело больше не может терпеть. Не хочется наткнуться ночью на кого-нибудь… Увидимся?
Спросила она, словно плохое предчувствие вселяло ей неуверенность: «Всего лишь навязчивые мысли, — думала она. — Если бы намечалось действительно что-то плохое, то не только я бы учуяла».
— Я поплыву с вами, если тебе угодно, — ответил Анариэль, не понимая по началу, к чему прощание. — Конечно увидимся, но я хотел бы сопровождать вас. Путь долгий, скучный. Да и поговорить тебе не с кем. Конечно, если хочешь, но я уже настроился на отплыв.
— Сопровождать, — повторила Афелиса, опуская руку с его плеча. — Вот же неожиданно ты, Анариэль! В самую минуту! Ты только скрасишь нашу компанию. Не вижу преград…
— Тогда я рад, — он вздернул уголки губ. — Что же, капитан, на палубу.
— Не время. Пусть загрузят мешки, тогда и проходите, Ваше Сиятельство! — сказал Яромил, и после направился на палубу.
Афелиса удивлялась больше не известию о том, что Анариэль пересечет океан с ними, а тому, что ее не предупредили. Собрания всегда проводились после прихода всех лиц, однако в это знойное, бодрящее время — все пошло по-другому. Но ведь, если ее уже почитают за важнейшего человека, то почему же так сложилось? Диамет принимала все говоры, как новости послов. Впрочем, это известие было не значимым для народных дел. Получив приказ и спустившись с палубы, колдун, непринужденно и чуть размахивая руками, подошел к Афелисе, низко кланяясь.
— Господин Яромил поручил дать Вам знать, что корабль готов к отплыву. Капитан требует взойти на борт сейчас же, — монотонно, будто заучил. — Просим Вашей милости.
Не поднимая глаз, он через мгновение скрылся за мачтами корабля. Шум поднялся, маги подступили к самому берегу, где ног их едва ли касались тихие волны. Женские платки и накидки вздымались на ветру; мужчины, те, что не вышли матросами, угрюмо сидели на глыбах, пережевывая за щекой твердый хлеб. Во все впитался дух торжественности, но в щелях толпы проглядывала и тоска — та тоска неудачи, вызванная завистью, ведь, кто знает, когда корабль вновь переплывет целый мир… Громко, необъятно, но грусть заставляет увеличиваться терзающие моменты! Все поплелись к кораблю. Леотар застыла на месте, отвлеченная от всей кучки колдунов. Да, сильное желание было у Афелисы — неудачное послание судьбы. Нигде не выглядывал синий горб Хакан. Синий, потому что эта накидка стала будто ее частью. А как хотелось видеть свою наставницу! Сколько времени пройдет, сколько раз парусник доберётся до этих гор? Никто и не мог предположить, гадать уж боялись. Но ее взгляд не улавливал ни синего горба, ни насупившегося лица. Вдруг, стоило девушке отвернуться и ступить на лестницу вслед за Илекс, то раздалось восклицание Анариэля:
— Я уж думал, что Вы совсем не будете провожать нас.
— Зря Вы так думали! — прохрипела Хакан. — Затерялась я в толпе, никак не выбраться. Все колдуны на берег вышли, на вас посмотреть.
— Госпожа, — проронила Афелиса про себя, быстро спускаясь назад. — Вот уж совсем перед отплывом не увиделись. Хорошо, что Вы пришли.
Она сжала ее сухие, сморщенные руки, грустно улыбаясь — прощальный жест. Хоть и бранила, хоть и была непостоянной деятельницей, но старушка все же оставалась точно родительницей Диамет. Замечая преграды, она пробивала их лбом и мстила, как нечто должное, обыкновенное — в этом ее непостоянность. Неустойчиво она стояла и на своей старческой планке: с легкостью замечала оплошности и выговаривала их с достойным, властвующим видом, а порой, становилась самой гневливостью, и брань не остановишь! Афелиса благодарна ей в своем воспитании, все же, она впитала в нее все жизненные соки, которые теперь расцветают в ней с каждым рассветом. Поговорили недолго. Для обоих это мгновение отпечаталось сильными чувствами: радостью, смешанной с взбушевавшейся тоской, тревогой и надеждой. И вот, услышав оклик Анариэля, девушка встрепенулась и, склонившись, почувствовала покровительский поцелуй на лбу.
— Пора вам в путь, — тихо проговорила Хакан, обнимая Афелису. — Пусть ты и правительница наша, но для меня ты — та тихая малютка.
— Это… мило, — прошептала она на ухо, прижимаясь к ее плечу. — Я хочу уйти, но без Вас мне всегда было тяжело.
Тепло Хакан убаюкивало, словно детская сказка: волшебная, манящая, но с быстрым концом. И не понятно: славный ли он или ужасный. В эти трепетные, по-особенному ценные секунды Афелиса хотела забыться и пропасть вместе с Хакан в закулисье. Ласкающий прибой обволакивал песок, все замолкло, не нарушая чудесное мгновение близости. Природа слилась воедино с душой, в такт живущей и чувствующей. Последний рассвет в Блоквеле… Сколько чудесных пакостей повлекли на нее эти земли! Однако, все прошлое, пережитое, облитое слезами теряет свою значимость, преклоняясь пред настоящим. Так должно быть всегда. «Ради всех божеств, не плачь, Афелиса. Ты не умираешь, — кричала она себе, но, эмоции заглушили разум. — И Хакан не умирает. Души вечны».
Но вновь голос Анариэля напастью сокрушился на их родственные души.
Вынудив себя оторваться от старушки, Афелиса натянула улыбку. Вдруг пробуждающий щипок отозвался болью на щеке: Хакан по-доброму ухмыльнулась, протягивая руку к палубе.
— Жаль, что Вы не отправитесь с нами, — пробубнила Диамет, потирая щеку. — Но дело не ждет, к сожалению.
— Так, не время слезы лить! — шутливо упрекнула ее Хакан.
— И правда не время. Будут еще мгновения для жизни. До свидания, тетушка Хакан.
Едва ли заставив себя отвернуться, Афелиса последовала за Анариэлем. Трехкратный пронзительный свист возвещает всех на палубе об отплытии. За штурвалом стоит Яромил, и красное солнце обжигает его глаза. Афелиса оперлась локтями о фальшборт: навстречу морскому ветру. Колдуны, размахивая платками, мантиями, кричали, и вскоре все голоса слились в славный: «В добрый путь!»
В добрый путь!