— Столкновение! Корабли! Охотники! — перепуганные голоса сливались в хор: все спящие лица взбушевались, но высовываться из фальшборта жутко боялись. Боялись до дрожи, до пули во лбу. Весть разнеслась по всему судну. Мало кто оставался спокоен, на каждого действовало влияние общественного переполоха. Анариэль, возглавлявший боевую готовность, приказал своим подручникам угрожать колдунам смертью и упрекать их в виновности. Ведь если поднимется шум, то и завес спадет. Все на лицо — корабль не торговый. Благо не встречаться носами, Афелиса настояла на другом пути, хоть он и предвещал немало времени. Когда на кону жизни и едва ли свершившееся дело, то нужно избегать риска и бед, ибо все надорвется и рухнет, не оставив и следа! А след — важный знак! Никто не ходил по борту. Примкнув к пальбе, колдуны перешептывались, играли, ругались, кто-то и заклинания читал, однако, слова эти никак не поощрялись. Все томились в ожидании указа, успокоения, и молились богам Фарфелии, лишь бы одарили они высших магов благословением и направили на путь истинный, верный — добрый! А они пусть и последуют по их следам, по испробованной почве, по гладкой дороге.
Афелиса так и простояла на шканцах, наблюдая за темной, едва ли подсвеченной фигурой Яромила. Не видно ни выражения лица, ни глаз под фуражкой — все таила тень. Тон его так и кричал: «Не трогайте меня никто! Спокойствия мне». Отвечал он сдержанно, обрывками, но с гневливым порывом. Бозольд стоял рядом, шепча ему что-то невнятное, то и дело поглядывая на Афелису, взмахивая руками.
— Как же так? Значит… К завтрашнему дню, да? — переспросил он, от чего чуть не получил плевок в лицо. — Извиняйте, товарищ. Я из любопытства! Господин Анариэль быстро покончил с гамом на борту. Я и не сомневался, что лучшая защита — нападение. Вы понимаете… К счастью, погода хорошая — что случилось бы, если шторм нагрянул? — замолчав, он, размышляя, бродил взад и вперед. — Госпожа… — с неизбежной надеждой Бозольд кинулся к ней, — а Вы как думаете? Обойдемся. Я вот думу думал… Не будет лучше на всякий случай поставить барьер? Ведь, правда, лучше предугадать, чем потом жалеть. Где господин Анариэль? Срочно его нужно!
Засуетившись, он спустился на борт. Тут же раздался хлопок двери. Афелиса искать никого не хотела, ибо боязно даже с места двигаться. Небо все прояснялось, звезды сверкали на небосводе, игриво резвясь — то исчезали, то вновь появлялись и блеском своим затмевали подружек. Вот только, к сожалению, свет этот спустился и на воду. Приближался он, и затягивающая мгла ожиданий пронеслась по судну. Спокоен был океан, точно последняя жизнь проплывала на нем перед тем, как он осушится. «А ведь идея с барьером мне и раньше приходила в голову, — думала Афелиса, не отводя взгляда от красных огоньков. — Да, он прозрачен, но какой иногда всплеск энергии бывает! Будет очень подозрительно, и не похоже на торговцев».
— Пойдемте… Пойдемте, ради всех, ради всех нас! — всхлипывал Бозольд, поднимаясь с Анариэлем по лестнице. — Вы ведь все знаете, и положение наше. Я недавно спросил у госпожи Диамет насчет барьера. Засомневались вместе. Может, Вы проблему решите. Капитан говорит, что не его забота. Но как же не его? Дело-то общее — наше дело!
— И что же сомневаетесь? — спросил раздраженно мужчина. — Ставьте. Я помогу.
Бозольд под руку повел его на шканцы, и вновь встретившись с Диамет, вся его паника пошла по второму кругу. Анариэль, кажется, напротив, был чересчур спокоен, только слегка разгневан неслаженностью народа, и неспособности их действовать не по его слову. «Маршрут поменяли, подозрений нет. И из-за чего так копошиться? — думал он. — Яму себе роете». А Афелиса слушала и молчала, лишь изредка вставляя в речь разболтавшегося Бозольда замечания. Капитан заполнил тишину своими возгласами, любил это делать и, кажется, слушать вовсе не хотел. Нужно ли охотникам замирать посреди океана, чтоб стрелять в торговое судно? Глупости, да и смех! Потеря времени и патронов к хорошему не приведет, а маг знала, что до того скупы и мелочны их ряды, что смеющиеся слезы глотку душат. Капитан изъяснялся на разных языках, смешивал слова, что в конце концов выходила какая-то бессмыслица. Он с намерением употреблял простые обороты, чтоб подчеркнуть свою растерянность, плевался между слов странной пестротой речи, да и вообще — картина забавная. Даже бунт стих на корабле. «Право, волнуется за всех. Разве не благородно? — сдерживая смех, подумала девушка. — Умолк народ, а он такое дело на свои плечи воздвиг!»
— Ну ладно, уговорили! Милостивые вы мои! — в очередном приступе замешательства. — Все, впредь спокоен буду. Меня удивляют ваши лица. Но не считайте это в… — сбившись, он тяжело выдохнул, пряча взгляд свой в темноте. — В общем, не плохие это слова! Ни в коем случае! Просто, понимаете, этот корабль, как и наше путешествие, так важно для меня, что боюсь потерять частичку своего труда — своей жизни…
И голос его все умолчал, пока совсем не забылся в непроглядной пустоте позднего вечера. Все уже разошлись, и на шканцах остался один только Яромил, впечатавший в штурвал всю свою силу, хоть с виду этого и не скажешь. Как только высшие маги ушли, Бозольд помялся на месте, не понимая, куда ему следует идти. Постоял над гневной душой капитана, походил по палубе, и после скрылся среди лежащих колдунов. В капитанской каюте, как и тогда, просвета чистому воздуху не бывать. Илекс спала, Элид вообще затерялся.
— Я и не знаю, что думать, Афелиса, — возразил Анариэль. — Кажется, что все лежит на поверхности. Знаешь, а я ведь много думал о пытке Милады. Точнее, о том, как это происходило. Ты ведь была совсем в другой комнате, а она, словно мертва, лежала в коридоре. Как тебе такое удалось? Неужели какой-то прием мне не понятный?
Мужчина еле сдерживался, чтобы не заявить все свои подозрения. И эти доводы были вполне оправданы. На губах так и резвилось это слово: «чернокнижница». Но сил не хватало, да и важно знать, сознается ли Диамет сама, или придется выпытывать каждое слово, чтоб после сплести логическую цепочку. «Да и разве можно ли мне так облажаться? Тем более, корабль кипит щелями и людьми. Кто угодно может подслушать. И если признанию суждено разлетится, то, думаю, светлой судьбе Афелисы не бывать».
— Ты все о ней, — холодно проговорила она. — Когда же эта тема закроется?..
— Нет, не о Миладе. И я предполагаю, что она уже умерла. Столько дней прошло без еды, света и воли. Интересно, останется ли она там со своими дружками? — сказал он, как бы спрашивая самого себя. — Останется, как память, вместе со всем пристанищем.
— И как же ты прав! — облегченно вздохнула Афелиса, выговорив эту фразу с торжественностью в голосе. — Враг должен быть повержен. Я свою задачу выполнила: избавила нас об предателей. Если бы не прогадали, то кто знает… Прибыли бы охотники на место, или нет. Хотя временной промежуток был не огромен. Наша пещера среди деревьев, и уж больно я сомневаюсь, что у таких людей хватит проворности догадаться, что именно где-то там скрывались черти.
Диамет сама посмеялась от своих слов. Она села на лавочку, прильнув спиной к стене, и устремилась в потолок, точно видела необычное и чуждое. Отросшие концы русых волос едва ли касались плеч, шея, увешенная серебряными цепочками и тонкими рвущимися нитками, помятая серая рубашка, растрепанный воротник, затянутый кожаный ремень — во всем этот отражалась небрежность. Забота о одежках исчезла по зову времени и чередой событий. Анариэль смотрел на нее с жалостью, в уставшие серые глаза, погасшие, видимо, на рассвете.
— В любом случае… — тихо проговорила она, словно проваливаясь в сон. — Я не рада ее смерти. Она пошла на поводу у охотников, а они тыкали ее золотом. А ты понимаешь, какое бедственное положение у нас и в запасах? Приплывем домой, как странники, и от этого дома ничего в помине не останется. Но я надеюсь, что кое-что светлое там еще живет.
— И что же это, если не секрет? — откашлявшись от пыли, спросил маг, держа руку у сердца.
— А? Не расслышала. Что там за светлое, да? — на губах ее проступила улыбка. — Уверена, что ново это для тебя не будет. Тем более, я не раз рассказывала о своих похождениях по городу, о командирах, об охотниках… Пусть и не самые хорошие у меня тогда были мысли, однако же, любо вспоминать. Я, кстати, и друга успела найти. Но это уже другая история. Помог он мне, сильно помог.
— Друг-охотник? — подозрительный интерес отпечатался в слезящихся глазах. — И чем же он помог тебе?
— Я же говорю, история другая. Она не длинная, но событий много произошло, — взглянув краем глаза на него, она спросила. — Хочешь узнать? А я-то думала, что вы каждый шаг мой знать будете… Сомневаюсь даже. Леотар, да и Хакан много мне говорили о слежке. И удивляться не нужно моим знакомствам. Мне необходимо было влиться в их среду с чужой помощью. Кстати, а парень хорош был. Не отвернулся от меня, когда дело вскрылось. Но хорошо, что они еще не знали, что я маг. Отвез девчонку туда, где ей будут рады.
— Многое ты рассказывала и об этой девчонке. Ты знаешь, где и как она сейчас?
— Если бы, — пожала она плечами. — Мы попрощались в тюрьме и спустя все эти годы не видели друг друга. Наверное, ей тоже не сладко живется, хотя… Она нашла семью. И живет уж точно не в Гроунстене. Переживать не из-за чего.
Афелиса рассказала ему о их встрече. О том сумеречном лесу, о вспыльчивой Розалинде, о ее капризах, сменяющихся безмолвием. «Это возрастное, — добавила она, поясняя. — Пять лет прошло. Теперь она девушка, а не та беглянка. Повторяю, мне самой хотелось бы знать о ней теперешней, — заметив едва ли высказанное возражение, настойчиво повторила. — Конечно, откуда же мне знать? А может судьба сведет…» Затем разговор плавно перешел к Ангарету. Сердце разлилось терпкой кислотой, сжалось и стало сухим. Впрочем, распространяться об их отношениях она не стала. Анариэлю и так все известно. В тот момент они и наблюдали за ней, как бы неловко и непозволительно это было. Вскоре пришел и конец разговору. «Не дело сейчас о моей жизни говорить. Сколько времени прошло?..» А миновало всего лишь полчаса, все оставалось по-прежнему: смертная скука.
На палубе не было новых известий. Избежать напасти охотников было легко, и не достойно того Бозольдовского переполоха. Но зато — какое влияние! Колдуны стихли в страхе, боясь пошевелиться. Все думали: «Вот, наверняка, охотничьи корабли больше и из борта нас, лежащих заметят». И все мимо! Вот уже красные паруса показались, огоньки фонарей стали ярче, а шуму никакого. Лишь колокола звенели, чтоб разбудить народ. Все чувствовали, как корабль плавно поворачивал вправо, и тьма не давала разглядеть лиц охотников. Как бы удивился Бозольд, узнав в тот момент, что судну все равно на их маленький кораблик, невооруженный и хрупкий. Но сомнение все еще терзало: «Если бы послушались господина Анариэля, то, конечно, заподозрили бы нас! Расстреляли, обокрали бы! От света барьера и ослепнуть можно».
— Вот как ловко-то! — восклицал Элид, трепетав от счастья. — Обманули дураков! Так им, варварам. А вот куда путь держат? Наверное, на своих же! Во-о-о, а мужик-то тот не так глуп, в отличие от этих. Это я, Афелиса, все знаю. У них и фонари стали тускнеть, будто опечалились. Затонули бы со своими командирами и несчастных бы не касались…
— А это ты зря, — сказала Афелиса. — Ты знаешь, сколько среди них пленников? И такое живье, пушечное мясо отправляют в опасности. Я тоже когда-то была среди них, так что мне известно, что на борту по большей части невольники с одним командиром.
— Ага, а потом эти добряки становятся тиранами. Ну уж нет, проходили через это. Пусть все погибнут, чтоб и их меньше стало. Лучше отомстить, чем проиграть. Ну, ты поняла, Афелиса, — возразил Элид, шаркая ногами по полу. — И так они постепенно исчезнут. Это и станет нашим возмездием.
— Мщение — дело твоей жизни, — заметила она, с легкой улыбкой. — Так ведь? Ты смотри, не доиграйся.
— Не доиграться до чего? Нет, вовсе не дело жизни. Просто я считаю это правильным, и как раз в меру. Посмотри, а их не так уж и много.
Три корабля уже уплывали вдаль: ветер надувал их алые паруса, стремящиеся в никуда. Может, именно по зову Милады они проложили путь к тем лесам, не понимая, что проплыли мимо своей главной цели — высших существ. Таковым прозвищем они нарекали магов и приближенных жрецов, страшась и выпустить это чёрствое, дьявольское слово из своих уст: «маги». Они унесли с собой и вечер. Анариэль вынул из кармана маленькие часы в серебряной оправе: минул девятый час. Туманная дымка постепенно слегала, впереди виднелись горные острова, дикие и нелюдимые. Бозольду было взбрела мысль остановиться, и мотивов его так никто и не услышал. Точно из-за тревоги он стал сходить с ума, это настораживало Яромила до того, что решил более не подпускать мужчину к штурвалу: «Пусть остынет, — говорил он, — а то с горяча и завернет не туда». Страшно быстро день уступил ночи. После встречи кораблей борт оживился, резко задремал и тут же пробудился. Простояв с Афелисой, Элид заметил своих приятелей и рванул к ним, только ветер сопротивлялся.
— Эй, ты! — кричал он, толкаясь и получая пинки. — Мерзкий… Да куда же вы все рветесь так? — ругался юноша во весь голос, гневно плюясь на грузчиков. — Дайте пройти, рабочая вы сила!
Он все же добрался до своего сборища товарищей, хотя мог бы и знатно отплатить за грубость на румяном личике. Кто-то сидел, поджав ноги под себя, кто-то курил, выпуская клубы дума, а один даже — Хансвен — орудовал тонкими ножницами, состригая все богатства их льва — серьезного парнишки, каков был не прочь примкнуть к горлышку бутылки и не расставаться с ней. Всех этих распутных, ленивых ребят крепко затянуло одно дело — вино. В кругу их смельчаки стругали свою честь. Привязывая себя к обществу недоучек, Элид потихоньку погружался с головой в их канитель и выполнял поручения, как верный солдатик. Встретили его весьма торжественно, а это значит — никак. Юноши дремали, мечтая о приятных снах с девушками, ласкающих их фантазию, и лишь одни Хансвен и Лев — насупленные лица переговаривались, раскидываясь бранью, но, впрочем, получив хорошее замечание, сразу подбирали слова под себя.
— Ребят, вы что все, шутите надо мной? — ворвался он в их дремучую обитель злым, трепещущим волком, скалящим пасть. — Это несерьезно! Хотя бы ты, — указал Элид пальцем на читающего парнишку, — мог сказать. Я дружу с тобой, а значит, на хорошем счету. Пришел к вам с хорошими, дружескими намерениями, а вы… вы…
Захлебаясь в собственном негодовании и проступившим слезам, он обидчиво отвернулся, стараясь и виду не подавать. Засмеют слезы, засмеют обиду! Это всем известно. «И что же теперь, человеком не быть? — всхлипнув, спросил он сам себя. — Что же теперь, не быть и вовсе? Брехню несут какую-то! Захочу и заплачу, захочу и позлюсь, а если смеяться посмеют, то буду знать — они низкие, непонимающие существа». Но они лишь молча переглянулись, кивая на его опустившиеся плечи. Смешок проскользнул по каждому языку, один местный Лев не понимал, что твориться, и почему Элид — борзый и вспыльчивый малый — нос повесил.
— А что мы? — сказал его приятель, искоса щуря глаза, вылезая из-под книги. Его смуглая рожа сделалась Элиду еще противнее от этого вопроса.
— Что вы, да? — вдохнув полную грудь, он проговорил. — Вы не предупредили меня, по-крысиному поступили! По подлому, друзья дорогие, ни во что меня не ставите. Неужели вы не рады новым людям? Мы же вместе, а «вместе» не означает «предательство»! Почему меня никто не предупредил о том, что вы уже сходили и все выпили, так еще и на деньги сыграли. Я же говорил…
— Просто забыли о тебе, ну же, остынь, ты ведь горишь, — беспечно ответил тот, оставляя книгу. — Ты в какой дыре был? Не видел что ли, что происходило? Чуть не столкнулись с охотниками, а он тут еще… «м-м-м обо мне все забыли-и-и-и», — прошепелявил он, изображая Элида. Волна смеха захлестнула их кружок. А Элид лишь большими, удивленными глазами уставился на товарища своего, замолкая. — Ну, что? Успокоил я тебя? Не реви, дурак. Успеешь и ты еще напиться, попировать, и как следует с…
— Ой, ой, сколько страсти! — предвидя его слова воскликнул Хансвен, вертя на пальцах ножницы. — Не могу прям. А вот про это и тебе следует замолкнуть. Ты же все выдержишь, и тоску свою… там всякую. В общем, понимай, как хочешь. Не моя наука — говорить!
— А что твоя наука? — съязвил юноша. Лежа, он выплевывал скорлупу от семечек, получая шлепки по рукам от соседа. «Чего плюешься? Все нащелкаться не может, бедолага,» — слушал он безразлично, пожимая плечами. Вдруг из пальцев соскользнула горсть, рассыпаясь по полу. — Гривы состригать? — договорив, он встал на четвереньки, и, ползая, собирал треснувшуюся скорлупу.
— А твоя зубы портить? — отгрызнулся Хансвен. — А тебе, Элид, пора перестать слезы лить. Ты все же в серьезную компанию попал, мы тут не шутим. Вернее сказать, серьезно относимся к делу. И когда приплывем и совершим возмездие, то будем исследовать заброшенные дома и собирать все, что можно.
— Но не всякий мусор! — выкрикнул кто-то.
— Конечно не мусор. Только ценные вещи.
— И вы надеетесь, что среди обломков затеряется ценная вещица. Не смешите! Охотники уже давно все прочистили, все пустое, — сказал Элид, шагнув вперед. — И чем вы там торговать будете? Чем-то опасным? Нельзя же, запрещается.
— И от кого мы это слышим, от того, кто без разрешения взял яд, так еще и жизнь мальчишке погубил. Какое геройство! Восхищаюсь, восхищаюсь, — саркастично проговорил Хансвен, расчесывая кудрявые волосы друга. — Кому на этот раз планируешь? Ты уж знай, что мимо взора высших это не проскользнет. Все узнают, и правительница наша.
— И казнят тебя! — с особым удовольствием отчеканил самый малый из всех. — Или нужно рассказать об этом всем? Мы ведь хорошие, мирные, не пойдем по тропинке зла, а, Хансвен?
— Вот уж это ты прекращай. И на нас падут подозрения, мол, откуда мы знаем, и что мы принимали участие… и все эти вопли. В любом случае, Элид, мы хотим отпраздновать это. То есть, там корабли не корабли, удачу не удачу… только своих не приглашай.
— А разве есть у меня свои? Ты хотя бы думай, что говоришь, — скрестив руки на груди, мальчишка все еще вымещал свою обиду. — Я приду. Но при условии, что никому вы ничего не расскажете.
Проболтали они до часу ночи, и когда все вновь успокоились, распределили роли и полезли в грузовой трюм. Впрочем, не все были чисты на совесть. Кто-то даже опасался и уговаривал своих приятелей не идти, посторониться и выждать, когда колдуны на нижней палубе совсем утихнут. Но кричали они в пустоту. Остальные отмахивались, зевали и вальяжно спускались по лестницам — известно, что дело обыденное. И не требовало усилий. Посапывающие грузчики, развалившись на полу, только глазами водили, и лишь некоторые, каким дорога похвала, поднимали головы и спрашивали: «Кто послал? Зачем полезли?» Но сон уматывал их, не давая услышать ответа. Держа фонарь, Элид на носках перешагивал через мешки, руки и ноги колдунов, да все палец к губам прикладывал, дергая за плечо разболтавшегося товарища. Никто и не услышал звон бутылок, тихие возгласы и затянувшиеся песни. В их кругу уже и позабыли о разногласиях, об угрозах: все сделались родными. Именно эта близость под шутливые песенки, истории побегов и романы проявила на их лицах краски. «Ты, Элид, прощай нас, — говорили они, и тут же примыкали к бутылке. — Ты сам понимаешь, какие обстоятельства давят на каждого. И вот… в этот раз мы с тобой пошли! И не надо тут наговаривать! И знаем все мы, что ты особое положение у высших магов имеешь». Эти слова выскальзывали с завистью. Но надобно этим пьяницам особое положение? Парнишка и мотива точного не мог найти. «Не орите вы так, балбесы! — приговаривал кто-то из угла. — Разбудите, они на вас и господина Анариэля натравят!» «Ну да, ну да, — отвечали ему. — За свою шкуру только боишься. А это, брат, не дело. Раз собрались, раз устроили себе такое пиршество, то вместе!» Тоску всеобщую подкрепляло и желание чего-нибудь закусить. А еду из камбуза таскать — грешно и страшно. Ибо лишат они нуждающихся… но чем же сами они не нуждающиеся? Хансвен было схватил Элида, и повел его за руку, и тот не сопротивлялся, лишь смеялся, блестя ямочками и румянами на щеках.
— Не смейся так, разгильдяй, — упрекал он его, еле сдерживая смех.
— И кто еще разгильдяй? Я что виноват, что у него такая жизнь… нелепая. И сам он нелеп! — Элид смело разбрасывался ругательствами, пинал мешки с крупой и, кажется, был счастлив, как никогда.
— Да ясно мне, из-за чего ты так радуешься. Известно, что пьян, напился уже. Сейчас в прикуску что-нибудь возьмем, да я тебя в холодную воду окуну. Умеешь же ты смешить…
Обещание он свое сдержал, да так крепко, что едва ли не утопил Элида. А самому-то в радость — шутка презабавная, и пользы от нее уйма. Но достать удалось только хлеб. Остальные ящики были пусты, все мыши съели. Так и сидели они в грузовом трюме всю ночь, и никто не вспоминал о них. Когда вышли они на палубу, начинало светать. Стоял сильный холод, ветер бил в лицо, но по потному телу разлились приятные мурашки. Пока Элид ждал Хансвена, к нему подошли двое ребятишек, и спросили, не знает ли он, где ходит какой-то их друг. Юноша лишь повел плечами, отмахнулся, и сквозь зубы проскрежетал: «не знаю». А их так и взяла тоска! Точно любимую игрушку затеряли, в какую вшили монеты. Глаза слезились на ветру, его ужасно клонило в сон, но сквозь белую пелену он заметил не застёгнутый ремень и расстегнутую ширинку. Похлопав ресница, он уж было хотел хихикнуть, но благоразумие взмыло вверх, и, встрепенувшись, он приказным тоном сказал ему: «Ты бы застегнулся… невеже так ходить. А ну, быстро, пока еще кто-нибудь не увидел!» А ответ ему прилетел взгляд больших, взволнованных глаз, страшащихся посмотреть и притронуться. Пухлые щеки налились краской, словно сочное, дозрелое яблочко. Отпрыгнув назад, он потянулся к ширинке и в мгновении застегнулся, подправляя ремень. Друг его, едва ли держащий смех и легкий укор за рукой, похлопал его по плечу. «Спасибо…» — промямлил мальчишка, и под руку повел смеющегося друга вдоль фальшборта. «Умора то! Хоть бы не разорвался от смеха,» — думал Элид, нагло ухмыляясь.
— Чего ты улыбаешься, хитрец? — раздался голос позади.
Потирая виски, Элид развернулся, и улыбка вмиг исчезла. Расслабленные губы вздрогнули, хотели прошептать, но сжались. Хансвен сунул ему под нос раскрытый маленький мешочек, приговаривая тихим, сонным голосом: «Возьми, малец, покушать, да не подавись!». Снова началось! Элид повертел головой, зажмурился, и оттолкнул его.
— Зачем ты мне эту гадость суешь? Я думал, шутейки твои закончились. Еще на волосы мне это… — речь его прервала вдруг развеселая рожица Хансвена, а в голосе происходил быстрый процесс: «Угадал, Элид. И на кудри твои высыплю, нам же не жалко, мы же не голодаем, да… богатством пищевым кишим. Конечно!».
— Я вообще сейчас спать завалюсь, и не трогай меня, — тут же добавил Элид, отходя в сторону. — И все равно, что рассвет; все равно, что скоро прибудем…
— А ты это узнай, — проговорил он, щелкая орешками. — Ты же такая важная особа. У тебя связи, дружба, вся такое…
«Да ну тебя!» — отгрызнулся мысленно юноша, и рукой на прощание не помахал. Сейчас все предстало другим, в густой дымке: его разговор, обида, вино, разбитая бутылка… тряпки. Благо, никто не заметил, ибо потом возмещать бы велели. Шагая по борту, Элид разминал затылок, зевал в ладонь, смотря на женщин в платках. Да так засмотрелся, что споткнулся об выступающую доску, и чуть было не разбил себе голову об пол. Упав на бок, он досадно простонал, смахивая рыжие кудри со лба. Впрочем, ничего серьезного. «Я и похуже мог бы приземлиться, — думал он, и как только осознал всю шутку, усмехнулся, потирая руку. — Приземлиться… Хоть бы поскорее, а не приводиться… Нет, этого точно не надо».
В капитанской каюте он застал одного Анариэля. Сидя за столом, он держал в руке кружку, да искоса посматривал в толстую книгу. На стук он обернулся, кладя вовнутрь вырванные страницы, точно прятал, и взглянул на Элида:
— Утро доброе, товарищ.
— Да, доброе утро, — подтвердил он, и сел на стул, прижимая ладони к сиденью. — Что это ты такое читаешь? Не наскучило?
Вытянув шею, он вглядывался в мелкие строки, но прочитать так и не смог. Заметив его любопытство, Анариэль разложил листы, и перед ним открылась страница с заклинанием. «Стих что ли какой-то? — подумалось Элиду. — Да не похоже, а, заклинание! И кого заклинать, изволишь?» Он повертелся, точно не сиделось на месте, и, наконец, поднялся, нависая над его спиной.
— Все же, зря мы не плывем в Гроунстен. Ты помнишь об этом? — неоднозначный взгляд. Подбочинясь, Элид склонил голову влево, и лишь сощурился, но строки расплывались. Подойдя совсем близко, он склонился, оперевшись рукой об стол и задумчиво почесал за ухом. — В грузовом трюме лежат осколки магического рубина. Но, конечно, они бессильны без заклинания. Нужно дать ему новую жизнь…
— Я все не пойму. Это как рубин убьет всех охотников? А нас что? Мы не люди, что ли? Да мы человечнее их, тиранов…
— Магия не может покончиться сама с собой, — пояснил Анариэль. — Мы не умрем, а напротив, впитаем в себя одну из сил рубина. А что насчет трупов, — сразу же отвечал он на незаданный вопрос. В глазах Элида так и промелькнула была придирка, но нет, не успел, — они расплавятся. Не верится, правда? — короткий смешок. — Их тела просто не способны выдержать такой жесткий накал, и вся их плоть уйдет под землю. По крайней мере, мы надеемся.
— Кто это — мы? — озадаченно спросил его Элид. — Афелиса и ты, что ли? Тогда вам верить больше. Я, знаешь, не верю этим всем… подозрительным источникам. А где она сама, кстати? И когда мы уже прибудем в Гроунстен? А вообще, если по правде, это будет мой первый визит. Я не родился, не вырос на острове. И, наверное, к счастью. Иначе бы лежало где-нибудь мое тело, разлагалось…
— Она с капитаном. Обговаривают, где лучше будет причалить корабль. Я так понял по разговорам. А говорят то, что пара часов и мы дома, — Анариэль нахмурился, вновь взяв в руки страницу сплошного текста.
— А я в гости! — с долей радости сказал Элид, шагая по каюте. — Да, ты скажешь, что нет, вскоре Гроунстен станет и моим домом. Конечно, станет. Я приживаюсь быстро. Даже этот корабль мог бы быть моим родным местечком. Почти родным. Здесь хорошо, и не важно, что все вокруг — океан. Но иногда так и хочется утопиться.
— Почему это?
— Да так… люди странные, — отмахнулся он от вопроса, желая переменить тему.
Элид понимал и раздражался иногда от этого знания, что все притворство. Все ложь и напоказ. Сил не было больше терпеть те унижения, которыми колдуны так часто разбрасываются. Будто враги, жаждущие покончить со своими же. Как хотелось ему избавиться от той треклятой компании, и быть тем уродцем, перед чьим носом закроют дверь, да хоть плюнут в лицо — все лучше, чем терпеть! Он вступил туда из-за трусливого желания перескочить от забот на другой берег. Но откуда же знать, что там его встретят проблемы куда серьезнее? Придурковатым юродивцам — вот, кому рады. Честность и дружелюбие испепеляются на глазах, ведь там почитают эти качества, как обман. Мозги их впитали в себя скептицизм. «Даже вспоминать противно. Но забыть то, что они вытворяли, невозможно». Даже Элид поражался их смелости, и однажды захотел иметь такую же, но сразу же ударил себя по щеке, едва ли не прокляв. В конце концов, нужно ли так опускаться, стирая колени? Такого скопления вальяжных дураков юноша никогда не встречал, и надеется, что «никогда» это продлиться до бесконечности. Теперь, когда он перегрыз всю их землю, упал лицом в грязь, осушил глаза, руку ему подал Хансвен. Поначалу парнишка показался ему цветочком среди камней. «Ошибался я! — думал Элид. — Такой же, как и они. Никого не щадят. А он был бы хорошим, даже, может быть, и прилежным». И причина на лицо — выпивка. От притворного вкуса вина уже стало сводить, и хотелось выплюнуть и набрать полный рот воды, чтоб доселе не ощущать этих удушающих капель…
Анариэль и не ждал другого ответа. Смотря на его затылок, Элид вздохнул и залез на сундук, выводя носками невидимые узоры. Наверняка, если бы он рассказал свою небольшую историю, мужчина бы слушал, слушал здорово и умело. И головой бы не повел, застыл, внимая каждому слову. И вновь он уткнулся в книгу, бормоча что-то невнятное. Элид хотел было прислушаться, но лень воспротивилась. И здесь стояла скука. Точнее свешивалась с потолка и пугала, как мертвец. «А Илекс куда подевалась… Наверное, гуляет где-то, — он засмотрелся на смятую подушку на капитанской кровати. — Да нет. Она и прогулки в одиночку? Проще убиться, чем верить в такое. Спит, вот что. Пойти, что ли, к Афелисе? Всю ночь ее не видел. Если бы и случилось что-то, то Анариэль бы рассказал и шум поднялся хороший».
Спрыгнув с сундука, он напоследок заглянул в книжку: одна и та же страница. «Неужели нельзя заклинания читать, а не учить?» Но разинув рот, собираясь озвучить, он услышал скорые шаги на лестнице: из-за порога вышла Афелиса, ничуть не уставшая и цветущая верой. Скользнув каким-то нетерпеливым, хищным взглядом, она посмотрела на Анариэля, и усевшись на стул, оперлась локтями о спинку.
— А ты все еще читаешь… — протянула она, сгорбившись, прислонившись подбородком к ладоням. — Впрочем, недолго тебе осталось. Скоро высадимся.
«Вот, вот! — думал Элид, ступая к ней. — Я тоже самое говорил!»
— Скоро — понятие растяжимое. А ты узнавала у капитана? — вскинув на нее мимолётный взгляд, сказал Анариэль.
— Да. Вернее, он сам мне сообщил об этом. Уже начинается светать, не будем же мы вечность плавать в океане. И, честно говоря, шум подняли на пустом месте. Я могу предположить, что даже чернокнижники не будут обращать на нас внимание. Они бессильны, — твердо и сухо отвечала она. «По крайней мере, я надеюсь на это. Может быть, они тоже нехило подготовились». — Но перед тем, как рубин напитается энергией, мне нужно удостовериться, сходя в одно место.
— Какое это место? — вдруг неожиданно спросил Элид, стоя позади нее. Лукавое подозрение отзывалось в голосе.
— Ты не знаешь и не поймешь, — обернувшись в его сторону, сказала девушка. — Дело личное.
— А, вот как! Дело личное! Хоть бы оно не неприличным оказалось. Знаю я тебя, сохранились еще дружки твои… возможно. Но об этом нельзя молчать, Афелиса, — подняв подбородок, он смотрел на нее соколиным взглядом. — Так что выкладывай. Хотя бы для моего любопытства… Я уверен, что и Анариэль хочет узнать, так ведь?
Отложив книгу, он поник головой, и услышав свое имя, непонятливо взглянул на Элида, в чьих глазах так и горело жесткое требование: «Ну же, подтверди! Ты больший авторитет имеешь, и Афелиса прислушается к тебе. В конце концов, я вам враг, что ли? Наоборот, еще какой друг! Нигде не сыщите подобного!» Хоть и приближался конец путешествия, но оба сидели, как убитые, точно в бурю выброшенные на кровожадный берег. Анариэль все смотрел на нее, ожидая, видимо, какой-нибудь просвет, хоть насмешливый. Она будто и не рада была возвращению, но в чужую голову не залезешь. «Наверное, неприятно возвращаться в родные края, когда они развалены и живого места не осталось. Тем более, она связана с Гроунстеном не только такими воспоминаниями… — думал он, вспоминая все девичьи рассказы. — Жаль, что я так мало знаю о ней. Всего лишь, что был у нее роман, маленькая подружка, друг-охотник, и… Все. Это действительно все. Может, и остался у нее тот роман, решила не распространяться». Горький осадок пестрил в душе. Отчасти он понимал, из-за чего это, но признавать боялся. Пока дело не вскроется, никаких откровений. И вдруг послышался легкий смешок. Афелиса выпрямилась, разминая плечи, и краем глаза посмотрела на Элида. Аура его пылала решительностью.
— Не переживай, неприличного у меня еще ничего не было, — сказала она, и губы ее дрогнули в легкой улыбке. — Но мне будет интересно послушать, что же в твоем понимании это означает.
— Всякие плохие, грязные дела, недостойные человека.
Спустя минуту он опустил голову и странно улыбнулся. Чудная мысль пришла в голову: «Может, и слишком интимные; то, что не должен слышать неблизкий человек. Но я же не то имел в виду…» — подумалось ему вдруг. Но он продолжал молчать.
— Тогда, да. И в твоем понимании ничего не было. И как я могу такое совершить? Лучше не говори таких слов.
— А вдруг сможешь? — он ходил, скрестив руки, по каюте, задумчивый и будто грустный. Выражение его лица было всегда более веселое, чем серьезное и нахмуренное. Остановился на месте, и внезапно вспомнив об одном важном деле, бросился к лестнице, напоследок восклицая. — Я скоро вернусь! Не теряйте!
И убежал. Афелиса лишь головой повела в его сторону, но вопросом задаваться не хотела. Не верилось, что через несколько часов и она ступит на родную, покинутую землю. А ведь сколько еще раз Гроунстен разрушится, и вновь возродится?.. Страшная мысль! Голова кружилась от нехватки сна, но маг понимала, что заснуть сейчас — пропустить жизнь перед глазами, а может и больше. «Отосплюсь тогда, когда прибудем. Найдем ночлег, я доберусь до города и… Ладно, пока рано об этом думать. Нужно для начала узнать про обстоятельства, прежде чем планы строить». Время текло таинственно и осторожно. Точно кидало им предсказания, но они упрямо отмахивались от них. Согревающее волнение затаилось в груди. Сердце стучало, а дыхание спирало. И тон голоса повысился нарочно, чтоб скрыть возраставшую тревогу. Впереди — дорога неожиданностей. Совершенно другое время и место. Анариэль прекрасно замечал волнение девушки: аура подрагивала, выпуская сильные импульсы энергии. Заразительные и пожирающие. Но поделать он ничего не мог, хотя сильно желал вломиться в ее завесу тайны.
— Эх, Анариэль… Ты ведь тоже родом не из Гроунстена? — вздохнув, она вновь оперлась щекой об ладони.
— Я не родился там. Но мать моя и отец мой — беженцы, — ответил мужчина. — Но я бы и не назвал своей родиной Блоквел. Все же, воспоминания не самые хорошие. Если остров мне станет люб, то уверен, что станет он и моей родиной.
— Тоже верно. У меня столько дел, но все же главное из них — добраться до комнаты Ангарета. В последний раз, когда я заходила к нему, по соседству была одна миловидная девушка. Но я сомневаюсь, что дом этот до сих пор заселен. А еще, не уверена я, что вообще смогу распознать улицу, ведь все они похожи, так еще и развалены. Память меня не подведет… — замолчав на несколько секунд, она издала короткий смешок. — Спустя пять лет. Забавная история, да?
— Не забавная. Я не могу рассудить о том, к какой стороне она относится. Но по твоим рассказам ясно, что потеряла ты много. Я искренне тебе сочувствую… — неловкая пауза сбила мысль. — Жаль, что тогда с тобой я… И вообще мы не были рядом. Хакан, и прежде всего я, помогли бы.
— Только не нужно сейчас… Не хочется опять вспоминать, — протянула Афелиса, и опрокинулась на спинку стула, потирая глаза. — Все прошло, ничего не вечно. Тем более у нас слишком уж нудные мысли. Погода подпортила, хоть бы дождь не появился — та еще проблема на голову…
— Даже если и начнется, доплыть успеем, — успокоительно сказал Анариэль. — А тебе отдохнуть следует. И лица нет. Без внимания не останешься. Так лучше, ведь кто знает, сколько еще времени у нас займет ночлег. Может, и вообще не уснет никто. Капитан Яромил с Бозольдом тут же обратно отправятся.
— А что делать? Время не растянешь, к сожалению. Им тоже ступить на землю хочется, но… И объяснять не стоит. Все же, наверное, ты прав. Передохнуть не помешает. Я думала, что первое время все останутся на корабле. Ну и ладно, — поднявшись, проговорила она. — Я спущусь в место отдыха. Точно не забудешь обо мне? — улыбнувшись, она направилась к маленькому коридору. — Уж знай, да смотри.
— Конечно! Всегда помню о тебе… — громко ответил он, поднимаясь следом. — Даже, может быть, и раньше разбужу. И не думай о том, что кто-то может не вспомнить о тебе. Забываешь свою должность.
— Как такое забыть… Удачи, Анариэль.
Афелиса спешила ужасно, хотелось ей быстрее заснуть и тут же проснутся. Очутиться на мечтательной земле, и наконец войти в ворота замка, где происходило заседание правительства. «Довольно! — прозвучала торжественная и решительная мысль. — Хватит всех этих напускных страхов, прочь видения! Все это — обман. Внушительный и приживающийся. Мне еще дорога своя жизнь и жизни других. Не умерли мы еще со своими надеждами, переменилось теперь все, не узнать. И этот шаг… он всего лишь один. Мне стоит только уснуть, и окажусь опять там, в Гроунстене — месте, с которого все началось». Конечно, одна темная сторона сгрызала светлую веру. Не уж что это значит ранее невиданные беды, схватки, бои, кровь? Ведь враг еще не свержен, и это единственное, над чем сейчас стоит задуматься.
Она улеглась в гамаке, положила ладонь под затылок. Покачивание уносило ее вдаль, ото всех проблем, из корабля вон; туда, где расселились маги давным-давно. Необитаемый остров. Что бы предприняли люди, узнав в те века, что вся их фантазия процветает на каком-то единственном островке? «Не поверили бы, — думала она, закрывая глаза. — С чего бы им в сказки верить?..» И помниться потом, что именно эта мысль засела и была последней перед наступлением темноты.
Дальше все в тумане: сон, звуки, свист — все растворилось и стало лишь мутным видением. Насупившись, девушка потянулась, переворачиваясь из бока на бок. Афелисе хотелось скорее выбраться из этого кокона и взойти на палубу, но лень и усталость вжали все ее тело в гамак. Часов не было — не ясно, сколько она проспала, но спустя несколько минут, окончательно очнувшись, чувствовала прилив сил — дары благого сна. Медленно садясь, потерла лоб, вспоминая о событиях ранее: «Никто не будил, значит, еще рано. Или я заснула настолько крепко, что Анариэль не смог разбудить… Тогда придет чуть позже». И вот послышался треск, зачем торопливые шаги по лестнице. Она обернулась на проход, заправляя волосы за ухо, и стала выжидать.
Никто не выходил. Тогда Афелиса поднялась, и заглянула в коридор: никого. Значит, не к ней шли. Она ступила на лестницу, водя кончиками пальцев по стене. Шум стих, точно все уснуло. В капитанской каюте никого не оказалось, лишь мальчишка прошмыгнул в камбуз, и темный плащ его скрылся. В той стороне раздавался шорох, шепот, и вскоре толпа народу заполонила лестницу. Голова каждого были опущена, словно шли они на расстрел. Заметив Диамет, кто-то почтено поклонился, а кто-то быстро пробежал к столу, не желая пересекаться взглядами. Как только опустела лестница, Афелиса скорым шагом поднялась на палубу. Ясное небо ослепило ее, крик пролетающих чаек оглушил, настолько все казалось непривычно. Женщины сидели, прижимаясь к мачтам, и болтали, посматривая на мимо проходящих с презрением и укором. За фальшбортом все еще была вода, значит, и вправду рановато она проснулась. Волны несчастно били борта, и вот на горизонте мелькнул остров. Ветер проникал под рубашку, щекотя и взбудораживая. Большая темная линия среди двух небес… Приглянувшись, Афелиса вцепилась в борт двумя руками. Нет! Не показалось! Виднелся песчаный берег, крыши домов темнели, заостренные и поломанные. Все скрывалось в непроглядной дымке, ни один корабль не причалил. Не значит ли, что остров пустует? «Как же! Охотники ведь не могли совсем заселить его, хотя, и этой мысли сторониться нельзя. Былые года прошли, — вдохнул чистого, океанского воздуха, размышляла Афелиса. — Теперь все ново, все чуждо. Кто знает, может мы прибудем как варвары, враги». Из раздумий вывело ее странное ощущение присутствия. Резко обернувшись, она увидела Анариэля. Стоя совсем близко, он ступил шаг назад и по-доброму улыбнулся.
— Мы почти прибыли, Афелиса. Осталось лишь подобраться на другую сторону, — тихо сказал он. — Я уж собирался идти будить тебя, ведь обещал…
— Сколько времени прошло?
— Всего лишь два часа. Сейчас восемь утра.
— Хорошо это я поспала… — ответила она, облокачиваясь на борт. — И вот он, Гроунстен. Скучала я по этому островку, ведь он часть каждого мага.
Тяжело вздохнув, девушка пыталась разглядеть хоть один не поломанный дом. Город словно затаился в темном, недоброжелательным шаре. Заброшенное кладбище — вот, чего достойны эти разрушения!
Но не отвергнет ли он своих хозяев?