«Он умер потому, что эта смерть была нашей необходимостью; жизнь медленно подводила его к этому случаю. Он должен будет слечь в могилу, когда единственный свет разом потухнет, а руины надежды окончательно рухнут, как бесплодная, пустая мечта. Наверняка ты проклинал меня в тот день. Скрывать мой грех было непростительно, подло и грязно. На это способна лишь нечистая совесть, подпитываемая едким желанием лицемерия. Душа моя давно кается и временами я не могу отыскать здравого смысла в этом поступке. Стоит сказать, что сумасшествие поглотило плоды благоразумия, и, черт, не припомнится мне и секунды того страшного дня.
Мне необходим твой голос, твоя близость и любовь ко мне… Нам не удалось разъяснить многие моменты тогда, о чем я сожалею и хочу написать сейчас. Житейский опыт на каторге дал мне силы на осознание тех безумных мотивов, на воспоминания о том несчастном человеке, что порой пугает до жути, всплывая в памяти. Мною двигало веление сердца — чистое и невинное стремление уберечь тебя. Убить его не составило труда, ведь, признаться, я была не в себе в тот вечер. Мое письмо, кажется, не столь бессмысленно, как я полагала раннее, когда в голове зародилась мысль об этом. Мне известно о твоем укрытии, известно, как ты в отчаянии бежал на юг — подальше от Гроунстена. Хвала небесам за этот воистину бесценный подарок. Ты жив, и это воодушевляет меня. Однако не стану более отходить от главной мысли.
Я вошла в его дом с неясным волнением и предчувствием гадкого конца. Страх сковывал мои движения, ведь, о ужас, я слышала шаги за стеной! Все еще полагалась на богатые плоды воображения. С того убийства прошло немало времени и все вокруг переменилось. Кроме стремлений охотников. Это точно всегда будет прежним.
Чтобы ты знал и это уняло твое волнение, — я сейчас вдали от Гроунстена. Мне удалось сбежать. Похвально, но не более. По пути встречались купцы, что продавали оружие так свободно, что затревожилась даже я. Пистолет, купленный за цену до смешного малую, и по сей день со мной. Кто знает, когда решат проявить себя враги. Пешком я прошла колоссальный путь, показавшийся вечной дорогой. Добрые люди проживали в сельских местностях, отчего мне повезло — вопреки безысходности. К сожалению, не смею сказать, куда в итоге привела меня дорога. Надеюсь, я дождусь ответа столь же быстро, сколь стремительно пролетела та давняя сцена.
Афелиса Д.»
Пару раз пробежавшись взглядом по строкам в едком желании найти то, что и поныне не должен знать Ангарет, она откинулась на стуле. Навязчивые мысли рассыпались по бумаге, словно песок, твердея печатью на ее совести. Истощенная переживаниями, — внешними и душевными страданиями, — Афелиса поселилась в ветхом городишке вдали от побережья.
Серое облако повисло над головами славных горожан, выжимая капли дождя, подобные горьким слезам. Прошлое вилось позади бродячей жизни и истязало совесть в клочья.
Стук в дверь прервал молчание, и Афелиса вернулась в непривычные хлопоты скитальчества. Почтальон забрал письмо скорейшим образом, и казалось, что тот парень оставался единственным посторонним человеком в этой тесной квартире.
Резкий переворот в жизни случился в роковое время; промелькнет ужасом воспоминание о восстании магических сущностей.
Обыкновенные люди, подобные тем, что презирают и попрекают колдунов в демоническом происхождении, оставались холодны и скептичны к противостоянию. Беззаботные и неглубокие умы не знали о предстоящих планах магов, отчаянно прятавшихся от света в своих темных укрытиях, помышляя о сильнейшем ударе по охотничьему самолюбию. Афелиса, уязвленная и униженная в охотничьих кругах, более не хотела скрывать свою настоящую сущность от мира. Она заявилась в общество тех магов, чья способность над превосходством охотников была столь же сильна, как и вина, следующая за Афелисой по пути в маленький городок.
Пусть верховные жрицы недоверчиво и косо смотрели на яростный порыв Афелисы влиться в их общество, но вскоре тепло приняли ее в объятья испытаний и всяческих моральных унижений. Магов в темнице было немного — большая часть даже не подавала голоса, стыдливо теснясь в укромном углу. Люди внешне мудрые, совершенно разного возраста. Один парнишка на радостях едва не сломал рубин, сжимая его в крепких руках, а старика, кажется, готового уже слечь в гроб, почитали, как бога.
После Афелиса узнала о ценности его силы и умений. Все здесь уживались скудно и тесно, подобно серым мышам, что боялись показать свой хвост. Заброшенная темница внушала смердящее чувство страха и ощущение места воистину мертвого и опустошенного. Никто не смел выходить за стены этого места или показываться в закопченных окнах, закрытых черной тканью.
Темница располагалась в отдалении от города и на устах горожан была местом недоступным. Всякий раз легенды о проклятии и порче того места нагоняли панику на приближающихся людей.
«Такая тоскливая аура. Думаю, это место пережило множество потерь,» — раздумывала Афелиса, спускаясь вниз по винтовой лестнице.
После недавнего разговора чувства внутри стерлись, а ожидание доверия верховных жриц стремительно возрастало.
На следующий день, едва начало светать, маги собрались на чердаке под черной крышей темницы.
— Хорошо, что сегодня без плохих новостей, — оглядела магов жрица. — Элид, я правильно говорю? Ничего не изменилось за утро?
— Конечно, никаких новостей не было. Охотники вдали от горизонта, все еще в Гроунстене, — поклонился низкорослый парнишка в легком смятении.
— Настанет момент, когда Гроунстен совсем развалится. И всему виной те глупые люди, коим хватило наглости вторгнуться на остров магов, — другая жрица уселась рядом с Афелисой. — Им не понравился рассвет магических сил, как и другим людям, скептически относящимся к колдовству. Надеюсь, после воскрешения сил рубина справедливость восстановиться.
— Постойте, но почему вы не могли сделать это раньше? — прервала ее речь Афелиса, игнорируя возмущенные взгляды. — Или было недостаточно энергии? Право, я не понимаю и размышляю об этом с тех пор, как впервые услышала о рубине.
— Все потому, — вдруг отозвался дряхлый старик, медленно поднимаясь с помощью деревянной трости, — что нас было недостаточно. Нужны были маги, чья сила смогла бы вернуть магическому рубину свою силу.
— И никто еще не обманывал нас, — подхватил Элид, останавливаясь напротив Афелисы. — Все мы обладаем общими способностями и бьюсь об заклад, что тебе приходилось немало узнавать о человеке, не познакомившись с ним.
— Все верно, — одобрительно кивнула жрица. — Маги из Гроунстена связываются с нами каждый день, что дает нам знание о помышлениях охотников.
— Когда рубин получит достаточную силу, все живое на острове умрет, — заключила вторая женщина, заправляя за ухо темную прядь волос. — Мы уверены, что твари промышляют не дальше его пределов. Старейшины в Гроунстене скоро присоединятся к нам, чтобы покончить с этим процессом.
— По крайней мере, нам будет важно их состояние, — пояснила девушка в темном одеянии. — Если окажутся нездоровыми, то и толку от них не будет.
— Да, я тоже думала об этом. Тебе лучше не высовываться из темницы, если не хочешь словить подозрения, — призвала жрица. — Нам не нужны проблемы от одного человека, — она наградила Афелису прожигающим взглядом, улавливая на застывших губах невысказанные слова.
Что-то схожее было в двух жрицах: их внешность и тон голоса были словно цельными. Афелисе не раз приходилось слушать нравоучения и справки о своей воле. Одна из них, весьма высокая и широкоплечая женщина, наказывала ту девушку, — по-видимому, приходившуюся ей дочерью, — еще не вкусившую тяготы взрослой жизни.
Первая их встреча состоялась при собрании, когда Афелиса с удивлением глядела на незнакомку, чья голова была покрыта черным платком и склонена к груди.
Хрупкое тело под пышным одеянием ни разу не шевельнулось, взгляд не косился на окружение; лишь под конец, когда разговор стих и бойкий жар юного сердца стерся в пепел, она слабо кивнула матери и тайком вышла из помещения. Шаги ее, стремительно спускающейся по лестнице, эхом донеслись до Афелисы, а после осторожно смолкли.
Странным оказалось то, что всем магам не было дозволено покидать темницу, — да даже проявлять признаки жизни! — а тут прямо перед ее глазами девушка, ранее не знакомая и весьма эксцентричная, сходит к выходу и мелькает в окне, уходя задним двором.
Чудаковатость правил, установленных не для всех раздражала Афелису, чье желание свободы яростно разгоралось внутри.
Ей хотелось уяснить все тонкости их дозволенностей у жрицы, приходившийся матерью незнакомке. В одном разговоре она с возмущением упомянула об этом.
— Могу ли я узнать, раз уж Вы заговорили о строгих правилах, то почему не все из нас их соблюдают? — спросила Афелиса, поднимаясь со стула. — Или все здесь работает не так уж и честно?
— Не все соблюдают? — повторил Элид с непониманием. — Как же не все? Да ты шутишь, должно быть! Все мы здесь на равных!
— Но вчерашним днем я видела, как та девочка, что раннее тоже была здесь, но снова куда-то ушла, выходила на улицу. Как же все честно, Элид? Кажется, ты обманываешь себя.
— Ха-ха, так ты про Илекс! Ха-ха, а я-то думаю, кто, право, не послушается жрицам! Однако, наверное, старейшина все же главнее их будет, — засмеялся Элид, зашивая грязную рубашку, случайно уколов иглой палец. — Теперь кровь будет… совсем не отстирается, — досадно выдохнул юноша, с неким сожалением взирая на проступившую кровь. — Но, думаю, мне не привыкать!
— Ты не ответил на мой вопрос, — настаивала Афелиса.
— Ты про что? А, про проступки Илекс… могу только одно сказать: ей жуть как не повезло! Она доставляет нам еду и одежду, и бедной Илекс приходиться быть служанкой, а жрице не возразишь. Все здесь делается по ее желанию.
— Тогда все ясно. Но мне всё равно не ясно, почему её всё ещё не подозревают? Илекс ведь всегда ходит в черной одежде, пугается каждого шороха, неразговорчива в конце-концов.
— Мне-то откуда знать? — Элид пожал плечами. — Если бы мы здесь были не одни, то жрица бы уяснила свои требования. Все, что я могу сказать, это то, что она сделалась мне будто бы настоящей матерью. Славная женщина!
— Мне многое неизвестно о вас… Все как-то вскользь, ничего не ясно. Может, ты расскажешь что-нибудь?
— Что ты желаешь слышать? Я могу очень много рассказать, но потом ты скажешь, что ненадобно было такие глупости упоминать. Это мне постоянно Илекс говорит, но иногда даже смеется и шутит, хотя это редкость. Она моя единственная подруга, эта загадочность в ней привлекает меня. Ты наверняка думала, что она похожа на монашку, но нет, — воскликнул Элид, отложив рубашку в сторону. — Илекс не приписывает себя ни к какой вере, а ходит в платке только потому, что ей так любо смотреть на себя в зеркало. Чудно, не правда?
— А что же насчет жриц? Я замечала их схожесть: они точно сестры, но, однако, при этом они совершенно не похожи, — сказала Афелиса, осознавая глупость своего высказывания. — Надеюсь, ты поймешь, о чем я…
— Кажется, понимаю. И нет, они вовсе не сестры. Обычные колдуньи, как и ты, которые нашли друг друга ради благих целей. Я еще тогда был приемником Милады и до конца не знаю, как создавалось сборище магов.
— Я вот думаю, — Афелиса придвинулась поближе к парню, — Ты упоминал, что жрица Милада сделалась тебе настоящей матерью. Но до этого у тебя не было семьи?
— Не было. Но я и не жаловался, меня быстро приняла Милада и я спокойно жил да поживал. Только не надо о моей наискучнейшей жизни, глупость какая-то! Давай лучше о том, как ты вообще покинула Гроунстен. Там ведь каждого человека контролируют, все проверяют, думают, что и впрямь найдут предателя, смешные такие! Все еще не могут понять, что там только они твари, — усмехнувшись, Элид искоса посмотрел на Афелису. — А ты? Как тебе удалось выбраться живой? Признаться, я до того наслушался рассказов всяких от Илекс, что и слушать более не хочу об охотничьих вещах. Нудно и глупо. Сидеть в этих темных стенах не в удовольствие, но глубоко надеюсь, что мы когда-нибудь будем свободны.
— Я… — повторила Афелиса, точно припоминая. — Ну, это было не так уж и сложно. Еще тогда, годами раннее границы не охранялись, и любой желающий был вправе покинуть родные края. Сейчас все переменилось. Казнь угрожает каждому охотнику, навлекающему на себя подозрения и, кажется, всему виной мой поступок. Ты догадался, я и вправду скрывала ото всех свои способности и даже сблизилась с одной интересной девчонкой, с которой мы поныне в разлуке. И я не знаю, где она может быть, хотя всячески надеюсь, что не в пределах Гроунстена.
Взор ее вскинулся на наручные часы Элида. Золотой циферблат сверкал, переливаясь под лучами солнца, а стрелки неторопливо проворачивали обыденный путь.
— Неплохие часы, — заметила она, приглядываясь. — Точно натуральная кожа, сейчас такие нелегко достать.
— Мне повезло с ними, это наследство, — возгордился мальчик, торжественно демонстрируя ценную вещицу. — Я рад, что ты заметила.
— В детстве отец мой коллекционировал часы, и они по сей день нагоняют на меня тоскливую ностальгию, — вновь перешла на тихий тон девушка. — Думаю, наш разговор уже не имеет смысла, Элид. Тебе пора по делам.
— Делам? Каким еще делам? — с жаром вспыхнул он. — Никаких занятий нет! Я же говорю, полная скукотища!
— Как скажешь, — улыбнулась Афелиса и взглянула на темную тень у порога. — Эй! — воскликнула она в удивлении, стоя как вкопанная.
Девочка в страхе скрылась за поворотом, поджимая руки к груди. Элид вмиг подскочил с холодного пола и выбежал из комнаты, попутно крича ее имя.
— Илекс! — эхом прогремело среди толстых стен, — Подожди же! Чего ты убегаешь?
Афелиса сидела в углу, как бы в ожидании чего-то, впрочем, и сама не зная зачем. Ей и в голову не приходило уйти, видя суматоху среди вечной тишины. Казалось, вся вселенная разбила стеклянную ценность, и, позабыв обо всем, она в спокойствии смогла бы высидеть в сыром помещении три года сряду, где бы никто не повстречался ей, не считая крыс.
Иной раз сверху слышались отголоски тяжелого разговора. Элид громко восклицал, не осознавая, как легко нарывается на скандал со жрицами. После в неопределенное время начало смеркаться. Размеренные шаги послышались вдоль коридора, намереваясь встрепенуть и высвободить Афелису из неважного состояния. У порога показалась Милада. Вид у нее был спокойный, хоть и бледность кожи придавала ей болезненности.
— Мы собираемся на чаепитие. Присоединишься к нам? — подошла она поближе.
Сконфузившись, Афелиса что-то пробормотала в предательском смущении и вмиг вскочила с пола. Поймав внимательный взгляд Милады, румянец выступил на ее тощих щеках, а взгляд свелся в пол. Посмотрев в темное окно безо всякой мысли, она вскинула взор исподлобья, точно пугаясь величия жрицы.
«Возможно, я и впрямь многое себе позволяю, находясь тут, — подумалось ей. — Здесь люди важные, и любая шутка позор… Впрочем, просто перестану вести себя, как дома».
— Перекусишь, поговорим. Не нужно так нелепо растрачивать силы, — разъяснила Милада после некоторого молчания. — А впрочем, как пожелаешь.
— Я хочу!.. Да. И пойду с вами.
Жрица в конце концов одобрительно кивнула и жестом словно приказала пройти по лестнице. Потоптавшись на месте, Афелиса отправилась вслед за женщиной.
Стены, словно стянутые кромешной темнотой и страхом, вытесняли все светлые чувства, отчего порой не хватало сил находиться в этом разрушенном омуте.
Афелисе, впрочем, приглянулось платье жрицы. Золотистые вставки сверкали по краям, облегая бедра и спускаясь ниже, к голени, а черный плащ, накинутый на широкие плечи, тихо вился следом. И лишь одна мысль не давала ей покоя, — она поистине жаждала ответа все эти года заточения. Казалось, что рассказ о магическом рубине был лишь легендой, потому что ей никак не объяснили действия его сил.
Элид, открытый и приветливый юноша, не раз рассказывал, что вскоре остров покроется волшебной, но едкой пеленой магии, стирающей всю живность, вплоть до мелких насекомых. Тогда чудесный Гроунстен станет огромным кладбищем грешников среди древнего моря.
Однако, как же маги смогут стремительно покинуть остров, не оставив после своего ухода подозрений или тайного знака о поре охотничьим действиям? Многие факторы не уживались в ее голове, но девушка мечтала вскоре вникнуть в мотивы магов поглубже.
Комнатка, озарённая светом от трех ламп, находилась под крепким куполом. Виделось, что именно здесь уживался их быт и стесненная жизнь униженных судьбой людей. Деревянные сундуки, покрытые клетчатой тканью, вплотную были прижаты к стене. Мягкие подушки на каждой из таких кроватей выглядели изношенными и грязными. Подле них Афелиса заметила черные сумки с едой и стопки сложенных одежд. В одном углу, до которого доходил свет, все было также, однако куски ткани оказались разбросаны на полу, а из небольшого чемодана выглядывали изорванные в клочья платки.
Впервые ей в голову взбрела мысль об неухоженности Элида и интуиция на славу ее не подвела. Спустя минуту он уселся на пол подле сундука, оперевшись на него спиной, точно разглядывая свое необычное окружение. По соседству, совсем рядом, прибранный и порядочный уголок скромной девочки. Над головой, под самым куполом на стянутой веревке по обе стороны сушилось белье над самым центром комнаты. Единственное окно, занавешенное черной тряпкой, проглядывало в коридоре, и не успела Афелиса оглянуться, как дверь с шумом захлопнулась.
— Нам нечего и некого ждать, — провозгласил Элид, проходя мимо Афелисы. — Поэтому волноваться не стоит.
— Мне и вправду нужно кое о чем спросить вас, — неловко напомнила о себе она. — Не страшно ли вам ютиться у самой крыши, опасаясь, что кто-либо посторонний может зайти?
— В этом нет нужды: никому не интересна заброшенная темница, и все городские уже давно позабыли о ней. В первые мгновения мы сторожились и прислушивались к каждому шороху, но вскоре осознали, что это Богом забытое место.
— Но еще тогда неугомонные искатели приключений наживались на проблемы, пытаясь пробраться сюда, — хриплым голосом вспомнил старик, яростно возмущаясь. — Едва не узнали о том, что жизнь здесь все еще хранится, да быстро перепугались.
— Я тоже помню, — согласился Элид. — И знаете, мне безопасно находиться в месте, которого все боятся. Не странно ли? — он резво развернулся к Афелисе.
— Думаю, это сыграло вам в пользу.
— Именно, — подтвердил он, подавая ей чашку чая. — Держи.
— Благодарю.
Сказав это, Афелиса присоединилась к кругу разгорающегося диалога. Все без исключения, — даже тот дряхлый старик под старческим порывом, с воодушевлением припоминал восстание служивших поневоле, случившееся в период юношеского энтузиазма. Илекс спокойно наслаждалась угощением, перекидываясь с другом парой слов, одновременно получая наставления от матери. Чувства на ее маленьком лице стремительно переменялись от неловкого смущения до странного восторга и веселого настроя, стоило ей заговорить с Элидом. Одна Афелиса, кажется, так и не смогла пристроиться ни к одной компании, пока один из разговоров не коснулся ее личности и прошлого.
— Слушай, Афелиса, — окликнула ее вторая жрица. — Я, конечно, многое слышала о тебе, но, кажется, неправда это все. Говорили, что какая-то охотница нагло обманула охотничьего командира в служебной измене и подставила убийство. Подробностей я не знаю, но, вспоминается, звучало это именно так и в таком тоне.
— Было одно дельце, весьма неприятное и вспоминать его не хочется. Одно из таких, какое нужно забыть навсегда, иначе совесть будет карать меня снова и снова, — отмахнулась Афелиса, тайком изворачиваясь от темы. — А что насчет Вас? Элид, естественно, приводил мне справки, но хотелось бы услышать Вашу историю из самой создательницы.
— Я рассказу об этом позже. Сейчас, я настою на том, чтобы ты рассказала мне обстановку Гроунстена в том прошлом. Магов в то время было побольше на острове, но, видимо, ты одна из тех, кто смог покинуть его вовремя. Мы ценим это. Скверно и положение охотников — они ошибочно полагают о своей скорой победе, видя, что маги больше не преграждают путь к захвату. Я могла бы говорить об этом вечно, Афелиса, но боюсь, что мимо наших ушей проскользнет кое-что важное, — легкая улыбка проявилась на ее смуглом лице и, обернувшись ко всем остальным, более она не беспокоила Афелису.
«Странное дело, — беспрестанно рассуждала девушка, отдалившись от толпы. — Все они разные по внешности, характеру и даже манере речи, но судьба свела их к единой цели. Не перестаю думать о их сплоченности и силе души в критическое время, наносящее им огромные раны. Право, у них, как и у меня, раскрыта магическая способность, но вот незадача, — они получат от меня немногую силу, а оттого рубин не сможет загореться в полной мере. Надеюсь на помощь других магов, иначе план потерпит крах, — мысли внезапно загорались и тут же потухали в холодном пепле. — Гроунстен и вправду вскоре станет обыкновенным земным кладбищем. Кто бы мог подумать, что острова больше никогда не коснется солнце»
Легкий ступор затмил ее рассудок, а усталость клонила в сон, отчего ей слышались знакомые отголоски. Оперевшись спиной об стену, она закрыла глаза и пока не уснула, когда Элид резко дернул ее плечо и прокричал прямо в ухо.
— Эй, может, тебе постелить что? — звонкий голос ударил по ушам, отчего она мгновенно отскочила подальше, осматриваясь по сторонам. — Афелиса.
— Что?.. Зачем так кричать? — в гневе прошипела она, стиснув зубы. — Я знаю, ты сделал это намеренно!
— Нет, и мне обидно, что ты делаешь такие выводы обо мне, — возразил Элид, подходя ближе. — Я желаю тебе добра и непременного удобства. Что же ты наговариваешь на меня? Можешь занять мою кровать, я не буду сегодня спать.
— Что же ты спать не будешь, а? — подозрительно фыркнула Афелиса, вглядываясь в его невинные черты. — Нет нужды беспокоиться обо мне.
— Ты же мой друг, — Элид опустился на колени перед испуганной Афелисой, кладя руку на плечо. — Этой ночью тебе необходимо отоспаться, чтобы насытиться силами перед трудным днем. Пойдем.
Они встали, и Элид под руку повел Афелису к кровати; однако вскоре, то ли от обыкновенного отвращения, то ли под порывом злости, девушка отняла ладонь. Подойдя к сундуку, Элид тут же поправил простынь и застегнуть молнию сумки, желая показать дружественную заботу; он и впрямь за несколько мгновений убрал беспорядок и уподобил угол чистейшей идиллии Илекс.
— Если тебе понадобиться что-то или станет неудобно, — зови меня.
С этими словами он отошел от Афелисы в стихший круг магов. Странные шепоты, тихие отголоски звучали в голове, и она хотела услышать иную мелочь, сказанную ими, однако до того упрятанную, что доносились до ее ушей лишь опечаленные вздохи Элида.
Толпа вновь прониклась в буйство разговора, и только ближе к полуночи свет потух. Афелиса чувствовала легкий шорох близ нее и едва вздрогнула, не смея раскрыть глаза и рассмотреть источник шума. Но ей до того желалось узнать их тайну, что даже страх не смог восторжествовать над рассудком. Через несколько секунд шум стих, и послышался тоненький голосок Илекс.
— Скорее, — шепнула она, стоя у двери. — Все уже давно пошли.
Афелиса почувствовала тусклое свечение, ослепившие ее глаза. Илекс еще пару раз позвала Элида, отходя немного дальше, так что свет медленно убрался со спящего лица Афелисы. Где-то над головой послышался зов сов, а чуть ближе Афелиса ощутила легкое, словно случайное прикосновение. Застыв подобно мертвецу, она всеми силами воздерживалась от желания поглядеть на ладонь, оцепеневшую на ее коленях.
— Уже иду, — отозвался Элид, тут же убирая руку. — Ты взяла книгу?
Отдаляющиеся к двери шаги вскоре и вовсе стихли, превратившись в каменное эхо. Дверь со скрипом закрылась, и комнату поглотила мертвая тишина. Ни единого шороха не доносилось — лишь звук торопливых шагов тихо доживал свои последние секунды. Афелиса приоткрыла глаза и осторожно огляделась. Все было по прежнему, убранство оставалось на своих местах. Жуткая темнота резала глаза. Девушка медленно села, приходя в себя.
Ноги отяжелели, мгновенно став ватными, так что подняться не было сил. Частое страдание Афелисы настигло ее в самый неподходящий момент.
Встав с кровати, она медленно пошла вперед, к дверям, выставив ладони перед собой. Девушка успевала разглядеть местоположение многого, хотя иной раз все равно спотыкалась о знакомые вещи, расставленные словно в другом месте. Ведя рукой вдоль стены, в которой должен быть выход, Афелиса через пару мгновений нащупала ручку.
Дернув за прохладную металлическую часть, она приоткрыла дверь с ужасным скрипом, отчего ей показалось, что кто-то прямо сейчас возвращается.
Замерев у порога, девушка с минуту прислушивалась к каждому шороху, приходившему даже извне, но после с облегчением осознала галлюцинации страха.
Коридор освещал лунный свет, падающий из окна, и фонарь, стоящий на полу посреди прохода. Внезапно она задумалась о странности своих действий и сделала шаг назад. Что, если маги вздумали промышлять обряд, а ее не допустили из-за ужаснейшей неопытности?
Страшные мысли вогнали ее в ступор. Желание запретного тяготило ее куда сильнее, чем страх последствий.
«Если они и узнают, то только на утро, верно? — спрашивала она у себя. — Элид упомянул, что ночью он не будет спать, следовательно, он непременно отправился с ними. До утра я в безопасности».
Не двигаясь, она глянула на лестницу, пытаясь уловить голоса: ей хотелось разузнать издалека ночное их собрание. Шагнув на ступень так случайно, она не смогла управиться с собой, следуя порыву любопытства. Сходя все ниже, без лишнего шума она оказалась на уцелевшем этаже. Коридор разветвлялся, и, пойдя в правую сторону, монотонный, будто бы опечаленный голос Малиды доносился до нее все громче.
«Они уже начали и не будут рады моему появлению, — Афелиса отчаянно пыталась избавиться от назойливо зудящих над ухом мыслей. — Раньше мои силы никогда не подводили меня, но, по истечении времени, совсем иссякли. В любом случае, раз уж я присоединилась к ним, они целиком и полностью должны были включить меня в их круг… может быть.».
Обряд, как казалось Афелисе, был в самом разгаре. Она прижалась к стене, откуда звучали речи жриц, ненароком заглядывая в щель приоткрытой двери. Адреналин и лёгкое предчувствие опасности кипятили кровь. Она пребывала в упоении от запретных желаний и была готова совершить немыслимые вещи на благо риска. Странная картина открылась ей: все маги стояли, сгруппировавшись у небольшого столика, и, не отрывая взгляда, словно ожившие мертвецы, слушали речи о возрождении сил магического рубина. Даже Элид, отличавшийся своей буйностью и веселостью, будто привороженный уставился на сверкавший в руках жрицы шар.
Отдалившись, за спинами других, точно отверженная, тихо стояла Илекс, держа в руках стопку старых рукописей.
— Все же, мы надеемся, что действо не потребует жертв, — заключила Милада, сложив руки за спину. — Рубин может потребовать что угодно — будь это объектом появления магических сил, — и мы никак не можем предсказать, вопреки нашим связям.
— В любом случае, — мужской бархатный голос зазвучал прямо из шара, — нам нужно держать жертву наготове. Желательно, приискать заранее: без обмана здесь не обойтись. Лишь истинный патриот будет готов отдать жизнь ради спасения родных краев…
— У нас уже есть один человек, — сказал Элид, высовываясь вперед, — не волнуйтесь.
— И вправду. Будем надеется, что вы сохраните силы в безопасности.
— Как скажете. Что насчет вашего отъезда? — добавил Элид.
— Мы прибудем уже на этой неделе вместе с рубином. Нам на благо будет остаться без подозрений у местных жителей, ведь магов в Гроунстене больше, чем в ваших краях, пусть это и нигде не озвучивается.
— Вы должны добраться сюда со славными колдунами, лишь тогда мы сможем с радостью принять вас.
— Разумеется. Но, кажется, наше собрание пора завершать. Время поджимает, вы, должно быть, понимаете, какую важность оно для нас несет…
Обменявшись парой слов, к сожалению, не расслышанных Афелисой, шар вмиг погас, а маги начали расходиться. Ранее магический шар, переливающийся блестками, в котором промелькнуло мужское лицо, истратил свои силы и превратился в обыкновенную серую материю. Все маги отошли от стола, сходясь к стене близ Афелисы, перешептываясь между собой. Девушка ступила два шага назад, а сильная тревожность расщепляла ее рассудительность и силы. Это казалось преступным делом, за которым следует смерть. Она простояла с полторы минуты, сжимая ладони в кулак, пока не услышала возглас жрицы.
— Пора возвращаться, — громко напомнила она, и все ступили на выход.
Сигнал, поданный Миладой, Афелисе послужил последним шансом добраться до самого верха без приключений. На носках, тихо перебираясь, девушка спряталась за угол, прислушиваясь к их шагам. Винтовая лестница, ведущая к ночлегу, находилась на виду у самых проходов двух разветвлении. Время поджимало. Выдохнув так встревоженно, она проскользнула из-за угла на лестницу, а после мигом побежала, насытившись успокаивающей мыслью о том, что излишний ее шум не доносится до ушей магов. Они, кажется, все еще толпились в коридоре, но шаги их были способны заглушить шум Афелисы.
Взобравшись на самый вверх, она остановилась у стены и снова прислушалась.
Разговоров более не было, а дверь ужасно скрипела.
Медленно, боясь произвести шум, Афелиса открыла ее, озираясь по сторонам. Тревога душила, а руки мелко тряслись. Открыв небольшую щель, в которую она могла бы пройти, Афелиса тайком спряталась в кладовой.
Приоткрыв дверь, она наощупь проскользнула на сундук и с беспокойством легла. Разные чувства смешались внутри нее. Радость, страх, разочарование, и все виделось ей ужасным: мысли об услышанном никак не укладывались.
Звуки шагов приближались, а голоса все до единого смолкли. Девушка подумала, что они могли что-то заподозрить, и вмиг отвернулась к стене, приняв спящий вид. Затаив дыхание, ей оставалось только слушать и делать выводы о своем успехе остаться незамеченной. Дверь отворилась, и маги вошли в комнату. Убежище, словно угнетенное напряжением, оставило неприятный осадок.
Старик, которому едва удавалось передвигаться, что-то пробурчал и слег на сундук. Успокоенное, точно мертвое лицо его не подавало признаков жизни. Изредка он храпел и переворачивался с бока на бок. Илекс в смятении прибежала к своей кроватке, что-то обговорила с Миладой и без шума уснула через полчаса. Элид и жрицы, не спавшие еще час, сидели в тишине, пока женщина не решилась предложить выпить чай.
Ночь тянулась долго и медлительно в сознании Афелисы. Сон не шел, а страх лишь отгонял его. Поддерживая сонный вид, она тайком подслушивала разговор Милады и Элида, страшась пошевелиться.
— Но, постой, — Элид протянул к ней руку, останавливая. — Без жертвы совсем никак? Может, та информация была не достоверна и… в конце концов, нам удастся сохранить?..
— Элид, — обращалась она к мальчишке, — нам не дозволено совершать ошибки, иначе это грозит выйти нам боком. Мы будем следовать наставлениям высших сил и подчиняться. Мы не вправе управлять желанием старейшин.
— Ты же знаешь, какие они — высшие силы. Сплошной обман и эгоизм. Все колдуны знают, что им вдоволь хватает энергии возродить рубин, но никто не хочет восстанавливаться после церемонии. Что уж говорить, — разочарованно выдохнул Элид, — если даже дата церемонии не назначена до сих пор. О какой серьезности может идти речь? Слышишь?
— Не нужно глупостей, дорогой.
— Глупостей? Да я один здесь, кто не подчиняется этим высшим силам, потому что имею свое право!
Язвительный смех Милады поверг парня в шок.
— Ты? Имеешь право? Низшие колдуны не способны воспрепятствовать воли старейшин, усвоишь ли ты это?
— Все равно, Милада. Я буду стоять на своем.
— Довольно, — резко прервала она Элида, у которого явно в голове толпились невысказанные мысли, — мне неохотно слушать твою юношескую брехню. Ступай спать.
Сконфузившийся Элид, временами содрогавшийся до чертиков в порыве гнева, что-то шептал про себя, будто бы скороговоркой, но после стиснул зубы и уселся на кровать. Мелида ни слова не обронила, но Афелиса чувствовала напряженность ситуации и то, как мальчик тяжело вздыхал. Они семья, думалось ей, однако кто-то вонзил клинок между ними. Впрочем, что бы ей не приходило в голову, от каждой мысли клонило в сон, а глаза невольно смыкались. Хотелось уснуть только ради отвержения плохих мыслей.
Ранним утром, кажется, еще на восходе, как после сообщил ей Элид, хорошо выспавшаяся, она проснулась после долгого сна. Это сновидение промчалось перед ней так быстро, но в ее памяти все еще уживались мельчайшие ее детали. Лениво потянувшись, девушка ненароком увидела мальчишку, повернутого к ней спиной. Он стоял у небольшого столика напротив входной двери и что-то творил. Она не могла четко разглядеть предмет в его руках, но могла предположить, что тот точит ножи. Афелиса лежала без действий, изображая сонный вид, ибо вставать сейчас ей представлялось некомфортно. Прошло минут пять и в стороне послышался шорох, а затем хриплый кашель. Илекс сразу же уселась на кровать, уставив глаза в пол. Заметив ее, Элид и не подал вида, хоть даже и чуть вздрогнул от неожиданности и засуетился. Он быстро, неловкими движениями спрятал ножи и с волнующей улыбкой посмотрел на нее.
Девочка все еще не могла прийти в себя. Весь вид ее вторил о погружении в мысли до того, что она некоторое время не замечала фигуру Элида перед ней. Однако, подняв голову, засмущалась и до жути стало неловко, что она закрыла румяное свое личико руками, неумолимо прося извинений.
— Прости, я что-то забылась. Ты знаешь, что со мной часто случается подобное, — девочка глядела на него невинно, но стеснительность ее вмиг спала спустя долю минуты. — Зачем так рано поднялся?
— Не спалось, — отрезал Элид.
— Правда? В последнее время бессонница прямо овладела тобой, — она улыбнулась.
— У меня есть свои причины. Не уверен, что выражусь правильно, говоря о бессоннице, — Элид уселся рядом с ней, поворачиваясь боком. — Это не всем нужно знать.
— А мне расскажешь? — шептала Илекс, оглядываясь по сторонам. Она приближалась к нему так близко, что кажется, носы их могли соприкоснуться.
— Тебе?.. Хм, — задумчиво произнес он, — могу, ведь доверие мое к тебе бесценно. Только потом: не думаю, что все будут долго спать.
— Хорошо, Элид, — Илекс кивнула и вскочила на ноги. — Если это ужасная, страшная новость, то мне хотелось бы услышать ее из твоих уст, — тихо сказала она, грустно и задумчиво склонив голову и не подозревая, каким сверкающим взглядом глядел на нее Элид, — но, кажется, я начинаю догадываться, что ты имеешь в виду.
Девочка вздрогнула и поглядела на Элида. А тот с особой внимательностью слушал ее.
— Я бы не прочь рассказать сейчас, только нам нужно отойти.
— Как скажешь, — ответила Илекс, — пойдем.
Они отворили дверь и мигом пробрались в коридор, далее спускаясь по лестнице. Илекс шла медленно, будто не отоспавшись. Наконец, Элид привел ее в помещение, раннее знакомое ему и Афелисе.
— Думаю, здесь слышно ничего не будет, — сказал Элид, — только пообещай, а лучше, поклянись, что больше никому не расскажешь об услышанном.
— Обещаю.