— Я всегда честен с тобой, Илекс. И буду говорить тебе только правду, ведь это всё не случайно произошло, — говорил Элид, потупив взгляд. — Все здесь — не есть пустое стечение обстоятельств. Сказать честно, я против намерений жриц. Вот не нравится мне это и все. И никто не заставит меня исполнять их волю.
В порыве взбушевавшейся злости он сжал ладони в кулак, садясь на подоконник, что прогревал луч света из шелохнувшейся занавески. Парень помолчал несколько секунд, украдкой, как бы пытаясь казаться незаметным, глядел на Илекс, ожидая ее слов. Он нуждался хоть в одном изречении, как никогда четком и прямом, отражавшим истинный приговор.
— Ты пойдешь со мной, — твердо заявил Элид, но минуту спустя смутился и деликатнейшим образом продолжил, — …хотел бы я. Знаешь, мы пойдем не одни — по крайней мере, я так надеюсь.
— Куда пойдем? Как же? Да ты обезумел в этой темнице! Нас ни за что не отпустят, — в возмущении проговорила Илекс, то вскрикивая, то вдруг продолжая шепотом, осознавая, что кто-то может проснуться. — Точно сумасшедший!
— Ты расстраиваешь меня… а я то думал, что ты не разделяешь их чёрствых мыслей. Ты хоть знаешь, что они задумали?
— Я… честно говоря, только догадываюсь, — потупилась Илекс, ощущая грозный взгляд друга, — но лишь слышала, что они собираются приносить жертву.
— Вот. Это омерзительно! Неужели я один догадался, что жертва эта — один из нас? — он спрыгнул с подоконника и, прислушиваясь к шуму, тяжело выдохнул. — Я даже знаю — кто.
— Афелиса? — кратко проговорила девочка, прижимаясь к каменной стене. — Она недавно с нами и уже хотят изгнать.
— Неправда, все ложь. Наоборот они, впрочем, заманивают ее в ловушку. Она, конечно, хорошая подруга, но при мысли, что ее приняли так тепло с распростёртыми объятьями в круг магов, не дает мне покоя. Уж тем более, что Афелиса бывшая охотница, а может и сейчас она выслеживает нас, узнает о планах и докладывает все командирам.
— Она не могла, Элид, — настойчиво твердила Илекс, без капли смущения. — Эта девушка во многом сильна и способна стать колдуньей. Я говорю о величии, известности и могуществе. Возможно, в твоих словах есть только опасение, и, во всяком случае, мы не можем долго задерживаться здесь.
Илекс, шагая на носках, медленно подошла к двери и, прижавшись к стене всем телом, посмотрела на лестницу. Из ночлега не доносились голоса, что облегчало и пришлось им в огромную пользу. Элид замолчал так уныло, словно недопонятый ребенок, хотевший рассказать о своих детских пристрастиях, однако взрослые и другие ребята восприняли в нем лишь обыкновенную затею. Илекс не обращала внимание на его чрезвычайную отчужденность и молчаливость в таких ситуациях, и сама держалась холодно и непоколебимо. Взмахом руки она позвала его следовать за собой и мигом спряталась за стеной.
— Подожди, — остановила она парнишку, — что это были за ножи, и зачем они тебе надобны?
— Средство выживания.
Он взошел на лестницу и, более не оборачиваясь, без опаски зашел в маленькую комнатку. Илекс же до полудня никто не видел.
Все оставалось по-прежнему. Иногда, правда, не очень часто в последнее время, маги организовывали собрания, всячески отказываясь от приютившейся у них Афелисы. Но происходило это в ночное время, так что ей ничего объяснять не приходилось. Как-то раз Афелиса задала Миладе ненавязчивый вопрос о том, что слышит каждую ночь шум и скрип двери. На ужине жрице удалось в силу обстоятельств скрыться от расспроса и сделать вид, что пропустила ее говор мимо ушей. Но услышали другие присутствующие. Настроение у Афелисы было прескверное. Мертвые стены будто бы выжимали все оставшиеся силы, рассыпая ее на части. В общем, последние дни обошлись ей особенно худо. Все из неясного ей чувства или мысли остерегались ее компании и даже молча проходили мимо на зов помощи. Что уж говорить, если даже самая честная и светлая душа этого захудалого местечка оскорбила ее достоинство пред всеми так нелепо и прямо, что все живое, трепещущее внутри нее, сжалось в ничтожное страдание. Жрец, казалось бы, обладавший особенным пониманием людей, больше не стремился беседовать и проводить с ней вечера. В увядшей темнице не различались времена суток. Все оставалось монотонным и вечным в своем отсутствии перемен. Именно в тот последний день, когда ее хоть немного замечали, Милада, смотревшая на нее дружелюбным и снисходящим взглядом, вмиг похолодела, что не могло ни вызвать подозрений.
Говоря о письмах Розалинды, то Афелиса не получала их с момента своего бегства. Они сыпались на неверный адрес и могли бы стать объектом для чужого любопытства, но тот домик в Графвиле мигом снесли после ее ухода. Ей хотелось выйти на свободу, прижиться в толпе и навсегда отказаться от единственного пристанища, которое угробит ее жизнь во благо ее народу. Вот только казалось это невозможным. В то время поступало много угроз со стороны охотников, а маги могли лишь прятаться в укромных уголках мира, затевая великий переворот, что войдёт в историю Гроунстена. Как стало известно, что они были отправлены и на Графвиль, рассчитывая на огромное скопление врагов своих в маленьком государстве. Переживания и непосредственное желание скорейшего решения высших сил ощущалось на лице двух жриц. Со жрецом они советовались об их следующем шаге, и даже прогремела мысль среди них об одиночном возрождении магического рубина. Элид услышал это совершенно случайным образом и тут же хотел воспротивиться их желаниям своим ненужным голосом. Получив лишь наставления и требование послушания, в нем загорелось скорейшее стремление доложить все дела жрецов Афелисе.
Случился этот разговор неожиданно и как-то невзначай. Элид долго рассуждал о том, стоит ли воспротивиться своей «матери» во благо одной беглянки. Но, все-таки, дружеские чувства и чрезмерная доброта, в чем он стыдится, не могли опуститься в поражении. Во время сильной болезни он вывел Афелису на самый первый этаж и хотел было остановиться, сознавая ту грань крайности, которую он переступил, однако, немедля завел ее в подземелье. Афелиса отталкивалась и с жаром требовала объяснений, но Элид крепко сжал ее руку и говорил, что расскажет обо всем на месте.
— Зачем это все? — в панике выкрикнула Афелиса, — Не пойду туда… Знаю я вас… чертей подземных.
Холодный пот выступил на ее побледневшем лице, а страх искрился в черных глазах. Угрожая и уж доходя до крика, Элид успокаивал ее каждый раз, как это было днями назад.
— Я, разумеется, все тебе разъясню, Афелиса, а теперь…
Он усадил ее на стул и медленно опустился на колено. Афелиса пристально вглядывалась в его черты, безумно часто дыша, словно длинные бесовские пальцы беспощадно извивались вокруг ее худой шеи. Где-то вдалеке слышалось, как течет вода из-под старых труб и как капли оглушительно разбивались об пол. В темных углах беспрерывно копошились крысы, а пауки, не торопясь, спускались по тонкой паутинке вниз. Афелиса заметила лампу, тускло озаряющую убежище подземных крыс. Свет создавал особенно пугающие очертания чудовищ и скривленные темные фигуры, а мурашки спускались по спине тихо и так не скоро, что страх пронизывал до глубины души; возникло ощутимое желание вскоре увидеть нечто необычайно пугающее. Лицо Элида скрывалось в тени, но девушка чувствовала его скорое, нервное дыхание и видела, как сильно дрожали его тонкие губы. Слова крутились на языке, однако необъяснимое и неясное его сознанию сковывало Элида в клетке зловещего страха. Сквозь небольшую щель в двери просачивался свет ламп, что вызывало непоколебимое стремление рвануться к выходу. В один миг все стихло. Крысы не шумели в углах, отголоски извне исчезли, словно испарились в прозрачном тумане, даже дыхание его перестало быть столь порывистым.
— Успокойся, — прошептал Элид, протянул было свою руку к ее вздрогнувшему плечу, но вмиг замер, — не нужно смотреть меня, как на убийцу.
Ладонь его порывисто дрожала в едком желании опуститься на ее плечо. Сжав ту в кулак и тут же выпрямив, точно усомнившись, все же в смятении потрепал ее за плечо и мгновенно отвел руку в сторону.
— Что ты творишь, Элид? — спрашивала Афелиса, украдкой дотягиваясь до кинжала. — Неужели вы все же решили воплотить свои планы…?
— Слушай, — прошептал Элид, в спешке оглядываясь на дверь, — тебе немедленно нужно убираться отсюда, — Афелиса разомкнула губы, дабы вскоре возразить, но мальчишка прямиком продолжил, — неважно как… понимаешь? Главное, чтобы к часу ночи и духа твоего здесь не было, — скороговоркой твердил он, приближаясь все ближе, оперевшись двумя руками об спинку стула. — Исчезни. Просто напросто… Не волнуйся, я помогу тебе.
Афелиса глядела в его глаза, заполненные жутким волнением, и как только он непременно навис над ней, то слегка оттолкнула, после в отчаянии опершись локтями на колени. Мысли путались в безумном хаосе бедствий, а чувства захлестнули ее душу агонией мучений. Элид было снова прильнул к ней и медленно вытащил заточенный складной нож с кожаной ручкой, кладя его в девичьи ладони.
— Держи и мигом спрячь. У тебя есть мешок?
Она кивнула, заранее осознавая его прямое намерение отдать то, над чем Элид трудился в раннее утро, и отказа бы он не воспринял. Афелиса в одно мгновение спрятала нож в карман штанов и вскочила со стула в угасающем волнении. Именно равнодушие ее лица тронуло и показалось странным мальчишке, который ожидал нечто другое и более чувственное, что должна ощущать потерявшаяся среди кромешного хауса и предательства душа.
Афелиса, проговорив слова прощания, все время по обычаю своему упорно смотрела в землю, даже когда горячилась. Тут же она вдруг подняла голову.
— Мы встретимся когда-нибудь?
— Когда-нибудь непременно должны.
— Понятно. Спасибо тебе большое.
И вдруг дверь захлопнулась, а тощая фигурка беглянки исчезла. Теперь же волновали ее новые хлопоты, с самого того мгновения, как вышла она из подземелья и столкнулась в дверях с испугавшейся до дрожи Илекс, Афелиса тут же закликала ее молчать и кратко улыбнулась. Та раскраснелась в жутком смущении. Контраст с ее недавним мрачным видом был чрезвычайный. Тельце девочки дрожало под черной мешковатой тканью, отчего Илекс казалась младше своих лет. Они вскоре быстро распрощались, и как только Афелиса скрылась за углом, та мигом побежала к своему другу.
Элид очутился в совершенном мраке и стал искать рукой спинку старого дивана и очертания отступов в стенах. Вдруг сверху отворилась дверь, и показался свет. Когда Илекс, полная недоумения и смущения, стояла на пороге, то разглядела его в углу у стула (на который усадил он Афелису), стоящего в исступлении.
— Ты все же рассказал обо всем? — Элид вмиг обернулся на знакомый тоненький голосок с порога.
— Да, — отвечал он, — запри дверь и походи. Лампа только перегорела, — остановил ее мальчишка, — возьми фонарь с коридора.
Илекс тайком прошмыгнула в коридор, а после забежала в подвал с лучиком света в руках. Медленно подойдя к столу, она поставила лампу и села напротив мальчишки, предугадывая его беспокойство. Эта неделя обошлась ему боком: истощенный и переживший адские муки, в глазах мелькало сомнение; та мельчайшая доля недоверия к своим суждениям, от какой внезапно хотелось верить в правоту старейшин и, покорно склонив голову, без сожалений отдаться в жертвы.
— И как это случилось? — спросила Илекс, горя от нетерпения. — Расскажи мне обо всем. Признаться, я тоже немало переживала все эти дни и хотела было сбежать… Конечно, не стоило мне говорить об этом. Но этого нельзя отрицать. Так неужели ты жаждешь сбежать с Афелисой?
— Я ничего не говорил о себе, — твердость тона его заставляла Илекс не столь интересоваться, сколь переминаться с ноги на ногу и искать свое место, — только лишь о помощи.
— Тогда, если жертва пропадет, то они найдут новую.
— Найдут, — подтвердил Элид, сверкая прихлынувшим воодушевлением в глазах, — непременно найдут. Возможно, прямо сейчас и ищут.
— Запасной вариант всегда должен быть.
— Без этого никуда, — он уселся на стул.
Он не договорил и, как бы в отчаянии, облокотившись на стол, подпер обеими руками голову.
— Я, кстати, замечу, как странность, — перебила его Илекс, — что Милада совсем перестала мне извещать о чем-то и перестала быть чрезвычайно требовательной. Это радует. Я могу быть более свободной, хоть и странное же это дело…
— Со мной точно также. Кажется, у этих ребят грандиозные планы.
— Должно быть. Что же, долго нам лучше здесь не оставаться, — Илекс поднялась со стула и шепотом проговорила. — Пойдем же.
— Подожди. Так ты с нами?
— Я… знаешь…
— Не нужно сомневаться, — он резко схватил девчонку за руку. — Ты не знаешь, какая жизнь тебя ожидает за этими стенами. Все переменится. Так неужели ты хочешь остаться здесь и поддаться им?
Говорил он скоро, торопливо, но в то же время самоуверенно, словно каждый миг был на счету. Мысли его собраны и спокойны, не глядя на поспешный вид отчаянного беглеца. Элид смотрел на нее так пристально, что Илекс нехотя отводила глаза свои, горящие возмущением и потерянностью. Ни слова не смогла она вымолвить. Мрачный вид рассеялся, и на щеках появился румянец. Высвободив свою руку, она полушепотом, точно слезы подступали к глотке, вымолвила.
— Я не обещаю.
— Подумай же, — горячился Элид, наклоняясь к ней, — ты потеряешь здесь все! Абсолютно все! Не правильный ли ты сделаешь выбор, пойдя с нами? Мы мигом пристроимся и не будем воевать ни с кем, — замолчав, он, будто бы приискивая слова, чтобы верно все разъяснить, продолжил. — Ты дорога мне. А хочешь, мы убежим далеко-далеко, где нас, всех троих, никто не тронет? Это же замечательно. Я не оставлю тебя одну, как бы сильно не было мое желание…
Угнетение повисло над их головами. По лицу Илекс было видно, как невыносимо тяготит ее чувство долга и преданности, но, все же, подсознательно душа желала свободы. Не сказав ни единого слова, ни выразив жеста, она побежала к двери, прикрыв лицо руками. Элид тоскливо глядел на это поникшее в своем отчаянии существо, однако он ощущал всю истощенность своих сил. Элид вышел из подвала и, к счастью, не встретил никого на пути. Где-то вдалеке слышались шаги, а наверху — разгоревшийся спор. Очутившись напротив входной двери, он было сделал шаг вперед, но тут же остановился. Воля его требовала отчаянного шага, пусть и неяркого, неприметного, но, всё-таки, рассудком управляли черти. Переборов свое стремление, мальчишка, точно будто злясь на себя и все окружение, громкими шагами поднимался наверх. Каждая вещь, смеющая воспрепятствовать, становилась объектом излияния ненависти и безумной злости. Хотелось разломать себе кости, будто бы наказать себя за ту волю, что так подводила. Все же, маги замечали его недуг, но никто не понимал, вплоть до Афелисы. Ей не желалось обсуждать личные дела на слуху и глазах жриц, пытающихся узнать всю подноготную окружающих их магов.
На этот раз, к её удивлению, Афелиса застала мальчишку в чрезвычайной перемене. Он, правда, с какой-то жадностью набросился на нее, стоило той выйти в коридор, и стал слушать каждое слово, но с таким растерянным видом, что, кажется, сначала он не понимал ее слов. Но только девушка упомянула о приближающемся закате, как он неожиданно вышел из себя.
— Как я не хочу это слышать. Лучше замолчи! — воскликнул он, чуть не в сумасшествии, — Не хочу слышать ничего подобного.
На удачу, Афелиса отошла достаточно далеко от убежища, и услышать их было сложно. Она впопыхах успокоила его, грозя провалившимся побегом.
— Снова об этом…
— Ты ведь сам предложил и предупреждал меня, и, думаю, пришло самое время затронуть эту тему. Время жутко поджимает.
— Это так, но дело в том, что Илекс не хочет уходить.
— Знаешь ли, — начала она почти грозно, сверкая взглядом, стоя у самого окна, — надобны ли тебе эти муки и эта создательница твоих разбитых надежд? Если бы ты был дорогим другом, то, право, не оставила бы она тебя. А тут… дело долга.
— Ты не можешь ничего говорить о ней плохо, — рванулся было Элид.
— Успокойся, прошу тебя. Но, напомню тебе, что ты обещал свою помощь, и я надеюсь на нее.
— Помню, — прошептал мальчишка, сдерживая возмущение. — Я отдам тебе веревку и одну книжку. Всего-лишь сборник заклинаний, тебе понадобится… — он ступил вперед, чуть не подбегая к двери; вдруг остановился и надгробным тоном промолвил. — Вечером, у входной двери. Буду ждать тебя именно там.
Весь этот день в Элиде чувствовалась растерянность, словно он метался из угла в угол, от мысли к другой в своем сознании. Жриц он почти не видел, только промелькнула перед ним Милада, но лишь на мгновение. Парнишка не стал ничего узнавать, но, была бы воля, то непременно разузнал обо всем в округе. Навостренные уши его стремились к сплетням, а глаза улавливали каждый жест. Элид, по правде говоря, восхищался своей проницательностью и наружностью, в чем, впрочем, и не сомневался. Разговор все не складывался и с Илекс. Отчаянно он пытался принять решение ее судьбы и направлял на верную дорогу, пусть и достичь ее необходимо было окольными путями. Девчонка лишь пожимала плечами и все отдалялась от друга.
Когда пробил восьмой час, шум постепенно стихал после затянутого разговора — кажется, велся спор, но, чем он был вызван, Элид, к сожалению своему, понять не смог. Ужасные мысли завлекали его и неожиданно пугали, заставляя вздрогнуть всем телом, вселяя своих бесов. Истинные исчадья ада разъедали надежду и веру, необходимые потерянному существу. Мотаясь в рассуждениях и поникнув в них целиком, парень отчужденно сидел на сундуке, перебирая кольца на персте. Пару раз, впрочем, как-то неправдоподобно, он уловил свое имя в толпе, и, казалось бы, этот крючок мог вывести его на свет, однако он все же рассудил, что ему послышалось. Огоньки пламени трескались и искрились, озаряя маленькую комнатушку. Жрица сидела у костра и, кажется, согревала руки. Изредка она, вздрагивая от наступившего холода, укрывалась темным, затасканным пледом. После часа разговора здесь почти никто не оставался. Старичок просидел несколько минут в забытье, испепеляя грозным взглядом стену, да так поникнув в себя, что разбудить его ото сна было невозможным. Впрочем, в стене, на которой застыл его взгляд, ничего не изменилось — лишь многолетняя пыль летала в воздухе, прилипая к кирпичам. Вскоре и он поднялся и, переминаясь из ноги на ногу, кряхтя, пошел к дверям. Жрец был маленького роста и сутулость делала его несчастнее и меньше. Так казалось Элиду и, временами, ему становилось жалко это — пусть и разлагавшееся, но сильное создание.
Жрица не промолвила ни слова. Потушив огонь водой из сосуда, она стояла уже на пороге и вдруг оглянулась, точно будто что-то забыв.
— Идешь с нами? — она обвела его повелительным и вопросительным взглядом, словно это было утверждение.
— Что вы, о чем просите? — внимательно всмотрелся в нее Элид, подняв голову.
— Много задумываешься, не к добру это, — приговаривала жрица, и шагнула шаг вперед. — О чем хоть думаешь? Коль это о рубине, то пожалуйста. Остальное — бессмыслица.
— Почему так, Элиза? — грубо и отрывисто спросил он, робко поднимаясь и ступая навстречу. — Нужно ли тебе контролировать мои мысли? Эти трюки проворачивай на других.
Глядя исподлобья враждующим и колким блеском в глазах, Элид ощущал тот горячий и резкий порыв злости, что так согревал и подпитывал его наслаждением. Жрица стояла, будто статуя, и ни одна эмоция не отражалась в ее отчужденном лице. Сцена эта стала угнетать, стоило Элизе словить взаимное удовольствие, уколов мальчишку в слабости его души.
— Промышляешь о чем-то, а, дорогой? — спрашивала она, язвительно смеясь. — Что же ты не расскажешь об этом своей воспитаннице? По глазам вижу, что врешь ты всем нам, нашему племени!
— В чем я лгу вам? Скажи ты мне хоть, где моя ложь? Или я сам не распознаю ее в своих словах? Смешные этакие. Эх вы, ну зачем же так? — стал укорять он Элизу, еле сдерживая смех.
— Возможно, это так.
— И что же тогда? Раз уж я не могу заявить всем, абсолютно всем, что я что-то скрываю, но если рассудить хорошенько, то ничего и не держу я в секрете, — злоба тихо стихала, перерастая в насмешки. — И все верно становиться.
— Отчего тебе весело, дитя? — тон ее голоса стих, чувствовалось, что она больше не намеревалась вести спор.
— Да от вас, милая моя! Да, впрочем, к черту это все и все формальности.
Он, не оглядываясь, направился к двери умеренным шагом и, проходя через порог, будто и не замечал разъярённую Элизу. Все-таки, спустя несколько мгновений эта ситуация стерлась из памяти мальчишки, однако хорошо отпечаталась в раздумьях Элизы, вызывая гнев и возмущение. Та секунда, в которой он исчез без ответа, не оставляла ее в покое.
Может быть, он думал, что Элиза, оставшись совсем одна, будет колотить кулаками в стену, и уж конечно бы рад был подсмотреть, если б это было возможно. Однако Элид очень бы обманулся: жрица оставалась спокойна. Минуту она простояла на том же месте у двери, по-видимому, очень задумавшись. Женщина медленно прошла вдоль стены и уселась на колени там, где прежде горел огонь, и закрыла глаза, упершись руками в пол, будто от усталости. Но вскоре вялая, холодная улыбка выступила на ее губах. В этот миг она забылась совсем. Не давал покоя тот вопрос, на который так и не нашелся ответ. Согнув пальцы, будто вцепилась в мертвый бетон отросшими ногтями, сгорая от нетерпения.
Всеобщий интерес вызвало то, что по неведомым всем причинам, жрица не пришла на один из последних переговоров. Милада пусть и волновалась больше всех, и хотела было послать Элида разузнать о ее состоянии, но в тот миг в магическом шаре стали проявляться смутные человеческие тени. Помехи размывали изображение, а звуки то и дело прерывались. Маги из Гроунстена, как выяснилось, ютились у границы, теснились в старых захолустьях.
Афелиса не была в числе приглашенных и не намеревалась. Элид тоже не появлялся на их глазах, что вызвало подозрения и чрезвычайное волнение Илекс. Руки ее жутко тряслись, а голос все срывался, медленно пропадая. Взгляд метался из угла в угол, в надежде всматриваясь в щель двери. Предчувствие ей твердило, что друг, несомненно, прячется за стеной и от каприза или забавы не намеревается переступить порог, вслушиваясь в иное сказанное слово. Она стояла рядом у кресла, в каком сидел жрец и, ощущая непреодолимое желание, ступила на шаг ближе, пристально всматриваясь в темноту. Ночь опустилась на город неожиданно скоро. В коридоре в это время становилось особенно жутко и тесно. Стены словно сжимались и неспешно теснили, нагоняя страх. Даже трупный запах ощущался, хоть и темница была избавлена от мертвецов много лет назад. Разговор продолжался до полуночи, и вдруг все вокруг оживилось. Свет в шаре погас, а дверь тихо скрипнула. Волна страха неожиданно нахлынула на Илекс, когда маги внезапно разом направили свой взгляд на дверь. Дрожащая, еще не отошедшая от недавнего исступления фигура Элизы выросла из-под земли. Ни единого шороха и звука не произвела она, пока стояла, словно застывшая, за стеной. Милада, как бы невзначай, распахнула руки и, приобняв жрицу за плечи, повела ее внутрь.
Приход Элизы позволил собранию продолжаться еще несколько минут. Впрочем, она так и не способна была рассказать об Элиде, но по дрожащим губам и невнятным звукам стало видно, как чрезвычайное волнение препятствовало ей высказаться. Эта неясная и смутная ночь тянулась и могла свести концы по одному лишь желанию Афелисы. Они встретились с Элидом на лестнице, и, в скорейшем времени, с набитой сумкой вещей тихо притворила дверь, дожидаясь мальчишки.
— Ты ведь ничего не забыла? — волнительно шептал он, всматриваясь в девушку. — У тебя есть только одна попытка. Если не удастся, то второго шанса не видать, — Элид замолчал и прислушался к звукам снизу. — Признаться, это пусть и давно было, но, все же, меня послали в это собрание привести тебя к ним. Не странно ли? А пускай и так! Все, нет времени для разговоров.
Афелиса кивнула, неслышно спускаясь по винтовой лестнице на самый первый этаж. В темнице был центральный проход, однако, в целях безопасности обоих, они прошмыгнули в коридор, ведущий к запасному выходу.
— Та дверь ужасно скрипит и сложно открывается, да еще и сборище рядом. Здесь я успел уже отпереть замок.
— Пойдем быстрее, слишком много болтаешь.
Элид потупился на миг, а после снова шагал за опередившей его Афелисой, придерживаясь рукой за стену.
— Ну, вот и все, — проговорила Афелиса, обернувшись, — мы добрались до выхода.
Из маленькой двери сквозило холодом. От иного шага низкий потолок дрожал и, казалось бы, мог развалиться в любое мгновение. Легкий трепет окутал сознание, предвкушая свободу в нескольких шагах от девушки. Затуманенный взор, словно прощальный на века, почувствовал на себе Элид, и губы его расплылись в облегченной улыбке. Тихий ветерок игрался с русыми ее волосами, а лунный свет, озаряющий путь в этот миг по-особенному ярко, нежно ложился на девичьи отчаянные черты. Замолчав на полуслове, Афелиса приблизилась к парнишке и высказала истинную благодарность на ласку его самолюбию. Все же, время поджимало. Распрощавшись, она переступила через порог, затворяя дверь, как вдруг донеслось до них эхо скорых шагов. Нервное подрагивание атаковало Элида, и, обернувшись на лестницу, он заметил Илекс, будто бы примёрзшую к перилам. Лица ее не было видно, но чувствовалось необычайное волнение, стоило ей оказаться замеченной. Девочка медленно шагала по ступеням, спрыгивая с последних двух.
— Все же, она уже ушла, — кроткий голосок ее звучал с сожалением.
— Да, ушла. Мы бы тоже могли.
— Пойдем! Непременно пойдем! — острый блеск отражался в глазах, а говор стал похож на невнятную скороговорку. — Быстрее, я… я не могу больше терпеть!
Не дождавшись ответа, она резко схватила мальчишку за руку, выводя на свет. Чуть было не застыв, он споткнулся, но все-таки силой Илекс удалось выволочить его наружу. Она горела в колющем нетерпении, содрогаясь от боли; хотела о чем-то рассказать, однако, завидев вдалеке темную фигуру Афелисы, вдруг побежала вдоль бетонной ограды. Порыв холодного ветра мазнул ее по лицу, растрепав темный платок, спускавшийся по тонкой шее. Светлые, словно белый снег, пряди волос обвивали потный лоб, закрывая слезящиеся глаза. Ночная прохлада и сырость пронизывали воздух, из-за деревьев и кустарников со стороны лесной опушки стали расползаться тени. Спотыкаясь об булыжники, Илекс вмиг вставала, догоняя беглянку.
— Афелиса! — кричала девчонка, чуть дыша.
Несколько метров разделяли их, а высокая темница становилась все неприметнее. Содрогнувшись от крика, Афелиса обернулась, и зрачки ее разом расширились, запечатлев невиданную картину. Уставшая, еле перебиравшая ноги Илекс, с гордой улыбкой подняла взгляд вверх, опершись руками о колени. Элид, все еще будто не понимавший её поведения, выступил вперед.
— Мы идем с тобой.
— Непременно идем, — провозгласила задыхавшаяся девчонка, неожиданно обернувшись в сторону убежища. — Скорее! Они идут.
И вправду, Афелисе показался некий блеск в окне и, тут же взяв Илекс под руку, они скрылись в лесной гуще. Только заостренный купол темницы переливался на свету, выглядывая из-под верхушек деревьев.
Внутри него разгорался настоящий хаос.