Оливия сделала удивленную гримаску.
-- Мне, признаться, никогда бы и в голову не пришло задуматься о серьезных намерениях сына сэра Гарди.-- заметила она.
-- И очень зря,-- возразила Николь Стэйтон,-- Кстати, леди Уорвик тоже заметила, что за эти три года со времени твоего первого появления в свете ты превратилась, как в сказке, в прекрасного лебедя.
-- Вот видите,-- улыбнулась Оливия,-- значит перерыв в три года был мне на пользу. Иначе метаморфозы гадкого утенка, наверное, были бы не столь заметны и на них никто не обратил бы особого внимания.
-- Что ж, в этом тоже есть доля правды.-- согласился мистер Стэйтон.
* * *
А потом все было, словно в милом любовном романе для домохозяек: как по нотам разыгранные диалоги, сцены словно из классических пьес, замкнутый круг причин и последствий среди людей не пишущих, но лишь читающих между строк именно то, что им хотят сказать.
Перехватив два-три кротких томных взгляда Оливии, Альберт после десерта заметил, что сегодня в "Ковент Гарден" "Паяцы" и элегантно намекнул, что их ложа будет почти что пустовать, если Оливия не согласится составить им компанию.
Последовала сцена настойчивых уговоров, позволивших ей, еще раз изобразив скромность, согласиться.
Потом мистер Стэйтон вспомнил, что около восьми их ждут на ужин у лорда Уорвик, поэтому они с женой не смогут сегодня насладиться бессмертным творением Руджеро Леонкавалло.
-- Оливия, я надеюсь, вы не возражаете насчет того, чтобы послушать солистов Ла-Скала лишь в моем скромном обществе? -- поинтересовался Альберт, обворожительно улыбнувшись и глядя ей в глаза.
-- Нет, конечно.-- ответила она, смущенно отведя взгляд.
Однако основное действо развернулось лишь во втором акте, хотя Оливия до этого совершенно идеально играла свою роль робкой, еще не до конца оправившейся после смерти матери, девочки, которой очень нравится ее спутник, но которому она боится это продемонстрировать. И Альберт с упоением первооткрывателя ловил ее тщательно и специально для него на показ замаскированные нежные взгляды из-под опущенных ресниц, слушая сбивчивые ответы на его вопросы, одновременно все больше попадая под влияние чар ее красоты и неотразимого, когда она того хотела, обаяния.
Оливия ждала, когда он сделает первый шаг и ей можно будет сменить эту робкую маску девочки-ромашки на маску влюбленности и легкого недоверия.
Она знала. Она была уверена.
А что было потом?
Альберт нежно взял ее за руку. Она, краснея, взглянула ему в глаза. Видимо, ему очень хотелось, чтобы его взгляд в этот момент пылал и метал молнии в нежное сердце Оливии -- она заметила это по его выражению лица.
-- Почему ты так на меня смотришь? -- запинаясь спросила она.
-- Как это "так"?
Она выдержала паузу, опустив томные ресницы.
-- Слишком откровенно...
-- Почему же слишком? Наверное, у меня такой уж взгляд... Особенно когда я смотрю на тебя.
-- Что ты этим хочешь сказать?
-- То, что ты мне очень нравишься, то, что ты -- самая красивая и самая милая из всех девушек, которых я когда-нибудь встречал.
Оливия подняла на него недоверчиво-влюбленный взгляд своих красивых голубых глаз.
-- Ты смеешься? Ты хочешь меня помучить?..-- она хотела сегодня вытянуть из него весь его набор стандартных фраз и насладиться затем картиной, как он будет искать, что бы ему сказать, когда она прекратит разыгрывать эту комедию.
Он с трепетом сжал ее руку.
-- Зачем ты так говоришь?! Ты же видишь по глазам, что я не вру...-- он метнул на нее еще один пылкий взгляд,-- Я не понимаю, как я мог так обмануться тогда, при нашей первой встрече!.. Ты теперь, наверное, уже никогда после этого мне не поверишь...
-- Почему же...
Их взгляды встретились, зачарованно остановившись друг на друге.
-- Ты, правда, так думаешь?..
-- Правда...
Его рука гладила ее руку.
-- Оливия, знаешь, чего бы мне сейчас хотелось больше всего?
Нет, подумала она, он никогда не посмотрит, как Ричард и не скажет, как именно он хочет меня сейчас трахнуть... Ему не дано органично соединить воедино фразу "Ты мне веришь?" с фразой "Почему бы мне не поиметь тебя, пока ты не догадалась", как это делал Ричард, соблазняя... Его удел -- быть жалким лекарством от ран, нанесенных девятнадцатилетним мальчиком...
Она, вновь слегка краснея, опустила глаза.
-- Чего же? -- еле слышно спросила она.
-- Позволь мне тебя поцеловать...
Это "позволь мне" добило ее окончательно. "Все, пошлая элегия превращается в пародию,"-- подумала Оливия, хитро улыбаясь про себя.
-- Позволяю...-- ответила она, но так мило и нежно, что Альберту и в голову не пришло задуматься над сутью происходящего диалога.
x x x
Они вошли в темный холл и большое зеркало смутно отразило их светлые фигуры внутри своей мутной бездны. Альберт щелкнул зажигалкой, зажигая две восковые свечи в его массивной бронзовой раме -- холл осветился бледным светом.
Оливия, слегка приподняв подбородок и взглянув на себя в зеркало, даже поразилась нежной и поэтичной одухотворенности своего прекрасного лица.
Сейчас ей даже не было больно видеть рядом со своим отражением отражение Альберта, пожирающего ее глазами -- ей было все равно -- более того, в ней даже просыпалось, некое подобие "жажды крови".
Альберт обнял ее за плечи, страстно прижимая к себе.
-- Мы с тобой смотримся, не правда ли? -- спросил он,-- Женщина в белом и мужчина в белом.
-- Пошленький сюжет из сказки про Золушку.
-- Которая встретила своего принца?
-- Нет, чужого,-- Оливия посмотрела на него невинными глазами,-- и побоялась убить своего, чтобы стать свободной.