23923.fb2
Но это не имеет значения -- была бы улыбка на лице.
Она обессиленно упала лицом в эту кипу шелка и атласа. Черные лилии, красные венки роз... Ароматное, удушающее своим видом, зловоние.
"Я должна быть сильной,-- думала она,-- я не могу умереть, я не должна думать... "
В глазах мутилось, но беспощадные мысли не хотели угасать.
Нет, все чушь...
Он не мог бы быть таким садистски-жестоким...
Она в полусне набрала его номер... во сне -- в полусне.
Гудки, гудки... Абонент отозвался -- солидный женский голос.
-- Здравствуйте, Дэвида будьте любезны.
Вздох... Пауза...
-- Его сейчас нет дома.
-- А, ну извините...
-- ...Нелли, деточка, это вы? -- поинтересовалась дама у Оливии, перебив ее.
Сердце внезапно будто бы остановилось.
-- Да,-- ответила она, помертвев, не в силах мыслить.
-- Здравствуйте, дорогая. Дэвид вам обязательно перезвонит, когда вернется.
Совершив насилие над своим остывшим телом, Оливия повесила трубку и опустилась на диван.
Шелковое платье, запачканное кровью...
...запачканное кровью...
Она медленно взяла нож.
...Не важно -- была бы улыбка на лице...
Боли она не почувствовала -- ее завораживали алые капли, искрами падавшие на белый и кремовый атлас.
Она вырезала надписи на коже, чувствуя какое-то ненормальное облегчение, картины плыли перед ее глазами, меняясь и сливаясь в цветные пятна, а Ричард, вошедший, показался ей всего лишь запоздавшей галлюцинацией.
-- Оливия! Ты в своем уме?!
-- Я?.. Я пачкаю и порчу бесполезные уже наряды...
-- Ты, ты!..-- он схватил ее за плечи.
-- Не важно,-- произнесла она, бездумно улыбнувшись,-- была бы только улыбка на устах.
Все плыло...
Последнее, что она запомнила -- это пощечины, которыми Ричард принялся ее осыпать.
Она проснулась среди ночи внезапно, как будто от звука выстрела и сразу же слабость придавила к подушке, затрудняя дыхание и наливая свинцом веки.
Забинтованные руки болели.
Ричард спал рядом безмятежно, ни чем не тревожимый.
Оливия медленно встала и, стараясь сохранять равновесие, кое-как добралась до кухни, чудом не споткнувшись на лестнице. Изображение перед глазами плыло -- лошадиная доза транквилизатора еще давала о себе знать. Сердце учащенно билось.
Внезапно она вдруг все вспомнила, все до мельчайших подробностей -боль, как потом она спала с Альбертом Стэйтоном, как он рассказал ей о невесте Дэвида, а потом...
"Нелли, деточка, это вы?"...
Нет, нет, думала Оливия, нет, все это не могло быть по-настоящему, он не может быть не моим, он не мог уйти от меня, и все это мне приснилось...
Слезы, накатив, подступили к горлу. Она судорожно разрыдалась, обессиленно опустившись на пол в углу кухни, машинально вытирая глаза пальцами, руками...
Сил у нее уже не было.
Кровь вытекла -- окровавленное белое платье, скомканное, валялось в холле -- все было кончено.
Оливия не знала, что делать, чтобы заставить не болеть свое истерзанное сердце.
Пить любовь без разбора она уже не могла -- она была убита, раздавлена, брошена, не нужна никому.
Руки дрожали...
Она сменила окровавленные бинты и, стараясь унять нервную тряску пальцев, приготовила наркотик.
"Если будет передоз,-- подумала она,-- я выживу, просто убью еще несколько дней и вычеркну несколько часов этой пытки ревностью."
Навязчивые слезы застилали взгляд...
Она истерично сделала несколько затяжек.
Теплая, нежная эйфория.
Затрудненное дыхание.
Оливия прикрыла глаза.