23984.fb2
Валя отметила, что его расслабленный, затухающий голос происходил вовсе не от немощи, но исключительно только от сознания своей значительности.
Двери опять хлопнули одна за другой, и в комнату ворвалась красная с мороза Сима, приятельница Вали, секретарша из исполкома.
- С Новым годом, привет собравшимся, с новым счастьем! - скороговоркой закричала она с самого порога. - Валя, я за тобой, скорей одевайся, тебя ждут!
- Но-но-но! - загрозился толстым пальцем Валуев. - Ты, Симочка, того! Мы тут в гостях!
- Вот и гостите, а Валю утащу, сидите, сидите, я ненадолго!
- Виола, это же неудобно!.. - обиженно заговорил отец, но она вдруг, точно ждала Симу, вскочила и бросилась к двери.
- Постой, ты постой! Это вдруг как же? Куда, куда?.. - привскакивая со стула, всполошился, точно в погоню готовясь кинуться, по-гусиному встревоженно загоготал Валуев. - Это куда?
- Ну, провожу подругу! - отмахнулась от него Валя, туго затягивая на голове шарфик и уже на ходу подсовывая концы под воротник своего легкого пальто, и вместе с Симой выскочила на улицу.
Валуев подумал и потянулся снова разливать коньяк.
- Нет, - угрюмо сказал Орехов, прикрывая рюмку ладонью и уже раздумывая, как бы самому уйти.
Старик сосед, все сидевший в блаженном оцепенении, держась за края тарелки, когда ему хотел было налить Валуев, от восторга так ужаснулся и размахался руками, что тот даже отпрянул.
- Руки приберите, папа, - чопорно заметила женщина, - не мелькайте у людей перед глазами, когда вас за стол посадили.
Сима и Валя в это время, выскочив с разбегу, вприпрыжку бежали по белой пустынной улице среди сугробов.
- К свиньям собачьим таких кавалерчиков! - прикрывая рот варежкой от мороза, весело болтала Сима. - Тоже мне компания! А уж этот спирто-водочный, прямо как... осклизлый какой-то, а все перед ним преклоняются, всем нужно!
- Постник какой-то. Постник-пакостник!
Сима громко фыркнула:
- Ой, Валька скажет - ну точно!
- А куда это мы бежим? - спросила вдруг Валя.
- Как куда? Ко мне! Ты мне позарез нужна, там у меня музыка, чучелки всякие собравшись, да это - петрушка, а ты должна на моих двоих женихов резолюцию дать!
- А ну тебя!
- Не шутя, мне решаться надо. Ты сейчас увидишь. Леонид молодой, привязанный ко мне, хорошо играет на инструменте, и голос мягкий. Это тоже приятно, а то будет какой-нибудь всю жизнь у тебя над ухом несмазанным колесом скрипеть. Но ведь ему на фронт! Я же привяжусь как кошка, а его там убьют... И с чем я тогда осталась? А другой постарше, Афанасий, тоже вроде ничего, он техник, но вообще мужиковатый. Зато у него руки по локоть нет. Этот уж никуда не денется, со мной будет. Может, я и к нему привяжусь. Наверное, привяжусь.
- Да кто тебе-то, дуре, по душе? Болтаешь, слушать тошно!
- По душе!.. Мне замуж выйти по душе! И чтоб всерьез. Эти дуры рассуждают: война кончится, мужики вернутся. Фига два!.. А сколько девчонок за это время подросло! Нет уж, мне надо либо Леньку, либо Афоньку. Ты только погляди и определи, кто из них стоющий.
- Как будто я знаю!
Они вбежали во двор деревянного домика, где за намерзшими окнами глухо гудела гармошка, по скрипучим мерзлым ступенькам вскочили в холодные сени и вошли в теплую кухню с русской печью.
В соседней комнате дым коромыслом, в табачных облаках играла гармонь, пожилой мужчина, взмахивая руками, плясал, топая каблуками, в полном одиночестве, сам с собой, кто закусывал, кто пробовал затянуть песню, а четыре пары, из которых три были девичьи, топтались между постелью и столом, стараясь танцевать.
Сима по очереди вытащила напоказ из сутолоки сперва Афанасия, поздоровавшегося с Валей левой рукой, потом мокрогубого, растерянно моргавшего Леонида, спровадила их обратно в тесноту и спросила:
- Ну как?
Вале они показались один другого противнее, она только плечами пожала, чтоб не расстраивать Симу, и, улучив минуту, пробралась обратно в кухню, где хлопотала старушка, перемывая посуду, которую она все время потихоньку отбирала из-под рук у гостей и утаскивала к себе. Валя, отыскав свое пальто, никем не замеченная, вышла опять на улицу.
После табачища, духоты и сутолоки она сразу хлебнула воздуха вкусного, крепкого, студеного до ломоты в зубах, точно пьешь родниковую воду, - и, прислушиваясь к одинокому поскрипыванию своих шагов в тишине, пошла к дому. Не доходя до последнего перекрестка, она увидела человека, медленно шагавшего взад и вперед размеренным шагом часового, и узнала Орехова.
- Да, - быстро сказал он. - Я тут решил вас дожидаться.
- А если бы я там до утра проплясала?
- Мне все равно деваться некуда.
Они подошли к двери Валиного дома, и Орехов сказал:
- Они все еще там. Не ходите туда, а?
- Ну не пойду, - и остановилась под деревом.
- Вы что? Засмеялись? - неуверенно догадался он погодя минуту.
- Что-то мне похорошело на душе.
- А нехорошо было?
- Хуже некуда... - Она стояла, закинув голову, глядя в бездонное, темное, заполненное океаном морозного воздуха, блещущее зимними раскаленными звездами небо.
Он тихонько взял ее за руку, но она нетерпеливо отдернула:
- Вы лучше смотрите!
Он тоже поднял голову, стал смотреть в небо и долго молчал.
- Никогда не видел. Топтался тут, а не видел ничего. Не догадывался морду поднять. Вот теперь вижу.
- Что?
- Дух захватывает. А посмотреть все некогда. Дела.
- Знаете, отчего нам сегодня так легко, свободно разговаривать? Оттого, что это в последний раз в жизни.
- Почему в последний? Что мне уезжать?
- Да. И не только поэтому, а потому, что день особенный: здравствуй-прощай! Нет у нас ни прошлого, ни будущего, и настоящее не очень настоящее, и вы сейчас все поймете, что я ни скажу. Точно освободились ото всего лишнего, все важное стало неважным, а неважное - важным! Так бывает редко. Мы точно просыпаемся в какие-то особенные дни, когда умирает кто-нибудь близкий и вдруг все остальное оказывается чепухой. Или видимся в первый и в последний раз и понимаем, до чего хорошо бы так жить всегда, все дорогое видеть, как в последний раз, и все хорошее понимать в людях. Нас почему-то нужно встряхнуть, чтоб мы опомнились и начали видеть. Ах, как нас здорово нужно встряхнуть, чтоб мы опомнились и продрали глаза... Нет, целовать меня не нужно, - она уперлась рукой ему в плечо, не подпуская к себе.