Ветер легче облаков, он не ведает оков.
Я прислонился к дереву и попытался отдышаться, чертовы четыреста метров дались тяжело. Даже смешно, раньше бы и не обратил внимания. А сейчас запыхался, и идти тяжело, не то что бежать. Приклад ружья впился в бок, напоминая о том, что хватит отдыхать, время не ждет.
Раздался лай собаки, а после звук выстрела и уже визг, полный боли, а после еще один — и тишина.
— Вот суки, Тоньку-то за что? Она безобидная, только лаять и может, «Гринписа» на вас нет, живодеры. До лагеря, значит, добрались, скоро и здесь будут. Интересно, сколько народа там, четверо или двое, если двое, есть шансы. Разделятся: один в одну сторону, другой в другую. И шансы повысятся, что следы пропустят. Из лагеря четыре пути, назад вы не пойдете, вы оттуда пришли, слева река, где как раз я и мыл золотишко, берега крутые, хоть и пологий спуск рядом, но глубина большая, да и течение сильное, должны понять, что я туда не сунусь. Правда, и следов моих там много, натоптал, но они все в лагерь ведут.
Откинувшись от дерева, я захромал, аккуратно ставя негнущуюся ногу, стараясь оглядываться и подмечать любые изменения. Да, бегун я так себе, а точнее, и вовсе не бегун. Полтора километра — и выйти к реке, там каменистые пляжи, да и дно такое же. Течение слабое, и глубина небольшая, доковыляю и все, я ушел. Потом из тайги надо будет выбраться, но это позже.
— Вон он, — услышал я крик, и рядом в дерево ударила пуля, в меня же прилетела только щепа.
Вот засранец, я нырнул за дерево. Ты сначала стреляй, потом ори, дурак громкий, хотя, если бы не ты, хрен бы я вас услышал и успел уйти. Тихонько выглянув, я увидел, что один опустил ружье вниз, а рядом второй схватил его за руки и что-то выговаривал, показывая в мою сторону, причем весьма зло и экспрессивно.
О, точно живым взять задумали. А что, я явно что-то да намыл, и они это хотят получить, и если получится взять меня живым, я парень добрый, обязательно поделюсь, особенно если начать пластать меня на куски. Почему бы и нет, деньги лишними не бывают. Откуда только вы, охотнички, взялись-то на мою голову? Я же все проверял, нет тут рядом ничего, единственное… А, сука, вы, наверно, по реке на технике идете, выворачивая все русло. А вас отправляют вперед все проверить или еще куда.
Тихонько я поднял ружье и прицелился в того, что по мне стрелял.
Бах! Раздался крик, и мужик, держась за ногу, рухнул, другой же ушел в сторону.
— Мда уж, — попал, правда, не туда: целился в пузо, угодил в ногу. Но и так сойдет. Прицел, что ли, сбился, надо будет учитывать. Надо поторапливаться.
— Ах ты ж п…с, я тебе глаз на жопу натяну! Сволочь! Урод! — раздавались крики раненого.
Какой ты голосистый, все не заткнешься, будь потише, думать мешаешь, хотя, если бы не ты, черта с два я бы от речки смог уйти. Я издалека вас услышал, так что ладно, кричи сколько влезет.
Их все-таки четверо, иначе бы по двое не ходили, хреново. Сейчас еще двойка подойдет, один будет меня держать на мушке, иногда шугая, а двое пойдут в обход, может, с одного бока, может, с другого, а какая разница. Меня прижмут и задавят. Надо сейчас пытаться вырваться, пока есть шанс.
Выглянув из-за дерева, я прицелился в сторону, откуда шли крики и ругань в мой адрес, и нажал спусковую скобу, грянул выстрел — и, не дожидаясь ответной реакции, я шмыгнул за другое дерево, стараясь пригнуться.
Твою мать, как неудобно-то с негнущейся ногой. Заработал на операцию, ага, а начиналось-то все красиво и легко. Сколько там у меня в тайничке золота, килограмма три, и всего за два месяца. Эх, три-четыре года — и я собрал бы сумму, может быть, и раньше, только сезоны короткие, да и не выдержишь все время в холодной воде. Всего-то двадцать миллионов, тьфу, семечки.
О, впереди речку слышно.
“Бах!” — стеганул выстрел по моим ушам. Удар в поясницу, боль — и я лечу на землю.
Овраг — и скатываюсь на самое дно, корни обдирают тело, больно шевелиться.
Вкус крови во рту, все, добегался. Накопил на операцию с целителями. Ля, какая прелесть.
Из-под крон зеленых деревьев я вижу голубое небо с белыми воздушными облаками, какое оно красивое.
Ветер легче облаков, ветер, ты куда меня несешь?
— Куда он делся, он не мог уйти, я же видел, что попал.
— Заглохни, баклан! Вон кровь, здесь где-то шухарится бажбан, аккуратно, не хватало еще маслину поймать.
— Вон он, в овраге валяется. — указал один из голосов.
Я голову не могу повернуть, хорошо хоть, правая рука работает, плохо, хреново, но работает.
— Что же ты от нас бегаешь, а, бажбан, нет чтобы проявить уважение? Много золотишка-то намыл, давай делись с честными людьми, тебе оно уже не надо, а нам пригодится, — раздался веселый смех.
Перед глазами все плывет, только силуэты вижу. Вот и все, вот и все!
— Ну, где? Только сказки нам не рассказывай, видели мы твой лагерь, сколько ты здесь, три-четыре месяца. Где золото, тварь? — И меня пнули, прострелила боль. Еле сдержал крик. Твари, какие же вы твари, нелюди.
Раз.
— От… отс… — не могу говорить, только какой-то сип, боль, все как в тумане.
— Что он там базлает, ни хрена не слышно.
Два.
Один из силуэтов нагнулся.
Три.
— Ну, говори, где золотишко-то?
— От… Отс… Отсоси, — я наконец-то смог ответить.
Четыре.
— Да он издевается, черт помойный, над нами.
Рука уже почти не слушается, но все-таки смог разжать пальцы и немного вперед по земле катнуть предмет с ребристой поверхностью, именуемый в народе лимонка или граната Ф1.
Пять.
— Черт сука, а-а-а.
Бах, боль, темнота.
Европа, Саксония, 9-й век от Р.Х.
Айкен пробирался по утреннему бору. Не чащоба, конечно, но и редколесьем назвать его не мог.
В мыслях же он думал о деньгах, которые ему заплатил жрец мертвого бога христиан, или как их там называли, ему до этого дела не было. Главное теперь то, что, несмотря на засуху, он сможет купить зерна для всей своей семьи, еще и с соседями поделится. Не в голод зиму встретить.
Всего-то показать и сопроводить до храма древнего бога, отряд который вел жрец со знаменем в виде креста на груди.
Отряд был большим, двадцать воинов, да при броне и оружии, кто с копьем, а кто и с мечом. Айкен чувствовал себя неуютно под взглядами отряда и иногда поглаживал свой топор, доставшийся еще от деда, где ручку уже не раз меняли, а металл правили да затачивали. Зачем они туда идут? Да какая ему разница, главное, что жена, дети и другие родичи переживут зиму, если он вернётся с монетами.
— Ну, долго еще? — обратился к проводнику Адлар, предводитель отряда. Хоть главный — жрец, но и тот к Адлару прислушивается, успел убедиться.
— Вона там, за лесом на холме, близ Мульде стоит.
Сплюнув, Адлар отъехал к жрецу. Айкен лишь покосился на него. Не нравился он ему, вызывал чувство страха, да и взгляд был злой, словно наполненный ненавистью ко всему живому.
Вывернув из-за леса, отряд увидел вдалеке древнее капище, что возвышалось на холме близ реки Мульде.
Разглядеть удавалось с такого расстояния только огромное дерево высотой метров в десять, и его ветви которые простирались над всем холмом.
Чем ближе подъезжал отряд, тем больше деталей можно было разглядеть, но дерево не смог признать ни один. Ни на дуб, ни тем более на сосну или ель не похоже. На самом же холме вокруг ствола были расставлены камни высотой под два метра.
А внизу стояла пара домов, в которых, видимо, и проживали жрецы этого капища.
— Адлар, вы знаете, что делать. Разрушить капище, а всех демонопоклонников убить. — отдал приказ священник.
— Отто, Харман, Эрих, Руди к домам, да гоните всех на холм, капище жечь будем.
Отряд умчался вперед, а проводник поспешил следом на своих двоих, отставая с каждым шагом все сильнее.
Когда Айкен уже подошел к холму, он почувствовал, как земля содрогнулась от удара.
Спеша, он побежал по узкой тропке среди высокой травы, что вела на самый верх.
И когда забрался, пред ним предстала картина срубленного великого древа, а некоторые алтарные камни были выворочены из своих мест и валялись раскиданными.
Отряд под предводительством жреца мертвого бога согнал всех людей в круг, старого жреца, его двух сыновей и жену.
Самого Айдала сюда приводил отец, а до этого отца приводил дед, и так было не одно поколение.
Еще в те времена, когда на эту землю пришли те, кого впоследствии назовут саксами, храм уже стоял.
Считалось, что этот храм не просто посвящен уже забытому богу, но и охраняет этот мир от возвращения зла, так как стоит на священном месте, и покуда стоит, зло в мир не вернётся.
И вот сейчас это святое и древнее место будет погублено.
Старый жрец держал в руках копье, он был уже дряхл, но не отводил взгляда, а начал тихо и размеренно говорить.
— Остановитесь, безумцы! Что вы творите? Боги и предки вас проклянут, я вас прокляну силой богов, остановитесь, не делайте этого!
С каждым произнесенным словом его голос становился все громче и громче, и в конце он уже кричал.
Войны же Адлара мало обращали на него внимания и продолжали валить камни, вот и сейчас повалили один.
— Да будьте вы прокляты, вы и ваши потомки, чтобы ваше семя совсем сгнило, а женщины ваши рожали только слабых мужчин, и не осталось вашего семени под этим небом! Вы прокляты.
«Я проклят, мой род проклят, что же я наделал, что я сотворил, куда я теперь приведу своего сына? Боги не простят», — замелькали в голове мысли проводника.
Жрец же, схватив копье, ударил одного война, тот со смехом принял удар на щит.
Удар, еще удар — и все они отражены щитом. А потом жрец как-то хитро атаковал, вроде бил в ноги, а потом раз — и ударил воина Адлара в приоткрытое горло, кровь полилась на землю в этом святом месте. Воин захрипел и схватился за горло.
Увидев это, Айдал понял, что не готов оставить свой род проклятым ради пары монет. О нет, его дети будут жить, даже если он здесь умрет, боги не допустят поругания.
Выхватив свой топорик, он напал на одного из воинов.
— За Вотана, — прозвучал клич Айдала. Удар был неожиданным с его стороны и пришел в подмышку, прорубив хлипкую кольчугу.
Еще, еще я всех убью, я спасу свой род от проклятья. И Айдал вновь пошел в атаку, только ближайший воин уже был готов и принял удар топора на свой щит, а следующим ударом вспорол брюхо проводнику.
Проводник же, рухнув на землю, одной рукой пытался удерживать вываливающуюся требуху из живота, а другой указывал на небо. Его глаза застилало пеленой смерти. Сам же Айдал в этот момент не испытывал боли, а перед своим взором он видел валькирию Гель.
«Я не проклят, я не проклят, Вотан, я иду к тебе», — шептали его губы.
После того как сопротивление было уничтожено, а все камни сброшены на землю, священник подошел к Адлару:
— Что кричал этот демонопоклонник? — он кивну на мертвого жреца. — А то я плохо разобрал.
— Ха, ха, как всегда, проклинал и обещал кару своих богов. Ваш же бог нас защитит?
— Истинная вера защитит, сын мой, только истинная вера является спасением для заблудших душ, — и перекрестил Адлара, а тот лишь поморщился от этого и взглянул с неодобрением на священника.
А тем временем кровь убитых, которая вытекла на землю, слилась в маленький ручеек и проложила свой путь к одному из алтарных камней, сброшенных со своих мест. И как только капля задела один из них, они все вспыхнули словно призрачным огнем.
— Что это? — священник видел такое впервые, он впал в ступор. Воины Адлара начали перешептываться и осенять себя языческими символами. Бросив на это взгляд, он сделал себе зарубку в памяти: надо будет вновь провести с ними молитву и рассказать об истинной вере. Ох и тяжело ему нести свет в этих диких местах, полных варваров.
Приблизившись к одному из камней, что продолжали пылать, он не рискнул прикоснуться. Явно демонские проделки, но истинная вера все равно сильнее.
— На огонь похоже, только странный какой-то, — прошептал он себе под нос. И, немного прикрыв глаза, начал читать молитву об изгнании зла.
А призрачный огонь с каждым мгновением набирал силы и в итоге охватил всю вершину холма. И, вспыхнув в последний раз, он не оставил на вершине ни мертвых, ни живых, ни срубленного священного древа, ни зеленой травы. Все было поглощено мгновенно, и люди не успели даже закричать, прежде чем обратились в пепел, как и все остальное. Осталась лишь лысая верхушка холма, с камнями, лежащими на ней, и все это покрывал слой пепла.