— Чего? Ты чего такое говоришь, Вячко, белены объелся? — с недоверием смотрит на него отец.
— Путислав данов призвал, они возле града стоят, вас дожидаются.
Вот это новость! Она пыталась уложиться у меня в голове. А ведь Путислав — отец Иловая, моего закадычного дружка, которого я с испытания выпроводил. Странно, а ведь Иловай мне зимой не попадался на глаза, хотя должен был, да и новостей я о нем никаких не слышал, кроме того, что его Снежана подлечила.
А тем временем отец пришел в себя и начал раздавать команды:
— Труби в рог и правь к берегу, надо Вячко хорошо расспросить и совет держать.
— Так я не один вас ждал, а с Дубыней, боялись вас пропустить, вот вдвоем и караулили, он на берегу, забрать его надобно.
Прозвучал рог, привлекая внимание остальных кораблей, и наша ладья направилась к берегу, к месту, где дожидался Дубыня. Вслед за нами потянулись и остальные ладьи.
Когда все оказались на берегу и собрались вокруг Вячко и Дубыни, они начали рассказ:
— После того как вы отбыли, через пару дней рыбаки их и заметили, они чуть подальше встали — и встали-то хорошо, просто так не увидишь, словно им кто-то место показал, где укрыться можно. Да и заметили их чудом, сынок Ёрша в воду упал, отец его вытащил, да он померз весь, Ёрш и пошел к берегу костер жечь, пока сын не околел. А там даны стояли. Вот так их заметили. Ёрш к граду, там сына в охапку и к Рознегу, новость сказать и сына подлечить.
— Рознег и собрал вече. В граде ворота закрыли, и все начали вооружаться и готовиться. Сами же знаете, не село какое-то, все крепко поставлено, забили в набат, так народ, все побросав, с оружием и прибыл. В том числе и Путислав с родичами, не знал, видать, еще, что гости его заморские прибыли, — Вячко грустно ухмыльнулся, а Дубыня только кивал, не перебивая товарища.
— Отправили бывалых охотников на гостей заморских посмотреть да послушать, те за ними и понаблюдали. Да и рассказали все. Даны лагерь начали ставить и сидели тихо, словно их нет. Вот только у охотников глаз наметанный, увидели там знакомые рожи, родичей Путислава. Брат его там младший был, Ростих, и сын Иловай, который испытание не прошел, да пальцы теперича у него на руке не гнутся. Вот такие дела, Путислава испрашивать начали. Он сначала отнекивался, а потом, как пригрозили пыткой ему и всем его родичам в граде, признался, что он их позвал, это его гости. Распря у него с вами, — и Вячко внимательно посмотрел на Колояра, а после взглядом прошелся по отцу, Беляю и мне с братьями, Горисветом и Володаром. Мол, житья не даете и роздыху нет, вот он их и позвал. Его прям там чуть не удавили, за то что он этих разбойников зазвал. Но после порешили, что это ваша распря с ним, так что вы и разбирайтесь, и погнали его и всю его родню из города.
Вячко замолчал ненадолго, а после продолжил:
— А город с тех пор шумит, успокоиться не может, многие так и выступают, что это ваша распря и не след туда лезть. А остальные взяли сторону Путислава, мол, действительно от вашего рода одни обиды, а другие стоят на вашей сторонне, мол, худого от вас нет и всегда готовы помочь. Так вот, Путислав со своим родом и данами возле града встал, так и стоит, вас дожидается.
— Погодь, а как он с данами-то сговорился, может, перекупить их можно? — поинтересовался Беляй.
— Не выйдет, Путислав годины три назад дочку сосватал как раз в те края, родичи — это его теперь, вот он их и позвал, пес шелудивый, — задумчиво ответил ему Колояр.
— Благодарю тебя, Вячко, и тебя, Дубыня, что вести донесли и не попали мы к ним в лапы, не зная о беде.
По поляне понеслись споры о ситуации.
Совсем не весело, даны пришли, получается, почти сразу, как мы ушли в поход. Не успел бы Путислав так быстро их призвать. А это значит, что он еще осенью прошлой это задумал и договорился с ними, что они по весне придут. А ведь у него могло получиться, вырезал бы нас по одному. Не все было бы гладко у Путислава, конечно, и могли быть некоторые неприятности, но это уже неважно. Он бы весь город под себя подмял, и все хорошо могло быть у него.
Не было бы счастья, да несчастье помогло. Мы вместе собрались и отправились в поход родича спасать.
— А много ли там воев? — поинтересовался кто-то из толпы.
— Ежели с родичами Путислава считать, то с три сотни, без двадцати. Многие со щитами и топорами, луки есть и копья, как и доспехи добрые, но не у всех. Есть те, кто и в простой рубахе ходит.
В толпе кто-то присвистнул, и народ вновь зароптал.
Многовато выходит в открытом бое для нас. А в том селе двадцать три человека мертвыми остались, и то благодаря мне, а то больше бы вышло. Я многих выходил да на ноги поставил. С десяток еще слабы и топора не удержат. Остальные раненые с моей заботой пришли в себя. А даны не вчерашние землепашцы, умеют биться.
— А ежели обождать и дождаться, пока они уйдут, а там и с Путислава и спросить, — вновь из толпы раздался чей-то крик. Пошли крики, поддерживающие эту мысль.
— Можно, конечно, но сколько они будут нас ждать, сколько мы сможем здесь просидеть? Сейчас весна, дел полно, и поля надо будет скоро к посевной готовить, — Возгарь покачал головой.
— Уйдут они, и Путислав вместе с ними, а потом явятся уже с большим количеством воев, не меж родами выяснять будут тогда, а град грабить и рубить людей. А Путислав и рад будет помочь. Нельзя их отпускать, — высказался отец.
— А чего это мы за ваш род кровь должны свою лить, — нашелся кто-то умный в толпе. Взять долю свою — да разбирайтесь сами, — услышав пару одобрительных криков, добавил тот же голос.
— Хех, — крякнул Возгарь и, разгладив усы, начал говорить: — А ты никому ничего не должен, Стоян, и мне теперь тоже, а доли твоей пока там и нет. Мы не делили еще добычу, али ты запамятовал? А ежели тебе выделим, то они, конечно, при виде тебя с добычей в сторонку отойдут, в ножки тебе поклонятся и скажут, ты проходи, конечно, уважаемый Стоян, и прости нас окаянных, не ведали мы о тебе и делах твоих правых. Думаешь, так будет?
По толпе пошли робкие смешки, а под конец речи Возгоря уже все ржали, только одному Стояну было несмешно, он стоял словно оплеванный.
— Да и, опять же, сколько они на месте усидят? А потом озоровать по округе пойдут, не у всех же родичи в граде живут, порушат да поломают многое. Наши в лес, конечно, убегут, но кого-то и поймают, — подлил масла в огонь отец.
И многие задумались над его словами, вспоминая о своих родных.
— А из града нам придут на помощь? — решил уточнить Отец.
— Навряд ли, Велерад, там сейчас ситуация неспокойная, ежели будет битва и кто-то из града решит вмешаться, то прольется кровь, многие это понимают.
— А ежели по округе пройтись и людей собрать? — задал вполне логичный вопрос Беляй.
— Точно, точно, — раздалось в толпе.
— Можно, конечно, но и до Путислава молва об этом дойдет, и он тогда по округе пойдет озоровать, и лови их, или сядут на корабли да уйдут, — ответил на вопросы отец.
— А Путислав всем родом из града ушел, или женщины остались? — вновь раздался крик из толпы.
— Всем, и женщин забрал, и рухлядь, самую ценную, какую смог унести, женщин спрятал где-то, а сам с данами на берегу близь града засел.
— Вот, что я измыслил, — отец повысил голос, привлекая к себе внимание. — Бой надо давать. Разгрузим ладьи сегодня, а завтра поутру и подойдем, с рассветом будем на месте. В одном месте встанем на ладьях, не разделяясь, и дождемся, когда их побольше скопится и на ладьи полезут. И мы с Беляем даром нашим ударим, — отец рубанул в воздухе рукой, и от его жеста пошла волна воздуха. — Пригнем их к земле, чтобы ни один устоять не смог, а остальные с бортов дротиками да копьями бить станут. Думаю, хорошо с них кровью возьмём, а после уже грудь в грудь сойдемся, сила на силу.
Я задумался, а ведь неплохой план получается, неплохой для штурма и взятия рубежей. А сколько народу к нам стянется, может, пара десятков, а может и сотня. Да и не всех мы достать так сможем. Да, не Суворов у меня батя. Но план-то в целом неплох. Отсутствует у него умение командовать большим количеством людей. Он нервничает, по нему видно. Хотя все нервничают, никто за просто так помирать не хочет и идти в безнадежный бой.
Вот десятком или несколькими отец сможет развернуться, и опыт есть, и понимание. Хорошо бы маневры какие организовать или лучше засадный полк. Но с нашим количеством засадный полк не организуешь, а так неплохо было бы им в тыл ударить. Но если десять или двадцать воев в тыл данам ударят, толку немного будет, сомнут, а эти бы войны пригодились на кораблях, когда они врукопашную пойдут. Так, стоп. Какая-то шальная мысль в голове крутится, не могу понять. Врукопашную, дротиками и копьями ударят, точно.
— Отец, — я его тихонько окликнул, отвлекая от обсуждения атаки. И он вопросительно на меня посмотрел.
— А если десятком лучников к граду пробраться. И когда начнётся битва, ударить в тыл данам, по паре стрел выпустить точно можно будет, а возможно, и больше. Это хорошо их проредит, пока увидят, пока додумаются, что атака идет с двух сторон. Ты же знаешь, я неплохо луком владею.
Отец еще ничего не успел ответить, как раздался голос рядом стоящего воина.
— Ха-ха, а ты, наверно, их в атаку и поведешь, вот уморил, Аника[1]-воин нашелся.
— А ты зря смеешься, я видел, как он луком владеет и бьется славно. А еще он Возлаю руку отрубленную смог вернуть, я бы пошел с ним в бой, — вступился за меня воин, который в поселке одолжил мне свой лук и стрелы.
— Знаешь, Яромир, а идея-то неплохая, — и отец задумался. — Да, пожалуй, стоит так поступить, но выдвигаться придётся уже сегодня, чтобы успеть к утру.
На его слова я лишь кивнул.
А потом пошло полноценное обсуждение плана и разных мелочей.
И спустя час мы выдвинулись на ладьях ближе к граду, чтобы лучникам идти поближе, и на ладьях быстро прийти и не было усталости от долгого перехода. Да и, думаю, с утра нас явно не ждут.
От нового места, где остановились корабли, идти до града придется полдня. Да по морю явно быстрей выходит.
А корабли тем временем начали разгружать, ведь в случае проигрыша никто не хочет дарить добычу. Да и на ладьях идти проще и комфортней, а в случае битвы разная рухлядь не будет мешаться под ногами.
В отряд лучников вошли и я, и мой знакомец, у которого я брал лук. Его звали Блуд, хорошее такое имя, говорящее. А над нами главным поставили храмового стражника Дубыню, не особо разговорчивого крепыша, но весьма опытного человека. И всего нас вышло десять человек.
Немного отдохнув, мы выдвинулись в сторону града, шли ходко, и мне приходилось двигать ногами расторопней, дабы поспевать за более опытными товарищами.
А идти по заснеженному и весеннему лесу — сплошная мука. Солнышко пригрело, и на снегу образовалась льдистая корочка. Ты раз туда ногой, а там водичка бежит, и обувка вся мокрая спустя пару минут. Так еще сверху капает. И капли весело стучат по шлему — кап, кап. Это ужасно начинает раздражать почти сразу.
Спать расположились в небольшой ложбине, там и запалили костры, чтобы подогреть еды и приготовить горячего взвара, а главное, прогреться и высушить обувку.
Как по мне, можно было еще пару часов идти и встать на ночлег рядом с градом, не выходя из леса. Но у Дубыни было свое мнение.
Солнце еще не встало толком, а мы двигались к граду по сумрачному и туманному лесу.
Пристань окружало редколесье, словно охватывая ее с двух сторон, а уж за ней на расстоянии чуть больше километра стоял и сам град Устка, за высокими деревянными стенами.
Лес можно было бы, конечно, и вырубить, а не просто проредить, но он защищал от морских ветров, да и с ним град привлекал меньше внимания.
Даны разбили лагерь на самом краю причала: стояли какие-то шатры, кто-то спал возле тлеющих костров, но часть отдыхать легла на кораблях.
Их боевые драккары были вытащены на берег. Вроде все хорошо, только есть одна проблема. Корабли были справа на причале, как раз рядом с тем местом, где мы вышли, отличная позиция для стрельбы. Вот только было оговорено, что наши будут вставать как раз в углу пристани рядом с лесом и раз это место занято, то они встанут на противоположном крае.
А на причале тут и там стояли лодочные сараи, где по зиме хранили свою снасть рыбаки, не в город же тащить. Часть сараев и лодок была переломана, понятно, откуда даны берут древесину для своих костров, зачем идти в лес, когда вон уже сухая и готовая.
До другого края пристани идти, так это весь город по дуге придется обходить, но время вроде еще есть.
— Они идут, — рядом со мной раздался голос боевого товарища, который рукой указывал на море.
Были видны силуэты кораблей, которые споро приближались к берегу.
— Вот черт, — вырвалось из меня. Да и остальные не сдержали ругательства.
— Быстрей, бежим, должны успеть, — выкрикнул Дубыня и ломанулся вдоль кромки леса, словно лось в период гона.
И наш небольшой отряд побежал вслед за ним. Идти было сложно, а бежать тем более, проваливаясь по колено в снег. На нас же еще и доспехи с оружием, что имели свой вес, отягощая нас. Непривычны здесь к таким марш-броскам на длинные дистанции, на короткие — пожалуйста. На той же охоте по лесу за дичью тоже можно побегать, но вот так все вместе — это уже перебор.
И спустя пару километров народ начал сдавать, движения замедлялись, и дышали люди с хрипом.
Сила магии жизни разливается по моему телу волнами, освежая и придавая сил. Легкое прикосновение к товарищу, и импульс магии жизни уходит в него, взбадривая. А я ловлю на себе ошарашенный взгляд. И так со всем десятком, удивленные взгляды и благодарственные кивки.
А я ведь еще и отрубленную руку вернул почти посередине боя, вот так и рождаются легенды. Какое-нибудь прозвище хорошее дадут, звучное и сочное. Яромир животворящий, звучит. Главное, чтобы не Яромир живородящий, а то потом вовек не отмоюсь от такого позора, я весело усмехнулся. Куда только мысли идут?
Я повел плечами и осмотрелся, немного еще осталось бежать, а темп вновь начал падать. И снова прохожусь своей силой по всему десятку.
Мы ушли за кромку леса и перешли на быстрый шаг, скрываясь под ветвями деревьев, и почти приблизились к причалу.
Успели!
Отряд пригнулся и затихарился, да и дышали все через раз, ожидая развития событий.
А наши ладьи клюнули носами в берег и застыли, никто с них не спрыгивал и не рвался в бой. Все по плану.
А вот лагерь данов начинает шевелиться, раздаются крики, и они устремляются к нашим ладьям. Кто-то просто схватил оружие в руки и спешит, а кто-то и шлем успел на голову нацепить. А были и те, кто без суеты вздевал на себя бронь, и таких немало.
А с наших кораблей изредка летят копья и дротики, не давая противникам близко подойти, но некоторые отмороженные даны, наплевав на опасность, пытаются залезть на ладьи, где их встречают совместными силами и уже мертвых скидывают обратно. А данов скапливается все больше, еще чутка — и их будет критическая масса и они пойдут на приступ. Сколько их, пятьдесят, семьдесят, в этой мешанине снующих туда-сюда не подсчитать.
И вот над бортами рядом стоящих кораблей возникают силуэты отца и дяди, в них летят копья. Их прикрывают щитами, и брошенное оружие не причиняет им вреда. А вокруг них начинают кружиться потоки ветра, все ускоряясь, словно набираясь сил. Взмах их рук, и в данов летят мощные порывы ветра. Которые легко сбивают их с ног на землю, не давая подняться.
Ветер стих, как будто стихия и не бушевала вовсе.
— Бей, — доносится до меня крик отца, и наши воины бьют. С кораблей летят дротики и копья в лежащих на земле данов. Протыкая их тела и пригвождая к земле. Разом на берегу образуется лес из воткнутых в землю копий и дротиков. А по округе раздается вой, полный боли и страдания.
А наши воины уже спрыгивают на берег и спешат добить данов. А другие, которые не оказались под ударами ветра и не вкусили убийственного гостинца, откатываются назад. И они не спешат лезть вперед, а дожидаются остальных.
— Разверните их, разверните, — я слышу напряженный шепот Дубыни.
И лишь после его слов понимаю, о чем он. Ведь наши оказались спиной к лесу. А даны уже начали выстраиваться в боевой порядок, образуя стену щитов.
Я вновь слышу крики отца, но не понимаю слов. Дышать трудно, я чувствую, как по мне льётся пот.
А тем временем наши образуют этакий полукруг, прикрываясь щитами, и начинают двигаться вдоль кромки леса, отходя от берега. Хм, чего они вытворяют? И потом ко мне происходит озарение. Если они так будут двигаться и дальше вдоль леса, они в один момент окажутся рядом с градом. И создается впечатление, что они так и хотят поступить.
Гениальный ход!
Который показывает, что с града будет помощь. Они играют на нервах противника. А я еще отца ругал про себя, мол, не Суворов. Может, он, конечно, у меня и не стратег, но тактик отличный. А если мы передвинемся ближе к берегу, будет просто отличная позиция для нашего удара. Ведь даны и родичи Путислава должны будут развернуться для удара по нашим, подставляя нам свои спины.
— Быстро в лес, к берегу, — начал командовать Дубыня.
Действительно, ведь не по краю леса бежать и привлекать к себе внимание.
До нас начал доноситься шум разгорающегося сражения. Мы выбежали на край леса, даны вовсю наседали на наших. Они шли в два-три ряда, первый активно работал щитами, а второй и третий поверх голов первого бил копьями и топорами. Шеренга, как она есть, хорошо ее держат, прям залюбуешься.
Щит летит в сторону, и я сгибаю лук, накидываю извлеченную тетиву.
Нащупав стрелу, извлекаю ее из колчана, и она лежит на луке. Я готов к выстрелу. А глаза шарят по врагам, выбирая себе цель. Они находятся в ста тридцати шагах от нас, оптимально, на моих губах играет злая и предвкушающая улыбка.
— Бей, — раздается через пару мгновений голос Дубыни. И мы отпускаем стрелы в полет. Десять гостинцев летят в спины ничего не подозревающих врагов.
Не дожидаясь, пока стрелы достигнут цели, уже новая стрела готова отправиться в смертоносный полет.
Мы успели сделать четыре выстрела, пока до врагов не доходит, что их расстреливают. Раздаются крики и ругань. И в нашу сторону бегут с пятнадцать врагов. Мы переносим огонь на них, стараясь выбить в первую очередь наименее защищенных.
И вот их осталось уже пятеро, все в бронях и хорошо прикрываются щитами. Среди них есть одно смутно знакомое лицо, я с трудом его узнаю, Иловай. Он щит держит в правой руке, а оружие в левой. Странно, он ведь не левша. Точно, у него же пальцы на правой руке не гнутся, вот и сменил, понятно.
По телу растекается сила жизни. В руках стрела, и я наполняю её магией ветра. Дары не конфликтуют между собой, и это хорошо.
Товарищи начинают отступать под защиту леса, окликая меня. Я не реагирую. Стрела готова, и древко начинает вибрировать от напряжения.
Выстрел — и она впивается прямо в середину щита. Щит разлетается щепками, и воина в броне прошивает насквозь. Враг валится замертво под ноги своему товарищу, который запинается о тело и летит в снег. Двадцать шагов разделяют меня и трех врагов.
Мгновение — и новая стрела заполнена силой ветра, выстрел. И она прошивает одного врага и впивается в следующего, спешащего за ним. Одним выстрелом двоих, да я прям мастер.
А последний враг приближается ко мне. Но стрела готова, и я вскидываю лук, смертельный снаряд смотрит ему в лицо.
— Ну, здрав будь, Иловай!
[1] Аника-воин в переносном смысле означает человека, который хвастается лишь вдалеке от опасности.