-- Ну, иди сюда, -- говорила она и касалась его лица шершавой распаренной ладонью, а он дотягивался до ее мокрых плеч. Любка не отстранялась, только плотнее придвигалась к перегородке. -- Не боишься меня?
-- Ну, что ты!
-- Так мужика хочу, -- признавалась она, -- прямо места себе не нахожу... А все они не по мне, пресные какие-то... Вот бы такого, как ты, полюбить!
-- Во говорит! -- смеялся Колька.-- А не врешь? -- Ему прямо удивительно было слышать такое.
-- А с чего мне врать? С чего?
И верно, врать было нечего: ведь это была такая игра... Она рассказала, что приехала сюда из Краснодара, что ей хочется найти человека незанятого, смирного и чистоплотного, рожать хочется и никуда не ездить, а тут еще этот дождь и мусор, быстрее б работа пошла настоящая, не то авансы не отработаешь, честное слово... А Колька ей о своем: как все лето во льдах зверя стреляли, как он хочет на берегу устроиться, море ему надоело, но никак не может бросить его. В городе у него квартира, но туда только к зиме попадает, а этот жир он просто ненавидит -- не морская это работа, да и место тут гнилое, неподходящее, и выпить некогда...
-- Квартира у тебя хорошая? -- спрашивала она.
-- Две комнаты, душ горячий...
-- Жениться тебе надо, Николай, -- убеждала его она. -- Ты не робей, за тебя любая с радостью пойдет!
-- Сына хочется получить, -- признавался он.
-- Бери меня, -- хохотала Любка, -- я тебе сколько хочешь нарожаю!
-- Ладно, согласен, -- отвечал Колька серьезно.
А через неделю она спросила:
-- Уходишь?
-- Завтра к вечеру снимемся.
-- Придешь к понтону?
-- Принято.
-- А не обманешь?
-- Вот тебе морское слово...
На следующий день они закончили к обеду работу, капитан выдал команде "отходные", и было пиршество, а про работниц забыли. Проснулся Колька уже в море.
Он вышел на палубу и, с трудом удерживая голову, смотрел на высокий берег, который зеленой полосой тянулся слева, на обвисшие грязные паруса, которые повесили на просушку, на вонючую мездрилку и шмотья сала, зацепившиеся за ванты, -- пусто и холодно было у Кольки на душе.
"Надо бросать эту работу!" -- неожиданно пришло ему в голову, и он поднялся в рубку.
-- Куда мы плетемся? -- недовольно спросил он у рулевого.
-- В Магадан.
-- А зачем?
-- Шкуры выкинем, жир выльем в танкер...
-- А дальше чего?
Рулевой удивленно посмотрел на него.
-- На Шантары, -- ответил он, -- зверя бить... Ты что, не выспался?
-- И опять жир?
-- А то чего ж?!
-- А ты все руль крутишь? -- спрашивал Колька, и все ему не по душе было сегодня.
-- Отвяжись, -- сказал рулевой.
Колька отвернулся от него, вытащил из кармана мятую папироску и с отвращением закурил.
"Бросать, бросать эту работу! -- думал он. -- Что ж получается: договаривался с ней насчет вечера, и вот на тебе... Знал бы фамилию, черкнул из Магадана, а так что? Чего мне в Магадане? Нечего мне там делать".
-- Плюнь ты на это дело, -- сказал он себе. -- Плюнь и разотри.
-- На какое дело? -- поинтересовался рулевой.
-- Так вся жизнь пройдет, -- рассуждал Колька. -- Если тебя здесь ждет невеста с цветами, то зачем тогда Магадан, верно говорю?
Он пошел в столовую, где на дерматиновых диванах храпели ребята, и стал толкать своего дружка Генку Дюжикова. Генка не открывал глаз и лягался, и Колька сказал ему:
-- Чего ж ты меня не разбудил? Я, может, с бабой не успел проститься...
-- Какой бабой?
-- Из бани... Ух, и врезалась она в меня!
-- Врежу я тебе сейчас! -- пообещал Генка.
-- Эх! -- сказал Колька. -- А ведь я человек свободный...
Он вытащил из шкафа полбуханки хлеба, порезал на куски и рассовал по карманам, а потом зашел в каюту, прихватил полушубок и ракету и снова поднялся на мостик.
На мостике лежала перевернутая лодка-ледянка. Колька вытащил из-под нее фал и, напрягшись изо всех сил, опустил ее за борт. Ледянку мотало в кильватерной струе. Колька закрепил фал наверху, спустился по нему в лодку и обрезал его ножом. Он сидел в лодке, широко расставив ноги, и видел мощную круглую корму шхуны с облупившимися буквами названия -- шхуна уходила от него. Потом достал хлеб и стал жевать его. Хлеб был вкусный на воздухе, и Колька быстро освободил карманы, а крошки вытряхнул за борт.
-- Поплыли, -- сказал он себе и взялся за весла.
Он греб минут сорок, не переставая, и увидел мыс Островной, который выходил на траверз его лодки, и мысленно прикинул, сколько еще грести. "К ночи доберусь", -- подумал он и посмотрел прямо перед собой -- шхуна уже перевалила горизонт. Колька представил, какой там поднимется переполох, когда хватятся его и ледянки, и рассмеялся. Спишут с судна, решил он.
-- Зачем мне Магадан, если меня ждут на острове Недоразумения? -развеселился он и расстегнул полушубок. Солнце лилось ему па лицо и руки, и с довольным видом он смотрел прямо перед собой.