- Подушечку понесете вы, - прервал его председатель, обернувшись ко мне. - Мы избрали вас.
Я обмер.
- Ради бога! - начал я отбиваться. - Я никогда не носил по улицам подушек. Да и зачем на параде подушка?
- Прошу вас, господин председатель, - вскочил снова противник долгих дебатов. - Я вам говорил, что этот господин (и он поднес указательный палец к самому моему носу) сегодня будет много говорить, пока ему все не объяснят.
- Послушайте, - сказал господин председатель, поворачиваясь, как мне показалось - с некоторым раздражением, в мою сторону, - на подушечке будут книги, если мы будем переносить прах писателя. Если же будем переносить героя, то ордена. У него должны быть ордена. Какой же герой без орденов!
- За несущим подушечку, - продолжал чтение хромой, - идет комитет по перенесению праха во главе с председателем. За комитетом движется торжественно украшенный катафалк с прахом. Следом идет министр просвещения, если переносим писателя, если же переносим героя - военный министр. За ними - семья и другие родственники, если они были у покойного. Потом движутся различные делегации, общества. Они несут свои знамена, если захватили их, если же не захватили, то не понесут ничего. Вот основные пункты программы. Примечание: 1) семья одета во все черное; 2) в соответствии с предложением комитета, народ, который будет идти за делегациями, может быть разделен на две группы: сначала - представители женского пола, потом - мужского; 3) певческие общества по пути могут что-либо петь, если будет необходимость, но при этом нужно следить, чтобы дирижеры не мешали друг другу; 4) важно также обратить внимание на то, чтобы школьные сторожа были одеты прилично; как правило, на парадах они идут впереди своих школ и бывают всегда в таком растрепанном виде, будто они вовсе и не сторожа, а директора гимназий.
- Такова программа! - сказал председатель, когда хромой закончил чтение. - Эту программу мы, разумеется, уточним. Нужно, например, определить, по какой улице пойдет процессия, место, где я буду выступать, и тому подобное.
- Кроме того, - перебил его хромой член комитета, - следует определить, какие ленты будут в тот день у членов комитета.
- Да. И это, - продолжал председатель. - Но сначала мы решим, чей прах переносить. Пусть каждый из нас предложит по одному предку, прах которого следовало бы перенести, и назовет место нового захоронения.
- Я думаю, господа, - еще раз взял слово тот, кто ненавидел долгие дебаты, - я думаю, что мы слишком затянем дело, если сейчас каждый будет называть любое имя, пришедшее ему в голову. Давайте поручим вот этому господину (и он снова указал пальцем на меня) подготовить к следующему заседанию список наших предков, которые заслуживают, чтобы их прах был перенесен. А мы из списка выберем одного.
- Все согласны? - спросил председатель.
- Согласны! - крикнули члены комитета.
- На этом заканчиваем наше заседание.
Прежде чем написать эти строки, я как раз закончил составлять список наших предков, чтобы представить его на следующем заседании. Но, перечитав список еще раз, я пришел в ужас из-за незначительного обстоятельства: ни об одном из предков нельзя было точно сказать, где он захоронен и где его могила. Поэтому я думаю, что свое сообщение на заседании завершу предложением преобразовать наш комитет в комитет по разысканию могил предков, скрывшихся от благодарного потомства.
Если на следующем заседании мне удастся провести это предложение, то я, во всяком случае, избавлюсь от необходимости таскать по улицам какие-то подушки.
БЕСПЛАТНЫЙ БИЛЕТ
- Господин Пера, вы любите театр?
- Конечно, люблю.
- Ну, так я для вас могу кое-что сделать. Вот вам мой бесплатный билет на вечернее представление. Меня пригласили на ужин, и поэтому я не смогу пойти на спектакль. Сходите, вещь хорошая.
- Смешная?
- Умрете со смеху.
Так однажды утром, сидя на своих кроватях и одеваясь, разговаривали господин Сима Савич, писарь, и господин Пера Турудич, практикант из местного суда. Они вместе снимали комнату, хотя и не были сверстниками: господин Пера был намного старше. В комнате, кроме двух кроватей, стояли стол, два стула, лампа и возле дверей, на старой табуретке, - таз для умывания. Писарь и практикант работали в одном кабинете канцелярии, подружились там и поселились вместе.
Как только стало известно, что в наш город приезжает театральная труппа, господин Савич с воодушевлением стукнул кипой бумаг по столу и воскликнул:
- Ну, слава богу, наконец-то мы немного воспрянем духом!
Господин Сима Савич обрадовался приезду актеров потому, что и сам имел к театру некоторое отношение, будучи человеком, близким к искусству. Как член хорового общества, он часто организовывал любительские представления, в которых всегда был главным режиссером и играл главные роли. Говорят, что после одного из таких представлений ветеринарный врач даже сказал ему: "Вы, господин Сима, настоящий талант!" А ветеринарный врач считался образованным человеком: он говорил не только на родном, но еще и на немецком языке. И однажды, когда господин Сима играл трагедийную роль, сам господин протоиерей, говорят, заплакал.
Господин Сима неспроста обрадовался приезду театральной труппы: ему самому хотелось приобщиться к ее деятельности. Поэтому он пошел в редакцию "Светлости", газеты, которая выходит в нашем городе раз в неделю, и предложил свои услуги в качестве бесплатного театрального критика. Писать он решил под псевдонимом "Илдирим", что по-турецки означает "молния". В турецкой истории так называют косовского Баязета. 1
1 Баязет - турецкий султан (1389-1402), командовавший турецкими войсками во время Косовской битвы.
Сразу же после первого, очень успешного выступления труппы господин Сима почувствовал вдруг, что его авторитету режиссера и исполнителя главных ролей в любительских спектаклях нанесен удар и его престиж начинает быстро падать в глазах сограждан. Сам ветеринарный врач сказал ему: "Да, господин Сима, это не чета вашим любительским спектаклям!"
У господина Симы пробудилось чувство зависти и злобы, без которых, впрочем, не мог бы обойтись ни один большой критик. Уже после второго представления "Отелло" Илдирим написал очень острую критическую статью, обрушив главный удар на артистов, игравших роли, которые он сам когда-то исполнял. Больше всех досталось исполнителю главной роли - Отелло. Господин Сима утверждал, между прочим, что этот актер не знает, что делать со своими руками.
Критика пала на труппу, словно гром с ясного неба. Один артист, которого вечно "оттесняли", не давая ему первых ролей, воспринял критику вполне серьезно.
"Я слышал, - утверждал он, - что эту статью написал какой-то профессор, которому предлагали место драматурга в Народном театре Белграда!" Комик ядовито заметил: "Критик не принял в расчет, что "Отелло" - костюмированное представление, а на костюмах нет карманов, поэтому артисту и некуда деть руки!" А артистка, игравшая Дездемону, добавила: "Если бы критик знал, что Отелло в последнем акте хватает меня за горло, как мясник, он бы не говорил, что тот не знает, куда девать руки!"
Отелло выслушивал все эти ядовитые замечания и только кусал губы, как в первом явлении пятого акта. Он повсюду расспрашивал, кто автор критики, но никак не мог узнать. Этого ему не хотели сказать даже в редакции. Наконец он догадался спросить у кассира, продававшего билеты, на каком месте сидит критик из редакции "Светлости".
- Второй ряд, место сорок два, - ответил кассир.
Узнав это, Отелло еще до начала представления, когда зал был пуст, хорошенько рассмотрел место, а затем пошел за кулисы и пробыл там до последнего акта, хотя и не был занят в спектакле. Перед началом спектакля и после первого действия он долго смотрел сквозь дырочку в занавесе, фиксируя второй ряд, место номер сорок два. А между вторым и третьим действием вышел в зал, прошел через партер, остановился у кресла сорок два, вызывающе посмотрел на сидевшего в нем господина и презрительно покашлял.
На этом месте сидел господин Пера, практикант, и с удовольствием смеялся, как и должен смеяться всякий зритель, получивший бесплатный билет.
"Правду сказал господин Сима, - думал про себя Пера, - что я буду смеяться до слез".
После окончания спектакля господин Пера вместе с остальной публикой стал пробираться к выходу, все еще думая про себя: "Правду сказал господин Сима, что вечером я буду смеяться до слез". И, выйдя на улицу, он продолжал бы свой путь с такими же мыслями, но вдруг перед ним предстал тот самый человек, который перед последним действием покашливал в партере.
- Вы, значит, утверждаете, будто я не знаю, что делать со своими руками! - загремел неизвестный прямо ему в лицо.
- Почему я? - заволновался господин Пера.
- А я хочу вам доказать, - рявкнул тот снова, - я знаю, что делать со своими руками!
И тотчас на бедного господина Перу посыпались хлесткие пощечины то с одной, то с другой стороны, сопровождаемые возгласом:
- Извольте и дальше писать свои критики!
Изумленный и ошеломленный господин Пера не смел и пошевельнуться, он стоял неподвижно, словно боялся повернуть голову, чтобы обидчик не промахнулся.
Нельзя сказать, сколько именно было получено пощечин, так как он их, по-видимому, не считал. Но когда публика вырвала господина Перу из рук "мавра", он поплелся домой с распухшими щеками. В утешение он только и мог сказать себе: "Ну вот, а он мне говорил, что я вечером посмеюсь до слез".
Придя домой, он не застал господина Симу, задержавшегося на ужине. Господин Пера не смог дождаться утра, взял лист бумаги и написал крупными буквами: "Я очень дорого заплатил за ваш бесплатный билет", и положил эту записку на подушку господина Симы. Затем лег в кровать и с головой завернулся в одеяло, словно хотел скрыться от пережитого публичного позора.
На другой день утром господин Сима и господин Пера снова сидели на своих кроватях и одевались. Господин Пера, все еще с опухшими щеками, тяжело вздыхая, рассказывал господину Симе свое ночное приключение.
- Уверяю вас, я совсем не знаю этого человека. Подходит ко мне и сообщает, что не знает, куда девать свои руки. А потом, чтобы занять их чем-то, бьет меня по щекам. Если только за то, что я смотрел спектакль по бесплатному билету, то вы должны были предупредить меня, и я бы не пошел. За удовольствие бесплатно посмеяться - получить побои! Нет, это никуда не годится!
Господин Сима с живым участием слушал господина Перу и несколько раз прерывал его рассказ вопросами:
- А он всерьез бил вас по щекам?