И он ушел куда-то, оставив нас втроем. Наступила полночь, и каждый из нас устроился в своем углу, пытаясь немного подремать, насколько это вообще возможно при невероятной тряске вагона.
На станции в Нише, куда мы прибыли на рассвете, мне удалось оказать прекрасной иностранке кое-какие услуги. Я раздобыл ей свежей воды для умывания, принес теплый кофе из ресторана и достал несколько иностранных газет. Тут, на станции Ниш, покинул нас и купец; мы остались в купе вдвоем с иностранкой.
Беседуя со мной, спутница рассказала, что едет в Салоники навестить замужнюю сестру, с которой уже два года не виделась. Она с трудом упросила мужа отпустить ее: муж очень занят и не мог сопровождать ее в такую даль, а с тем, чтобы отпустить ее одну, он никак не хотел примириться. Он опасался также, что на Востоке люди недостаточно внимательны к дамам, и это больше всего мешало ему дать согласие на поездку жены.
- Когда вы, сударыня, возвратитесь, скажите вашему супругу, что на Востоке люди так же внимательны, как и на Западе.
Молодая женщина обрадовалась, услышав, что я знаком с ее зятем, управляющим одной иностранной торговой фирмой в Салониках, и попросила у меня визитную карточку, чтобы иметь возможность похвастать, кто за ней ухаживал в пути. Очевидно, ей было приятно прочитать на визитной карточке, что я высокий консульский чиновник; с этого момента дама стала еще любезнее. Это не значит, что до того она была нелюбезна, но, возможно, в глубине души стеснялась случайного знакомства и опасалась быть скомпрометированной в Салониках. После того как выяснилось, кто я, в ее обращении, кроме любезности, прозвучала нотка доверия.
Спутница рассказала о своем браке и о муже, который так внимателен к ней, о себе и о том, как она любит мужа, любит так же, как в первый день брака.
- Вы давно замужем?
- Два года и пять месяцев.
- Ого! - сказал я.
- Что, собственно, вас поражает? - спросила она удивленно.
- Я полагаю, времени достаточно, чтобы первая любовь немного остыла.
- Вы думаете? - сказала она, слегка обиженная, и надула розовые губки.
- Да! Но не судите меня слишком строго, у меня особый взгляд на брак.
- Особый? Неужели существуют различные взгляды на брак?
- Ну конечно. Я, например, полагаю, что мужу и жене достаточно год быть любовниками, во второй, третий, четвертый год и дальше - они друзья, в седьмой, восьмой и дальше - они приятели. А когда брак перевалит за двадцать лет, они станут родственниками.
- Вы так думаете? - поразилась молодая женщина. - А я считаю - всегда будет так, как сейчас. По крайней мере я никогда не собираюсь изменять своих чувств. Мое отношение к мужу мне нравится, зачем же менять его?
- Ах, сударыня, вы молоды. Вы еще не знаете жизни и потому говорите так уверенно. Вы не знаете, как мелочь, незначительная, непредвиденная мелочь способна изменить жизнь. Представьте себе экипаж, едущий по дороге. Экипаж крепкий, сильные кони, ровное шоссе, и пассажиры в экипаже беспечны и совершенно уверены - подобно вам сейчас, - что без всяких происшествий прибудут на место назначения. Один маленький камешек - шина лопается, колесо рассыпается, экипаж перевертывается... О, таких непредвиденных случаев много, очень много бывает в жизни.
Произнося свою речь, я жестикулировал, и она, заметив у меня на пальце обручальное кольцо, тотчас же меня прервала:
- Вы женаты?
- Да! Следовательно, я говорю на основании собственного опыта.
- Ваша супруга тоже в Салониках?
- Да. Я по служебным делам провел несколько дней в Белграде.
Затем мы беседовали о Салониках, о Востоке вообще. Поезд шел мимо станций, мимо скошенных лугов, по живописным ущельям, спеша к границе, которая в то время проходила около города Вране.
- Еще одна станция, и мы на границе, - сказал я своей спутнице.
- На границе? - спросила она с легкой тревогой в голосе.
- Да!
- Там производится таможенный досмотр?
- Да, на турецкой стороне.
- И строго осматривают?
- Видите ли, я не имел возможности этого испытать, так как у меня дипломатический паспорт. Но, по моим наблюдениям, строго, очень строго.
Молодая женщина умолкла и глубоко задумалась, ее лицо омрачилось тенью заботы. Мне не удалось продолжить беседу. Она отвечала лишь "да" и "нет", и чем ближе поезд подходил к границе, тем озабоченнее становилась она, не в силах скрыть тревогу.
- Вы как будто чем-то обеспокоены? - попытался я вовлечь ее в разговор.
- Действительно... я беспокоюсь... Не знаю, могу ли я вам открыться?
- Почему же нет, сударыня?
Она собралась что-то рассказать мне, но ее голос задрожал, дыхание стало прерывистым, и на глаза навернулись слезы.
- Это нехорошо, я знаю, что это нехорошо, но... - она пыталась продолжать и снова запнулась.
- Неужели это так страшно?
- Нет, только мне действительно неловко перед вами. Я не соглашалась, я говорила мужу, что несогласна, но что поделаешь, если он страстный коммерсант и готов использовать любую возможность. Вы видите эти чемоданы?.. - она указала взглядом на свой многочисленный багаж.
- В них ваши туалеты?
- Нет, сударь, в них товары, они полны товаров. Мой муж посылает все это зятю для продажи, чтобы таким образом покрыть расходы по моей поездке.
- Значит, это контрабанда?
Она потупилась и покраснела.
- Как же вы пересекли нашу границу?
- Не знаю. Приятель моего мужа из Земуна переправил меня; он обо всем заботился, а не я.
- А теперь?
- Мне очень страшно. Строго ли здесь осматривают?
- Вероятно! В Турции сейчас очень оживились четники, со всех сторон и разными способами для них перебрасывается оружие. Не удивительно, что таможенники с особенной строгостью проверяют чемоданы пассажиров.
- Что же делать? - воскликнула она в отчаянии.
Я пожал плечами, хотя очень сочувствовал этой хорошенькой женщине, попавшей в такое неприятное положение.