- Мишени, лопатки, два чучела для штыкового боя. Все приготовлено, товарищ подполковник.
Этот большой, сильный мужчина сейчас напоминал ребенка, который собрал свои игрушки и теперь радуется не нарадуется. Спрашиваю:
- Начштаба приказал?
- Личная инициатива!
Стоят роты, напротив офицеры, а между ними я и мои помощники: Сапрыгин, замполит Рыбаков, внешне спокойный, но в глазах тревожная настороженность; майор Вишняковский в поношенной гимнастерке, в синих галифе, без ордена, с животом, туго стянутым широким армейским ремнем.
С первого взгляда на три плотные колонны заметил: часть солдат в приличных гимнастерках, хотя и в той же обувке, в какой выходили по тревоге. Ровнее, чем вчера, держат строй.
Сапрыгин, показывая на часы, настойчиво шепчет:
- Отправка задерживается.
Рука Рыбакова скользит по портупее вверх-вниз, вверх-вниз. Не может скрыть нетерпения.
Не торопясь обхожу роты, становлюсь так, чтобы все меня видели.
- Кто из госпиталей? Построиться на левом фланге!
Суматоха - и более восьмидесяти солдат образовали отдельную колонну. Подошел к ним:
- Недолеченные есть?
- У меня грыжа...
- Я подхрамываю...
Пятерых солдат увел на осмотр полковой врач.
Нажимаю на голос так, чтобы всем было слышно:
- У кого трое и больше детей?
- Пятерых ращу! - ответ издалека.
Легкий смешок вспорхнул над строем.
- Выходи, отец.
Щупленький солдат выскочил из строя:
- Тамбовский я... Бабы нашенские рожалые. Младшему годок будет.
- А чего такой веселый?
- Живинка у середке, - ответил шустро и подморгнул.
- Встань в сторонку, отец...
Многодетные отцы выходили из строя. Набралось до отделения.
- Танкисты, командиры зенитных орудий, стрелки-радисты - в отдельный строй!
Голос из редеющей колонны:
- Почему запрещают возвращаться в часть, в которой служил до ранения?
- Кто запрещает? Выйти всем, кто хочет вернуться в свои части!
"Возвращенцев" набралось больше взвода.
Роты таяли на глазах. В сомкнувшемся строю остались одни парнишки. Им по восемнадцать-девятнадцать. Что они умеют? Стрелять, перебегать боевое поле, ползать по нему, встречать танки, скрываться от минометного шквала? Приказываю дежурному по полку Петуханову:
- Левофланговое отделение строя на линию огня!
- Есть!.. Слушай мою команду: отделение, на стрельбище шагом марш!
Солнце выползало из-за леса, краешком глядя на только что расставленные мишени. Застыли ребячьи глаза, винтовки прижаты к плечам. Петуханов зычно:
- Лежа, прицел четыре, заряжай!
Полуобороты - и на землю. Острые локотки выдавливают на сырой пашне луночки. Петуханов докладывает:
- Товарищ подполковник, отделение к выполнению первой стрелковой задачи готово!
- Трубач, сигналь!
Над затихшим полигоном рвется звонко: внимание!
- Огонь!
Нестройные выстрелы, отдававшие в хрупкие ключицы юнцов.
- Отбой!
Еще раз прозвучал сигнал "внимание!". И снова пули летели за молоком.
- Может, не пристреляны?
Беру у правофлангового винтовку, целюсь. Почему-то дрожит мушка. Палец не дотягивается до спускового крючка...
И тихо-тихо - все ждут.
После выстрела поднимаюсь, как водолаз, который пробыл на дне десятки минут, так и не обнаружив предмет, видный невооруженным глазом с палубы корабля. Моя первая ошибка - винтовка в еще неокрепших руках.