Ждать пришлось еще минут десять. Тряпку, наконец, перестало рвать ветром, она желтой кляксой обвисла на стволе и вяло затрепыхалась.
Брак, в сотый раз перепроверяющий жахатель, сперва этого не заметил. Зато оживился Логи, который успел дожрать оставшихся в кульке медуз, опустошить флягу, и теперь развлекался: демонстративно разглядывал в окуляр светловолосую искательницу Гряземесов и выразительно причмокивал. Ту внимание толстяка не радовало, но идти выяснять отношения из-за подобной ерунды девушка не спешила. Ограничилась тем, что повернулась на своей лежанке на другой бок и отвернулась. Чем привела лысого в еще больший восторг, ведь даже прикрытый полупрозрачным плащом, другой бок радовал глаз.
Поэтому момент, когда ветер донес снизу неразборчивый крик, Логи встретил во всеоружии. Споро перевел окуляр, успев увидеть поднимающего сигналку Гарпунщика.
Жахнуло. От старшего загонщика в воздух рванула ослепительная ярко-голубая вспышка, поднялась на высоту пяти человеческих ростов, после чего погасла. На землю принялось медленно оседать ярко-зеленое облако, а по ушам стегануло резким протяжным звуком.
— Водоросли сушеные, — пробормотал поднявший голову Брак. Пропустить звук сигналки было невозможно.
Гарпунщик, теперь зеленый, поспешил к собравшимся со стороны Пятки охотникам. Он уже успел откуда-то вытащить свой знаменитый гарпун и теперь использовал его для опоры, чтобы не оступиться на гальке. Задремавшие на жаре охотники спешно просыпались, трясли затекшими конечностями. Натягивали свои плащи слабые духом и не желавшие потеть на солнце.
— Логи, ты туда не смотри, — Брак тронул за плечо обшаривающего взглядом бухту толстяка. — Сюда смотри.
Послушно переведя окуляр в указанном направлении, лысый увидел, как с черной громады Плеши срываются три стремительные тени. Красуясь, упали почти вертикально вдоль скалы, и лишь над самой кромкой воды резким маневром выровнялись, пошли вдоль берега.
Начавшего было разглядывать приближающихся летунов Логи снова прервал калека, вновь указав на вершину плато. Оттуда, вслед за стремительными флирами, неторопливо выплывал великолепный пурпурно-золотой гравицеп. Неторопливо, словно красуясь, он покинул плато, немного снизился и направился к центру бухты.
— Это еще кто? Брак, кто это? Я даже в трубу не вижу.
— Не знаю. В первый раз вижу. Похож на яхту.
Калека, набрал полную грудь воздуха, сложил руки куполом и прокричал соседу по насыпи:
— Ухол! Это кто?!
Тот в ответ лишь развел руками, показывая, что сам не знает.
— Неважно. Потом узнаем. Не пропусти, сейчас шугать будут.
Подлетевшие флиры замедлились, зависли над водой в четырех сотнях шагов от берега, как раз напротив площадки охотников. Два грязно-ржавых и один ярко-желтый. Вода под ними бурлила и пенилась.
Браку невольно стало обидно. В семье никогда не заморачивались окраской машин, предпочитая простые и понятные личные метки, но сейчас стало стыдно перед Гряземесами. Уж больно нарядно смотрелся их летатель в сравнении с машинами Котобоев.
Флиры, тем временем, выстроились в неровную линию, сбросили в воду тяжелые сплющенные сферы шугалок на длинных веревках, после чего неспешно двинулись к берегу. Отсюда не слышно, но под водой сейчас творится шаргово безумие. Какофония звуков, от неритмичного глухого стука клешней глубоководных крабов, до пронзительных воплей катранов. Оказавшемуся сейчас в воде покажется, что его окружают все ужасы океанических глубин разом. И все они неистово орут. Над поверхностью воды при этом стоит полная тишина.
Долго, однако, тишина не продлилась. Не успели флиры преодолеть и четверти пути, как из-под водной глади рванулось наверх что-то огромное и стремительное. Вспучился исполинский водяной горб, и тут же опал, расплескался, прорванный в центре бугристым, грязно-серым гребнем. Вслед за гребнем, в облаке водяной пыли и брызг показалась сама медуза, вытянутый радужный пузырь, полупрозрачный, пронизанный бесчисленными красноватыми прожилками, судорожно пульсирующий. Словно обычный мыльный пузырь, если бы в мире существовали мыльные пузыри размером с таргу.
Брак, сам того не замечая, судорожно стиснул побелевшими пальцами приклад Дум-Дума. В отличие от вечно отлынивающего толстяка, он на подобных охотах бывал, но разглядеть что-либо из темного кузова грузовика почти невозможно. Да и места у смотровых бойниц всегда доставались самым шустрым и сильным. Зато теперь, снаружи, наконец-то можно во всех подробностях разглядеть величественное действо.
Набухший над поверхностью бухты пузырь вдруг резко рванулся вверх, с покатой поверхности водопадами хлестала вода. Вслед за огромным радужным зонтиком, опоясанным мелко сокращающейся розовой бахромой, потянулся из воды толстый жгут переплетенных щупалец. Он все тянулся и тянулся, длинный, в несколько раз превосходящий высоту купола. Наконец, полностью вырвавшаяся из водной стихии медуза замедлилась, зависла неподвижно. Плотно переплетенный клубок конечностей зашевелился, распался на четыре толстых каната с утолщениями на концах, окруженных блестящим на солнце облаком щупалец поменьше.
Флиры резво развернулись, набирая высоту рванули в сторону океана. Исполнившие свое предназначение шугалки скакали по поверхности воды. И вовремя!
Вслед за первой медузой поверхность бухты буквально взорвалась, взбурлила бесчисленными пузырьками. Десятки медуз, от крохотных, с кулак размером, до настоящих гигантов, способных укрыть под куполом немалых размеров трак. Вся стая взлетела разом, вызвав высоченные, беспорядочно сталкивающиеся друг с другом волны.
Прильнувший к окуляру, возбужденно пританцовывающий Логи издал протяжный восхищенный вздох. До ушей докатился грохот падающей в море воды. С зависшей над величественной картиной яхты блеснул солнечный зайчик.
Брак, не меньше толстяка пораженный зрелищем, от ступора оправился быстро. Сунул руку в сумку, выудив небольшой шарик грязно-бурого воска. Отделив два крохотных кусочка, плотно заткнул уши. Жестами заставил лысого сделать то же самое, после чего сунул в руки толстяку банку. Логи запыхтел, разогревая.
Медуз, подобно парусам раскинувших широкие щупальца, наконец подхватил ветер, понес в сторону пляжа. Не слишком быстро по меркам летучих исполинов, но расстояние до берега сокращалось на глазах. Охотники подобрались, взяли оружие наизготовку. В ложа метателей легли первые дротики. Скраппы пока молчали, над поверхностью воды сбивать медуз не было смысла.
Пузыри шли вразнобой, далеко растянувшись над водой. Впереди с десяток самых здоровенных. И именно по ним, едва тень первой медузы коснулась пляжа, почти синхронно жахнули тяжелые скраппы. Галька вокруг орудий брызнула во все стороны, прицепы ощутимо качнуло, с окрестных камней вспорхнули стаи перепуганных птиц.
В слепящих голубых вспышках рванулись к стае облака острых железных осколков. Ударили, снося содрогающиеся щупальца, рвя и уродуя полупрозрачные купола, дробя коралловые гребни. Водопадами хлынула на девственно-белую гальку зеленоватая слизь из развороченных металлом отверстий. Строй пузырей смялся, сломался, раненых повело к земле. Одна из огромных медуз, разорванная почти пополам, тяжело рухнула в воду у самой кромки берега, окатив волной колеса траков. Замерла, опала бесформенной грудой, судорожно тряся обрубками щупалец.
По ушам, слышимый даже сквозь плотные затычки, ударил пронзительный визг. Многоголосый, рыдающий, умирающие гиганты отчаянно сигнализировали остальным об опасности, но неумолимый ветер продолжал тащить стаю прямо в ловушку.
Крикам медуз вторили проснувшиеся тарги. От линии машин замелькали синие вспышки. Миновавших уже почти половину пляжа медуз накрыло настоящим штормом из металлического лома, от собравшихся внизу охотников дождем хлынули дротики. Упавших, все еще опасных и бьющих щупальцами, тут же глушили ручными жахателями, кололи длинными копьями, стараясь поразить скрытый в глубине куполов нервный узел. А на пляж выплывали все новые и новые пузыри, поменьше. Сбившиеся в плотное облако, стремящиеся как можно скорее миновать опасный участок и взмыть в небо, подальше от творящейся на земле бойни.
Дождались своего часа траки. Ударили снизу, почти вертикально, прямо под куполы. Медузы шли низко, попавшие под голубую вспышку будто взорвались изнутри, расплескали по пляжу куски щупалец и разодранных на части тел. Охотники привычно пригнули головы, укрываясь от потоков едкой жидкости и жалящих обрывков парусов.
Стая умирала. Слишком слаженно действовали охотники, слишком хорошо была подготовлена засада. Уши резал непрекращающийся визг. На глазах у Брака, кто-то из группы Ярлана ловким броском дротика сбил мелкую медузу, разом опавшую и затихшую. Повезло, попал прямо в нервный узел. А если бы перебил эйровую артерию к гребню, летающая тварь лишь плавно опустилась бы на землю, оставшись по-прежнему опасной. Гарпунщик, ловко орудуя длинным дыроколом, добивал уже третью по счету медузу. Со стороны тарг, которым повезло разжиться скорострельными скраппами, вспыхивало голубым.
Брак все больше нервничал. Нагретая банка уже давно заняла свое место, наконечник гарпуна он раскалил еще раньше. Но до сих пор ни одна медуза не добралась до гребня, не сумела миновать бушующей внизу смерти. Шансы загарпунить хотя-бы средних размеров пузырь таяли с каждой секундой. Оставалось надеяться, что прорвется кто-то из мелочи, пройдет по краю. Скраппы разряжены, дротики у охотников заканчиваются — но и от стаи остались жалкие ошметки.
Удачный шанс заметил Логи. Хлопнул по плечу сжимающего в потных ладонях жахатель калеку, махнул рукой, указывая направление.
Там маленькой, крепко сбитой группой шли три пузыря. Один побольше, и два совсем малыша, не больше скиммера размером, гребни только-только сформировались. Им чудом удалось миновать место побоища, пройти почти над группой охотников, которым было тяжело прицельно швырять дротики прямо вверх. Удалось избежать случайного выстрела скраппы. И теперь счастливчики, наконец, разогрели гребни и принялись набирать высоту, стремительно возносясь над каменной насыпью.
Охотники на гребне оживились. Сверкнул опереньем выпущенный из бандуры Ухола короткий темный дротик, прошел сильно ниже. Со стороны световолосой жахнуло синим, задело самым краешком одного из малюток. Того отнесло, парус рассыпался безвольно обвисшими веревочками щупалец. Оглушенная медуза просела в воздухе, прекратила набирать высоту и с силой ударилась, расплескалась о верхний край насыпи, истошно крича. Треснувший почти пополам гребень утянул ее вниз по камням.
Брак стиснул зубы. Ладони моментально вспотели. Приклад Дум-Дума больно впился в плечо, раскаленный докрасна наконечник гарпуна ходил ходуном. Быстро, слишком быстро поднимается большой пузырь, стремится как можно быстрее уйти в небо, на спасительную высоту. Там он полностью раскроет парус и, лавируя в потоках ветра, улетит туда, где его невозможно будет достать.
Поймал медузу в самодельный прицел. Хорошо, что цель такая большая, даже с такого расстояния выдается за границы грубо сведенной сетки. Только бы не промахнуться. Только бы не застрял в стволе самодельный гарпун. Только бы не запуталась веревка. Только бы затея с наконечником сработала как надо. Решившись, про себя попросил помощи у мамы и жахнул.
Дум-Дум больно лягнул в плечо, почти сбивая калеку с ног. Зато гарпун не подвел, оранжево-красным росчерком рванулся к цели, увлекая за собой стремительно разматывающуюся веревку. Секунда, и наконечник с шипением бьет в цель, прямо по нижней кромке купола. Вонзился хорошо, пробил колышущуюся плоть на всю глубину, из неровной дыры ударили наружу струи зеленоватого пара.
Логи что-то восторженно орал, медуза визжала. Бешено содрогаясь, рванула вверх еще быстрее, оставляя за собой смертельно опасный каменный обрыв. Но было поздно. Размотались кольца веревки, разогнавшийся пузырь будто впечатало в невидимую стену. Звенящая от напряжения бечевка и рывок медузы едва не выдрали из тела гарпун, но сработал хитрый наконечник. Железные лепестки от рывка легко разошлись, распустились цветком внутри полупрозрачной пульсирующей массы.
Плоть гребневых медуз мягкая, податливая. Ее точно не хватило бы, чтобы раскрыть лепестки. Но Брак раскалил на совесть, даже стремительно остывающий, заживо кипятящий полупрозрачные внутренности металл был все еще достаточно мягок, чтобы цветок раскрылся и надежно зацепился.
Огромный радужный купол завис на натянутой веревке, словно диковинный воздушный змей. Ошеломленная болью и резкой остановкой медуза, не в силах подниматься больше вверх, попыталась хотя бы вернуться в родную стихию. Щупальца безумно замелькали в попытке поразить неведомого врага, туша просела в воздухе и начала стремительно снижаться.
Брак все еще перезаряжал дрожащими руками жахатель чтобы оглушить медузу, когда схвативший Там-Там Логи вдруг сорвался с места и, в нарушение всех планов, тяжело побежал к падающей твари. Упрямо наклонив голову и глубоко накинув капюшон, толстяк несся с грацией люторога, на замахе сжимая двумя руками любимую кувалду.
— Логи, стой! Да стой же ты, кретин! — Калека понятия не имел, что за моча ударила в голову лысому, но он прекрасно понимал, что именно тот пытается сделать. — Только не жахай!
Увы, восковые затычки в ушах и несмолкаемый визг заглушали любые крики. Да и услышь Логи напарника, вряд ли остановился бы. В чем интерес добивать оглушенного, беспомощного врага? Свою первую охоту толстяк собирался провести на своих условиях, поразить Там-Тамом настоящего противника, нанести первую честную зарубку на рукоять. Ну и выпендриться перед светловолосой искательницей, раз уж на то пошло.
Разогнавшийся толстяк добежал как раз в тот момент, когда купол с глухим влажным плюхом бухнулся на камень, разбросав в стороны разномастные щупальца. Логи пропустил над головой слепо ударившее полупрозрачное бревно, низко нагнув голову проломился через паутину судорожно шевелящихся серебристых канатов. Оказавшись вплотную к куполу, замахнулся и вдарил со всей дури обратной стороной кувалды, метясь под гребень, в красноватый клубок сплетенных нервов.
Тяжелый боек глубоко вонзился в податливый бок медузы, проминая себе дорогу. Врубился глубоко, но до клубка не достал. И в этот самый момент сработал механизм в оголовье, металлический штырь всей силой удара лысого громилы вмял пластину банки с эйром.
Там-Там жахнул. Нет, он ЖАХНУЛ. Выплеснул разогнанный эйр широким конусом, прямо внутри тела. Кувалду отдачей вырвало из рук толстяка, тяжелая железная болванка вывернулась из раны и отлетела далеко в сторону. Но медузе уже было все равно. Внутри купола, там, куда ударила синеватая вспышка, вспух разрывающий все в клочья пузырь. Силящийся вырваться наружу эйр в разорвал нервный узел, разнес все то, что можно было бы считать мозгом. Из оставленной кувалдой раны ударил наружу широкий фонтан ошметков и зеленоватой жидкости. Ему вторил фонтан поменьше, вытолкнувший из тела глубоко засевший гарпун вместе с солидным шматом полупрозрачной плоти. Издыхающая медуза издала последний пронзительный вопль, судорожно хлестнула по сторонам щупальцами и затихла.
Толстяк, умудрившийся поймать под сбившийся капюшон солидную порцию медузьих внутренностей, пошатнулся, попытался стереть с лица липкую обжигающую дрянь, но не успел. Бешено хлестнувшее в агонии толстое щупальце ударило его в грудь, отбросило. Тело вопящего Логи, пролетев с десяток шагов, прокатилось по камням и замерло неподвижно.
Заменивший банку Брак не успел. Да и как-бы он мог успеть, лысый рванул слишком быстро, бежал к цели разогнанным траком. Чудо, что ему вообще удалось подбежать на расстояние удара, медузы всегда чутко реагируют на присутствие, бьют не задумываясь огромными щупальцами, оплетают жгучими канатами и нитями. Разве что удар об землю на секунду оглушил, ошеломил летучую тварь. И даже в этой ситуации, толстяк сделал все возможное, чтобы сдохнуть. Вот какого шарга ударил жахателем? Да, медузу это пришибло моментально, но такого же результата можно было бы добиться, просто ткнув длинной острой палкой в нервный узел. Особенно легко это сделать, если предварительно оглушить жахателем. Собственно, они так и планировали, надежно и безопасно. А теперь напарник валяется кулем, неизвестно живой ли вообще. Лежит неподвижно, в неестественной позе, неподалеку от любимой кувалды.
Калека спешил как мог, хромал по направлению к напарнику. Только бы не помер жирный. Особо теплых чувств к нему Брак не испытывал, но именно Логи заявился на охоту и трофей. Без него добыча достанется либо семье, либо войдет в общую долю. Тут уж как старший сборщик решит. И что-то подсказывало парню, что жадный Чегодун своего не упустит.
Повезло. Толстяк был жив, вяло ворочался на спине. Дышал тяжело, широкая рожа вся в ссадинах и кровоподтеках, лысина заляпана внутренностями медузы. Заметив прихромавшего калеку, он что-то проговорил. Брак вынул из ушей затычки, благо бесконечный визг уже прекратил ввинчиваться прямо в мозг.
— Что?
— Смой с меня это говно, шаргова плесень! А-а-а-а, су-ука, как же жжется!
Вся левая половина лысины и часть лица выглядели ужасно. Багровые, распухшие, левый глаз заплыл под слоем зеленоватой слизи. Яд медуз действует быстро, проникает глубоко. Если не успеть быстро смыть гадость и смазать пораженные места специальной мазью, может навсегда изуродовать. Не говоря уже о том, что яд парализует. Не сразу, но конечности немеют, перестают слушаться. Хотя толстяк еще почувствует это на своей шкуре через четверть часа.
Брак смыл слизь водой из фляги, руками смахнул ошметки. Обжечься не боялся, красноватая паста защищала надежно. Лысый стонал и грязно ругался, пытаясь выпутаться из перекрутившегося плаща.
На медузу внимания не обращали, не до этого. Лежит себе и лежит. Как оказалось, зря.
Над напарниками промелькнула на мгновение закрывшая солнце тень, ударил по ушам басовитый гул. Ветер донес с обрыва истошный вопль светловолосой:
— Беги-и-ите! Дра-а-ак!
И на бесформенной кучей лежащую медузу тяжело опустился драк.