Героем дня стал Логи. Его невероятный бросок видели и слышали многие, светловолосая успела предупредить охотников о появлении опасной твари и взоры многих были обращены в сторону обрыва. Жаль, не успели навести скраппы, никто не ожидал, что шаргова тварь решит избрать путь для бегства прямо над площадкой. Да и сам факт того, что драк решит сбежать, в голове не укладывался. Потому и не накрыли на взлете, позволили уйти на высоту. Но это не страшно, флир подранка не отпустит, проследит беглеца до логова, даже если для этого понадобится сжечь весь эйр и возвращаться ногами. Слишком уж ценная добыча.
Взрослый драк это целый новый флир, ценная мембрана на крыльях, способная удерживать давление эйра, наглазные щитки и многое другое. Даже бестолковая чешуя пойдет в дело, модники с севера готовы солидно платить за переливающиеся куски обработанной шкуры. Драка не упустят, запрут в логове, забьют и выпотрошат. Вон, уже собирается рейд из самых опытных охотников.
А бросок Логи, как это водится, стремительно обрастал слухами и выдумками. Счастливые очевидцы охотно делились деталями с неудачниками и прибывшими на пляж сборщиками, врали, безбожно приукрашивая и дополняя совсем уж дикими подробностями. Внимательно обследовавшие место битвы охотники так и не поняли, что именно там произошло, а размазанная ровным слоем по равнине медуза и крепеж веревочного гарпуна лишь добавляли загадочности и порождали новые слухи.
Ухол с горящими глазами рассказывал про битву и сувал каждому под нос бандуру, из которой лично выбил драку глаз. Механику не верили, просили подробности, но он и сам ни шарга не видел, большую часть времени перезаряжая клятый арбалет. Услышал грохот, заправил стрелу — а уже в следующий момент мимо несется удирающий от толстяка ящер, которому Ухол и засадил стрелу прямо в глаз. Вот прям точно в глаз, клянусь эйром, сами увидите, когда драка добудете.
Сам виновник переполоха валялся в кабине трака Гарпунщика, весь перемотанный бинтами и обмазанный вонючей мазью от яда медуз. Был он сильно не в духе, страдал от боли, поэтому всех желавших подробностей слал к шаргу и смачно харкал в приоткрывающуюся дверь. Двигаться лысый пока не мог, парализованные мышцы повиноваться отказывались.
Брак сидел в кузове знакомой тарги совершенно опустошенный, прилаживал ногу и с отвращением глядел на происходящее вокруг. Пляж поменялся радикально и отнюдь не в лучшую сторону. Заваленный обрубками вяло шевелящихся щупалец, залитый зеленоватой слизью и ошметками плоти. Повсюду валялись все еще радужно переливающиеся на солнце купола дохлых медуз. Дневное светило уже вовсю принялось за работу, размочаленные и изодранные туши исходили влажным вонючим паром, стремительно теряя влагу и усыхая. Опавшие, расплескавшиеся о камни, растерявшие всю свою величественность.
Над пляжем вились настоящие тучи чаек, стремившихся урвать свою часть добычи. Птицы были повсюду, на камнях, на тушах пузырей, важно прохаживались по гальке ни шарга не боясь. Их пронзительный многоголосый ор противно звенел в ушах.
А по пляжу, подобно огромным черным птицам, бродили целые группы людей, занимаясь примерно тем же самым. Шесть траков с грузовыми прицепами прибыли аккурат после окончания охоты, вынырнули из Подмышки, аккуратно спустившись по камням. Высыпавшие из кузовов рабы и сборщики, во главе с Визрой и Чегодуном, поздравили охотников с удачной охотой, после чего принялись за грязную работу. На свет извлекли эйровые пилы, крючья, топоры и прочий мясницкий инструмент. Сборщики облачились в защитные плащи, натянули на лица глухие капюшоны, а на руки — толстые перчатки. Рабам достались высокие штаны из пропитанной ткани и тележки на высоких колесах.
Пляж наполнился визгом пил. Сборщики облепляли медуз как муравьи и начинали по кусочку из разбирать. Кромсались на ломти толстые щупальца — их до вечера высушат на раскаленном металле, сложат в ящики и отправят на кухни. Щупальца поменьше так же кромсали и сушили, из них получались те самые медузки, знаменитая закуска кочевников. Яд из них потеряет свою силу, как только полностью уйдет влага, после чего маленькие кругляши щедро засыплют смесью соли и сушеной пустынной колючки.
Аккуратно срезалась ножницами бахрома под куполом и длинные пучки тонких серебристых нитей. Именно их пузыри используют для сбора эйра из воды и воздуха. Покрытые бесчисленными невидимыми волосками, паутинки цепляют на себя мельчайшие голубые частицы, вылавливают их даже из самого бедного воздуха. Нити очень ценны, из них плетут сетки для конденсаторов, делают водные ловушки для флиров, активно продают всем, кто готов хорошо заплатить. Некоторые из островных садмов, по слухам, даже носят одежду целиком из медузьего шелка, отдавая за нее целые состояния.
Купол тоже идет в дело. Богатая эйром плоть рубится на здоровенные куски, сушится и измельчается в порошок. Часть смешают с водорослями и специями, запрессуют в твердые темные пластины вурша. Часть пойдет на продажу, а часть на всевозможные мази, притирки, масла. Большая часть медицины кочевников так или иначе использует порошок из медуз, он же, в качестве благовоний, используется во множестве клановых церемоний.
Под конец дело доходит до гребня. Его аккуратно обстукивают молотками, раскалывают, извлекая на свет перекрученную костяную спираль — гравку. То, ради чего и затеваются большие охоты на гребневых медуз. Других эйносов в пузырях нет, но гравки абсолютно незаменимы, в них всегда недостаток и они всегда в цене. Чем больше медуза, тем больших размеров гравку из нее можно извлечь. Самые огромные и мощные пойдут на гигатраки и гравицепы.
В результате действий сборщиков, от исполинской туши остается лишь лужа дурно пахнущей слизи, обломки гребня, да мелкие позабытые ошметки, на которые тут же набрасываются птицы. Работают споро, на одну медузу уходит меньше пятнадцати минут. Первыми потрошат тела у воды, спешат до прилива. Рабы с тележками вереницей оттаскивают добытое для сушки к разложенным прямо на камнях широким железным листам, лениво подогреваемых садмами. Работы у них пока не много, солнце и так прекрасно справляется с нагревом листов, но ближе к вечеру придется напрягаться.
Глядя на разделку, Брака снова затошнило, хотя казалось бы, все оставил там, на обрыве. Морской воздух смешивался с кислым запахом эйра, вонью гниющих водорослей и моллюсков, к этому добавилась пряная вонь дохлых медуз. Скрыться на пляже от мерзкой смеси запахов было невозможно, приходилось сжав зубы терпеть. Да и пляж, заваленный полупрозрачными тушами, действовал угнетающе. Слишком уж велика была разница между величественным зрелищем всплывающих из бухты пузырей и этой зловонной бойней.
Терпеть осталось недолго. Работа охотников закончена, скоро все желающие погрузятся и отправятся обратно на плато. Останутся лишь сборщики, которым вкалывать на пляже до глубокого вечера, и желающие отправиться за недобитым драком. Хотя последним еще придется дожидаться возвращения отправившегося за ящером флира.
К тарге подошел мокрый с ног до головы Квок. С кряхтеньем бухнул в кузов здоровенное ведро с морской водой, после чего принялся аккуратно развешивать по бортам влажные вещи для просушки.
— Спасибо.
Брак благодарно кивнул и принялся тщательно отмываться. Идти с другими охотниками к бухте не хотелось из-за неизбежных насмешек над голым калекой. Да и не в том он состоянии, чтобы так далеко хромать до чистого участка пляжа. Напротив охотничьей площадки вся вода была загажена слизью и кусками медуз, напоминая густой, кишащий падальщиками бульон. Ближе к центру бухты уже появились первые раздвоенные плавники катранов, привлеченных запахом добычи.
— Не за что, — Гряземес криво ухмыльнулся. — Мы вам еще и должны останемся.
— Это почему?
— Отец отправляется за драком. Если его добудут, трофеи с десяток медуз перекроют по цене.
Квок повесил оба серебристых плаща на борт и снял сетчатый наглазник. Глаза у него были уставшие, необычайно светлого оттенка.
— А сам чего не хочешь?
Калека закончил мыться и теперь полоскал изгвазданные вещи.
— Хлопотно. Я сюда ехал отдохнуть, развеяться после мастерской. Одно дело — на скорую руку покидаться дротиками и к вечеру в лагере быть. А драка поди еще выследи, да и не факт, что у него логово на суше. Вдруг засел где-нибудь на островке. Потом ночи еще дожидаться, пока тварь заснет. Целый день терять во время схода мне не улыбается.
— А отец твой зачем тогда поперся? Ему заняться больше нечем?
— У него выбора нет. Он старший искатель, других настолько опытных здесь нет. У вас же, как ее, Чегила?
— Чагила. Ее сейчас нет, уехала к Южной.
— Угу. Ваша старшая еще шарг знает когда доберется. А дорогу до логова разведать надо, провести машины так, чтобы драк не заметил и не сбежал. Тут навыки нужны.
Брак закончил с одеждой, принялся отмывать оружие. Жахатель почти не пострадал, если не считать изувеченного прицела — сетку сплющило ударом о камни после прорыва эйра. Не страшно, доберется до мастерской — переделает. К тому же, реальная охота выявила многочисленные недостатки конструкции. Там-Там пострадал от падения гораздо сильнее. Погнутая рукоять, смятая и перекошенная набок банка. Кувалду придется чинить первой, иначе обнаруживший повреждения толстяк не отстанет, будет ходить и нудить. Благо, ремонт несложный, кувалду вообще проблематично сломать. А жахатель там примитивный.
Гарпуны были в порядке, так что единственной безвозвратной потерей стали банки и нож. Банки разметало в клочья, часть осколков скорее всего застряла в драке, часть раскидало по камням. А вот клинок погиб безвозвратно, даже рукоятку найти не удалось. Жаль мамин подарок, но без него не вышло бы так быстро соорудить эйровую бомбу.
Помывшиеся охотники уже начали понемногу расползаться по машинам. Кое-кто все еще бродил по пляжу с нюхачом в поисках утерянных дротиков, хотя обычно этим занимаются сборщики. Тут и там из гальки извлекались острые железяки, придирчиво осматривались. Многие красили древка или повязывали яркие куски ткани, чтобы потом не было проблем с поиском своего оружия.
К тарге подошел бородатый водитель. Как Брак уже успел выяснить, звали его Копун, из загонщиков Гряземесов. Его скраппа была в ремонте, но пропускать охоту не хотелось, вот и отправился за наводчика к прицепному скрапперу.
Махнув рукой парням, бородач полез ковыряться с гравкой и проверять кузов на гразгов. Сначала молча, но потом любопытство взяло верх.
— Слышь, калека. Ну вы там учудили на гребне. А лысый правда пузырь с броска загарпунил?
Брак поморщился. Копун был не первым и вряд ли будет последним, кто подходит с расспросами. Малая доля славы Логи досталась и парню, в основном как единственному, помимо Ухола, очевидцу событий. Всерьез считать, что увечный принимал участие в бою, никому в голову не приходило, но расспрашивали настырно. Даже Чегодун с Гарпунщиком подходили. Задали пару вопросов, оглядели Там-Там и гарпуны, после чего свалили.
Брак, во избежание, всем говорил что ни шарга не помнит, демонстрировал внушительную шишку на затылке и истрепанный плащ. Любопытствующие разочарованно кивали и шли додумывать детали самостоятельно.
Старший сборщик перед уходом хмуро заявил, что хотя от медузы мало что осталось, свою часть трофеев Логи получит. То, что получится собрать. С драком пока непонятно, но тоже кое что должно перепасть. А вот калека в это полез зря, лучше бы сидел в “Мамаше” и возился с железками, вместо того, чтобы по камням протезом звенеть. У Часовщика работы много, нехрен дурью маяться. После чего старший сборщик еще раз напомнив об отцовском долге и утопал на разделку.
Гарпунщик же ничего не сказал, зато подмигнул, кивнув на гарпун, и отправился вслед за Чегодуном.
— Копун, я не видел ничего. Об камень ударился.
— А что жахнуло так? Тоже не видел? Это кувалда его?
— Не видел. Логи в порядок придет, сам у него спроси.
— Так он с нами не едет. В траке повезут, он же пока ходить не может.
— На стоянку приходи. Он вечером проставиться обещал. К попойке точно в себя придет, не пропустит.
Квок, слушающий разговор, сдержанно хмыкнул:
— Копуну на попойку нельзя. У него жена. Думаешь, зачем он сюда без скраппы поперся? Всю дорогу до бухты наливался, чтобы к вечеру выветрилось.
— Иди к шаргу, парень. Нихрена ты не понимаешь, потому что молодой и тупой.
— Что именно я не понимаю? Что ты тайком от жены побухать ездишь?
— Я же говорю, тупой ты. У вас, молодых, все просто: захотел выпить — выпил. Не хочешь — не пьешь. Но поживи с мое, пресытишься простыми путями. Выпить когда захочется — это пресно и скучно. Думаешь, мне жена не разрешает?
— Ага, так и думаю, — Квок улыбнулся и подмигнул Браку. — Разве нет?
— А вот и нет. Чем ты старше, тем больше ритуалов изобретаешь. Тебе уже мало просто выпить, тебе надо выпить так, чтобы это было твое. Кто-то пьет только из стеклянных бутылок. Кто-то только по хорошему поводу. Кому-то обязательно нужна хорошая компания, или проверенный собутыльник. Кто-то и вовсе пьет только островной ром двенадцатилетней выдержки, обязательно горячий и смешанный с вуршем. И на закуску исключительно медузки из середки щупальца, а то вкус не тот. У меня вот такой ритуал, люблю пить в тарге, за рычагами. Чтобы больше никого в кабине, и солнце в харю светило. Руку с флягой в окно выставишь, такая благодать…
— Мне кажется, или ты только что попытался созданием натужной философской теории о выпивке оправдать свое подчиненное положение в вашем семейном тандеме?
— Что? — недоуменно переспросил бородач.
— Брешешь красиво, говорю.
За разговором время пролетело незаметно. Копун разбудил гравку, снял таргу с якорей. Прилив уже начал заметно подниматься, сборщики на пляже засуетились.
Взрыкивая движками, ушли в сторону Подмышки два скиммера искателей, вслед за ними неторопливо потянулись траки.
Уже перед самым отбытием, к тарге приблизилась знакомая фигура светловолосой. Девушка закинула в кузов увесистый тюк, ловко запрыгнула сама. Кивнула Квоку, с любопытством взглянула на задремавшего калеку, но говорить ничего не стала. Хлопнула ладонью по кабине и устало оперлась подбородком на руки, глядя на бухту удивительно светлыми глазами.
Тарга плавно тронулась с места и покатилась по пляжу в сторону плато.