На торге было темно и пусто.
Многочисленные торговцы, еще вчера плотными рядами занимавшие кольцо вокруг гигатраков — исчезли, оставив после себя горы мусора и прогоревшие кострища. Теперь все это добро плавало на поверхности многочисленных луж и ручейков воды, дрейфуя и сбиваясь в настоящие мусорные острова. Ничего страшного в этом нет, завтрашний шторм отполирует Плешь, очистит ее от всего наносного, оставив лишь голые камни и вездесущий кустарник. А на вынесенном к подножью плато мусоре уже через день будут пировать стервятники и вольники.
Лишь немногие рисковали задерживаться до последней ночи Схода. Либо из-за проблем с техникой и сборами, либо в рискованных попытках сбыть под занавес торга остатки товара. Предлагаемая кланом защита истекала в полночь, и хотя трогать злоупотребивших гостеприимством было не принято, мало кто хотел испытывать на своей шкуре терпение Гиен. Да и вокруг Плеши зачастую кружили искатели легкой добычи, поэтому многие предпочитали покидать торг большими конвоями и пораньше.
Хромая под мелким моросящим дождем, Брак вяло размышлял о том, что ярко освещенный торг ему нравился куда больше. А теперь огромное пустое пространство, заваленное мусором и погруженное в темноту, навевало тоску.
Прощание с отцом прошло совсем не так, как он хотел. Ожидаемо, предсказуемо, но на душе у парня ползали гразги. Скорее всего, Джуса он никогда больше в своей жизни не увидит, если не случится чудо и тот не бросит пить. Но надежд на это, особенно после увиденного в кабине, больше не оставалось.
Когда рядом с бредущим парнем поравнялась затянутая в глухой плащ фигура, тот сперва этого даже не заметил. Темно, да и шум дождя глушил все остальные звуки. И лишь после того, как фигура басовито заговорила голосом старшего сборщика, Брак вздрогнул и замедлился.
— Паршивый вечер, а, Бракованный? Как у катрана в заднице, мокро, темно и дует. На прогулку вышел?
— Вроде того, — не то, чтобы калека боялся Чегодуна, но общаться с главной причиной головной боли всей последней недели ему не хотелось. — А почему дует?
— А где, по твоему, у них толкатель? Я за свою жизнь выпотрошил столько этих шарговых рыб, что их задницы даже во сне вижу. Поверь, вся Плешь сейчас похожа на одну огромную мокрую клоаку, — Чегодун развел руками, демонстрируя размер бедствия, после чего перевел взгляд на парня. — Хотя тебе, похоже, нравится. Иначе зачем бы тащился куда-то среди ночи? Ноги, поди, устали уже?
Брак промолчал и ускорился, стремясь скорее добраться до гигатраков. Но шаргов сборщик не отставал, легко подстраиваясь под ковыляющую походку парня.
— А я вот по делу вышел. Дай, думаю, навещу моего доброго приятеля Джуса, напомню ему кое о чем. А тут как раз ты от него идешь, весь такой занятой. Удачно вышло, правда? — голос старшего сборщика сочился язвительностью. — Ну как там мой добрый приятель? Не вспоминал обо мне? А то я аж весь извелся, кусок в горло не лезет. Впереди ведь Отправление, надо будет хорошо кушать и много пить, а тут такая оказия. Неприятно выходит. Ты, кстати, куда путь держишь?
Парень хромал вперед, грязно костеря про себя отца. Джус упорно не хотел оставлять сына в покое, даже после расставания продолжая подкидывать на его голову новые проблемы. Чегодун явно просто издевается, он это дело любит, но сделать Браку ничего не сможет, поздно. Увы, легче от этого не становилось.
— В мастерскую иду, банки заправлять. Джус велел передать, что вертел твой долг на своей оси, — калека не удержался от возможности подгадить напоследок отцу и избавиться от Чегодуна. — Сидел такой довольный, трезвый как камушек. Тебя ждал.
— Ну каков негодяй! А ведь я к нему заходил недавно, стучал. А он не открыл своему другу, флягами гремел. Обманул, получается, не захотел со мной видеться. Прикинулся пьяным в кашу. — Чегодун доверительно наклонился к уху калеки и взял за руку — Даже хорошо, что нам с тобой по пути. А то мне и поговорить не с кем. Все либо по тракам сидят, либо на Отправление собираются. Я даже решил было сперва, что ты именно туда идешь, обрадовался. А потом посмотрел на тебя и подумал: “Что вообще там делать увечному, которого ветром сдувает?” Так и вышло, ты в мастерскую идешь. Это правильно, всегда надо делать для семьи то, что у тебя лучше всего получается. Я вот считать умею и бездельников заставлять делом заняться. А у тебя железки хорошо выходит сводить. Видишь, как мы похожи? Оба делаем то, что у нас лучше выходит.
Чегодун упорно не затыкался, не давая собеседнику вставить слово. Он крепко держал калеку под локоть и продолжал молоть языком. И вроде не говорил ничего такого, был предельно вежлив, но спина Брака уже успела покрыться липким холодным потом.
— А вот ты слышал последние новости? Говорят, сынок Саила, пухлый такой, щекастый, раздобыл где-то самый настоящий скиммер. Зверь-машина, огромная как люторог, наверняка стоит целую гору кри. Уж я то знаю, работа у меня такая, цену технике и людям знать. А вот поди ж ты, разжился, в Поиск на ней отправляется. Куда ему такой огромный скиммер? На нем ведь запросто двоих, а то и троих увезти можно. А он в одиночку, бедняга. Может, подсказал кто? Сейчас советчиков дурных хватает, так и норовят на чужом траке из грязи выбраться. — Чегодун сокрушенно покачал головой, проводив взглядом проехавшую мимо таргу вольников. — Неймется им, среди ночи народ движками будить. Так вот, о чем я? А, пухляш. Логи, или как там его. Интересно, откуда он все-таки кри на скиммер достал? Техника сложная, дорогая, кто попало такую не сведет. Может, украл где? Скорее всего, молодняк нынче такой пошел. Все высматривают, как бы обмануть, или украсть, сбегают почем зря. Никакого уважения к старшим и к Семье. Хорошо, Бракованный, что ты не такой, да?
— Чегодун, что тебе нужно? — устало спросил Брак, оставив попытки высвободить локоть. — Раз все равно обо всем знаешь.
Они как раз остановились у двери “Мамаши”, но старший сборщик не спешил заходить внутрь, по прежнему удерживая калеку. Хватка у него была удивительно крепкая, не пальцы — стальные тиски.
— Ты о чем? Мне ничего от тебя не нужно. Я же просто новостями делюсь, а то ты совсем из дома не выходишь…
Чегодун осекся — со стороны Глотки сверкнуло синеватой вспышкой молнии, а через несколько секунд донесся раскатистый грохот, от которого заложило уши. Сборщик недоуменно прислушался — рановато для грозы, а потом вновь повернулся к калеке и заговорил холодным голосом, из которого исчезло все зубоскальство:
— Будь моя воля, ты бы остался здесь. Часовщик в тебе уверен, к тому же просил не вмешиваться. Но слепое доверие это прерогатива недоумков и наивных стариков. Поэтому я спрошу тебя сам, и тебе стоит надеяться, что ответ меня устроит.
Брак замер. Именно такого Чегодуна боялись все без исключения, даже за пределами Семьи. От него веяло холодной угрозой, а глаза в темноте казались почти черными.
— Почему ты отказался от предложения северян? Только не надо делать круглые глаза и спешно подгонять факты под нелепую попытку соврать. Просто отвечай на вопрос, быстро, не раздумывая.
— Не хочу сменить одну бутылку на другую! — слова вырвались у калеки сами собой.
Чегодун на секунду опешил от такого ответа, но быстро опомнился. На его лице проступила удивленно-веселая усмешка.
— Ух ты! Я уже приготовился выслушивать наспех сведенные заверения в том, что ты просто боишься там остаться, не вернуться в семью и все такое, — холодок из голоса сборщика пропал, он говорил почти весело. — Собирался уже дать тебе в морду и за шкирку оттащить в клетку за такую гнилую попытку меня поиметь. А ты удивил, явно ляпнул действительно то, что думаешь. Накипело, да?
Мимо проехали две полные людей тарги, направляясь в сторону Глотки. Чегодун проводил их задумчивым взглядом. Достал было деревянную трубку, но передумал и принялся ловко набивать железную трубочку одними пальцами. Брак стоял неподвижно, коленки предательски дрожали.
— Ладно, принимается. Пусть будет на совести Часа, я вмешиваться не буду. Он видит в тебе неглупого парня, который просто хочет посмотреть мир. Я вижу мелкого хитрожопого засранца, который мнит себя самым умным и считает окружающих за тупых джорков. Но гнили в тебе нет, скорее всего ты хлебнешь дерьма полной ложкой и вернешься назад, если не сдохнешь.
Чегодун выпустил локоть парня. Тот едва удержался на ногах, покачнулся и оперся рукой о стену гигатрака. Ощущение было такое, будто он только что чудом увернулся от когтей атакующего драка.
— Если не вернешься, а я узнаю, что ты жив — лучше беги как можно дальше и забивайся в самую глубокую щель, — сборщик затянулся из трубочки и выпустил густой клуб дыма, мгновенно подхваченный ветром. — Ненавижу разочаровываться в людях. Семье как никогда нужны механики, способные отличить гравку от гравика. Ты ведь способен?
— Да, способен. Спасибо. — Брак помялся и задал интересующий его вопрос: — Чегодун, что будет с отцом?
— Да я откуда знаю? Скорее всего, сопьется и свернет себе шею. Мой сын не вернулся в этом году, так что трак мне пока не нужен, — он помахал дымящейся трубочкой перед лицом калеки. — Тебя что, совесть заела? Лучше о себе думай, у тебя Отправление на носу, а потом долгая дорога под дождём в обнимку с трясущейся задницей напарника.
— Тогда я пойду?
— Иди конечно. Бракованный, хочешь бесплатный совет? Я обычно на такое не иду, выгоды никакой, да и потом приходят, ругаются. Но ты мне прямо в душу запал, хочется поделиться за просто так. Только ты близко к сердцу не принимай и кривиться не вздумай, я такое не одобряю, изжога мучает, — в речь Чегодуна вновь вернулись язвительность и словоблудие. — Так вот, Бракованный. Не считай себя умнее других. Если все идет так, как ты задумал, каждую секунду задавай себе простой вопрос. Вот прямо бери и спрашивай: “А точно ли это моя заслуга? Не пытаются ли меня поиметь?” Как только ты прекратишь сомневаться и спрашивать себя, решишь, что в этот раз ты точно самый хитрожопый — тебе конец. Сожрут, переварят и оставят твои останки под ближайшим кустом в компании грязной тряпки.
Брак хмуро кивнул и постучал в дверь. Не удержавшись, спросил:
— Меня не пустили бы к яхте?
— Да тебя бы даже с Гряземесами не отпустили, если бы не Час. Ты думаешь, можно вывезти скиммер через мой трюм так, чтобы я об этом не узнал? — Чегодун повернулся к торгу, откуда донеслись хлопки и несколько ярких вспышек — Да какого шарга у них там происходит? Лоран, стой!
Брак проводил взглядом остановившего проезжающий скиммер Чегодуна, который перекинулся с водителем несколькими короткими фразами а затем полез в седло. Скиммер загудел и рванул с места в сторону Глотки.
Дверь в “Мамашу” за спиной гостеприимно распахнулась и калека наконец убрался из под дождя, окунувшись в жаркий воздух коридоров гигатрака.
Все церемонии Большого схода всегда проходят в одном месте и по схожему сценарию. В скрытом от посторонних глаз внутреннем дворике, со всех сторон окруженном массивными тушами гигатраков, собираются старшие Семей. По шесть от каждой семьи, за исключением Чернолапых, от которых приходят семеро. Старший сборщик, старший разведчик, старший загонщик, старший механик, лекарь и патриарх — капитан гигатрака. Хотя у тех же Красноголовых гигатраком командует матриарх — Гларана, сухонькая невысокая женщина, с ног до головы покрытая татуировками.
После того как старшие соберутся, начинается основная часть. Встречают вернувшихся из Поиска, принимают переговорщиков от других кланов, решают на закрытом совете насущные вопросы… Ну и под конец — обязательная попойка для присутствующих, на сдвинутые столы из недр гигатраков тащат лучшие блюда кочевников и неутомимо истребляют запасы спиртного. Чужих обычно нет, все друг друга прекрасно знают, а из посторонних допускаются только родственники и близкие связанной с Поиском молодежи.
Во всяком случае, Брак представлял себе все именно так. Ему в клановых церемониях участия принимать до сих пор не приходилось, довольствовался чужими словами. Наверняка привирают, никакой внушительностью и торжественностью там и не пахнет. Трудно себе представить того же Гарпунщика, толкающего проникновенную речь о будущем клана. Соберутся, почешут языками и кулаками, потом перепьются. Серьезные вопросы, навроде визита северян, случаются крайне редко.
Однако, происходившее сегодня во внутреннем дворе явно выходило за рамки обычной церемонии Отправления. Стоило Браку пересечь трюм “Мамаши” и ступить на круглую площадь с горящим в центре костром, как по ушам ударил многоголосый гомон и ругательства.
За сдвинутыми вместе столами бесновалась группа едва знакомых старших, среди которых Брак заметил высокую фигуру Часовщика и рыжую шевелюру Гарпунщика. Помимо собравшихся за столом, на площадь набилась целая толпа мокрых и рассерженных клановых из разных семей. Гомон и крики стояли невыносимые, из ведущего к Глотке прохода поминутно появлялись новые лица, на ходу скидывая плащи и присоединяясь к орущей толпе.
— Да не могло оно само! — надрываясь орал полуодетый низкорослый Гряземес.
— Молнией шарахнуло!
— Тебя в детстве молнией шарахнуло. Там голый камень! — голос был тонкий и пронзительный.
— До утра застрянем…
— ТИ-И-ХО!!! — рев Гарпунщика прокатился над толпой, но гомон лишь нарастал.
Брак тихонько протолкался к прислонившейся к стене фигуре толстяка. Логи жевал полоску мяса и с любопытством глазел на происходящее, изредка принимая бесплодные попытки отчистить с плаща ярко-красные пятна. Напарнику он отсалютовал зажатой между пальцами тряпкой.
— Логи, что происходит? — калеке пришлось напрячь голос, чтобы перекричать окружающий шум.
— А фарг его фнает. — толстяк прожевал мясо и с трудом проглотил. — Глотку завалило.
— Что? — переспросил Брак, решив что не расслышал. — Как завалило?
— А шарг его знает. То ли молния, то ли прорыв эйра. Засыпало от северной стены до южной, все в обломках. Каких-то торгашей завалило.
— Далеко?
— Далеко. Почти у Бойницы. Мы тут с тобой застряли тут до завтра, когда гигатраки подгонят и все расчистят. — толстяк сокрушенно вздохнул и развел руками.
— Логи, какое завтра? Утром шторм ударит по плато, если Глотка запечатана — надо крепить весь транспорт намертво, иначе смоет.
— Шаргова плесень! — выругался лысый. — Так это мы в полной заднице, я про шторм не подумал. Сука, как не вовремя!
Брак лихорадочно соображал, как быть. Запоздало сообразил, что на торге тоже творилось что-то непонятное.
В этот момент из распахнутого трюма “Ворчалы” вывалился зажимающий окровавленный бок молодой Волнолом. Тщетно попытался перекричать толпу, но всеобщее внимание было приковано к выходу со двора. Тогда мужчина отцепил с пояса короткий жахатель, дрожащими руками сменил банку и жахнул в воздух.
Синяя вспышка на мгновение осветила внутренний двор, по ушам ударил резкий звук. Гомон стих, головы начали недоуменно поворачиваться в сторону стрелявшего.
— …падение! На “Ворчале” враги! — крик мужчины с трудом пробивался сквозь заложенные уши.
— Откуда? Кто? — коренастый седой Волнолом вскочил со своего места и кинулся к раненому. — Даган, что с тобой?
— Пленники сбежали! У них оружие, пробиваются на верхнюю палубу!
Теперь уже внимание всех было приковано к распахнутому трюму гигатрака. Многие потянулись за оружием, у кого что было.
— Что стоите? В трюме копья! Выбьем эту шваль с моего “Ворчалы!” — седой выхватил жахатель из рук Дагана и рванул внутрь. Вслед за ним устремилась часть собравшихся.
Брак едва успел осознать происходящее, когда толстяк дернул его за рукав и ткнул пальцем наверх. Сквозь дыру в сорванном тенте было видно, как на крыше “Ворчалы” с оглушительным скрежетом двигается что-то огромное.
— БА-А-АДА-А-АНГИ! — до напарников донесся дикий рев Гарпунщика, но все, что они успели — широко открыть рты, закрыть глаза и прикрыть головы руками. Большая часть клановых сделала то же самое, пригнувшись до самой земли.
Наверху ослепительно сверкнуло, на секунду стало светло, как днем. Не успевшие закрыть глаза истошно закричали. А через мгновение дворик накрыла ударная волна от выстрела исполинской баданги, заметалась между железными бортами гигатраков.
Грохот стоял такой, будто внутренний двор очутился в самом сердце шторма. Всех, кто не успел уцепиться, опрокинуло и прокатило по камням. Тент на секунду вздулся парусом, прежде чем сорваться с веревок и размазаться по корпусу “Падшего Цепа”. Массивные железные столы в центре завалились, угли от костра раскаленной шрапнелью стегнули по людям и стенам, рассыпая искры. Мелкую железную утварь и посуду разметало по камням. Воздух наполнился воплями и дымом.
Толстяк удержался на ногах и сумел удержать Брака, благо находились они в стороне от того места, куда пришелся основной удар волны. Логи наклонился к уху растерянно моргающего калеки и проорал, тяня его за собой:
— Это только одна!
Брак, отчаянно пытавшийся высмотреть в дымящейся свалке длинную фигуру Часовщика, уперся и проорал в ответ:
— Что одна? Надо вытащить Часа!
Логи выругался и одним движением взвалил отчаянно брыкающегося калеку на плечо. Тяжело бухая ногами побежал к трюму “Мамаши”, расталкивая пытавшихся подняться людей. Брака на его плече мотыляло, как дохлую медузу, из распахнутой сумки сыпался на камни железный хлам. Парень заметил вдалеке знакомый плащ и отчаянно пытался вырваться, но хватка у толстяка была стальная.
Лысый громила успел пробежать трюм насквозь и уже приближался к знакомой двери наружу, когда корпус “Мамаши” внезапно застонал, завибрировал и заходил ходуном. По коридорам прокатилась волна теплого воздуха, ощутимо толкнувшая напарников в спину, но это не шло ни в какое сравнение с тем, что творилось ранее во дворе.
Логи остановился, устало дыша и прислонившись к стене. Калеку он скинул с плеча как куль с водорослями, тот неловко плюхнулся на пол, бряцнув протезом. Мимо, в сторону трюма, тяжело пронеслись несколько вооруженных Котобоев в тяжелой защите, не обративших на напарников никакого внимания.
Брак медленно встал, придерживаясь за стену рукой. Злобно уставившись на толстяка, прокричал:
— Какого шарга ты творишь?! Надо было помочь Часу!
Логи устало пожал плечами:
— Без тебя разберутся. Там половина лекарей клана.
— Куда ты так рванул, гразгова отрыжка? — душащая Брака злость отчаянно искала выход. — Какого шарга там вообще происходит?
Толстяк постучал кулаком по все еще звенящей стене и указал глазами в сторону трюма:
— А ты думал, что “Мамашу” просто так трясет? Баданг на “Ворчале” две, обе заправлены. Если нападавшие захватили крышу, они бы не остановились на одной. Не благодари.
Брак помотал головой, пытаясь избавиться от звона в ушах. Мысли постепенно приходили в порядок и он был вынужден признать правоту толстяка. Оставаться во дворе, подставившись под второй выстрел, было верхом глупости. Нападавшие удачно выбрали момент, разом покалечив и оглушив половину собравшихся.
Баданги вообще страшное оружие, любой клановый с детства знает, что не стоит находиться рядом, когда она жахает. Если выстрел все-же застал врасплох, нужно вжаться в землю и открыть рот, накрепко прикрыв голову. А ведь на “Ворчале” стояли не просто баданги, а Левая и Правая, самые мощные орудия в клане. Даже просто находиться рядом опасно, а уж в забитом людьми и окруженном гигатраками внутреннем дворе… Наверняка сейчас там целая куча покалеченных и оглушенных. Радует только, что повторных выстрелов ждать не стоит — эти баданги шаргово долго перезаправляются. Нападавших к тому моменту уже убьют.
Мимо, пошатываясь, прошагал красный от злости Кронг, из левого уха патриарха тянулась тонкая струйка крови, лоб был рассечен. На ходу рявкнул напарникам: “Вон отсюда” и скрылся за поворотом.
— Пойдем. Посмотрим, что там снаружи, — Логи открыл дверь и осторожно выглянул. — Вроде тихо, только машин полно. Нужно добраться до скиммера.
Брак согласно кивнул и посторонился, пропуская бегущего Ухола, нагруженного ящиком с заправленными банками.
Дверь за спинами напарников с лязгом захлопнулись, а в недрах “Мамаши” басовито загудели пробуждающиеся эйносы. Корпус приподнялся на опорах, сверху донеслось жужжание заправляемых скрапперов.
Колоссальная машина готовилась к бою.