Мужик подошёл к девушке почти вплотную, облизнул губы, а затем резко сдернул какой-то предмет с её шеи. Когда она от неожиданности вскрикнула, он мерзко засмеялся, и продолжая смеяться что-то сказал ей на ухо. Девушка покраснела, опустила голову, но вопреки моим ожиданиям осталась стоять на крыльце. Начальник грабителей же развернулся, спрятал украшение и пошел в сарай. Дальше продолжалось все в той же манере. Мешки грузили, хозяин молчал, женщина стояла на крыльце и смотрела себе под ноги. Когда всё закончилось, грабители сели на ближайшую телегу и поехали к выезду из деревни. Хозяин тут же забежал в дом. Женщина, недолго посмотрев им вслед, скоро тоже ушла.
Несколько мгновений все было тихо, но тут в деревню, навстречу телегам, ворвался отряд конных. Это не тот отряд, что я видел вчера. Раза в два меньше и в три беднее. Большинство вооружено пиками, но есть и те, у кого за спиной обычная булава. Нет, я понимаю, что чтобы такими орудовать нужно немало сил иметь, но всё-таки… Смотрятся как банда рабов, решившая взбунтоваться против хозяев.
Сначала, я обрадовался, что сейчас восторжествует справедливость и грабителям придется отвечать за поступки, но все оказалось хуже. Конные окружили телеги, перебросились несколькими словами с начальником грабителей, а затем поехали дальше вместе, охраняя обоз.
В самый первый момент, когда я увидел женщину на коленях у меня появилось желание выскочить с мечом и прекратить это издевательство. Но остановил вид лучников, что сидели на телегах в готовности открыть стрельбу, а я, не имея никакой защиты, пусть и с очень крутым мечом, (правда им я владел на уровне колки дров), думаю, не имел бы никаких шансов. Может метров десять пробежал бы, но и все. Да и потом, видя отношение остальных жителей, а особенно в конце, наблюдая сопровождение телег всадниками, решил, что данное мероприятие, скорее всего, банальное изъятие налогов. Так что даже перерубив всех налоговиков и их охрану, может быть, сделал бы всем только хуже. После моих действий, местные власти запросто могли прислать карательные бригады и чем все бы закончилось, даже и не знаю. Но явно не как в сказке, где в конце все играют свадьбу и счастливо смеются.
Хотя, появилась одна идея. Судя по всему, возвращение в прошлую жизнь сейчас нереально. Надеяться, что я сейчас проснусь и все будет как прежде — смешно, а ещё очень глупо. Предположить, что меня снимают скрытой камерой? А смысл? Тем более, что никто не знал куда я пойду, когда, и моей реакции. И на закуску — куча всяких случаев, которые не подпадают под известные мне законы физики, и в простонародье называются чудесами или магией. Значит, мне остается как-то здесь обживаться.
Для начала — выучить язык и попробовать разобраться в этом мире. Для этого, наверно, стоит попытаться проникнуть в какую-нибудь из местных семей. Возможно, притвориться немым или глухим, а то и всё вместе. Потом начать помогать по работе за еду, потихоньку учить язык, и когда посчитаю все достигнутым, думать, что делать дальше. Самое глупое — если я сейчас буду трясти золотом и богатым оружием. Особенно после сегодняшнего. Меня тут за это и убить могут. Даже не так — меня тут за это сразу убьют.
Судя по реакции населения — отбирали у них чуть ли не последнее. Да и обобрать меня при встрече сможет чуть ли не любой — видел уже как это делают.
Поэтому, следующий вопрос. Все, что у меня с собой, прятать здесь, или сходить и отнести все в мой замок? Второе мне показалось разумнее. Невидимость с него я снял, а там, на втором этаже, стоит сундук полный золота, да и терять по глупости такое шикарное место очень не хотелось бы.
Возвращаться решил завтра с утра, а сегодня еще посмотрю за деревней, может быть вечером похожу, послушаю под окнами. Нет, языка не знаю, но может по интонации смогу догадаться, о чем идет речь? И потом, если повезет, то познакомлюсь с жителями, заодно и спланирую у кого потом будет лучше поселиться. А то видел я всего несколько человек, в основном пожилых. Молодежи и даже среднего возраста видел только одного пастуха. Да и тот был, скорее, годам к пятидесяти, хотя и крепкий. Ну, если он конечно из этой деревни, а не также как сегодняшние, забирал овец как мзду.
Народ не спешил появляться. Но самое интересное то, что не было видно собак и я решил, что пока их нет мне стоит пройтись по брошенным домам. По крайней мере тем, что находятся подальше от обжитого центра. Спрятал меч в свой плащ, а штаны в мешок. Достав свой старый нож, надел поверх своей одежды то тряпье, что тут висело. Для маскировки. Оставив тут все съестные припасы, осторожно спустился по печи вниз и выглянул на улицу.
***
Ничего не поменялось. В деревне как была тишина с уходом налоговиков, так и осталась. В самом вначале, приближаясь к деревне, я обратил внимание на один из домов. Он стоял на отшибе, крыша была в дырах, но мне показалось, что он менее всего разграблен, а ещё во дворе валяется какая-то утварь. Вот в этот домик я и решил заглянуть. Большую часть пути я прошел почти не скрываясь. Подойдя к развалюхе, быстро проник на крыльцо и толкнул дверь.
Внутри была темнота. Несколько мгновений я ничего не видел, после дневного света, а когда привык к сумраку, то с удивлением узнал, что дом обитаем.
По центру единственной комнаты была нетопленая печь. Напротив входа стоял стол со скатертью и на нем горкой стояли пара тарелок, около них кувшин. Рядом со столом лавка. У стены находилась узкая аккуратно застеленная кровать. С другой стороны от стола — широкая скамья, покрытая каким-то ковриком. На полу были простланы несколько половичков. Но самое главное — рядом со столом находилась женщина, и смотрела на меня. Её волосы были сплетены в высокую прическу. На лице у нее нельзя было прочитать никаких эмоций, босоногая, в простеньком, сером, изрядно поношенном балахоне — все говорило о какой-то обреченности и покорности судьбе, в одной руке она держала нож, в другой половинку черного хлеба. Обе руки были опущены.
Так мы и стояли минут пять, смотря друг на друга, и молчали. Потом она осторожно положила хлеб с ножом на стол, и, явно опасаясь меня, подошла ближе. Ничего не говоря, она наклонила голову и о чем-то задумалась. Я не знал, как мне поступить. С одной стороны, мне хотелось сбежать, а с другой — я ведь и так планировал тут пожить, изучая язык. А тут вроде оно само как-то получалось.
Тем временем, женщина что-то решила и попыталась выйти из избы. Но проход до сих пор был занят. По её глазам читалось, что она меня очень боится. Подумал, что даже если она сейчас побежит за подмогой, то придётся действовать. Убивать её, конечно, не буду, но сбегу. Хоть один вопрос должен как-то решится, так что я отошел чуть в сторону, пропуская девушку. Она тут же проскользнула на улицу. Я вышел сразу за ней, так для меня будет несколько лишних мгновений, чтобы добежать до ближайшего леса.
Но она ничего подобного делать не стала, — ходила и долго что-то высматривала на своем, заросшим травой, огородике. Несколько раз что-то срывала, рассматривала и откидывала, а когда нашла что искала — обрадовалась и с каким-то торжественным видом сорвала. Как мне показалось — самый обычный цветок, очень похожий на анютины глазки, весь голубой. С явной надеждой и одновременно смущённо протянула его мне.
Вот и думай, как мне поступать? Взять? Ведь явно хочет, чтобы взял. А может быть тут такой обычай, когда женятся, а у неё крыша течет, и весь дом на бок. Или яд в нем какой, или еще что, тут не угадать. Но на лице злости нет, скорее боязнь и чем больше тяну время, тем явственнее она меня боится. Даже слегка отступила. С выражением обреченности, опустила руку с цветком. При этом на лице проскользнула такая гама эмоций, что мне просто стало её жаль. Я протянул руку и она, как мне показалось, с надеждой протянула его мне. Но когда его взял, отшатнулась от меня.
Он показался в первый момент холодным, как будто схватился за стальную проволоку на морозе, и влажные пальцы прилипли к ней. Но это длилось лишь мгновение, даже был уверен, что мне лишь показалось.
Ну вот я стою и держал его в руках. Как дурак, не знаю, что мне с ним делать дальше. Может понюхать? Или съесть? Поднес его к глазам — ну цветок и цветок, ничего такого. Хотя сейчас заметил — внутри цветка заалела маленькая точечка, а может быть она тут и была, да я не заметил? Почувствовал слабый аромат, но скорее приятный, карамельку мне напомнил.
Тут взглянул на женщину и чуть с дуба не рухнул — она смотрела на цветок и медленно и как-то торжественно становилась на колени. И главное — что мне делать?! Поднимать? А вдруг это какой ритуал? Вздохнул, вот ведь попал-то. Тут же вспомнил девушка, которая недавно тоже стояла на коленях. По спине пробежал холодок, ну не нравятся мне, когда кто-то кого-то на колени ставит. Даже если сами становятся.
Но поднимать не решился. Хотя, мне показалось, что эмоции, отразившиеся на моем лице, она заметила. Стал смотреть, что будет дальше. А она, стоя на коленях, еще и наклонила голову к моим ногам, что-то шептала, это длилось, наверно, с минуту. Потом выпрямилась, оставаясь на коленях, и протянула ко мне обе руки, сложив их лодочкой, за цветком. Я его положил ей в ладони и она их тут же закрыла. Поднялась и как-то очень быстро проскользнула в дом. Я, офигевший, пошел следом. Но пока глаза привыкали к сумраку, не заметил, куда исчез цветок.
Женщина опять стояла посреди комнаты и смотрела, на меня. А у меня в голове крутился вопрос — что это вот сейчас было? А не свадебный ли ритуал сейчас я видел, а то невеста… Нет, это конечно была крепкая и ещё достаточно симпатичная женщина, но раза в два старше меня. Наконец, она что-то произнесла. А вот её голос мне очень не понравился. Какой-то грубый, будто прокуренный. Я попытался жестами показать, что я её не понимаю. Она что-то еще произнесла, как мне показалось, на другом языке, но я тоже не понял.
Тогда она рассердилась. Что-то возбуждено говорила, явно пытаясь доказывать. Я опять показал жестом, что не понимаю. Тут она протянула мне руку, как для пожатия, в ответ я протянул свою, она взяла её двумя руками, секунду подержала и отпустила, совершено успокоившись. Потом, взяла нож со стола, и отрезала ломоть хлеба. Положила рядом собой, и в одну из мисок налила что-то из кувшина.
Наверно, увидев голодный блеск моих глаз — протянула мне кусок хлеба и нож ручкой ко мне. Я понял, что мне предлагают поесть, и слегка смутился. Судя по всему, в этом доме с едой может быть чуть получше, чем у меня в замке, и объедать мне было совестно, но хлеба я не ел уже несколько дней и отказаться было сложно. Вспомнив про свои припасы и решив ими позже поделиться, отрезал кусок в два раза тоньше.
Она придвинула мне пустую миску и кувшин. Я, как она раньше, налил себе из кувшина, она сходила за еще одной ложкой, и мы начали есть. В миске оказалось что-то похожее по консистенции на свернувшееся молоко, а может быть, это оно и было. Но я до этого питался только ягодами — для меня все было очень вкусно и если не совесть — съел бы и весь хлеб и все, что было в кувшине.
После этого, она потянула с меня драную рубаху, и я всеми мне доступными способами попытался показать, что спать я не хочу, ни с ней, ни просто. Даже стал подумывать, а не исчезнуть ли мне отсюда. А когда до неё дошло, о чем я — она прыснула смехом. Потом показала обычную иголку и моток ниток, а затем опять потянула за рубашку. Как мне не хотелось терять маскировку, но пришлось снять. Все-таки рубашка мне досталось, в лучшем случае, с чучела.
Под ней у меня был свитер связанный моей бабушкой. Вещь явно ручной работы, поэтому и решил расстаться с рубашкой, но, судя по реакции хозяйки, такой вещи она никогда не видела.
Заодно предложил ей свою помощь. Ну, там дров нарубить, огород вскопать. Доступными для меня жестами. Но на все, она мотала головой. Взялась за мою рубашку и пыталась её превратить, по возможности, во что-то более приличное, а я сидел и не знал, что мне делать. В результате, я стал с ней разговаривать.
Сначала познакомились, её звали Илария, а я сам представился Алексеем. Она удивилась и раза два переспросила. Видно имя для неё было непривычное. А я себе сделал заметочку, потом подобрать имя из местных, чтобы не выделяться. Потом решил продолжить свое обучение, надо начинать с малого и стал спрашивать названия предметов вокруг. Сначала она очень сильно удивлялась и пыталась отвечать целыми фразами, но потом поняла, что я хочу. В итоге, к вечеру я уже почти свободно знал наименование всех вещей, что были в комнате. Когда начало смеркаться, она ушла, показав мне жестами ждать. В комнате было достаточно темно, а на улицу, из-за соседей мне выходить не хотелось. Хотя дом стоял и на отшибе, но ближе к вечеру стали слышны крики жителей, которые приходили в себя и начинали громко делиться мнениями. Также послышался лай собак, но он был где-то в центре деревни. До нашего домика собаки пока не добегали.
Хозяйка появилась через полчаса. Она привела овцу, и завела ее в еще более ветхий, чем дом, сарай. Взглянув на меня, она взяла со стола кувшин, и пошла доить. Мое предположение о кислом молоке подтверждалось. Тут я вспомнил об оставленных припасах в погорелом доме, и попытался, когда она вернулась, объяснить, что я сейчас ненадолго отлучусь. Про уход она поняла сразу, спокойно села на лавочку. А я, накинув починенную рубашку, крадучись, побежал к моему первому убежищу. Когда заскочил на чердак — уже темнело, и, схватив мешок с провизией, сунул его в рюкзак. Но меня терзал вопрос, что делать с золотом и мечом? Золота у меня было с собой монет пятьдесят. Размером были с наш рубль, какую ценность имели — я не знал, поэтому решил, что если я тут буду некоторое время жить, пусть рядом и хранятся. Так что меч и кошелек я завернул в свой плащ и закопал ножом прям посреди центральной комнаты, среди сгоревших досок пола, только две золотые монеты на себе спрятал, потом накидал еще горелых кусков и успокоенный, вернулся обратно в домик, на отшибе. Мне показалось, что все время, пока меня не было, та женщина так и просидела в той позе, но когда она меня увидела, очень удивилась. Она с каким-то недоумением посматривала на меня, что-то ожидая.
Когда я выкладывал яблоки с абрикосами, она как-то неодобрительно на них посмотрела, потом брезгливо откинула несколько штук, чем-то ей не понравившихся, а остальные ссыпала в большой горшок. Два корешка, что я выкопал на том огороде, она так вообще просто выкинула на улицу.
Но вот когда Илария увидела собранные мной ягоды, все переменилось. Она им очень удивилась. Да так, что у неё аж чуть челюсть на землю не вывалилась.
Я ягодки ссыпал все вместе, потому они слегка помялись, но девушка тут же зажгла лучину и стала их сортировать по разным кувшинам. Особо она ценила те, что мне нравились меньше всех — сухие. После них очень хотелось пить. Из себя они представляли что-то похожее на барбарис, только более сухие, синевато-фиолетового цвета. Почти безвкусных поначалу, но с хорошим и долгим послевкусием. Их было больше всех, они были самые мелкие и самые твердые, поэтому практически не помялись. Она каждую отряхивала и осматривала с огромным вниманием, бережно укладывая в кувшин. Оставшиеся мятые ягоды, похожие на малину, бруснику и чернику, своим видом, она просто ссыпала в другой кувшин, а оставшуюся кашу попросила разрешения съесть. Я же, насколько смог, попытался ей объяснить, что все, что я принес — она может есть сколько хочет. Она не поверила и раза два уточняла, пока не убедилась, что поняла меня правильно.
Наверно, чтобы это проверить, показательно съела пару ягод из первых, и, видя мое равнодушие, быстро загребла всё остальное и спрятала где-то у себя. Я чуть не поперхнулся от такой наглости, но всё-таки сам ведь разрешил.
Когда разобрались с ягодами, я решил предложить своего компота, который сварил, и теперь носил с собой в пластиковой бутылке. Во время пути я прикладывался к ней редко, так что там было еще две трети бутылки. Сама тара ее, конечно, удивила, но когда она поняла, что там внутри, глянула на меня, как на ненормального, и с моего разрешения перелила содержимое в какой-то блестящий пузырек с пробкой. В бутылку я потом налил простой воды и сунул обратно в рюкзак.
После всего этого она ушла куда-то за печку и долго там чем-то шуршала, причем, практически в темноте, а закончив, пришла к столу с кожаным мешочком. Ссыпав на ладонь немного мелочи, стала выбирать самые мелкие монетки. Они были наштампованы из меди размером с нашу копейку.
Взяв несколько, остальные она убрала обратно в мешочек, который потом спрятала за печкой, надела какие-то туфли, глянула на меня и ушла. Минут через пять лучина погасла, и я оказался в полной темноте. После этого, я решил выйти и обследовать весь участок. На улице, если и было светлее, то несильно. Я сходил к сарайчику, потом обошел вдоль ограды. Нашел сзади домика лавочку и выкурил половинку сигаретки.
Когда я вернулся, в доме уже горел свет, и хозяйка что-то шинковала в большой горшок. Увидев меня прервалась, и подойдя, обнюхала. Сделав недовольное лицо, тронула за руку и пошла вместе со мной на улицу. Подвела к сарайчику, куда вечером завела овцу. С другой стороны, там была поленница дров. Она выбрала несколько и, загрузив меня ими, заставила занести в дом и подвела к печи. Села рядом и показала жестом, чтобы я растопил печь. Чувствовал себя как пойманный родителями на просмотре порнографии.
Как уложить дрова, я еще представлял — костры разводил часто, но вот чем добывать огонь? Не трением же? Наверно придется немного приоткрыться. Решил использовать коробок спичек, как менее опасный. Зажег огонь с одной спички. Увиденным Илария была полностью удовлетворена, явно ожидала нечто подобное. Протянув руку, она покрутила коробок с большим любопытством, но и с опаской, спичку зажигать не стала, вернула мне обратно. Пока огонь разгорался, она дошинковала в горшок какую-то зелень и сунула его в печь.
Я в последнее время привык ложиться спать с наступлением темноты, поэтому пока варилась похлебка, успел задремать. Когда женщина меня разбудила, я слегка растерялся, но сразу же все вспомнил. Она налила похлебки только мне, а сама села напротив.
Я жестами показал, чтобы наливала и себе, но она отказывалась. Тогда я поступил проще. Разлил свою миску на две, и одну из них придвинул ей. Она смутилась, и долго отнекивалась, но я настоял и она стала несмело есть. Потом попив простой воды мы пошли спать. Я опасался, что мне придется разделить её постель, но все обошлось. Она постелила мне на широкой лавке, и я практически моментально уснул. Спал я наверно одно мгновение, но когда я открыл глаза, в комнате было уже светлело, а хозяйка одевалась. Подумав немного, понял, что она собралась отвести свою овечку на выпас.
С закрытыми глазами лёжа на лавке, я пытался уснуть. Ночью опять во всю голосили пьяницы и лаяли псы, поэтому я не выспался. Когда Илария проходила мимо меня, я сделал вид, что всё ещё сплю, но она, походу, уже поняла, что я притворяюсь. Коснувшись моего плеча, женщина вышла на улицу, а вернувшись застала меня уже одетым.
Она опять сходила за монетами, я поинтересовался о виде и типе денег здесь. Так я узнал, что менеты тут называют «деньгой». С моим знанием языка и это было не просто. Позже я смог узнать, что показанный ей деньга (размером с нашу копейку) является самой дешёвой. Из десяти денег состоит одна копейка, из ста копеек — одна малаясеребряная. А из десяти малых серебряных — просто серебряная. Дальше она не стала объяснять, ну или не хотела, а может просто крупнее денег за свою жизнь не видела. Да и в деревне все, в основном, пользовались натуральным обменом. Деньги Илария сейчас использовала лишь потому, что менять ей было нечего. Всё это я узнал, конечно, чуть позже, когда уже более серьезно освоился с языком.
Пока её не было, я вышел из дома и как смог, подправил заборчик вокруг участка и уже поглядывал в сторону крыши, когда она вернулась с мешочком муки и связкой овощей. Она завела меня а дом и объяснила, что крыша, конечно, слегка протекает, но ничего делать не нужно.
Позже, когда я опять поднял этот вопрос, она пояснила, что когда приходят за налогами, они в её дом даже не заходят. Да у неё и нет ничего, а вот если будет нормальный дом, то объяснить, что брать нечего — будет сложно. Для меня это было дикостью, но уже наглядевшись на то, как тут собирают налоги, решил что со своим уставом лезть будет неправильно.
А когда снова предлогал свою помощь, ну хотя-бы даже по дому — постоянно отказывалась. Предложила позаниматься языком, а не фигнёй страдать. Вот так, пока она занималась готовкой и заодно пыталась мне что-то рассказывать, я осваивал местный язык. Сначала было относительно легко и я очень быстро смог доносить свои мысли, и понимать Иларию, когда она говорила используя простую лексику. Да и делала она это как бы мимоходом, но на второй и третий день занятий, её это стало забавлять, и она иногда так строила фразы, что понимал я их только после того, как она их объясняла. Ни по дому, ни на улице она мне ничего делать всё также не давала, да и днём на улицу особо не пускала. Своё положение в этом доме я понять так и не смог.
Несколько раз я пытался с ней поговорить про цветок, но каждый раз натыкался на явное нежелание. Один раз попытался настаивать и даже шантажировать, на что она упавшим голосом сказала, что если я так сделаю, потом ей не жить в этой деревне. После чего я решил, что даже если это что-то серьезное, то все одно — уже влип, а узнаю раньше или позже, сейчас неважно. Пока все что происходит — меня вполне устраивает, и даже каким-то чудесным образом полностью совпадает с моими планами.
У самой деревни было странное названия. Жители её называли «Пограничной». Но почему и о какой границе идёт речь, никто не знал. Старое название и всё. Да, забыл отметить, что про местное население и их порядки она рассказывала подробно, но всегда называла местных жителей «они», вместо «мы». Я сделал для себя вывод, что в деревне женщина чужая, лишний раз проявляться не любит, хотя и не скрывается. А вот афишировать моё пребывание тут точно не хочет, а это меня более чем устраивало.
На второй день, точнее вечер, мы устроили баню. Я занимался дровами, а она водой. Баня получилась очень скромная, даже не баня, а так, промывочная, и в основном для меня. Ну и мылись мы раздельно. Я предложил, а Илария на совместной и не настаивала. Когда сама помылась, завернулась в простыню, невзначай покрутилась передо мной. Я сделал вид, что не обратил внимания. Потом она хитро улыбнувшись, добавила в воду каких то душистых травок и принесла пучок трав, вместо мочалки. Даже потереть спинку предлагала, но я сделал вид, что застеснялся. На самом деле же, мне Илария внешне просто не нравится.
В бане… Мне было так хорошо! Как же замечательно вновь ощутить себя чистым после стольких дней отсутствия даже примитивного купания в реке.
Меня немного удивляло, что почти все время Илария тратила только на меня. Никакими делами ни по огороду, ни по дому, она сама не занималась. Мне тоже не давала. Первые дней пять мы занимались языком. Она готовила практически только для меня, изредка ходила покупать продукты. Ещё она все время чинила мою рубашку из мешковины. Хотя вроде дыр было немного, но к концу починки из-за заплаток, основную ткань и видно то уже не было. Для заплаток она взяла какую-то темную материю, слегка похожую на кожу, и методично нашивала кусочки на всю поверхность рубашки, так что скоро она уже больше походила на легкую, кожаную куртку. Заодно она подогнала её под мою фигуру. Выглядит солидно, ничего не скажешь.
А потом я заболел. Хотя началось все немного раньше, наверно на второй или третий день мне приснился кошмар, что меня кто-то хочет убить. Потом кошмары снились каждый день и в них стали появляться всякие твари. Чаще всего были змеи. Что там происходило я не особо помню, но просыпался я от дикого ужаса. Обычно, я быстро забываю свои сны, но эти… Особенно, когда тема змей меня ждала каждую ночь… Одним словом — пиз… ужас.