Алла Петровна приподнялась на локте, глянула на мужа. Он спал, свалив голову себе на плечо, и чему-то улыбался. Его улыбка сейчас очень походила на улыбку отца на фотографии, вмурованной в обелиск. И если бы не залысины, не эти седые космы над ушами, он был бы, как говорят, вылитый батька.
Она не сводила с мужа глаз, пока не заныли локти. Села, начала поправлять свою прическу, отряхиваться от сена.
- И чего тебе не спится? - проснулся Скачков. Лицо его теперь было заспанное, обмякшее какое-то, серое от выступившей на щеках и подбородке щетины. Улыбка точно слиняла, от нее не осталось и следа.
- Я не спала...
- Так полежи, отдохни, - он поймал ее за руку.
Вернулись на берег Днепра, когда солнце, перебросив через реку огненный столб, повисло над самым Зуевом. Алла Петровна разделась, полезла в воду. Вода была по-вечернему тихая, теплая, не хотелось и вылезать. Озабоченный тем, как вернуться домой, Скачков нервничал, бегал по берегу, кричал несколько раз людям, проплывавшим на моторках. Они, кажется, не услышали.
- Чего раскричался? Лезь купаться, - беззаботно смеялась над мужем Алла Петровна.
Лишь в сумерках, когда они уже собрались было идти пешком к мосту, который мигал слабеньким пунктиром огоньков далеко слева, напротив Зуева, их перевез на другой берег бакенщик. Он как раз начинал зажигать бакены.
Поужинать зашли в ресторанчик "Волна", державшийся на тонких деревянных сваях. Сидели на открытой веранде, усталые, разомлевшие. Внизу, под половыми досками, плескалась вода. Когда по реке проплывал теплоход или буксир тянул баржу, ресторанчик покачивало. От реки тянуло прохладой.
- У меня такое чувство, будто мы встретились с тобой после долгой-долгой разлуки, - проговорила Алла Петровна тихо, чтобы ее слышал только один он, муж.
Ночь была темная, тихая. Взявшись за руки, они шли по улице, освещенной редкими электрическими лампочками. В тени деревьев остановились. Ему приятно было целовать ее волосы, пропахшие речной водой.
- Ой, так мы и до утра не дойдем! - вырывалась она из объятий, выбегала туда, где было светлее.
Но лампочки висели редко, далеко одна от другой, и тенистых деревьев было не счесть...
5
Зазвонил телефон. Жалея, что не отключил его на ночь, Скачков вышел в переднюю, взял трубку. Голос генерального директора объединения узнал сразу.
- Я вас слушаю, Виталий Опанасович.
- Все прохлаждаетесь, Валерий Михайлович? - спросил с издевкой Дорошевич.
- Законный отдых, Виталий Опанасович, - сдержанно ответил Скачков, возмущаясь в душе тоном, каким с ним заговорил генеральный директор. - Вы же сами сказали, чтоб пару недель...
- Помню, помню, еще, кажется, не склеротик, - не дал договорить Скачкову. - Знаете, Валерий Михайлович, несколько лет назад мне строили садовый домик. Известно, как работают строители из ремонтных организаций. Сначала привезут доски, через месяц - кирпич. Приехали, вырыли канавки под фундамент и снова исчезли на месяц. Доски почернели, кирпич пророс травой. Но я не об этом. Знаете, под досками поселились ежики. Они любят тихие места, чтоб их никто не беспокоил. За лето они успели даже вырастить потомство. Боюсь, Валерий Михайлович, как бы в вашем кабинете тоже не поселились ежики...
- Понимаете, Виталий Опанасович, - Скачков сразу не нашелся что сказать и нарочно тянул. - Это, понимаете, будет отлично, если у меня в кабинете поселятся такие колючки. У каждого начальника должен быть свой ежик, чтобы он, начальник, а не ежик, особенно не засиживался за столом, чаще бывал на местах, среди людей.
- Видать, в моем кабинете поселилась именно такая колючка, как вы говорите, потому-то мне и не сидится на месте. - Чувствовалось, что Дорошевичу не по душе пришелся ответ подчиненного. - Короче, Валерий Михайлович, часов в одиннадцать буду у вас. Если выберете время, то загляните, пожалуйста, в контору. Хочу представить вас коллективу.
- Буду, - заверил Скачков, желая поскорее кончить этот чем-то неприятный ему разговор.
Однако Дорошевич и не думал класть трубку. Очевидно, еще не до конца высказался.
- Знаете, Валерий Михайлович, - продолжал он каким-то скучноватым, блеклым голосом, казалось, без всякой охоты, - показатели в управлении хуже некуда. План горит. Все развинтились без хозяина. Звонил Балыш из Москвы, спрашивал, долго ли его преемник будет отлеживаться на пляже. Так и спросил, Валерий Михайлович. Кто-то, знаете, уже донес. Вот так...
- Я же сказал, Виталий Опанасович, что буду, - не мог скрыть раздражения Скачков.
- Спасибо вам, Валерий Михайлович, что нашли возможность приступить к выполнению служебных обязанностей, - не обошелся без ехидства генеральный директор.
В трубке запищало.
- Что случилось? - крикнула из спальни Алла Петровна.
- Если бы знал, что этот Дорошевич такой зануда, никогда бы сюда не поехал, - ответил Скачков и, включая электробритву, громче добавил: Приказано срочно приступить к выполнению служебных обязанностей.
- Зайди в парикмахерскую, а то явишься с седыми космами над ушами, тоже тоном приказа сказала Алла Петровна и, накинув на плечи халатик, поспешила на кухню.
Провожая мужа, она придирчиво оглядела его с ног до головы, поправила галстук, проверила, не забыл ли носовой платок, и уже в дверях уныло вздохнула:
- Опять одной распаковывать вещи...
- Отдыхай. Вместе распакуем. Может, даже и сегодня. Думаю, что я там не задержусь.
И немного спустя, когда он спускался по лестнице, крикнула вдогонку:
- Смотри же, не забудь постричься.
Местный парикмахер, маленький и вертлявый, с усиками "под Чаплина", старался изо всех сил. Расплатившись, Скачков подошел к зеркалу. Седина и правда теперь меньше бросалась в глаза. Зато уши точно выросли, а щеки заметно покруглели. Бросались в глаза незагорелые белые пятна над ушами. Скачков уже пожалел, что послушался жены. Выйдя из парикмахерской, посмотрел на часы и, сразу позабыв о своей внешности, о пятнах над ушами, ускорил шаг. Хотел прийти в контору раньше, чем нагрянет областное начальство.
Около двухэтажного с широкими окнами здания конторы, обсаженного едва достигавшими крыши липами, стояли две "Волги". Значит, начальство было здесь. Теперь можно и не спешить. Скачков замедлил шаг, что он делал всякий раз, когда хотел умерить дыхание.
- Михайлович! - окликнул его робкий хрипловатый голос.
Скачков оглянулся. Со скамейки, стоявшей под липами, встал и двинулся к нему Алесич. Он был в новеньком сером костюме в черную крапинку, в белой рубашке. Он совсем не был похож на того исхудалого и мрачного бедолагу, каким Скачков видел его у озера. Только грустные запавшие глаза остались теми же.
- Ко мне? - подал ему руку Скачков.
- Вы же приглашали...
- Ясно. Слушай, Иван, погуляй немного. Я сам первый раз сегодня вышел. Сейчас меня будут представлять коллективу. Так что подожди.
- Ничего, больше ждал, - засмеялся Алесич.
Генеральный директор объединения и секретарь райкома партии Михейко сидели в кабинете, длинной узкой комнате, застланной ковром. На глухой стене висели многочисленные карты, диаграммы. Три окна выходили в сквер. В них цедился мягкий зеленоватый свет.
- Не спешим, товарищ Скачков, - протянул руку Дорошевич. - Привык там, чтобы тебя ждали...
- Думаете, легко отвыкнуть от этого? - усмехнулся Скачков.
- Конечно, перед таким штурмом нелишне и отдохнуть, - пожал руку Скачкову и секретарь райкома, подтянутый, высокий и с виду совсем еще молодой человек.
- Пойдемте, - сухо кивнул Дорошевич, точно боясь, что новый начальник заговорится с секретарем райкома, потом не оторвешь.
Они прошли в конференц-зал на первом этаже. Там уже собрались сотрудники конторы и те рабочие, их было немного, которые в это утро по разным причинам оказались здесь. Среди конторских они выделялись своими черными комбинезонами и брезентовыми курточками.