— Где же вы были?
— Извините, у меня закружилась голова, мне надо прохладиться немного.
Ян встал с кресла, а Юлия, наблюдавшая за ним, так искусно оставила свое место и подошла к двери, что встретила его на дороге.
Взглянули они друг на друга, но Ян не промолвил ни слова: много было окружающих, а он боялся, что не будет в состоянии скрыть того, что чувствует.
— Ян! — тихо шепнула Юлия и прибавила громче. — Как мы давно не виделись!
И повела Яна к окошку, смеясь, чтобы скрыть настоящее чувство.
— Что с вами? — сказала она Яну с самым равнодушным видом, чтобы по лицу никто не догадался о предмете разговора.
— С вами! Юлия! И ты меня спрашиваешь после такого приветствия, после стольких мучений?
— О, прости меня.
— Еще минута подобной пытки…
— И что было бы? — спросила она его дрожащим голосом.
— Я убил бы тебя! — мрачно отозвался Дарский.
Лицо Юлии прояснилось.
— Прости, милый мой, о, прости! Это было испытание.
— Еще одно в этом роде, и мы оба погибнем и ты больше не увидишь меня, Юлия. Делай со мной, что хочешь, но не пробуй насмехаться над чувством, сила которого известна тебе, которое ты разделяешь по словам твоим, в чем я сегодня сомневался.
Слова эти, сказанные с увлечением, служили для Юлии лучшим доказательством, что год разлуки не только не изменил, но еще возвысил любовь Яна.
Она была счастлива.
— Когда ты возвратился из Литвы?
— Целый год, как я там не был.
— Где же ты оставался?
— Здесь в Яровине.
— Как? Вблизи от Домбровы? Целый год, здесь!
— Да, вблизи от тебя, Юлия. И за это страдание Тантала получил такую награду.
— Ян! Я твоя! Накажи меня, как хочешь, но только прости, о прости меня!
— Нелегко залечить рану, которую я чувствую в сердце, как холодное железо.
— Все уже кончено.
— Не для меня; я еще страдаю.
— Разве ты мог считать меня кокеткой, легкомысленным ребенком?
— Ни о чем я не рассуждал, не думал, я только страдал. Юлия пожала украдкой руку Яну… Но приближался князь, надо было изменить разговор и придать ему вид равнодушия.
— Будьте так любезны, — сказал последний, — познакомьте меня с господином Дарским.
— Князь Генрих В. — господин Дарский!..
И оставляя новых знакомых, Юлия удалилась. Князь слишком хорошо знал людей, немало встречая их в жизни, чтобы не заметить, что между Юлией и Дарским существовали какие-то таинственные отношения. Сначала чрезмерное равнодушие, потом тайный разговор — все это возбудило в нем подозрение.
— Я только был бы мужем, — проговорил он сам себе, — а тот чем-нибудь побольше.
И князь решился следить за ними, но ничего не узнал решительно: Юлия так ловко себя вела и так искусно владела собою. На прощание только шепнула она Яну:
— Завтра утром!
Но никто не расслышал этого выражения, которое можно было принять за обыкновенное: "спокойной ночи".
На другой день, в 10 часов, Ян приехал в Домброву. Юлия была совсем иная и, увидев Дарского еще мрачным, старалась развеселить его словами, пожатием руки и тысячами невинных ласк, ничтожных для равнодушного, но приносящих столько счастья влюбленному. Приблизиться к милой, коснуться руки, почувствовать ее дыхание, уловить взор какого никто не уловит, спрятать на сердце перчатку, которую она носила — какое для одного блаженство — и как это ничтожно для другого!
Утро было ясное, чудное, счастливое.
Прощаясь с Яном, Юлия снова позволила ему приехать.
— Завтра утром, — сказала она.
— Итак, конец этим несчастным испытаньям, которые убивают меня! — проговорил Ян после долгой беседы.
— Нет, — отвечала Юлия.
— Значит, ты желаешь моей смерти?
— Все вознагражу, Ян! Выходит, ты не любишь меня, если сомневаешься, — не любишь, если тебе тяжело принести мне жертву!
— Юлия, ты не знаешь меня!
— Еще немного времени и я буду навсегда твоею, буду тебе покорна и целые годы стану награждать тебя за то, что ты сделал для бедной девушки.
— Повелевай мною.
— Уезжай в Литву, — сказала она, подумав.
— Надолго?