— Что же мне делать?
— Половину имения отдай бедным родственникам.
— У меня их нет.
— Кому хочешь, но отдай половину имения.
— О, это мне очень мало будет стоить.
— Привезешь мне доказательство, что исполнил мое желание.
— Хорошо, я возвращусь через несколько недель. Сделать состояние трудно, а раздать его — ничего нет легче. Отдам землю беднейшим из бедных, отдам крестьянам, которые ее обрабатывали. Благодарю тебя за поданную мысль, она меня утешает.
Юлия посмотрела ему в глаза, подала руку и первый раз склонила ему на плечо свою головку: какая-то непрошеная слеза блеснула в ее глазах и исчезла.
Вошла Мария. Ян должен был попрощаться с Юлией и спешил исполнить то, что вправе был считать уже последним испытанием.
На другой день он летел в Литву. Через месяц возвратился он в Яровину и приехал к Юлии, предоставляя доказательство исполнения ее воли.
— Теперь остается уже последнее испытание, — сказала Юлия, — и мы будем навсегда счастливы.
— Как, еще испытание? Еще недоверчивость! Если бы я не столько любил тебя, не оскорбило ли бы меня подобное неверие?
— Но, конечно, если любишь меня, ты исполнишь еще одну последнюю мою просьбу.
— Все исполню для тебя, но не лучше ли уже разом приказать мне повеситься или утопиться!
— Ян! Как горько ты упрекаешь за любовь мою!
— Ты не хочешь верить моей любви, Юлия, а это грустно.
— Милый мой, одно только испытание! Завтра я на полгода выезжаю в Варшаву с подкоморной, которая не знает, что делать, потому что зять хочет постепенно выжить ее из дому. Ты останешься здесь и будешь каждый день приезжать в Домброву и каждый день будешь не меньше часу проводить с Марией.
— С Марией? — спросил Ян и смешался, не зная сам отчего.
— Да. Она ангел. При этой доброте, красоте и скромности — у ней ум обширнее, чем обыкновенно бывает у женщин. Мария будет последним испытанием.
— Но прилично ли это?
— Тщеславие! Думаешь, что она влюбится в тебя? О, я знаю ее! Любовь не скоро проникнет в это сердце, которое уже билось для кого-то и получило рану.
— К чему же это послужит?
— Для испытания твоего постоянства. Если Мария не отымет у меня твоего сердца, я буду о нем совершенно спокойна. Самая опасная женщина в подобных случаях та, которая совершенно не похожа на нас. Мы с Марией два противоположных полюса женского мира. Хочу, чтобы ты узнал ее, сблизился, чтобы хладнокровно, без волнения, с постоянством выдержал самое опаснейшее из испытаний, которые я тебе назначала.
Ян не отвечал ни слова, но лицо и глаза его помрачились.
— Мария не согласится на это! — сказал он.
— Я сама уговорю ее.
— Но люди?
— Что же могут сказать люди?
— Могут оклеветать ее.
— Не бойся: никто здесь бывать не будет, никто ничего не заметит; я уже обо всем подумала.
— Но хорошо ли так шутить ее сердцем, играть ее чувствами?
— Уверена, что не встревожишь ни ее сердца, ни чувства. Можете быть равнодушны, ледовиты в высочайшей степени, но встречайтесь каждый день, и чтобы эти свидания продолжались не меньше часа. Можете разговаривать… обо мне, например. А если, наконец, начнете и о себе…
Юлия понизила голос.
— Я уступлю вам дорогу.
Невозможно было уговорить Юлию отменить странное испытание, ставившее в мучительное положение Яна и Марию. Напрасно Дарский умолял ее: он должен был уехать, обещая исполнить ее желание.
Но Мария ни о чем еще не знала.
Когда же вечером обе девушки уселись у камина, Юлия, не зная как приступить к своей просьбе, уселась почти у ног Марии и нежным голосом ласково сказала ей:
— Marie, ты знаешь, что я завтра уезжаю, но тебе неизвестно зачем уезжаю, — и о чем хочу просить тебя. Подобно другим, ты думаешь, что я буду делать себе приданое в Варшаве, когда я до сих пор сама еще не знаю, нужно ли мне приданое!
— Ты все еще не веришь в привязанность Яна?
— Верю, что он любит меня сегодня, но противостоит ли времени, людям и, увы, иным женщинам?
— Странно ты о нем думаешь.
— Странно тоже, что боюсь будущего!
— Боже мой! Если кому счастье само дается в руки, тот еще недоволен.
— Брани меня как угодно, если хочешь, но сделай то, о чем попрошу тебя. Знаю, что ни о чем дурном просить тебя не буду; поклянись же исполнить то, чего ожидаю от тебя, как доказательства дружбы.
— К чему клятва? Если могу…
— И можешь, и должна, а знаю, что будешь противиться и находить тысячи причин отказа.
— Говори, Юлия! Я верю, что не потребуешь того, чего бы я не была в состоянии исполнить: я так люблю тебя.
— Это-то и будет доказательством твоей приязни.
— Если смогу, исполню.