Пайпер прикидывала, какие из своих вещей она может продать, чтобы купить себе билет на другой конец света. Вещей у неё было немного, особо ценных, за которые можно получить деньги, и того меньше. Вывод напрашивался сам собой: когда Гилберт узнает, что она рассказала о нём Третьему, ей не спрятаться.
«Если он узнает», — одёрнула себя Пайпер, опуская плечи. Если она выберется из Диких Земель. Если к тому моменту Гилберт всё ещё будет жив. Если он вообще захочет с ней говорить. Если она, наконец, отпустит Третьего и отойдёт на шаг.
Пайпер не хотела его отпускать.
Он был тёплым, сильным, спокойным. Он ощущался как безопасность и умиротворение, в котором Пайпер так нуждалась, и на этот раз она пришла к этому выводу сама, без подсказок магии. Она просто знала, что лучше быть рядом с Третьим, и впервые не противилась этому так сильно.
Но она всё испортила, сказав о Гилберте. Пайпер ведь обещала себе, что для начала выяснит, как связаны Третий и Гилберт, и только после, возможно, начнёт осторожно подходить к этому вопросу через косвенные намёки, но теперь… Неужели она и впрямь назвала имя Гилберта, пока бредила? Она помнила, что зеркальный мир, чем бы ни был на самом деле, предстал как его особняк, но чтобы она звала его — это уже чересчур. Хотелось, конечно, чтобы Гилберт и сейчас каким-то образом решил все её проблемы, но это было бы верхом эгоистичности. Не могла же она постоянно надеяться на других людей и при этом ничего не делать.
— Он… он помог тебе?
Постепенно тревога нарастала. Ещё мгновения назад, несмотря на терзавшие её вопросы, ощущение, будто призрачные руки изучают её тело, а отражение пытается подобраться ближе, Пайпер казалось, что всё будет хорошо. Неважно, насколько глупым и импульсивным выглядел её поступок — Пайпер просто хотела обнять Третьего и убедиться, что это и вправду он. Она едва не пискнула от счастья и облегчения, когда он аккуратно приобнял её, словно боялся сломать лишним движением, но теперь чувствовала, что непринуждённость и лёгкость исчезли. Третий держал её в своих объятиях не потому, что хотел приободрить, а потому что она, пока бредила, назвала имя Гилберта.
«Ты дура, Пайпс».
Она кивнула, опустив глаза и уставившись на серёжку-кристалл в левом ухе Третьего — смотреть на неё было намного проще, чем на его побледневшее, вытянувшееся лицо, одновременно растерянность, смущение и облегчение в голубых глазах, взлохмаченные волосы, из-за дождя ставшие более курчавыми. Пайпер была уверена, что раньше они были прямее и аккуратнее.
Внутри Пайпер точно что-то сломалось. В зеркальном мире, подсознании или Башне — где бы они ни была, она сломалась, ведь будь она целой, она бы ни за что не протянула руку к волосам Третьего, не зажала между пальцами прядь, падавшую на лоб, и не покрутила её.
Что-то было не так.
Будь Третьим всё тем же немного странным, но гиперопекающим сальватором, который не понимает земных привычек и выражений Пайпер, он бы отреагировал на это. Но он смотрел на неё всё так же, беспомощно открывал и закрывал рот.
Значит, внутри него тоже что-то сломалось.
— Гил… Гилберт, — запнувшись, исправился Третий, и Пайпер резко убрала руку, ругая себе за идиотские мысли и желания. — Гилберт был во Втором мире или… он всё ещё там?
Этого Пайпер уже не знала. Магнус сказал, что время во Втором мире и Диких Землях идёт одинаково, из чего следовало, что с момента её Перехода в этот мир прошло больше месяца. Пайпер не могла быть уверена, что за это время не случилось что-то из ряда вон выходящего, что Гилберт мирно сидел в особняке и не подставлялся под удар, как это было в день первого нападения на особняк. Но и видеть, с какой надеждой Третий смотрит на неё, чувствовать, как он цепляется за неё, словно она была спасательным кругом, тоже не могла.
— Когда я видела его в последний раз, — кашлянув, начала Пайпер, и вдруг прильнула ещё ближе, чувствуя, что выдерживать взгляд Третьего становится всё сложнее, — незадолго до того, как напал Маракс, он был в порядке.
Вряд ли Гилберт действительно был в порядке, но Пайпер и так сказала о том, о чём должна была молчать. И вряд ли Третий был в порядке, иначе он бы не отреагировал так эмоционально.
Всё случилось так же, как и в прошлый раз, на улице Омаги — буря магии, взорвавшаяся в одно мгновение. Все предметы, до этого лежавшие на своих местах, подскочили: книги, одежда, склянки, полные чаши, какие-то плашки, подсвечники, подносы, осколки разбитого зеркала, порошки и перетёртые травы из открытых отделений сундучков, оставленных целительницами на столе. Осколки зеркала метнулись в опасной близости от лица Третьего, — Пайпер почти ощутила, как острая грань коснулась её макушки, — но остановились, как и всё вокруг, когда он резко поднял руку. Затем он медленно опустил её, а после сделал шаг назад. Пайпер поняла, что в комнате не так тепло, как ей казалось до этого.
— Это правда? — хрипло выдавил Третий, нахмурившись. — Гилберт там, в твоём мире, и ты… ты молчала об этом? Всё это время?
Пайпер сжала челюсти. Она могла сказать всё так, как есть, и это, возможно, даже оправдало бы её молчание, если бы изначально реакция Третьего была совершенно другой. Если бы он не показал, что взволнован, напуган и растерян, если бы только дал знать, что может спокойно принять новость о том, что Гилберт жив. Так ей было бы намного легче сказать ему, что Гилберт ненавидит Третьего и даже слышать о нём не желает.
— Пайпер.
Ей казалось, что во время мнимой казни Катона он был зол, и что во время прогулки она вывела его из себя достаточно, чтобы увидеть, насколько он может быть разъярён. Но это не могло сравниться с тем, как он смотрел на неё сейчас. Посветлевшие глаза были таковыми из-за магии, рвавшейся наружу, а скрип зубов слишком громким, чтобы Пайпер его проигнорировала.
«Ты такая дура, Пайпс».
— Пайпер, — требовательнее повторил Третий.
— Я не…
Она запнулась, увидев, как он энергично кивнул, будто давая ей разрешение продолжить. Слова стали комом в горле, дрожь охватила пальцы, желание совершенно случайно наступить на осколок разбитого зеркала вдруг возросло.
Неужели ей действительно нужно было так долго молчать? Неужели она не могла ещё в Омаге, через неделю или даже меньше, сказать, что Гилберт жив?..
Но в то время Третий признался, что убил Лайне, и она не была уверена в правильности своих действий. Она и сейчас не была уверена, однако продолжала стоять, сжав губы в одну линию, и смотрела на него.
— Почему ты молчала?
— А почему ты молчишь о том, как тебя зовут и какому роду ты принадлежал? — выпалила Пайпер первое, за что уцепились её мечущиеся в хаосе мысли.
— Это никак не касается того, что ты скрыла правду о Гилберте.
— Я не скрывала. Мы договорились, что я скажу, кто помогал мне, если ты скажешь про своё имя и род.
— Мы так и не договорились.
— Давай договоримся сейчас.
Третий сделал небольшой шаг назад.
— Всё это время Гилберт был жив, — выделяя каждое слово, произнёс он. — Все эти двести лет он был в твоём мире, и он помог тебе. Ты знала, что Гилберт не погиб во время Вторжения, и знала, как я ненавижу себя за убийство Лайне, но молчала.
«Ты не хочешь мне хоть как-нибудь помочь? — обратилась она к Лерайе, сжав кулаки. Слышать слегка дрожащий голос Третьего и видеть, как он из последних сил одёргивает свою магию, было очень больно. — Нет? Совсем? Даже чуточку?»
— Я хотела понять, — наконец ответила Пайпер, тщательно подбирая слова и чувствуя, что у неё выработалась нехилая выдержка: вряд ли кто-либо сумеет продержаться под разъярённым взглядом Третьего так долго, как она. — Я не знала, можно ли тебе доверять, можно ли доверять всем вам, и я… Я просто не говорила о том, о чём не должна говорить.
— Что?
Наверное, так она и выглядела в крепости Икаса после того, как Арне бесцеремонно разрешил Третьему и остальным войти, чтобы поговорить с ней: злой, взвинченной, потерянной. Пайпер была абсолютно уверена, что тогда Третий чувствовал себя так же, как она сейчас: преданной.
Это несправедливо.
— Я не думаю, что имела право говорить об этом, — пробормотала Пайпер, из последних сил уговаривая себя не отводить глаз. — У Гилберта была… довольно негативная реакция на мои попытки спросить о тебе.
Третий сделал ещё один шаг назад.
— Что? Почему?
«Ты такая дура, Пайпс».
— Он ненавидит тебя.
Магия приготовилась к удару, которого не последовало. Третий смотрел на неё долго, изучающе, будто хотел проверить наличие и расположение каждого мелкого увечья на её лице, что ещё было видно, пока вдруг не рассмеялся так громко, что Пайпер подскочила на месте. Это совсем не так реакция, которую она ожидала.
Третий смеялся, запрокинув голову, и выглядел по-ненормальному счастливым, словно Пайпер сообщила ему самую прекрасную новость на свете. Это продолжалось несколько минут, в течение которых Третий периодически лениво взмахивал рукой, а она стояла, не зная, что делать, и думала о том, что к такому её магия не была готова.
Должно быть, так и должен выглядеть зеркальный мир, полный искривлённых отражений настоящего. Пайпер не сомневалась, что Третий смеётся не из-за комичности ситуации, а из-за её нелепости и оттенка безумства в его глазах. Он знал о Гилберте нечто, чего не знала Пайпер, и это играло ключевую роль.
— Третий, — попыталась начать Пайпер, но он вновь махнул рукой, и она почему-то послушно закрыла рот и опустила плечи.
Всё это было так неправильно и несправедливо.
— Ты не… ты не знаешь Гилберта, — наконец произнёс Третий, всё ещё посмеиваясь. — Поверь мне, он бы ни за что не стал ненавидеть меня. Он всегда любил меня так же, как я люблю его. Он бы не…
Пайпер резко вытянула руку и сказала:
— Проверь.
В этом не было смысла. Связь между ними уже несла всё то, что Третий отрицал словами, смехом и бессмысленными жестами. Магия всегда с точностью определяла, когда они лгали, и выдавала это. Прямо сейчас она должна была говорить Третьему, что Пайпер его не обманывает, но он почему-то отрицал это.
— Проверь, — повторила Пайпер, подойдя ещё ближе. — Если ты так хочешь, прочитай меня. Не знаю, как это работает, но ты же можешь как-то увидеть Гилберта таким, каким его видела я, да? Смотри, читай и чувствуй. Я тебе не лгу.
— Нет, — покачал головой Третий с широкой улыбкой, аккуратно отводя её протянутую руку в сторону. — Ты не понимаешь, о чём говоришь. Гилберт никогда бы…
— Он ненавидит тебя, — резче повторила Пайпер. — Он боится тебя.
Пальцы Третьего замерли в миллиметре от её запястья. Он и сам весь замер, будто за долю секунды превратился в статую, и уставился пространство перед собой непонимающим взглядом, горящим магией.
— А я не боюсь, — продолжила Пайпер, едва не умоляя свою магию приносить Третьему чувство её уверенности, на самом деле не существовавшей. — И не лгу.
— Ты не понимаешь, — тише повторил Третий, всё ещё смотря в пустоту. — Гилберт души во мне не чаял. Мы всегда были вместе, он просто не мог…
— Мне правда жаль, но это правда, Третий. Он ненавидит тебя.
Всего на секунду, но Пайпер поверила, что у неё получилось достучаться до него. Третий посмотрел на неё, аккуратно, почти невесомо коснулся её запястья и резко отпрянул, широко распахнув глаза. Всё естество Пайпер взбесилось: Сила кричала от вмешательства иной магии, пусть и родственной, приносила ощущение хаоса мыслей в голове Третьего и другое, крайне напоминавшее ломание костей.
Если до этого внутри Третьего ещё оставалось что-то целое, Пайпер собственноручно добавила первую трещину.
— Нет, — покачал головой он, отступая назад, хватая себя за волосы и ошарашенным взглядом рыская по комнате, словно загнанный зверь. — Это не Гил, он бы никогда не… Он не мог… Как же он?.. Нет…
— Третий…
— Не подходи ко мне.
Пайпер напряжённо сглотнула, опустив уже поднятые руки. Третий тяжело дышал, тянул себя за волосы, жмурился и бормотал что-то бессвязное, никак не пытался успокоить свою магию, почти осязаемо касающуюся Пайпер.
Что она наделала?
Как она могла сказать ему, что Гилберт ненавидит его? Почему она не попыталась хоть как-то смягчить эту новость, почему не предупредила его, что за двести лет Гилберт мог сильно измениться, почему не…
Громко, яростно зарычав, Третий пнул сначала стул, на котором сидел до этого, затем — сундук с вещами, стоявший чуть дальше. Они отлетели в стену с таким грохотом, что Пайпер испуганно вскрикнула и подскочила на месте, прижав руки к груди.
— Это. Не. Гилберт. — Третий делал паузу после каждого слова, сопровождая её тяжёлыми вдохами и выдохами, и быстро обернулся к ней, пышущий яростью и недовольством. — Это. Не. Гилберт!
Пайпер интенсивно закивала головой, соглашаясь с каждым его словом. Он говорил что-то ещё, едва не шипя ей в лицо, и Пайпер без остановки кивала, зная, что ей лучше согласиться, чем продолжать спорить. Даже если всего за долю секунды Третий понял, что она не лжёт, ей было лучше признать себя неправой.
И только после, спустя ещё несколько яростных слов, Третий вдруг замолчал и уставился на неё. Пайпер видела его горящие магией глаза, мокрые дорожки на щеках и растерянность со страхом, которые никак не сочетались с гневом, ещё недавно контролировавшим его.
Пайпер сделала шаг и поняла — всё это время она пятилась назад, а Третий наступал до тех пор, пока она не оказалась возле стены.
Она пятилась от него.
Они молчали, слушая прерывистое дыхание Третьего и лёгкое шевеление магии, сконцентрировавшейся в комнате, до тех пор, пока он не отступил. Пайпер показалось, будто доверие между ними треснуло так громко, что оглушило их.
Затем она услышала что-то, крайне напоминавшее плач, и испуганно вскинула голову. Третий и впрямь плакал, смотря на неё, и трясся едва не всем телом.
У Пайпер был определённый свод правил для поведения с людьми, которые так или иначе напугали её или могли сделать это, но сейчас она не могла вспомнить ни одного пункта. Вышедший из себя Третий определённо напугал её, — а ведь она пыталась убедить себя и его, что не боится, — но она не чувствовала, что готова и дальше отступать. Умом понимала, что это нужно было сделать, ведь Третий элементарно опасен, но не отступала. Наоборот — шагнула вперёд, поначалу несмело, давая ему возможность понять, что она собирается сделать, и остановить её, если это нужно. Третий смотрел, беззвучно плача, и только спустя вечность, полную неконтролируемой магии, сделал шаг вперёд и крепко обнял её. Пайпер вцепилась в него, как в спасательный круг, уткнулась лицом в грудь и тихо всхлипнула.
Только она, Пайпер Аманда Сандерсон, Первый сальватор, может быть такой дурой, и это научно доказанный факт.
— Прости меня, — шепнул Третий ей в макушку, медленно ведя ладонью по спине. — Прости, прости, прости…
Благодаря Силе Пайпер знала: Третий отрицает то, каким стал Гилберт. Что бы он ни увидел, что бы ни почувствовал, он этому не верит, но она не стала осуждать его за это.
— Прости меня, — совсем тихо повторил Третий. — Прости…
Пайпер могла бы вечность слушать его извинения, потому что, как бы эгоистично и низко это ни было, ей нравилось, что Третий осознавал, насколько напугал её, но вместо это едва слышно спросила:
— Гилберт так важен для тебя?
— Я нуждаюсь в нём, — ни на мгновение не задумавшись, ответил Третий. — Сильнее, чем в Киллиане или Розалии.
Это не вносило конкретики, только путало и пугало ещё сильнее, но и на этот раз Пайпер была готова временно остановиться. Ей нужны ответы и сальватор, а не ответы и жалкое подобие сальватора, в которое превратиться Третий, если она и дальше будет такой резкой.
— Почему?
— Это священная связь, — с запозданием ответил Третий. — Без имени и принадлежности к роду она не так сильна, но она… Она — всё, что мне нужно.
— Это кецериз? — предположила Пайпер, вспомнив, сколько раз во дворце Омаги она слышала это слово.
— Кертцзериз, — исправил Третий. — И нет, это не она.
— Тогда что?
— Нечто такое же важное.
Больше он ничего не сказал. Просто стоял, держа её в своих объятиях, непрерывно вёл рукой по её спине, действуя так аккуратно и медленно, что это постепенно успокаивало её. Пайпер была уверена, что внутри у неё будет настоящая буря, из-за которой она сама начнёт ненавидеть Третьего так же сильно, как Гилберт, но умиротворение было сильнее.
Почти сильнее.
— Имя, — произнёс Третий.
— Что?
— Моё имя. У нас был уговор.
— Мы так и не договорились по-нормальному.
Наверное, это было отличительной чертой сальваторов: перескакивать с одной темы на другую и притворяться, будто это нормально. Но Третий, в отличие от неё, всё ещё было на взводе и сохранял лишь внешнее спокойствие, едва не трещащее по швам. И неуёмное любопытство Пайпер вместе с желанием сунуть нос куда не следует были чересчур сильны, чтобы она так просто усмирила их.
— Моё имя, — повторил Третий, почти коснувшись губами её макушки. — Я… я не помню его.
Пайпер отпрянула, как от удара. На щеках Третьего всё ещё блестели дорожки от слёз, но он уже не плакал. Просто смотрел, как она пытается облачить мысль в слова, как неверяще качает головой. Наконец он закатал правый рукав светлой рубашки и показал цепь из незнакомых ей символов, расположившуюся на белом запястье.
— Это помогает вспоминать, но лишь на мгновения. Если кто-то скажет моё имя, если обратится по нему, я не смогу этого понять. Я просто не осознаю, что это моё имя. Но Клаудия, Магнус и остальные знают его, и когда они произносят его и просят проверить эти чары, я проверяю и вспоминаю. Всего на мгновение.
— Ты не можешь вспомнить имя без чужой помощи?
Третий сокрушённо покачал головой, невесело усмехнувшись.
— Сколько чар я испробовал, пытаясь найти способ… Ни одно из них не может побороть проклятие. Пока оно есть, я никогда не вспомню своё имя самостоятельно, никогда не запомню его, если его кто-то произнесёт.
— Поэтому ты Третий, — выдохнула Пайпер, поразившись собственным выводам. — Кто мог наложить такое ужасное проклятие?
— Тот, кто знает, насколько силён я настоящий.
Это было за гранью её понимания, но она кивнула, вряд ли удачно и с видом знатока, но всё же кивнула. Очередное подтверждение о силе Третьего, с которой она не могла сравниться, уж точно не в таком состоянии, ударило не так больно, как она предполагала.
— Ты ведь пытался убить демона, который сделал это?
— Пытался, и один раз я почти убил его, но… Инагрос был выжжен дотла, а он сбежал, поджав хвост. С тех пор я не сталкивался с ним лицом к лицу.
Если Третий сжёг земли Инагроса после того, как на него наложили это проклятие, значит… то было время, когда он был в плену в Башне. Случайно обронённые Магнусом слова накрепко засели в голове Пайпер и теперь дополнились новыми, более пугающими и шокирующими.
Третий был достаточно силён, чтобы выжечь Инагрос, стерпеть множество проклятий и её ложь в лицо. И ему нужен был Гилберт так же сильно, как Гилберту не нужен был Третий. Ей бы следовало учесть это, чтобы, если наберётся достаточно храбрости, попытаться объяснить ненависть Гилберта и не дать Третьему напрасных надежд, но теперь не только магия тянулась именно к Третьему. Всё существо Пайпер тянулось к нему, и она не могла этому помешать.
— Я… — начал было Третий и остановился, моргнул, оглядел комнату так, будто впервые увидел её, и кашлянул, прочищая горло. — Я думаю, Дане нужно осмотреть тебя ещё раз. Я позову её. И тебе следует поесть и отдохнуть.
— Я не хочу есть, — призналась Пайпер, обхватывая себя за плечи. — Я…
Она не могла возразить почти умоляющему взгляду Третьего, говорившему о том, что он не вынесет ещё больше вопросов и воспоминаний, пробуждающихся из-за этих вопросов. Нужна хотя бы небольшая пауза, иначе к первой трещине Пайпер своими руками добавит вторую, если не десятую или сотую.
— Хорошо, — проглотив вставший в горле ком, согласилась она. — Хорошо.
***
Дана оказалась приятной женщиной, совсем молодой, едва старше Пайпер, смышлёной и с чувством юмора, но в вопросах целительства она была непреклонной и жёсткой. Она заставила Пайпер лежать смирно почти час, пока сама изучала шрамы на её плечах, и без остановки говорила о мастерстве Ветон, благодаря которой по прошествии времени следы станут совсем блеклыми и незаметными. Пайпер могла бы вынести это, если бы потом Дана не сказала, что добавит целебный отвар в её еду.
Теперь Пайпер понимала, почему её так испугали эти слова, но в ту минуту, когда Дана почти вышла из комнаты, смогла только вскрикнуть и метнуться к ней, надеясь остановить. Дана смотрела на неё, ожидая продолжения и учтиво делая вид, что её не волнует перекошенное лицо Пайпер, но девушка молчала, беспомощно цепляясь за чужую руку.
Поначалу её трясло от того, какой дурой она была, раз рассказала Третьему о Гилберте и даже не попыталась сгладить свои слова. Затем от воспоминания о моменте, наступившем секундой позже вопроса Стеллы, когда из её носа пошла кровь и она почувствовала, что боль сдавила тиски. И без остановки вспоминала, как Третий признался, что нуждается в Гилберте сильнее, чем в Киллиане или Розалии, и об имени, которого не помнит.
Всего этого было слишком много для её измученных сознания и тела, и слова Даны сделали только хуже.
— Я не хочу есть, — кое-как выдавила Пайпер, быстро заморгав, лишь бы избавиться от выступивших слёз.
— Придётся, — возразила Дана, наконец мягко освободив руку из её хватки.
— Я не… я не хочу выходить из комнаты, — торопливо произнесла Пайпер.
— Принесу сюда, не переживай. Хотя, конечно, прислуживать тебе мне не особо-то и хочется.
— И не надо! Я просто посплю, и всё будет хорошо.
Дана смерила её тяжёлым взглядом, в котором точно угадывалось: она поняла, почему Пайпер сопротивляется, но её это не убедило.
— Тебе нужно поесть, — с расстановкой произнесла Дана, после чего вышла, аккуратно прикрыв дверь.
Это было почти час назад, и Пайпер с напряжением ждала, когда дверь откроется вновь. Она сидела на кровати, прижав колени к груди, и мысленно уговаривала себя успокоиться и не быть слишком подозрительной. Третий ведь сказал, что тут безопасно, значит, бояться ей нечего. Нужно лишь переступить через себя, усмирить разбушевавшийся страх и съесть то, что предложат. Это очень просто. Подумаешь, еда в крепости, о которой она ничего не знает, приготовленная незнакомыми людьми и никем не проверенная…
«Моё имя. Я… я не помню его».
Пайпер сильнее сжала колени.
Такое бывает, когда разом наваливается множество проблем и кажется, что ни одну из них разрешить не выйдет, что каждая проблема мирового масштаба, если не вселенского. Ей лишь нужно немного успокоиться и убедить себя, что проблемы решаемы. Так ведь оно и было: с Гидром разберётся Третий, целители Тоноака наверняка помогут, если ей станет хуже, обучение магии будет продолжаться, как и поиски способа по возвращению домой, и с Розалией, что бы там ни произошло, всё разрешится. Пайпер нужно лишь восстановить силы, и сделать это можно только через сон.
Да, так будет лучше. Обычный сон, спокойный, без кошмарных воспоминаний и сновидений, рождённых страхами её и чужими.
Пайпер легла на спину, сплела руки на животе и закрыла глаза. Можно считать воображаемых пушистых овечек, прыгающий через невысокий воображаемый забор, или вспоминать, сколько раз Лео, проигравший в «Монополию», брал на себя всю работу по дому. Он ничего не смыслил в правильном распределении своего имущества и управлении полученным капиталом. Или можно думать, что Лео понятия не имеет, что у него есть младшие брат и сестра и дядя. Он спокойно живёт дальше, учится в университете, подрабатывает в музыкальном магазине, — его же ещё не выгнали оттуда, да? — и пытается угадать сериального убийцу раньше, чем это сделают главные герои. У него всего получалось сопоставить все улики и мотивы в рекордное время.
Пайпер тоже хотела угадывать сериального убийцу. И играть в «Монополию». И жаловаться, что удержаться на подработке сложно, хотя она, стоит признать, никогда не прикладывала достаточно усилий. И кататься на велосипеде летом, ловить соседского кота для фотографий, навещать родственников и дразнить двоюродных братьев тем, что она — единственная внучка, и потому самая любимая.
Существует ли бог, который за хорошую молитву может наслать приятный сон? Для него ведь не нужно закалывать невинную овечку в качестве жертвы?
Пайпер зажмурилась так сильно, что перед глазами заплясали цветные пятна.
Все её проблемы решаемы. Нужно лишь успокоиться и хорошенько подумать над ними. Пайпер только проблемы глобального потепления решить не может, да и то не является правдой на все сто процентов. Может, Сила и на такое способна, кто же её знает. Лерайе ведь всё ещё молчит.
Все её проблемы решаемы.
Но пока Пайпер лежала и беззвучно плакала, давилась жалостью и ненавистью к себе и думала о том, что очень хочет, чтобы это всё закончилось.
Вот бы просто открыть глаза в своей светлой комнате, увидеть стенд с фотографиями, прошедшими тщательный отбор, книжный шкаф, коллекцию мелких подарков от Эйса, на которые он долго копил (или же с помощью щенячьего взгляда выпрашивал у родителей), услышать будильник или ворчливый голос Лео, понявшего, что Пайпер съела его любимый йогурт.
Но вместо этого она почувствовала, как её руки касается что-то мягкое, тёплое, испуганно вскрикнула и дёрнулась.
— Прости, — тихо произнёс Третий, отнимая руку, — я дважды постучался, но ты не ответила.
Он сидел возле её кровати на коленях, поставив локти на край, и обеспокоенно оглядывал её лицо, наверняка не такое уж и симпатичное, чтобы уделять ему так много внимания.
— Дана сказала, что ты не хочешь есть, — продолжил Третий, пока Пайпер пыталась незаметно, — на самом деле очень заметно, — утереть слёзы. — Ей всё равно, так что я сказал, что сам отнесу тебе еду.
Пайпер покосилась в сторону. Поднос со скромным то ли обедом, то ли ужином стоял на прикроватном столике. От одного вида еды у Пайпер напрочь пропали зачатки аппетита.
— Я не буду это есть.
В бессмысленном и раздражающем упрямстве ей следует отдать золото.
— Я могу попробовать, — предложил Третий, не изменившись в лице. — Если отравлюсь, Магнус изрешетит каждого, пока не узнает, кто виноват.
— Ты не будешь пробовать, — возразила Пайпер. — Ты ничего не ешь.
Глаза Третьего округлились лишь на секунду, но этого было достаточно.
— Ты ничего не ешь, — повторила она, ссутулив плечи. Третий всё ещё сидел на полу, положив локти на край кровати, и смотрел на неё снизу вверх, но именно Пайпер чувствовала себя маленькой и незначительной.
Это было лишь предположение, ведь она ни разу не видела, чтобы Третий съел хоть что-нибудь. Он только пил, и то не всегда, и не притрагивался к еде, первым заступал на дежурство во время привалов и непринуждённо улыбался уголками губ, будто так и должно быть.
— Ещё одно проклятие?
Третий сдавленно кивнул.
— Сколько их вообще?
— Достаточно, чтобы я порой забывал точное число.
— Ты сумел избавиться хоть от какого-нибудь?
— Разумеется. Я избавился от многих проклятий, но твари накладывали новые. Думаю, без полноценного Арне я не могу избавиться от них полностью.
— Значит, нужно починить Арне.
Третий вдруг усмехнулся и покачал головой.
— Арне сказал, что оскорблён сравнением с… не совсем понял. Что такое фотопарт?
— Фотоаппарат, — исправила Пайпер. — Устройство, с помощью которого можно делать фотографии.
— Что такое фотографии?
Непонимание и растерянность в его глазах, светлых без магии, напомнили ей Эйса, ставшего невольным слушателем получасовой лекции о камере Пайпер, когда Лео всё же соизволил купить её и загладить вину.
— Я тебе как-нибудь покажу, — пообещала Пайпер, зная: если её проблемы не решаемы, она не сможет выполнить это обещание.
— Это что-то хорошее?
— Очень. И красивое. Тебе понравится.
— Почему мне должно понравится?
— Фотоаппаратом можно поймать что-то красивое и любоваться этим, пока не надоест.
Третий нахмурился.
— Так это тюрьма?
— Нет, какая ещё тюрьма! — фыркнула Пайпер и закатила глаза. — Это я так, образно… И вообще, — строже добавила она, сведя брови к переносице, — не уходи от темы.
— Просто пытаюсь поднять тебе настроение, чтобы ты вновь улыбалась.
Это было сказано так искренне и непринуждённо одновременно, что Пайпер мгновенно проглотила колкий ответ, придуманный заранее и готовый сорваться с языка. Угораздило же её оказаться в обществе не просто честного и ответственного сальватора, но ещё и порой не понимающего, как могут быть восприняты его слова.
— Как Эйкен? — проглотив второй ответ, уже не такой колкий, как первый, спросила она. — Ты же был у него, да?
— Да, был. Он хорошо себя чувствует, но его что-то беспокоит. Возможно, увидел плохой сон. Магнус с ним, хотя хотел наведаться к тебе.
Пайпер была уверена, что после этих слов Магнус эффектной походкой зайдёт в комнату, лёгким движением откинет со тёмные лба волосы и, ослепительно улыбнувшись, скажет что-то вроде: «Третий, ты засранец, почему ты так долго подводил к великому и прекрасному Магнусу?»
Но Магнус не заходил. Пайпер, привыкшая к его обществу, бессчётному количеству шуток и флирту, на который никто не реагировал, начала нервничать.
— И где он? — всё же уточнила она.
— Проверяет рыцарей, живущих здесь. Мы написали и отправили Киллиану письмо, и Магнус решил, что стоит провести полную проверку. Целительниц он оставил мне.
— И как? Они прошли проверку?
— Дана в состоянии проконтролировать всё и без моего вмешательства. Я не намерен влезать в жизнь этого храма ровно до тех пор, пока мне прямо не скажут об этом.
— А. Как благородно.
Третий озадаченно нахмурился.
— Забей.
— Кого?
Пайпер в ужасе округлила глаза.
— Мы же уже это проходили!
— А, это опять твои земные… — он задумался, отвёл взгляд, но спустя всего секунду просиял и закончил: — Фишки, да? Ты же так говорила?
Пайпер много чего говорила, но не помнила, чтобы говорила о том, как хочет, чтобы её отвлекли разговорами ни о чём и обо всём одновременно. Она бы разозлилась, если бы была способна на злость, и упрекнула бы Третьего, если бы имела на это право. Вместо этого она сидела, подавляя глупую улыбку, — как можно не улыбаться из-за того, каким невинным и довольным выглядит Третий, вспомнив о словах «земная фишка»? — и старалась не думать о том, что без её участия её проблемы не решатся. А ведь было бы так прекрасно.
— Так когда мы отправляемся дальше? — спросила Пайпер, надеясь, что её вопрос не прозвучал слишком резко и что очередная смена темы не станет причиной для упрёков со стороны Третьего.
— Завтра утром. Вам с Эйкеном нужно хорошенько отдохнуть.
— А вам с Магнусом? Дана сказала, что вы были похожи на мертвецов, когда прибыли.
— Мы выглядели куда живее вас.
Пайпер заломила бровь и выжидающе уставилась на него.
— Лошади отдыхают в стойлах, — со вздохом ответил Третий, — Магнусу нашли комнату в казармах рыцарей. Всё нормально.
— А ты?
— Мне не нужен отдых.
— А сон?
— И сон не нужен. Лучше помогу целительницам, которые будут дежурить этой ночью. К счастью, Басон обещал не буянить. Кажется.
— Иными словами, будешь шататься по всему храму и искать, чем бы себя занять на всю ночь.
Потому что никак иначе для Пайпер это и не выглядело. Раньше она не особо интересовалась, чем занимается Третий поздним вечером и ночью, она уходила к себе предаваться самобичеванию за несколько часов до наступления полной темноты, но теперь понимала, что Третий постоянно искал для себя какое-нибудь занятие. Он не спал, не ел, не отдыхал. Он вообще не делал ничего, что является естественным и даже обязательным для живых.
— Давно ты так?
Ей было не обязательно уточнять вопрос, чтобы Третий понял её. Он кивнул, не изменившись в лице, но сердце Пайпер сжалось так же, как дрогнула Сила и нить, связывающая её со Временем.
Всё это было так неправильно и несправедливо.
— Тогда расскажи мне о Диких Землях, — попросила Пайпер, сцепив пальцы в замок. — Всё, что можешь рассказать. Я хочу наконец понять, где нахожусь.
— Наших занятий было мало?
— Мало, — нехотя призналась Пайпер.
Третий никак не отреагировал на её ответ, будто и не задавал вопроса, только ещё раз кивнул, произнёс:
— Хорошо. Но тебе нужно поесть.
Сердце Пайпер ухнуло в пятки.
— Я не буду это есть.
— Я проверю, обещаю…
— Нет, — Пайпер замотала головой, ощущая, как паника захватывает каждый нерв её тела. — Я не буду здесь есть.
Нужно лишь переступить через себя, усмирить разбушевавшийся страх и съесть то, что предложат. Это очень просто. Подумаешь, еда в крепости, о которой она ничего не знает, приготовленная незнакомыми людьми и никем не проверенная …
Пайпер, не сумев перебороть себя, тихо шмыгнула носом.
— Я не буду здесь есть, — упрямо повторила она. — Не буду.
— Тебе нужно восстановить силы.
— Потом поем. Я не хочу сейчас. Лучше расскажи о Диких Землях.
По его взгляду Пайпер поняла, что ему очень не нравится её решение, но, к её облегчению, он не стал спорить. Он лишь попытался оказать на неё влияние, смотря в течение целых десяти молчаливых секунд. Пайпер не сдавалась, зная, что дальше будет куда более серьёзное и тяжёлое испытание.
Третий наконец встал и потянулся к стулу, стоящему недалеко от кровати. Пайпер вдохнула, выдохнула, прокляла себя за всё на свете и выпалила:
— Ты можешь быть рядом?
Третий остановился, посмотрел на неё, едва коснувшись кончиками пальцев спинки простого деревянного стула.
— Я рядом, — ответил он после небольшой паузы. — Прямо сейчас и всегда.
— Я…
«Дура, — подсказала сама себе Пайпер. — Я — дура. Дядя Джон душу вытрясет, когда узнает. И непонятно, из кого первым».
Если узнает.
Пайпер отодвинулась и похлопала по месту рядом с собой.
Третий отошёл на шаг, изумлённо уставившись на неё.
— Мне страшно, — призналась Пайпер, в мыслях продолжая ругать себя. — Я будто всё ещё чувствую, как кашляю кровью, и слышу свой голос там, среди зеркал, и я просто…
«Ты просто дура».
— Забудь, — отмахнулась Пайпер, складывая руки на груди. — Это глупо. Просто расскажи о Диких Землях и…
Третий подошёл ближе, сел на край кровати и с нечитаемым взглядом уточнил:
— Ты уверена?
Пайпер подумала ещё немного, — «Т ы дура, дура, дура!» — и кивнула, не решаясь посмотреть Третьему в глаза.
— Хорошо, — сказал он, протянув руки.
«Ты дура».
Пайпер едва не упала в его объятия, крепко обхватила, будто всё ещё была окружена зеркалами и нашла единственное спасение, даже не заметила, как Третий, перевернувшись, лёг на спину и прижал её к себе. Пайпер уткнулась ему в плечо, чувствуя, как его тонкие пальцы легко касаются её макушки, а страх постепенно отступает. Он был тёплым, сильным, спокойным и действительно ощущался как безопасность и умиротворение, в котором она так нуждалась.
— Рассказать о Диких Землях, да? — шёпотом уточнил Третий.
Пайпер заёрзала, кое-как кивнула и вновь затихла.
Третий молчал, терпеливо перебирая волосы у неё на макушке. Пайпер ненавидела, когда кто-то касался её волос просто так, без разрешения, и из последних сил сдерживалась даже в момент, когда Марселин сооружала красивую причёску на бал фей. После того, как Катон в одно движение срезал ей добрую половину, а Ветон подровняла пряди, до этого бывшие неровными, Пайпер старалась игнорировать собственные волосы. Заплетала их лентой, укладывала на затылке, как научила Ветон, и не думала о том, что даже в таких ужасных условиях они всё ещё мягкие и шёлковистые.
Но ей нравилось, как их касался Третий, будто под пальцами он ощущал не обычные волосы, а хрупкую драгоценность. Это было чем-то новым, волнующим и очень приятным.
— Хорошо, — наконец произнёс Третий. — Я расскажу тебе о Некрополях и Блуждающих Душах.
***
— Мне нужно письменное разрешение! — хлопнув ладонью по столу, заявил Магнус.
— Доброе утро, — пресно отозвался Эйкен, поёрзав на стуле. — Госпожа Кая сказала, что всё хорошо, волноваться не о чем.
— А я буду волноваться! Почему ты просто ушёл, не предупредив меня?
Магнус мог бы и не кричать так громко, зарабатывая недовольные взгляды ещё сонных целительниц, собравшихся в общей столовой на завтрак, но он действительно волновался и никак не мог успокоиться. Эйкен просто ушёл из комнаты, не предупредив его, даже записки не оставил, и Магнус, только проснувшийся, запаниковал. Справедливости ради стоит заметить, что ему не следовало засыпать, сидя возле кровати Эйкена, — ночью его подняли и сказали, что Эйкену приснился кошмар, из-за которого он кричал так громко, что разбудил всех соседей, — но удержаться от соблазна было так сложно. Магнус всего на минуту прикрыл глаза, зная, что за это время ничего не успеет случиться. Однако Эйкен успел уйти, не предупредив его и не предоставив письменного разрешения, заверенного Каей, и обосноваться в столовой.
Эйкен так и не ответил на его вопрос, и Магнус сдался, но только временно. Он с шумом опустился на скамью, поставил локти на стол и уставился на бледного Эйкена, сидящего перед ним. Он без всякого подобия аппетита мешал какую-то похлёбку и интенсивно пил травяной чай, услужливо приготовленный одной из девушек, дежуривших этой ночью. Она же изредко поглядывала в их сторону, будто несла личную ответственность за Эйкена и представляла, что с ней будет за невыполнение обязанностей.
— Ты хоть наелся?
Эйкен опасливо покосился на него из-под непричёсанных тёмных локонов, упавших на лоб и глаза.
— Говоришь так, будто это была последняя трапеза в жизни.
— Будет, если ещё хоть раз так напугаешь меня.
— Мы же в храме, под защитой рыцарей и Гаапа. Всё хорошо.
Порой наивность Эйкена и вера в лучшее была столь велика, что Магнус невольно поддавался ей и забывал, что рассчитывать можно только на себя и людей, которым ты безоговорочно доверяешь. Сейчас случай был совершенно другим, но он позволил себе обнадёживающе улыбнуться, лишь бы не напугать Эйкена своим ужасным расположением духа.
Не он один сегодня плохо спал.
— Как Пайпер? — тихо спросил Эйкен.
— Надеюсь, что отлично.
— Ты надеешься?..
— Я так и не навестил её. Сначала был с тобой, потом мы писали Киллиану…
— Зачем? Что-то случилось?
Магнус прикусил кончик языка, ругая себя за болтливость. Казалось бы, именно сейчас он должен быть осторожнее и тщательно обдумывать каждое слово, но одна мысль о том, что Эйкен едва не умер, развязывала язык не хуже крепкого фейского вина, если не лучше. Хотелось рассказать ему обо всём, что они узнали, здесь и сейчас, но вокруг было чересчур много лишних слушателей и нежелательного внимания, которого Эйкен, что странно, не смущался. Ему всегда было трудно вынести большого скопления людей — в основном из-за того, как они смотрели на его тени.
— Я тебе потом расскажу, — пообещал Магнус, улыбнувшись шире. — Для начала убедимся, что ты отлично стоишь на своих двоих… О, ракс! Да ты же сбежал от меня! Всё, проверка пройдена. С таким стремлением тебе нужно ехать на Басоне.
Эйкен тихо прыснул от смеха.
— Он сбросит меня меньше, чем через метр, и затопчет.
— Ну-у… — протянул Магнус, изобразив глубокую задумчивость, — тогда придётся ехать на Лепесточке.
— А он будет нервничать из-за близости теней.
— Элементали, что ж тебе всё не нравится?
— Ты сказал, что не был у Пайпер, и я волнуюсь, — выпалил Эйкен, восприняв его вопрос со всей серьёзностью. — Никто из целительниц её не видел, я уже спрашивал. Гидр ведь хотел отравить именно её, да? Я просто случайно выпил воду и… Что, если ей хуже? Почему ты её не навестил?
— Потому что с ней Третий, — ответил Магнус так, будто это было очевидно.
Эйкен похлопал глазами и, вдруг покраснев, выдал:
— А…
Магнус насторожился.
— В чём дело?
— С ней точно всё хорошо? — торопливо, почти зажёвывая слова, уточнил он. — Нам ведь сегодня отбывать в Тоноак, вдруг что…
— Думаю, Третий знает, что делать. Да и Дана говорила, что переживать не о чем.
— А я и не переживаю…
Эйкен залпом допил травяной чай, с шумом поставил глиняную чашу на стол и уставился в пространство перед собой пустым взглядом.
— Я ничего не понимаю, — пробормотал он, шмыгнув носом. — Я опять был в том доме, видел людей, слышал их, но никак не мог понять, о чём они говорят, вот только… Они постоянно повторяли одно слово. «Сила». Это же не Сила Пайпер, правда?
Ответа на этот вопрос Магнус не знал, ведь сознание Эйкена — тёмное место, в котором даже он не мог отыскать правды. Но он никогда не показывал, что переживает из-за этого как из-за чего-то, что существенно портит ему жизнь. Он справлялся с непониманием себя так хорошо, как только мог. Магнусу не нравилось, как всего один странный сон, повторившийся этой ночью, разбил Эйкена.
— Мы можем спросить у Пайпер, — предложил он, держа на губах обнадёживающее улыбку. — Она наверняка знает о Силе больше, чем мы.
— У Третьего, — с сомнением исправил его Эйкен.
— Или у Третьего. Но сначала спросим у Пайпер. Готов поклясться, она по нам соскучилась.
Эйкен, немного подумав, закивал и соскочил с места.
— Как думаешь, завтрак в постель — это прекрасно или великолепно? — поднимаясь вслед за ним, стал рассуждать Магнус. — Золотце точно обрадуется, раз уж она не появилась в столовой и никто её не видел.
— Я расскажу Третьему, что ты пытаешься её соблазнить, — проворчал Эйкен, — и он тебя остановит.
Магнус вскинул руки, будто сдаваясь, и тихо рассмеялся.
— Поверь мне, я вовсе не хочу соблазнять Пайпер. А если бы и хотел, она бы сама меня остановила. Помнишь, как она недавно победила меня меньше, чем за пять минут?
— Какой успех… — пресно отозвался Эйкен.
Очевидно, он и впрямь плохо спал, иначе не был бы таким угрюмым и рассеянным.
Он дважды едва не уронил поднос, полный еды и успешно добытый у прелестной старушки на кухне, назвавшей Эйкена «чудесным мальчиком». Магнусу пришлось забрать поднос, лишь бы убедиться, что ни еда, ни сам Эйкен не пострадают.
С каждым шагом, приближающим их к комнате Пайпер, Магнус всё лучше различал перемены, произошедшие с Эйкеном. Он сутулился, опускал голову, переводил взгляд с одного предмета на другой и нервно облизывал губы, периодически сглатывая, будто нуждался в воде. Тени беспокойно шевелились на левой половине его лица, сливались в пятна без очертаний и беззвучно шипели, рычали и скалились. Прежде Магнус никогда такого не видел.
— Эйкен…
Он уже постучался дважды и сделал вид, будто не услышал обращения Магнуса, или действительно не услышал, поглощённый своими мыслями. Тёмные глаза Эйкена стали совсем стеклянными, а крохотные змеи, кольцами обвивавшие пальцы, показали острые клыки.
Он постучался ещё раз, но, не получив ответа, беспомощно обернулся к Магнусу.
— Я надеюсь, — пробормотал Магнус, передавая поднос Эйкену и протянув руку к двери, — что она просто крепко спит.
На всякий случай он постучался ещё раз и, что было ожидаемо, не получил ответа. Тогда Магнус вдохнул, выдохнул, вспомнил, что Дикие Земли — жуткое местечко, в котором нужно всё проверять по нескольку раз, и бесшумно приоткрыл дверь. Он действительно надеялся, что она крепко спит, — хотя и над этим стоит поработать, ибо крепко спать в комнате, которая не запирается, просто опасно, — но если она просто не слышала стука и занята… Магнус выставит себя идиотом. Но уж лучше он, чем Эйкен, и так чувствовавший себя разбитым.
Магнус осторожно заглянул в комнату, едва не выругался во весь голос и поспешно зажал рот, боясь, что ругательство всё же вырвется. Сгоравший от нетерпения Эйкен просунулся поближе к нему, юркнул под руку и застыл, уткнувшись макушкой ему под рёбра. Магнус настойчиво отпихивал его назад, пока Эйкен удивлённо, покраснев до кончиков ушей, пялился на спящих Пайпер и Третьего.
Магнус никогда прежде не видел, чтобы Третий, редко признававший важность сна, выглядел таким расслабленным. Он лежал, раскинув длинные руки и ноги в стороны, щекой прислонившись к взъерошенной макушке Пайпер, которая закинула ногу ему на бёдра и обняла так крепко, будто хотела задушить.
Всё было исключительно в рамках приличия, но Эйкен, пыхтя что-то о том, что он ничего не видел, стрелой вылетел в коридор и утянул за собой Магнуса. Чудо, что поднос всё ещё не оказался на полу.
— Выходит, Ингмар и впрямь был прав, — пробормотал Магнус, аккуратно закрывая дверь. — Что ж, это многое объясняет…
— Ты не говорил, что Третий не просто присматривает за ней! — прошипел Эйкен, изо всех сил сжимая края подноса.
— Успокойся, парень, они же не…
— Нет! — он впихнул поднос Магнусу и быстро закрыл уши. — Ничего не хочу знать!
— Всё равно узнаешь, когда станешь постарше. И лучше от меня, чем от кого-нибудь другого.
Эйкен свирепо уставился на него, всё ещё красный от смущения, и ни следа той растерянности, что наблюдалась за ним со вчерашнего дня. Магнус бы посчитал это успехом, если бы не знал, что Эйкена способно смутить что угодно.
— Ну же, Эйкен, — изо всех сил пытаясь спрятать ядовитую улыбку, произнёс Магнус, — не будь таким ребёнком.
— Я не ребёнок! — возмутился тот.
— Только ребёнок будет так реагировать на спящих в обнимку людей.
— Я! Не! Ребёнок! — цедя каждое слово, повторил Эйкен.
Магнус остановился и на секунду прикрыл глаза. Порой он забывал, как бывает сложно с детьми, и забывал, каким проблемным был в тринадцатилетнем возрасте и отказывался соглашаться со старшими там, где они были правы.
— Эйкен, — мягче повторил Магнус, — ты же не влюбился, правда?
Он дёрнулся, и румянец, только начавший исчезать, вернулся на место.
— Нет, конечно, — пробубнил Эйкен, не смотря на него. — Что за глупости?
— Правда? Ты мне не врёшь?
— Не вру.
— Иными словами, если я предположу, что тебе приятно общество Золотца исключительно потому, что она притягательно по природе своей и умеет завоёвывает всеобщее внимание, ты согласишься со мной?
Эйкен глупо похлопал глазами, сжав кулаки.
Элементали, пошлите ему больше сил.
Магнус много раз сталкивался с влюблённостью. Он знал, насколько это чувство окрыляющее и разрушительное одновременно, потому что не меньше полсотни раз разбил собственное сердце, убедив себя не самыми правдоподобными аргументами, что он действительно влюблён. В двенадцать, когда у него сменился учитель музыки, он влюбился впервые и даже ревновал леди Эйлит к её мужу, с которым она обручилась незадолго до того, как поступила на службу к семье Рафт. И он, разумеется, всё отрицал, когда старшая горничная увидела, как он вдохновенно пишет признание в любви. К сожалению, Магнус был слишком глуп, чтобы понять, что влюблённость намного хуже настоящей любви и никогда не заканчивается так, как хочется человеку.
— Эйкен, — выждав ещё немного, продолжил Магнус. — Поверь мне, я знаю, что ты чувствуешь.
— Я не влюблён! — истерично повторил Эйкен, взмахнув руками. — Я просто… у меня в голове каша, я ничего не понимаю, а ещё Сила!.. Помнишь, что нам сказала Клаудия о Джинне? Его магия как-то реагирует на Силу Пайпер, и я думаю, что… Может быть, тот сон и не был сном. Может быть, я действительно раньше слышал о Силе и даже что-то знаю, и хаос пытается мне помочь. Я просто хочу понять, что происходит!
— Хорошо, — легко согласился Магнус. Эйкен вытаращился на него и захлопал глазами, явно не ожидав подобной реакции. — Я тебе верю и обязательно помогу со всем разобраться. А пока давай перестанем ругаться на весь коридор, а то Третий выгонит нас из храма раньше времени.
Заметив, что теперь глаза Эйкена округлились в ужасе, Магнус миролюбиво уточнил:
— Он же великан с потрясающим слухом и чутьём. И он очень редко спит, чтобы это можно было назвать настоящим сном. Уверен, он нас слышал.
Эйкен вспыхнул, быстро развернулся и уже хотел уйти, когда в конце коридора что-то звякнуло. Магнус мгновенно насторожился и был готов избавиться от подноса, даже швырнуть его в нежданного гостя, если потребуется, но увидел спешащего к ним рыцаря. Фейская броня из кожи и тёмного металла, отсутствие герба на груди, но сияние сигилов на ножнах меча, висящих на поясе — этот рыцарь был готов к чему угодно, что это пугало Магнуса.
— Возникла проблема, лорд Рафт, — запыхавшись, выдавил рыцарь.
Магнус поморщился, услышав ненавистное обращение, но кивнул, позволяя рыцарю продолжить. Тот вдруг побледнел, сглотнул, оглянувшись на двери комнаты, словно знал, что Третий был там, и выпалил:
— Один из наших был найден мёртвым.