— А, господин Каслана, — натянув любезную улыбку, протянул Ингмар. — Уже вернулись. Для меня большая честь первым встретить вас.
Джинн подавил раздражённый вздох. Отчасти из-за того, что в столь ранний час, когда во дворе никого, кроме стражи, нет и никто не услышит его язвительного ответа, и отчасти из-за того, насколько Ингмар лицом напоминал Магнуса и как из-за этого становилось некомфортно Джинну. И ведь не скажешь, что из-за лица Магнуса в семье Рафт когда-то разразился настоящий скандал, положивший начало концу госпожи Мариэль.
— Надеюсь, вы встречаете меня не из-за большой любви к моей персоне, — всё же ответил Джинн, под уздцы ведя взмыленного Дакара к конюшням, — иначе я буду страшно оскорблён.
— Обрадую вас, но вы не в моём вкусе.
— И впрямь обрадовали. Чем обязан?
— До меня дошли интересные слухи о произошедшем в храме, который вы посещали.
— Очень за вас рад. Ещё что-нибудь?
— Пару дней назад пришло письмо от госпожи Джокасты, в нём предупреждение принцу Фортинбрасу.
Джинн остановился, обернулся к Ингмару, непринуждённо подпиравшего белокаменную стену крытого перехода из конюшен во дворец, и сощурился. Таких простецов, не одарённых в области магии, Джинн читал сразу, не прилагая усилий, лишь изредка сталкиваясь с вполне естественными защитными барьерами, наложенными магами дома Рафт. Эти барьеры встретили его и сейчас, однако сквозь них хорошо пробивались искренность и открытость — Ингмар говорил правду.
— Вчера пришло ещё одно, — добавил он, так и не дождавшись ответа от Джинна. — В нём сказано, что в одном из храмов Элвы мёртвым был найден рыцарь. Причину смерти установить не удалось. Звучит знакомо, правда?
Джинн не хотел об этом говорить даже с Киллианом, а уж с Ингмаром — тем более, поэтому он, не удостоив его ответом, передал Дакара подскочившему мальчишке-конюху. Хоть он и предпочитал самостоятельно заботиться о мерине, сейчас бы это означало, что Ингмар будет рядом и ни на секунду не заткнётся.
Не зря герб дома Рафт — змея. Змеиное логово, не иначе.
— Надолго вы у нас? — стараясь звучать непринуждённо, спросил Джинн, услышав, как Ингмар идёт вслед за ним.
— У вас? — с лёгким смешком повторил он. — Так вы теперь причисляете себя к омагцам, господин Каслана?
«Элементали, дайте мне сил …»
— Его Величество ждёт меня, и я не хочу продлевать это ожидание. Если хотите поиздеваться надо мной, то сделайте это быстро.
— Я не в коем случае не хочу издеваться над вами, клянусь своим именем. Мне лишь интересны результаты вашего визита. Не стану лезть в дело, ради которого вы покинули празднества ещё в самом начале и даже не застали довольно торопливого отбытия Третьего с его… свитой, однако я бы хотел послушать про убийство невинной девушки в храме, где вы остановились.
Джинн бы тоже хотел про это послушать, но от кого-нибудь, кто действительно сумеет найти хоть одну зацепку. Девушка по имени Хааба, живущая и обучающаяся в северном храме целительниц, который они отказывались покидать, в одну ночь уснула и просто не проснулась. Ни следов яда, удушения, хаоса или чего-либо другого. Будто её сердце просто остановилось, но даже этого Джинн не сумел обнаружить своей магией.
Он вообще ничего не мог обнаружить. Тело Хаабы не стало пустой оболочкой, но напоминало таковую, что сильно беспокоило его. Он планировал обсудить это с Третьим, но…
— Погодите-ка, — он резко остановился и развернулся, наконец распознав в словах Ингмара то, на что должен был обратить в первую же очередь. — Третий не в Омаге?
— Он вас не предупреждал?
«Сукин ты сын!» — скрипнув зубами, подумал Джинн. Затем торопливо извинился перед матерью Третьего, сделав это скорее инстинктивно из-за укоренившейся в сознании мысли о том, что Третий всегда знает, где и что о нём говорят.
— Но и вас, как я вижу, он не предупредил, — наконец произнёс Джинн, на ходу стягивая кожаные перчатки. — Так насколько вы к нам, напомните?
— Его Великанское Величество знает, господин Каслана.
— Не сомневаюсь, лорд Рафт.
Обращение жгло язык не хуже яда. Законный лордом следовало бы величать Магнуса, а не Керука или его младшего сына, но разве кого-нибудь интересует мнение сущности, не знавшей о себе ровным счётом ничего?
Ничего, кроме боли, давящей на плечи. Джинн жил с ней уже неделю — с тех самых пор, как узнал о смерти целительницы Хаабы. Он должен был вернуться в Омагу три дня назад, но сильно задержался из-за этого странного происшествия, и потому рассчитывать приходилось на помощь настоятельницы Бриды. Джинн, разумеется, доверял ей настолько, насколько мог, но предпочёл бы, чтобы ему помогала Ветон — опыта у неё было намного больше, как и доверия Джинна к ней.
Наверное, ему стоит навестить её. Боли будто не нравилось присутствие Ингмара, и оттого она лишь сильнее сдавливала его тело, мешая дышать и двигаться.
— Говорят, Уалтар жив.
На этот раз трудно дышать стало не из-за боли, а из-за тона Ингмара, равнодушного и испытующего одновременно.
— Об этом госпожа Джокаста и предупреждает.
— И Уалтар ищет Фортинбраса?
— Если я правильно понял, то да.
— Что ж, его ждёт неудача, — усмехнулся Джинн, игнорируя боль, поднимающуюся от поясницы к шее. — Даже Третий не может отыскать Фортинбраса.
— Уалтар стал иным.
Неужели этому идиоту нужно испортить Джинну день с самого утра? Мог хотя бы подождать, пока он отдохнёт с дороги.
— Многие стали иными.
— Он переродился в тварь.
Джинн вдохнул, выдохнул. Боль распространялась дальше, не отвечая на его молчаливые молитвы оставить его в покое, будто хотела вырваться за пределы тела как можно скорее.
И вдруг — острая вспышка, будто спину разом прорезало два лезвия. Джинн вскрикнул, повалился вперёд, захлёбываясь кровью и слыша, как где-то далеко вместе с яростным ветром шумит песок.
Следом — только темнота.
***
— Просыпайся!
Ветон хлестнула Джинна мокрой тряпкой по лицу, но он не отреагировал.
— Наверное, можно и помягче, — пробормотала Риас.
— Наверное, можно не сваливаться от изнеможения во дворе и надеяться, что тебя, как принцессу, унесут на руках!
— Ему же совсем плохо, — неуверенно добавила Риас, покосившись на Джинна.
— А то я сама не знаю…
Но Джинн выкарабкается, как и всегда, в этом Ветон ничуть не сомневалась. Он мог вернуться в Омагу весь израненный, в крови своей и чужой, едва соображающий и действующий исключительно инстинктивно, но он всегда выкарабкивался из смертельной ямы, в которую его настойчиво толкали тёмные создания и враги Третьего. Отчасти это объяснялось магией, подаренной Геирисандрой, но по-настоящему дело было в истинной сущности Джинна, которой он не знал.
И которая очень медленно то ли уничтожала его изнутри, то ли пробуждалась, ломая кости и разрывая мышцы.
— Просыпайся! — Ветон ещё раз хлестнула ему по лицу тряпкой и, наконец, получила хоть какую-то реакцию.
Джинн лежал в лазарете на одной из многочисленных пустующих кроватей на животе, раскинув руки в стороны. Риас аккуратно стирала кровь с его спины и наносила мазь, количество ингредиентов в которой превышало допустимую норму. Если бы Ветон не врачевала спину Третьего, она бы обязательно испугалась того, что увидела.
Глубоко внутри Джинна действительно было нечто, в клочья разорвавшее ему спину и оставившее два вертикальных шрама на лопатках, которые Ветон не смогла убрать даже с помощью магии. Они кровоточили дважды, и только в последний раз Риас рискнула подойти и помочь.
— Доброе утро, спящая красавица, — пробормотала Ветон, жестом отгоняя Риас. — И что это, ракс тебя подери, было?
Джинн медленно повернул голову, разметав алые волосы, и мутным взглядом уставился на неё.
— Ты меня слышишь? — строже спросила Ветон.
Джинн ответил хрипло и тихо, но на языке, которого она не знала. Это не был сигридский, ребнезарский, кэргорский или любой другой язык, который ещё использовался в Диких Землях. В нём отчётливо слышался шквальный ветер, шум песка, поднимаемого ветром, прибой и жаркий воздух. И чужое присутствие — словно призрак, стоящий за спиной. Ветон впервые так отчётливо ощутила нечто, что Третий когда-то описывал как Блуждающая Душа.
Ветон не нравилось, как всё складывалось.
— Ты можешь говорить? — присев возле кровати так, чтобы их глаза оказались на одном уровне, уточнила Ветон.
— Да, — выдохнул Джинн, прикрыв глаза.
— Тогда расскажи, что случилось. Почему ты вдруг свалился? Ингмар ничего не смог объяснить, только притащил к нам.
Джинн хмыкнул, шевельнув глазами под закрытыми веками. Ветон положила ладонь ему на лоб, но не почувствовала жара.
— Это не лихорадка, мы проверили, — продолжила она, так и не получив хотя бы один ответ. — И не проклятия, уж поверь мне.
— Откуда ты знаешь? — едва разлепив губы, спросил Джинн.
— Звёзды нашептали.
— Здесь нет звёзд, — отрешённо ответил он, не обратив внимание на её саркастичный тон. — Здесь их нет. Они давно ушли, побоявшись цепей из железа, зачарованных сильной кровью.
Ветон настороженно оглядела его бледное, болезненное лицо, дрожащие губы, вслушалась в прерывистое дыхание и аккуратно провела ладонью, скорее даже кончиками пальцев, по спине.
— Звёзды ушли… — повторил он, застонав от боли. Ветон остановила руку напротив одного из крупных шрамов, коснулась его, но Джинн не отреагировал, продолжив бормотать: — Звёзды отвернулись от нас…
Не звёзды отвернулись от них, а боги, не пришедшие на множество молитвенных зовов сигридцев, когда тёмные твари уничтожали их и их мир. Но Ветон давно заметила, что Джинн смотрит на небо дольше остальных, будто ждёт, когда тучи и тьма рассеются и явят им звёзды. Должно быть, в его мире они для него многое значили, если не были центром мироздания.
— Ракс, Каслана, — проворчала Ветон, когда он шевельнулся и попытался перевернуться. — Не дёргайся!
— А ты не лапай меня, — заплетающимся языком возразил Джинн, вяло отбиваясь от её рук. — Мы не в постели, чтобы ты лапала меня!
— И как же ты умудрился от своих обожаемых звёзд перейти к постели? — прошипела Ветон, перехватывая его ладони. — Кстати, ты-то в постели.
— Звёзды ушли, — повторил Джинн, изо всех сил, что было понятно по его сосредоточенному лицу, пытаясь сфокусировать взгляд на руках Ветон, держащих его руки. — Они ушли, и я… кажется, я тоже ушёл. Или нет?..
Ветон устала вздохнула. В её практике встречались разные пациенты, начиная от простых лордов и леди, простудившихся на прогулке, и заканчивая рыцарями, попавшими под проклятия тёмных созданий. Но с Джинном всегда было немного сложнее: он пусть и исцелялся сам, всё равно приходил к ней, и неизменно Ветон замечала, что магии в нём становится больше. Всего по капле, но каждый раз, когда он навещал её, а навещал он её часто, ведь просто не мог выйти целым и невредимым из столкновения с врагами.
— Я слышу голос, — пролепетал Джинн, всё ещё сосредотачивая взгляд на руках. — Он зовёт меня. Он говорит, что я должен… что? Что я должен?..
— Для начала — успокоиться, — властно произнесла Ветон. — И отпустить мои руки, иначе я тебе ничем не смогу помочь.
— Не уходи! — едва не выкрикнул Джинн. — Звёзды умирают, я слышу их вопли, тебе не нужно попадать под дождь из их крови…
Ветон опустила плечи. Джинн никогда не был настолько проблемным. Он мог безответственно относиться к своей жизни, пачкать её лазарет своей кровью, предлагать вместе прогуляться по городу или даже предложить танец, но он никогда не звучал так умоляюще и жалко. Нечто внутри него оставило не только шрамы на спине, но и многочисленные трещины, разрушавшие того Джинна Каслану, которого она знала.
— Я не уйду, — вкрадчиво, как и следует говорить с такими проблемными людьми, произнесла Ветон. — Кровь звёзд меня не убьёт. Звёзды вообще не могут истекать кровью.
— Это убьёт меня… Я слышу, как она капет, я…
— Ты не умрёшь, — выделив каждое слово, возразила Ветон. — Не здесь и не сейчас. Так что успокойся, вдохни, выдохни и объясни, что с тобой произошло.
***
— Мне казалось, что сальватор Времени всегда знает, как правильно рассчитать… ну, понимаешь, время.
— Не начинай, Клаудия, — устало вздохнув, возразил Третий.
— А я начну, потому что вы должны были явиться три дня назад. И Эмануэль радостно шепчет, что изначально задержка была не из-за убийства рыцаря.
Пайпер, уже спрыгнувшая с Басона, настороженно посмотрела на Клаудию, сохранявшую невозмутимость и строгость. Даже в Тоноаке, городе света и знаний, полном праздности и развязности, она выделялась своим непоколебимым характером и взглядом, который не многие могли выдержать. Третий впервые ощутил, что и он может сдаться. Если уж она слышит голос Эмануэль, значит, скоро и другие нашепчут о том, что было до и после убийства рыцаря.
Третий предпочёл бы, чтобы существовало только «до». Ему не нравилось «после», полное проверок каждого с помощью магии и сокрушителей, напряжённый взгляд Пайпер, которая под руководством Эйкена не мешалась, и паршивый настрой Магнуса. Убийство рыцаря, разгадать которое они так и не смогли — серьёзное дело, которым следовало бы заняться, раз уж Третий оказался в храме, но они передали его во внимание Сайвы, прибывшей за день до их отбытия. За всё, что происходило дальше и происходит сейчас, отвечать уже будет Сайва, а не Третий, даже если был шанс, что именно он привёл в храм убийцу.
Это предположение читалось в глазах многих целительниц, но ни разу не было озвучено вслух ни одной из них. Только Пайпер спросила громко, непонимающе и будто с осуждением в адрес целительниц, когда Третий объяснил ей, что именно он убил прошлую настоятельницу, почти переродившуюся в тёмное создание.
— Стоит ли мне говорить о том, что теперь и Мария воодушевилась?
Третий поджал губы. С мёртвыми, стоящими за его спиной, было невообразимо трудно, но когда они начинали говорить Клаудии о том, чего он не понимал … Это путало не хуже многозначительного взгляда Магнуса, которым он награждал его весь путь до Тоноака.
— О, — безэмоционально выдала Клаудия, складывая руки на груди, — это серьёзно. Мария просит быть аккуратнее, хотя Гвендолин говорит, что стоит врезать посильнее.
— Чего? — не поняла Пайпер.
— Что слышала, моя светлейшая, — даже не посмотрев на неё, ответила Клаудия. — Я присмотрю за Розалией, пока вы разбираетесь с Гидром. Встретимся в южном крыле.
Прямо сейчас Третий не понимал многого, особенно самого себя, решившего, что сначала нужно разобраться с Гидром, чем встретиться с Розалией. При таком порядке действий она обязательно испугается крови, которая останется на его руках, но если Третий встретит Розалию прямо сейчас, он уже никогда не отпустит её. Он ещё не чувствовал её знакомого, успокаивающего запаха в этом огромном дворце, но знал, что скоро это изменится.
Клаудия подошла ближе, протянула раскрытую ладонь. Третий ухватился за неё, позволяя всему, что успела узнать девушка, укорениться в его сознании. Сведений оказалось не так много: Гидра держали в темницах с того самого часа, как они прибыли в Тоноак, Стелла весь путь грозилась перегрызть ему глотку и выпотрошить внутренности, Мелина попыталась добиться ответов, но Эйлау её остановила. Чары фей не помогли, но в этом мире они значительно слабее, чем задумывалось богами.
— Будь осторожен, — тихо, чтобы никто их не услышал, произнесла Клаудия. — Гидр — сумасшедший ублюдок, и не исключено, что он не попытается напасть на тебя.
— Меня ему никогда не одолеть, — возразил Третий, всё ещё держа худую руку Клаудии.
Она всегда была самой худой, если не костлявой, даже у Стеллы мышц было больше, но при этом именно Клаудия была сильнее всех. Только она могла согласиться побыть с Розалией сейчас, когда их разделяет лишь пространство дворца и сумасшедший отравитель, ведь она знала, чего ожидать от тех, кто освободился от Башни. Опыт Клаудии был драгоценностью, о чём она не забывала напоминать.
— Спасибо, — произнёс Третий, обнимая Клаудию. Она невозмутимо привстала на носочках и положила подбородок ему на плечо, крепко сцепила руки на его спине. — Скажи Розалии, что я скоро буду.
— Она вся извелась, ожидая тебя. Но, к счастью, нам со Стеллой удалось её отвлечь.
— Леди Эйлау не возражала?
Она могла бы возразить даже ветру, если тот посмеет испортить её идеальную причёску, и Третий представлял, насколько трудно может быть с Розалией.
— Занята другими делами, — ответила Клаудия, отстраняясь.
— Хорошо. Магнус…
— Ещё кое-что, — бесцеремонно перебила его девушка, и Пайпер, до этого старательно делавшая вид, что внутренний двор ей куда интереснее, насторожилась. — Если хочешь, чтобы тебя не боялись, не нужно пинать вещи. Идём, Золотце, — ядовито добавила она.
Она подошла к Пайпер, взяла её под руку и как ребёнка повела за собой. Пайпер беспомощно оглядывалась на Третьего, пыталась затормозить, но Клаудия если и решила что-то, то непременно доведёт это до конца. Она увела Пайпер прежде, чем Третий успел понять, что мёртвые за спиной вновь раскрыли подробности произошедшего в храме.
Третий ненавидел себя за ту вспышку гнева, захватившего каждую клеточку его тела, но единственное, о чём он мог думать сейчас, так это о том, что потом Пайпер его не испугалась. Она попросила его остаться, и он остался, чувствовал, что она не боится. Настолько, что Третий сам перестал бояться себя и даже по-настоящему уснул, слушая её дыхание и мерное сердцебиение.
Сны после проклятия, раскраивающего шрамы на спине, были неглубокими, быстрыми и беспокойными. Он не мог вспомнить, снилось ли ему что-то конкретное, не мог понять, происходит ли что-то вокруг, но знал, что проклятие неустанно подбрасывает ему ужасающие воспоминания, которые он с трудом подавлял. Той ночью в храме было иначе.
Третий не планировал засыпать. Он даже не планировать принимать предложение Пайпер и ложиться рядом, но что-то дёрнуло его, и отступать было поздно. То же самое заставило рассказать о Некрополях и Блуждающих Душах, и Пайпер внимательно слушала, должно быть, часа два, может, немногим больше, пока всё же не уснула. До самой ночи Третий просто лежал, боясь пошевелиться, и мелкими, неспешными движениями гладил её по волосам, чувствуя, как Время успокаивается. Он не помнил, как уснул, и потому был сильно удивлён, когда Магнус растолкал их обоих и сообщил, что одного из рыцарей убили. С тех пор Третий вновь не спал. Его изводили вопросы без ответов, косые взгляды, переживания Эйкена насчёт странного сна, которого он не понимал, и отказ Пайпер от еды. Последние две причины — сильнее всего.
Словно поняв, что о нём думают, Эйкен выскочил из конюшен, куда поплёлся вслед за Магнусом, решившем самостоятельно заняться расположением Лепесточка. Следом за ним бежала рыжеволосая девочка лет двенадцати с таким серьёзным лицом, словно она знала, какую задачу ей предстоит выполнить. Впрочем, когда она остановилась возле Басона, бьющего об землю копытом, Третий в этом убедился.
— Сахар любит? — с умным видом спросила девочка.
— Да, но яблоки больше, — ответил вместо него Эйкен.
— Ну, у меня остался только сахар, — пожала плечами девочка, — так что будет есть его.
Она бесстрашно взяла Басона под уздцы и тот, что ничуть не удивило Третьего, послушно пошёл за ней.
— Миледи, — крикнул ей вслед Третий, — я чрезмерно благодарен и обещаю, что вы будете вознаграждены за заботу о нём!
— Знаешь, — произнёс Эйкен, подойдя ближе к нему, — она согласилась только потому, что её об этом попросил Магнус. Она строила ему глазки.
— Какой кошмар.
Магнус, с натянутой улыбкой провожавший воодушевлённо скачущую девочку, резко обернулся к ним, когда она скрылась в конюшнях, и возмущённо выдал:
— Не такой уж я и кошмар!
— Идём, — махнул рукой Третий, не обращая внимание на его недовольство. — Я хочу покончить с Гидром как можно скорее.
— Ты убьёшь его? — тихо спросил Эйкен.
Третий посмотрел на него, последние дни ходящего только с опущенными плечами и задумчивым видом, и, не удержав руку под контролем, положил её на чёрную макушку Эйкена.
— Если это потребуется.
— А что думает Пайпер?
— Она и думать о нём не хочет. Сказала, чтобы я разбирался.
— О-о-о… — протянул Магнус, в притворном изумлении распахнув глаза.
— А куда она делась? — не унимался Эйкен, оглядываясь по сторонам и никого, кроме них, не находя.
Это было ошибочным утверждением, ведь дворец фей в Тоноаке — место такое же загадочное, как и настоящий Тайрес. Дворец всегда стоял на одном месте, не менялся ни внешне, ни внутренне (не считая исключительно человеческих усилий, разумеется), но он умел скрывать от гостей то, что им видеть не полагалось. Внутренний двор со стороны северо-восточных ворот, через которые они попали на территорию дворца, был небольшим, даже, можно сказать, бедным: только конюшни, пристройка, где располагался охранный пост, лестница на стену и арочный вход, ведущий во дворец. Всё в светлых тонах, белых и серых, в окружении голых деревьев, давно не распускавшихся новыми цветами. Эта часть дворцовой территории никогда не нравилась леди Эйлау, но нравилась Третьему за простоту и отсутствие лишних глаз и ушей. Исключая тех, кого скрывал сам дворец: слуги, маги, охотники и рыцари умели правильно использоваться крупицы чар, ютившиеся в этом месте, и незаметно передвигаться таким образом, чтобы не мешать лордам, леди и их гостям.
Сейчас Третий чувствовал одиннадцать человек, не считая девочку, в глубине конюшни уже начавшей насвистывать какую-то очень весёлую мелодию.
— Ушла вместе с Клаудией. Иди к ним, мы присоединимся позже.
Эйкен посмотрел на него долгим, испытующим взглядом и резко обнял.
— Не убивай Гидра, — прошептал он. — Пожалуйста. Ты и так многих убил.
Третий потрепал его по макушке и отстранённо ответил:
— Я сделаю то, что нужно.
***
— Ах, старые добрые темницы, — мечтательно произнёс Магнус, провожая взглядом двух охранников, которым Третий приказал оставить их. — Как же я по ним скучал!
— Они ведь ничем не отличаются от омагских, — непонимающе возразил Третий.
— Как это ничем? В Омаге холодно, в Тоноаке теплее.
Третий ждал продолжения, но Магнус развёл руками.
— И? Это всё?
— Разумеется. Тебе нужно что-то ещё?
— Темницы везде одинаковые.
— Не путай, мой драгоценный. Благодаря теплу Тоноака всё привычное становится намного лучше.
Третий не сказал бы, что в Тоноаке очень уж тепло. Он остро реагировал на любые перемены температуры в тёплую сторону, и раз он до сих пор не говорит, как ему неприятно находиться на свежем воздухе сейчас, значит, в Тоноаке было холодно. Но Магнус всегда отличался неизменной верой в лучшее и особой любовью к Тоноаку, включавшей в себя не только тепло и гостеприимство фей, но и вино и женщин.
Однако сначала всегда бывают темницы и пленники.
Леди Эйлау ждала их возле простой двери с небольшим зарешечённым окном, за которой, как Третьему объяснили охранники, и был Гидр. Он не ожидал увидеть её здесь: светлую, утончённую и грациозную, словно горная лань. Длинные волосы цвета серебра были собраны сверкающими гребнями, забравшими всю роскошь: платье в пол было простым, серым, с длинными рукавами и высоким горлом, корсет из кожи, металла и ремней не был похож на по-настоящему ценную вещь. Зато колец, как и всегда, много, по три-четыре на каждом пальце, и все без исключений несли в себе силу, благодаря которой леди Эйлау и управляла Тоноаком.
— Явились, наконец, — констатировала она. На мгновение тёмно-карие, почти чёрные глаза сверкнули белым, цветом её магии.
Магнус низко склонился, выражая почтение, пока Третий как ни в чём не бывало изучал лицо леди Эйлау. Губы сжаты, глаза сощурены, в них — точно такое же внимание и изучение. Леди Эйлау была напряжена и, что неприятно удивило Третьего, чем-то напугана.
— Не хочу больше ни минуты проводить в обществе этого выродка, — жёстко заключила она, указав ладонью на дверь. — Сделай с ним что-нибудь, пока я не скормила его псам.
Магнус выпрямился, верно расценив момент, когда леди Эйлау перешла к своему излюбленному тону.
— Вы опоздали, но празднества будут длиться ещё два дня. Если ты к завтрашнему вечеру не избавишься от Гидра и не явишься на мой пир, я устрою его в твоих покоях.
— Почту за честь, — ответил Третий именно то, что леди Эйлау и хотела от него услышать.
В общении с ней нужно было придерживаться тех же стратегий, что и в общении с королевой Ариадной когда-то. Если бы Третий не знал других наследников Сердца, он бы решил, что они становятся такими после того, как их выбирают, и всё равно ему было бы достаточно легко вынести это.
Леди Эйлау смерила его жёстким взглядом, сдвинув тёмные брови к переносице, внимательно вгляделась в голубые глаза, будто была настоящей королевой, избранной Сердцем, и могла заглянуть ему в душу.
— Ты ещё не знаешь, — произнесла она, покачав головой. — Что ж… может, это и к лучшему. — И раньше, чем Третий успел спросить её о подобной реакции, добавила: — Избавься от предателя.
Звук её шагов ещё звучал в голове Третьего, когда Магнус, пошевелившись, кивнул на дверь. На её затёртой, заплесневелой поверхности слабо мерцали сигилы, не позволявшие войти и выйти тому, кто не знал нужной последовательности магических знаков. Это знание хранилось у Клаудии, и она передала его с крупицами информации, которой удалось обзавестись за это время.
— Ну, вперёд, — со свистом втянув воздух, сказал Магнус и толкнул дверь.
Их встретила полутьма и тишина, разгоняемые треском факелов на стенах и тусклым огнём. Здесь было достаточно места, чтобы расположить стул с кандалами, к которому был прикован Гидр, и оставить пространство для взмаха меча. Пол был багряным от крови, но сухим.
Магнус закрыл дверь. Третий провёл рукой по ней, складывая сигилы в правильную последовательность, запиравшую единственный вход и выход, и посмотрел на Гидра.
Он выглядел измождённым отсутствием еды, которую ему перестали давать со вчерашнего утра, и сна, но всё ещё достаточно живым и полным сил, чтобы ответить на несколько вопросов. Одежда висела клочьями — виднелся след зубов Стеллы не только на ткани, но и в опасной близости от шеи. Щетинистое лицо перекошено, карие глаза — тусклые, пальцы — в крови, будто Гидр отчаянно царапал ногтями деревянные подлокотники, пытаясь вырваться. Должно быть, Мелина всё же не удержалась и помучила его немного.
Магнус обошёл Гидра, неотрывно следя за ним, и встал позади, сложив руки за спиной.
— Здравствуй, Гидр, — с широкой улыбкой произнёс Третий, наклонившись к нему. — Как ты тут?
Мужчина не ответил. Всего на секунду сальватору показалось, что в его взгляде был проблеск осознания, воспоминания о том, из-за чего он оказался здесь, но всё исчезло.
— Так и быть, я повторю вопрос. Как ты тут?
Гидр не ответил и на этот раз.
— Я хочу напомнить, что ты должен отвечать, когда я спрашиваю. Ты ведь меня понимаешь?
Он не мог не понимать его, ведь в знаниях Клаудии чётко виделось, что Гидр говорил с ними. Не оправдывался и не объяснял свой поступок, лишь нёс какую-то околесицу и пытался упрекнуть Мелину и Стеллу в нетерпении.
— Когда я спрашиваю, — взяв его за подбородок и заставив смотреть себе в глаза, тихо произнёс Третий, в то же время ощутив, как существо Гидра отчаянно сопротивляется попыткам Времени прочитать его, — ты должен отвечать.
Гидр не ответил. Третий, понимающе кивнув, резко поднял колено и ударил по сломанной челюсти. Громкий хруст и отборная ругань — единственное, что перекрыло фырканье Магнуса. Совсем не то, что нужно было Третьему.
— Когда я спрашиваю, — повторил Третий, возвращая голову Гидра в прежнее положение, — ты должен отвечать.
— Ты мне не король, — охрипшим голосом сказал Гидр, с вызовом посмотрев на него.
— Рад, что ты наконец здесь, с нами, — холодно отреагировал Третий. — Поговорим?
— Великанские ублюдки только и могут, что громко рычать, но не кусаться.
Магнус фыркнул ещё громче.
— Поверь мне, ты не захочешь, чтобы я тебя укусил.
— Неужели у тебя всё-таки есть настоящие клыки?
Третий сделал шаг назад и со всей силы ударил Гидра ногой, решив, что пачкать об него руки — последнее, что он бы стал делать.
— Поговорим? — обманчиво миролюбивым тоном повторил Третий.
— Ты убьёшь меня, как убил каждого, кто не угодил тебе. Зачем нам разговаривать?
— Есть одно понятие, я узнал о нём во Втором мир. Основная суть заключается в том, что человек остаётся невиновен до тех пор, пока его вина не будет доказана. Я даю тебе шанс доказать, что ты невиновен. Или хотя бы смягчить себе наказание. Поверь мне, никому не хочется, чтобы его убивали долго и мучительно.
— Как ты убивал Лайне?
Третий почувствовал на себе внимательный взгляд Магнуса раньше, чем в полной мере осознал слова Гидра. И он бы обязательно отреагировал, как это всегда было, если кто-то упоминал Лайне, но сумел вовремя остановиться. Краем глаза посмотрел на Магнуса, его серьёзное выражение лица, прямую спину, идеальную выдержку, сокрушитель на боку; вспомнил тепло, которое не раздражало его, и ощущение шёлка под пальцами.
— Перед смертью люди всегда пытаются доказать, что они не виноваты. Почему ты не пытаешься?
— Я не виноват, — простодушно ответил Гидр, улыбнувшись точно такой же улыбкой, которую Третий видел во время привала, пока Эйкен и Пайпер захлёбывались своей кровью.
— Ты подсыпал каромеру, — процедил он сквозь зубы. — Ты пытался убить леди Пайпер из семьи Сандерсон, Первого сальватора, которую избрала сама Лерайе. Из-за тебя едва не погиб ни в чём не повинный Эйкен.
— Мальчишка — лишь незначительное отклонение от плана.
— И в чём же заключался план?
Гидр улыбнулся ещё шире и рассмеялся, запрокинув голову. Магнус не шелохнулся, зато Третий уловил перемену так, словно весь мир разом застыл. Теперь понятно, почему Время встретило сопротивление.
Этот хаос был совершеннее любого, с которым они сталкивались ранее, и скрывал присутствие Карстарса так долго, как только можно было, спал лишь потому, что сам Карстарс того захотел. Он занял тело Гидра легко, словно сменил одежду, и, несмотря на наличие кандалов и слишком крупное телосложение, сумел вальяжно расположиться на стуле, улыбнуться, как старому другу, и даже склонить голову, в издевательской манере выражая подчение.
— Здравствуй, Третий, — даже голос, звучащий из уст Гидра, принадлежал Карстарсу: глубокий, точно звучал из самой тёмной бездны, холодный, режущий. — Я заждался.
Магнус обнажил меч и уже сделал быстрый шаг вперёд, но Третий остановил его, подняв руку.
— Как ты сумел подчинить его?
— Я не хочу раскрывать тебе своих секретов, иначе станет скучно.
Он, казалось, только сейчас заметил, что челюсть Гидра была дважды сломана. Возведя глаза к потолку, Карстар дёрнул челюстью, и та с хрустом встала на место. По лицу Гидра поползли крохотные чёрные линии, несущие хаос в чистом виде.
— У вас здесь очень уютно, — улыбаясь, продолжил Карстарс. — Добавить тебе света, когда ты в следующий раз будешь в Башне?
— Этот свет сожжёт тебя дотла, — цедя каждое слово, ответил Третий.
— Жаль, что ты так и не понял правил игры. Мне становится скучно, а когда мне скучно, я злюсь.
Лёгкое потрескивание в воздухе — признак концентрации хаоса. В Диких Землях всё было пропитано хаосом, но Третий изучил его достаточно хорошо, чтобы перехватить контроль до того, как Карстарс упьётся им, словно дурманом.
Магия и хаос всегда были ближе, чем многие думали, и контролировать его можно было точно так же.
— Ты лишаешь меня единственного удовольствия, — разочарованно протянул Карстарс. — Девчонку убить не дал, хаосом насытиться не позволяешь…
Третий резко схватил его за горло и дёрнул на себя. Время мгновенно вступило в противоборство с хаосом, впившимся в пальцы чёрным цветом.
— Как ты сумел убедить его впустить себя?
Чтобы контролировать человека так, как это делал Карстарс, нельзя было умерщвлять будущее тело или подселять в него тварь послабее, это бы неизменно привело к полноценной смерти, как было с Риком, о котором говорила Пайпер. Карстарс же позволил частичке хаоса, из которого он состоял, поселиться в теле Гидра, что позволяло ему взять чужое тело под контроль. Не каждая тварь была способна на такое, но и Карстарса не просто так называли Герцогом.
— Сила в руках девчонки, не понимающей, какой магией она обладает. И поверь мне, — произнёс он, оскалившись, — Гидр не единственный, кто в этом уверен. Не доверяют тебе, не доверяют сальваторам. Предатели на каждом углу. Спи спокойно, Третий, и жди, когда скверна поглотит тебя.
Он не успел сжать горло Гидра сильнее, когда Карстарс ушёл, вернув контроль над телом его законному владельцу. Третий зарычал, оттолкнул от себя мужчину и отошёл, вцепившись в волосы.
Карстарс был так близко, а он не смог удержать его. Всё длилось мгновения, и всё же… Если бы он только сумел проникнуть в хаос достаточно глубоко, чтобы понять, где находится настоящий Карстарс, если бы нашёл его и убил, многие проклятия Диких Земель спали бы. Его собственные проклятия бы спали.
— Третий! — испуганно вскрикнул Магнус.
Третий поднял голову и метнулся к Гидру, пытавшемуся откусить себе язык. Магнус схватил его челюсти, просунув пальцы в перчатках в рот, и дёрнул голову назад. Третий упёрся ладонями в подлокотники, липкие от пота и крови, уставился в обезумевшие глаза Гидра.
— Ты знал, на что идёшь, — выдохнул он, пока Гидр пытался откусить Магнусу пальцы. — Ты знал, кого впускаешь в своё тело, и согласился, едва не убил невинных людей!
Гидр со всей силы дёрнулся вперёд и ударил в подбородок Третьего лбом. Этот удар был лёгким, незначительным, но внутри Третьего что-то вновь сломалось. Он наклонился ближе, снял с пояса Магнуса короткий нож и, демонстративно покрутив его перед глазами Гидра, резко сделал надрез на его руке.
— Тебе следовало умолять меня быть милосерднее, — с улыбкой, почему-то не желавшей исчезать, произнёс Третий, после чего пальцами расширил надрез и опустил их в кровь и плоть. — Тебе следовало бороться так же, как борется каждый из нас.
Подобные чары отняли бы слишком много сил, в которых он нуждался, но Третий знал, что долго они не продержаться. Он нарисовал сигил на языке Гидра, переборов желание просто перерезать предателю горло, вновь опустил пальцы в надрез, чтобы получить свежую кровь.
— Подержи его ещё немного, — бросил он Магнусу, подходя к стене.
— Что ты делаешь? — спокойно спросил рыцарь.
— Добавляю света.
Нанесение всех сигилов, способных удержать Гидра в пределах этого помещения и вместить в себя магию, которая вернётся к нему, когда всё закончится, не заняло много времени. Третий словно рисовал, как в детстве, когда сестра пыталась научить его запечатлевать прекрасные омагские пейзажи. Движения были лёгкими вопреки ярости, сжиравшей его изнутри, и рука ни разу не дрогнула, хотя Гидр стонал от боли и пытался избавиться от Магнуса, всё ещё держащего его рот открытым.
— Хорошо, — наконец произнёс Третий, возвращаясь к Гидру. — Можешь опустить его.
Магнус без возражений отошёл. Третий, на секунду насладившись настоящим испугом в глазах предателя, разбил чары на кандалах.
Гидр мгновенно бросился на него, но Третий был готов. Он выхватил Нотунг, прокрутил его в руке, одной стороной отводя руку Гидра в сторону, и плавно ушёл сам. Гидр с шумом врезался в дверь, резво отскочил от неё и попытался напасть вновь. Третий уклонялся, мечом уводя беспорядочные атаки кулаками, выжидая подходящего момента. Тот наступил, когда Магнус уже был готов вмешаться.
Третий нырнул под руку Гидру, замахнулся мечом и резко провёл лезвием по его ногам, перерезая сухожилия. Гидр застонал, упал на стул, вцепившись в дерево. Кровь хлынула из ног, уже не способных удерживать его грузное тело.
— Мы закончили, Магнус, — сказал Третий, утерев кровь с лезвия Нотунга с помощью лоскутов одежды Гидра.
Магнус молча, не смотря на трясущегося в молчаливых стенаниях мужчину, вышел и придержал дверь для Третьего. Когда та захлопнулась, Третий вновь изменил порядок сигилов на правильный и сквозь зарешечённое маленькое окно посмотрел на Гидра, пытавшегося остановить кровь, хлещущую из перерезанных сухожилий.
— Когда я спрашиваю, — повторил Третий, подняв руку, — ты должен отвечать.
Он щёлкнул пальцами, и помещение за дверью вспыхнуло голубым пламенем, которое не погаснет до тех пор, пока не сожжёт Гидра, не способного издать ни звука, дотла.
***
Если бы изначально Пайпер оказалась во дворце фей в Тоноаке, а после ей сказали, что Дикие Земли — жуткое местечко, она бы не поверила, восхищённая красотой фейского дворца.
Он не шёл ни в какое сравнение со дворцом в Тайресе, ведь тот был окружён цветущими садами, рассветами и закатами, звёздами, которые появлялись лишь по желанию королевы Ариадны. Дворец в Тоноаке стоял в центре города, окружённый серыми стенами, лишённый какого-либо внешнего лоска помимо флагов с изображением сердца на фоне красного солнца. Огромные башни и остроконечные пики были частично покрыты мхом и плющом, зато внутри — роскошь, которую Пайпер не видела даже в Омаге.
Всё вокруг сияло аккуратностью, порядком, едва не кричало, что, вопреки ограниченности Диких Земель, феи процветают. Мраморные полы с серыми прожилками, которые будто подсвечивались, если на них посмотреть под другим углом. Стены с барельефами, изображавшими цветущие сады, горные вершины, долины с реками и озёрами и множество сцен битв, которые, как объяснил нагнавший их Эйкен, были частью истории фей. Пайпер хотела остановиться, рассмотреть их, — скорее отвлечься от произошедшего и грядущего, чем по-настоящему удовлетворить своё любопытство, — но Клаудия повела её дальше. Мимо статуй со сломанными конечностями, которые, однако, не потеряли своей красоты; мимо одетых в простую, но определённо красивую одежду слуг, послов, лордов и леди, лишь единицы из которых в знак приветствия склоняли головы; мимо картин и гобеленов, колонн, украшенных резьбой, и цветочных украшений, каким-то образом сохранявших свежесть и красоту.
Создавалось впечатление, что Третий обманул её, сказав, что в этом мире мало магии.
Впрочем, после того, как он рассказал о Некрополях и Блуждающих Душах, она уже не была так уверена в том, что он никогда не утаивал правды. Магия различала ложь, но не утаивание.
Но и увидев Некрополи лишь мельком, в воспоминаниях Третьего, которыми он поделился, она впервые обрадовалась, что подобное скрыли от неё.
Огромные подземные города, лишённые всяких признаков жизни, поддавшиеся разрушению и запустению, где были слышны стенания призраков — вот что такое Некрополи, скрытые от людских глаз и покоящиеся под толщами отравленной земли. Третий и Клаудия нашли первый Некрополь ещё во времена, когда никакой структуры, имеющейся сейчас, и не существовало. Там не только Клаудия слышала далёкие голоса, но и Третий, они оба чувствовали чьё-то присутствие, значительно отличающееся от присутствия призраков, будто там были незримые наблюдатели, пожелавшие скрыть себя от чужих взглядов. Третий сказал ей, что нигде, кроме Некрополей, такого нет. Голоса, тени, силуэты вдалеке, расплывающиеся в туманы и тьму, и были Блуждающими Душами, и ни одна из них ни разу не поговорила с Третьим и Клаудией напрямую. Ни в первый их визит в Некрополь, ни во второй, ни в третий. Блуждающие Души неустанно напоминали о себе любому, кто попадал в Некрополи через тайные ходы, скрытые от глаз посторонних, — пусть таковых было не так уж и много, если верить Третьему, лишь правители городов да их доверенные лица, — но не позволяли полноценно увидеть себя и услышать.
Пайпер не понравились Некрополи, а ведь она видела лишь короткое воспоминание, длившееся меньше, чем секунду. Ей хватало пугающих то ли снов, то ли видений и серых пейзажей Диких Земель, после которых дворец Тоноака казался ещё ярче, чем был на самом деле.
Сама она вновь чувствовала себя самозванкой и белой вороной, случайно попавшей в это прекрасное место. Даже Клаудия, всегда носившее чёрное и серое, нечто многослойное, напоминавшее то ли камзол, то ли плащ с высоким воротом, облегающие штаны и сапоги, на которые будто ни одного пятнышка ни разу не попадало, казалась более подходящей гостьей, чем Пайпер. Пока Магнус и Третий разбирались в причинах смерти рыцаря, Эйкен помог ей найти у целительниц подходящую одежду и даже убедил её, что она хорошо выглядит. Сейчас Пайпер не отказалась бы от роскошных одежд, созданных Даяном, ведь в них ей было намного удобнее, чем в чёрно-красном плаще, снятом с чужого плеча, плотной рубашке и то ли куртке, то ли пиджаке. Пайпер действительно не знала, что это, но Эйкен, опять же, уверил её, что всё отлично, и она решила ему поверить. Неизменными оставались только волосы, кое-как стянутые лентой на затылке, и подвеска-кристалл Йоннет.
И, разумеется, скептицизм Клаудии. Неизменная классика, без которой жизнь Пайпер была бы слишком скучной.
— Где Розалия? — всё-таки решилась спросить Пайпер. Клаудия её не пугала своей прямотой и резкостью, но она как-то успела отвыкнуть от общества других людей, а ведь прошло всего несколько дней. Да и Эйкен, молчаливо плетущийся следом, сильно беспокоил её.
— Со Стеллой и Мелиной. Ей понравилось волчье обличье Стеллы. Сказала, что шерсть очень мягкая.
— Замечательно, — не придумав ничего лучше, ответила Пайпер. — А мы куда идём?
— К леди Эйлау.
— Я думал, — подал голос Эйкен, — что мы пойдём к Стелле и Розалии.
— Леди Эйлау хотела поговорить с Пайпер.
Ну центр Вселенной, не иначе. Кто захочет поговорить с ней, если она окажется в Элве или Артизаре? Ингмар по приказу отца будет добиваться передачи ей какого-то письма, которое она так и не получила, или будет терпеливо ждать, пока её под ручку приведут к нему?
— С леди Эйлау бывает сложно, — между тем продолжила Клаудия. — Она не настоящая королева, но ведёт себя соответствующе.
— Не настоящая?
Вопрос вырвался раньше, чем Пайпер успела вспомнить, что настоящая королева фей была во Втором мире.
— Но она была наследницей Сердца, и феи ей доверяют.
— Я думала, наследников Сердца нет в этом мире.
Что-то такое ей говорил Гилберт: почти все наследники, за исключением нескольких, оказались во Втором мире.
— Она была наследницей вместе с королевой Ариадной, — легко ответила Клаудия, — и верно служила ей, когда Сердце сделало свой выбор. Хотя был ли это выбор, а не борьба не на жизнь, а на смерть?
— Что?..
— Мы пришли.
Клаудия кивнула двум стражникам, стоящим возле массивных посеребрённых дверей. Один из них постучался, выждал две секунды и толкнул правую половину двери, пропуская Клаудию и Пайпер.
— Подожди здесь, — сказала девушка Эйкену, мгновенно опустившего плечи и жалостливо выпятившего нижнюю губу. — Да, кстати, можешь не кланяться, — добавила она, первой переступая порог, — но соблюдай правила гостеприимства.
Пайпер оглянулась на Эйкена, но он лишь пожал плечами и кивнул вперёд. Выдохнув, она попыталась внутренне собраться.
Она знала, что, чтобы произвести соответствующее впечатление, следует смотреть перед собой, а не под ноги, но мозаика на полу сразу же привлекла её внимание. Из цветных кусочков сверкающих камней и стекла были выложены виноградные лозы, переплетающиеся таким образом, что образовывали собой сразу несколько тропинок. Одна из них вела к кушетке, обитой фиолетовым бархатом, и вальяжно лежащей на ней леди Эйлау. Вокруг были аккуратно разложены подушки с цветастыми рисунками, прямо напротив — ещё одна кушетка и низкий стол с вином, одной пустой чашей и одной — полной, и слишком много еды, от вида которой у Пайпер скрутило желудок.
Двери беззвучно закрылись, отрезав от них Эйкена. Клаудия всё это время держала Пайпер под руку, будто боялась, что она сбежит, и теперь отпустила её, отойдя в сторону. Леди Эйлау хищно улыбнулась, грациозно поднялась и расправила плечи, сделав к ним шаг.
— Приветствую в Тоноаке, городе света и знаний, — раскинув тонкие ладони с длинными пальцами, унизанными кольцами, произнесла леди Эйлау. — Для меня большая честь познакомиться с сальватором, выбранной Лерайе.
Пайпер была готова к чему угодно, но только не к тому, что фея, улыбнувшись ещё шире, правой ладонью коснётся сердца и немного наклонит голову.
— К раксу формальности, — мгновенно изменившись в лице, добавила женщина, после чего откинула упавшие вперёд серебристые волосы и указала на одну из кушеток. — Присаживайся, милая, поворкуем немного. Клаудия, ты свободна. Спасибо, что проводила Первую.
Ничего не сказав, девушка развернулась и уже сделала шаг, когда Пайпер наконец заговорила:
— Пусть останется.
Леди Эйлау держала на лице учтивость, необходимую для ситуации, однако Пайпер была уверена, что внутри у неё произошёл небольшой коллапс.
— Я хотела бы поговорить с тобой, милая, — нервным движением поправив складку на длинной юбке серого платья, повторила леди Эйлау. — С тобой, а не Клаудией.
— А я бы не хотела говорить с вами без Клаудии.
Здесь не было Третьего, который уж точно знал, что делать, или Магнуса, способного одной улыбкой очаровать любого. Пайпер приходилось справляться самой, и она сделает это, но лишь в том случае, если Клаудия останется.
Пусть она язвит ей, бросает едкие комментарии и отмечает, какая Пайпер размазня, но она всегда говорила ей правду, и Третий верил ей. Она фактически была главной в отсутствии Третьего, и её сила заключалась не в сокрушителе, магии или проклятии, хотя без него, конечно, она была бы не так влиятельна.
— Думаю, — наконец произнесла Клаудия и, не дожидаясь приглашения, направилась к низкой кушетке, где с удобством расположилась секундой позже, прислонившись к спинке и закинув ногу на ногу, — на пару минут я могу задержаться.
Ей либо придётся осыпать Клаудию золотом, либо перестать быть размазнёй и стать такой же сильной, как Третий — Пайпер не сомневалась, что за оказание этой услуги Клаудия спросит с неё позже.
Она села рядом далеко не так свободно, как Клаудия, чувствуя напряжение во всём теле. Глаза то и дело косились на блюда, стоящие на столе, на вино и на леди Эйлау, вернувшуюся на место так, будто ничего страшного не произошло.
— Не поймите меня неправильно, — со смешком начала она, — я доверяю Клаудии настолько, насколько могу доверять человеку, который знает мои тайны против моей воли. Но я была сильно расстроена, когда ни ты, ни Третий не прибыли вовремя.
— Задержали кое-какие дела, — стараясь звучать уверенно, ответила Пайпер.
— Я знаю, что Гидр отравил тебя и малыша Эйкена, но не знаю, почему. Впрочем, согласно нашим законам, преступника наказывает тот, кто пострадал от его руки. При условии, что пострадавший выжил, разумеется. Так почему ты не пришла к Гидру?
Пайпер знала правильный ответ так хорошо, будто только и делала, что без остановки заучивала его, но с языка сорвалось совершенно другое:
— Потому что ублюдок пытался убить меня и Эйкена.
— Это не ответ.
— Это ответ, просто вы его не понимаете.
Клаудия хмыкнула, приподняв уголки губ в улыбке.
Если Пайпер и проходила сейчас какие-либо проверки, то точно неудачно.
— Что ж, — выдержав небольшую паузу, продолжила леди Эйлау, — если я не понимаю твоего ответа, значит, я не знаю того же, что знаешь ты. Это могло бы меня оскорбить, если бы я не была поглощена празднествами и переживаниями из-за этой встречи. Я действительно рада познакомиться с тобой, Пе…
— Нет!
Клаудия подскочила на ноги, как ужаленная, замотала головой, будто хотела выбросить из головы услышанное.
— Моя дорогая? — обеспокоенно обратилась к ней леди Эйлау. — Что-то не так?
— Розалия, — коротко ответила Клаудия. — Я должна помочь Стелле.
— В таком случае…
Клаудия не стала дожидаться обещаний феи или дозволения уйти. Она сорвалась с места, открыла двери раньше, чем это сделали стражники, и исчезла, оставив после себя всколыхнувшуюся магию внутри Пайпер.
Вот тебе и поддержка, за которую с неё спросят. Отличное начало, ничего не скажешь. И двух минут не прошло!
— Что ж, — вздохнув, повторила леди Эйлау, — полагаю, если бы это было издевательство, оно бы растянулось и превратилось в воистину восхитительное зрелище.
Пайпер сжала кулаки, уговаривая себя быть спокойной и собранной. Это лишь разговор, пусть и без Клаудии, которая сначала согласилась остаться и поддержать её, а потом бросила, поняв, что Стелле нужна помощь с Розалией… Пайпер остановила взгляд на пустой чаше с вином, которую леди Эйлау взяла и наполнила.
Как Клаудия смогла понять, что Стелле нужна помощь с Розалией?
— Ты доверяешь ей, — скорее констатировала, чем спросила леди Эйлау, протягивая ей чашу.
Пайпер с дежурной улыбкой, стоившей ей неимоверных усилий, взяла чашу и ответила:
— Я доверяю Третьему, а он доверяет Клаудии.
— А ты знаешь, почему он доверяет ей?
Ответ казался очевидным, но Пайпер молчала, крепко вцепившись в чашу с вином. Она не собиралась ни пить, ни есть, всё ещё держалась исключительно благодаря магии Третьего, который не сумел убедить её по-нормальному поесть. Его аргументы были железными, зато взгляд слишком мягким, чтобы Пайпер сдалась перед ним. Вот если бы на неё смотрела Клаудия, она бы несколько раз подумала, прежде чем отказаться.
— Говорят, — так и не дождавшись ответа, произнесла леди Эйлау, — что Клаудия — первый человек, которого Третий встретил, когда… всё это закончилось. Говорят, она была простой девушкой без магии, силы или оружия, только с проклятием, которое терзало её день и ночь, и она вправила Третьему мозги. Ни магии, ни очарования. Элементарная сила духа и желание защитить его.
Пайпер начинало казаться, что она лезет во что-то крайне личное. Так было и в самом начале, когда она согласилась вместе с Третьим оставить крепость Икаса — казалось, будто её, сломанную деталь, не пригодную к работе, засунули в идеально функционирующий механизм. Клаудия имела полное право злиться на неё и подозревать во всём, и даже сейчас, когда леди Эйлау зачем-то говорила ей об этом, Пайпер не была намерена менять своего мнения.
— Говорят, — вздохнула фея, отведя глаза в сторону, на шпалеру с засохшими цветами, — что она — единственная, кто видел все его слабости. Она не знала его как великана, которым он был до Вторжения, но она стала той, кто помог ему стать кем-то большим, чем просто Третий. Понимаешь меня?
— Нет, — честно ответила Пайпер. Она предполагала, что Третий, не помнивший своего имени, но знавший, кем он был до Вторжения и становления сальватором, начнёт воспринимать себя иначе, но не думала, что всё настолько серьёзно и что роль Клаудии в его жизни настолько важна.
— Жаль, — коротко, скучающе ответила леди Эйлау, и вдруг мгновенно оживилась и спросила с неприкрытым интересом: — А что насчёт Магнуса?
— Э-э…
— Ты знаешь, почему он так много пьёт и спит едва не с каждой женщиной, которая соглашается на это?
— Ну-у…
Что это за допрос с пристрастием такой?.. Пайпер думала, что леди Эйлау будет интересоваться ею, её магией и Переходом в этот мир, а не людьми, с которыми явно была знакома лучше.
Фея ждала ответа, Пайпер поняла это по испытующему взгляду тёмных глаз в обрамлении пушистых ресниц, но так и не озвучила его.
— Магнус ненавидит себя, — с широчайше улыбкой, которую только Пайпер видела, сказала леди Эйлау. — Ненавидит с самого детства, потому что считает, что не сумел защитить мать от деспотичного и жестокого отца, который присвоил себе всё её наследство. И после, годы спустя, когда у него была возможность вернуть это наследство, по праву принадлежащее ему… Всё, что он сделал — это пьянствовал без остановки и спал со всеми подряд. Магнус разрушает себя даже сейчас, ведь он думает, что заслужил это. Он думает, что свёл свою мать в могилу. Ты об этом знала?
Пайпер нервно сглотнула.
Ей не следовало этого знать, особенно от кого-то вроде леди Эйлау. Пайпер сомневалась, что Магнус и Клаудия настолько доверились ей, что позволили трепать о своих жизнях направо и налево. Даже если Пайпер действительно было интересно, — из-за чего, в свою очередь, ей становилось противно от самой себя, — она не хотела слышать это сейчас.
— А что насчёт Стеллы? — не унималась леди Эйлау. — Ты знала, что она и Катон…
— Хватит, — выдавила Пайпер, сжав чашу так сильно, что она сломалась.
Глиняные осколки полетели на пол, вино выплеснулось на одежду и руки. Леди Эйлау улыбалась, смотря на неё, ждала продолжения, и потому Пайпер продолжила:
— Мне нет дела до того, что с ними произошло и происходит прямо сейчас. Мне…
— Тебе плевать, что странно и подозрительно. Как ты сумела расположить Третьего к себе, если ничего ни о нём, ни о его кертцзериз не знаешь?
Пайпер сжала губы, проглотив дальнейшую часть ответа, и вместо него сказала:
— Я знаю Третьего.
— Нет, — покачав головой, возразила леди Эйлау. — Ты не знаешь его.
— Я знаю. Я…
Нет, говорить о том, что было в храме целительниц, нельзя, даже если это было огромным шагом вперёд, даже если после этого она чувствовала, что всё не так уж и плохо.
— Разумеется, ты знаешь, — согласилась фея едким тоном. — Ты знаешь, кем он был и кем стал, знаешь, о чём думает и чего боится. Ты знаешь, как сильно он страдает из-за того, что больше не является частью своего рода. Разумеется, ему никогда не продолжить его, ведь твари отняли у него эту возможность, но…
Она неопределённо махнула рукой, описав в воздухе то ли треугольник, то ли овал, и со скучающим выражением лица уставилась на Пайпер.
— Ты всё это знаешь, верно?
Пайпер сжимала челюсти, запрещая себе даже реагировать на слова леди Эйлау, и неизменно повторяла про себя одно: «Тебя это не касается, не касается, не касается, не …»
— О, моя дорогая, — в притворном ужасе Эйлау соскочила с кушетки, обогнула стол и присела возле Пайпер, мягко коснувшись её рук, всё ещё залитых вином. — Не нужно так переживать, Третий не евнух…
— Так, всё! — Пайпер поднялась на ноги, отбрасывая руки феи. — С меня хватит!
Ансель говорил о городе света и знаний как о месте, где можно найти ответы на все вопросы. Ещё до того, как Катон раскрыл, кем она является на самом деле, Ансель выражал надежду, что в Тоноаке найдётся что-нибудь, что поможет Пайпер справиться с её проклятием, которым она тогда прикрывалась, как щитом. Это создало вокруг Тоноака и его правительницы завесу тайны, такой же чарующей, как вокруг Тайреса, но Пайпер не думала, что всё будет настолько плохо.
— Меня едва не убили, — прошипела Пайпер, — и последнее, о чём бы я стала думать, так это о ваших странных откровениях, которые меня никак не касаются!
— Я лишь хочу понять, что в тебе особенного, раз ты смогла так изменить Третьего. Мне хватило всего одного взгляда, чтобы понять: передо мной уже не тот сальватор, которого я видела раньше.
— Это можно сделать и без глупых проверок и раскрытия чужих тайн!
Пайпер развернулась, готовая, если придётся, с боем отвоёвывать право покинуть помещение. Магия всё ещё молчала, будто не видела ничего противоестественного в словах и действиях леди Эйлау, вслед за Пайпер поднявшейся на ноги. Фея лёгким шагом проводила её до дверей, которые никак не желали поддаваться, и невесомо толкнула их. Пайпер вылетела в коридор, ругая себя за импульсивность, агрессивность и недоверие ко всем на свете, остановилась, не увидев Эйкена и почувствовав, как воздух заискрился от чар.
Леди Эйлау холодно смотрела на неё, сложив руки перед собой. Её голос, когда она заговорила, напоминал тресканье льда:
— Нам предстоит сделать выбор, который изменит всё, и я хочу знать, что мы на одной стороне.
Пайпер не ответила, не кивнула, никак не дала понять, что услышала и приняла её слова к сведению. Она ушла, прекрасно понимая, что всё испортила и что исправляться придётся под тяжёлым взглядом Клаудии и с ощущением, будто всё без остановки рушится, как если бы представляло собой хрупкие карточные домики.
Не имея представления о том, в какой части дворца она находится и куда ей нужно идти, чтобы найти остальных, Пайпер просто брела вперёд, стараясь ни на кого не обращать внимания. Из-за пролитого вина на одежде остались пятна, руки стали неприятно липкими, запах раздражал ноздри. Будь её воля, она бы сиганула в большой фонтан, который видела из окон в каком-то коридоре, и осталась там навсегда.
Дура, дура, дура.
Почему она всегда поступает, как дура?
Пайпер бродила по поражавшим своей роскошью коридорам так долго, что успела не меньше четырёх раз встретить одних и тех же стражников, стоящих возле каких-то дверей, и отказаться от сопровождения двух слуг, заговоривших с ней с такими лицами, будто их под страхом смерти заставили сделать это. То, что она каким-то чудом добрела до южного крыла, Пайпер поняла лишь потому, что услышала знакомое подвывание где-то за углом.
Стелла и впрямь была здесь, лежала на полу в коридоре в волчьем обличье, высунув длинный язык. Эйкен беспокойно перебирал пальцами воздух и ходил из стороны в сторону, Магнус хмуро косился на двойные двери в конце коридора, из-за которых едва слышно доносились чьи-то голоса. Клаудия будто знала, какую сцену Пайпер устроила, и встретила её вздёрнутой бровью с критически поджатыми губами, чего нельзя было сказать о Мелине, бледной, как полотно бумаги.
— Не нужно быть ребёнком Фасанвест, чтобы знать, что ты совершила очередную глупость, — ровным голосом начала Клаудия.
Пайпер бы обязательно согласилась с ней, ведь она и впрямь совершила глупость, за которую следовало бы золотую медаль, если бы Магнус вдруг не рыкнул на Клаудию:
— Угомонись!
Эйкен судорожно выдохнул и поменял направление. Мелина проводила его пустым взглядом, пока Магнус всё ещё хмуро смотрел на невозмутимую Клаудию. Пайпер на секунду показалось, что от него пахнет дымом.
— Где Третий? — осмелев достаточно, спросила Пайпер.
Эйкен опять выдохнул и поменял направление. Стелла встала, обошла всех, потёрлась обо все руки, до которых смогла дотянуться, и села, уставившись на двери в конце коридора.
— Я оповещу леди Эйлау, — глухо произнесла Мелина, когда никто так и не ответил на вопрос Пайпер. — Встретимся позже.
— Не болтай лишнего, — бросила ей Клаудия.
Пайпер ощутила, как её сердце в страхе сжалось.
— Что-то случилось?
Эйкен в третий раз выдохнул и сменил направление. Несколько теней, оставивших его тело, ползли следом.
— Да, случилось, — наконец подтвердила Клаудия. — Помнишь, ты надоедала мне с тем глупым вопросом?
Пайпер не успела даже подумать, о каком именно вопросе шла речь, — у неё их было тысяча без учёта тех, что можно было отнести к категории уточняющий, — как Клаудия добавила, горько усмехнувшись:
— Я поняла, что не так.