Возможно, Эйлау была слишком прямолинейна и настойчива, но чары, даруемые Сердцем, которым она не обладала, нужно было как-то компенсировать, и потому она выбрала исключительно человеческие черты характера, которые ей так нравились. В Диких Землях прямолинейность и настойчивость были так же важны, как и правда.
Однако впервые эти качества вступили в противоборство с правдой, ведь раскрыть её сейчас — значит подвергнуть их всех опасности. Клаудия, эта самоуверенная смертная девчонка с мёртвыми, что раскрывали ей чужие секреты, прекрасно понимала это, чего нельзя было сказать о Первой, такой же самоуверенной и смертной, да ещё и пугливой. Никогда прежде собеседники Эйлау не сдавались так быстро под её довольно слабым напором. Впрочем, когда девчонка, испугавшись, просто сбежала, Эйлау решила, что у неё ещё будет время поговорить с ней и убедить, что им следует быть на одной стороне.
Кто же знал, что всё нужно закончить следующим вечером.
Клаудия передала, что сегодня Третий будет обедать с Розалией, чтобы не смущать ни её, ни леди Эйлау, и потому сейчас в покоях феи было лишь шестеро, исключая её саму. Приближённые, обычно удостаивающиеся подобной чести, но не приглашённые сегодня, наверняка оскорбились, что было исключительно их проблемой.
— Вина? — миролюбиво улыбнувшись, предложила она Магнусу.
С ним всегда было приятно пить, — чего нельзя было сказать об остальных спутниках Третьего, — однако сейчас он был трезв, как стёклышко, и даже не притронулся к чаше. И к еде не притронулся. Никто не сделал этого. Кроме разве что Стеллы, но у той всегда был хороший аппетит. Прямо сейчас она с невозмутимым видом ела зажаренного цыплёнка и лишь изредка поглядывала на Клаудию, пустым взглядом смотрящую перед собой.
Эти дети были слишком юны, чтобы уметь правильно реагировать на подобного рода… неожиданности, но Эйлау искренне восхищалась ими. Это чувство зародилось в ней в первую же встречу, когда Третий, всё ещё немного не в себе, обдумывал ответы на вопросы до того долго, что Клаудия вмешивалась, ничуть не смущённая этим. Она говорила до того уверенно, со знанием дела, что феи, сопровождавшие Эйлау, возмутились вмешательством далеко не сразу, лишь после того, как их шок прошёл. История повторилась, когда вечно прямолинейная и солнечная Стелла, на самом деле не знавшая, что такое солнце, ворвалась в Тоноак вихрем чистых эмоций. Каждый раз феи из свиты Эйлау были удивлены, — они просто не понимали, как эти люди, почти ничем не отличающиеся от других, сумели завоевать доверие Третьего, почему не боятся его, — что веселило её и определённо продлевало серую скучную жизнь.
Сейчас ей было не до смеха. По крайней мере, искреннего.
Эйлау уже видела такое: в день Вторжения, когда бывшие наследники Сердца и феи, служившие королеве Ариадне, понимали, что им не спастись. Человеческие дети, сидящие с ней за одним столом прямо сейчас, тоже это понимали. Им не спастись, если они не будут действовать быстро и решительно.
— Вина? — повторила Эйлау своё предложение.
Магнус, обычно не позволявший себе проявлять дурное настроение в присутствии Мелины, громко, презрительно фыркнул. Дикие Земли сильно исказили его естественное старение, позволив вечно быть двадцатисемилетним, — или двухсот двадцатисемилетним, если уж не забывать про время, прошедшее со Вторжения, — но он никогда не переставал демонстрировать ребяческие черты своего характера. Сейчас он был зол, очень сильно зол, и если бы Эйлау была в этом виновата, он бы уже давно убил её.
— Милая, — проворковала Эйлау Пайпер, ничуть не смущённая отсутствием ответа или хотя бы его более приличным подобием, чем презрительное фырканье, — ты совсем ничего не съела. Нельзя вечно полагаться на магию Третьего, особенно сейчас.
Пайпер вскинула голову и возмущённо уставилась на неё. Золотые глаза не горели магией, но перекошенное в недовольстве лицо идеально отражало все чувства, которые сальватор пыталась скрыть. С учётом того, как информацию преподнесла Клаудия, в голове и сердце у Первой, должно быть, сплошной беспорядок.
— Я не могу заглянуть к тебе в душу, но я прекрасно знаю, что ты чувствуешь и о чём думаешь. В этом и есть разница между нами.
— Вы не знаете, — возразила Пайпер таким тоном, будто слова вырвались из её рта исключительно инстинктивно.
— Разве? Я знаю про кертцзериз достаточно, чтобы понимать то, чего не понимаешь ты.
Во многих легендах было сказано, что феи, пришедшие в Сигрид, поначалу лишь игрались с людьми — недолго живущими и не владеющими чарами, иными словами, являющимися лишь бледной тенью фей тех времён. Это было интересно: говорить то, чего люди не понимали, путать их, заключать сделки, заглядывать в души при помощи очень сильных чар. Жаль, что теперь это было доступно лишь избраннику Сердца, даже наследники не могли хотя бы на шаг приблизиться к подобным чарам.
Но Эйлау довольствовалась словами, прямолинейными и настойчивыми. Она знала, что Первую лучше не злить, что теперь Третий уж точно убьёт любого, кто посмеет навредить ей хотя бы словесно, но не поддаться искушению было сложно. Тоноак был самым живым и цветущим местом во всех Диких Землях, но даже он со временем становился скучным, серым и даже мёртвым. Лишь многочисленные гости, среди которых всегда были люди, делали его ярче.
Эйлау с особым вниманием следила за сменой эмоций на лице Пайпер. Одно из немногих извращённых удовольствий, ещё доступных в этом мире — обладать знаниями и дразнить ими других, особенно тех, кто, в теории, должен уже располагать ими. Даже если родной мир считается Вторым.
— Что такое кертцзериз? — наконец спросила Пайпер, едва не зажевав вопрос в недоверии и смущении.
Прелестная девочка. Эйлау надеялась, что её сломали недостаточно, иначе это будет очень горько.
— Особая связь, священная для великанов, — пожав плечами, пояснила она.
— Это я знаю, но что конкретно она из себя представляет?
Прелестная девочка. Её любопытности можно только позавидовать, и то исключительно в положительном ключе.
— Не великанам никогда не понять сути этой связи, — будничным тоном начала Эйлау, медленно переводя взгляд с одного присутствующего на другого. Исключая её, Мелину и Пайпер, остальные были кертцзериз, но лишь в одну сторону. — Но говорят, что кертцзериз — это часть души.
— Родственные души что ли? — непонимающе уточнила Пайпер.
— Нет, ни в коем случае. Родственные души — это выдумка, ты разве не знаешь? Как это глупо: утверждать, что душе одного живого где-то предназначена душа другого живого… Это не может быть так просто. Мы, феи, клянёмся душой, но даже наши души нельзя называть родственными.
— И-и-и… — неуверенно протянула Пайпер, после чего осторожно оглядела хмурого Магнуса, спокойную, отстранённую Клаудию, невозмутимую Стеллу и бледного Эйкена, никак не отреагировав на подозрительно сощуренные глаза Мелины. — Что же это, если не родственные души?
— Часть души, — терпеливо повторила Эйлау, улыбаясь. Ей было не до настоящего смеха, но ведь феи клянутся душой, а не телом. — Лишь небольшая её часть, вмещающая любовь и преданность, но иногда даже одной этой части достаточно, чтобы великан чувствовал себя полноценным.
— У Киллиана, например, нет кертцзериз, — неожиданно вмешалась Клаудия, медленно и даже вальяжно складывая руки перед собой. — Третий, возможно, мог бы стать его кертцзериз, но… Нет, — изменившись в лице, исправилась она. — Прошло слишком много времени. Зато Киллиан для Третьего — кертцзериз.
— И впрямь односторонняя связь? — для чего-то уточнила Пайпер.
— И впрямь, — подтвердила Эйлау.
— Мы все люди, — продолжила Клаудия, — но для Третьего стали кертцзериз. Ты с недавнего времени в том числе.
Казалось, в сознании Пайпер произошёл сильнейший сдвиг. Эйлау хлебнула вина, поймав на себе вопрошающий взгляд Мелины, сидевшей по правую руку, но не ответила на него. Гораздо интереснее наблюдать за развитием событий в том случае, если ничего не отвлекает.
— Я? — наконец выдавила Пайпер.
— Нет, что ты, — возразила Клаудия с серьёзным лицом, — я просто пошутила, ведь сейчас самое время для шуток.
Эйлау подавила улыбку, расцветшую на губах. Ей бы стать более серьёзной и внимательной и думать, что она сможет вспоминать об этом разговоре позже, много лет спустя, если всё удачно сложится, но остановиться было трудно. Самые жестокие ситуации всегда встречались ею с улыбкой.
— Ладно, признаю, я глупая, — спустя непродолжительную тишину произнесла Пайпер, скрипнув зубами. Что-то подсказывало Эйлау, что она едва сдерживается, чтобы не схватить лежащий перед ней нож и не пырнуть им Клаудии. Возможно, её останавливал лишь Магнус, даже в таком паршивом настроении способный моментально перехватить её руку. — Что ты хочешь сказать?
— Третий не разбирается в большей части того, что чувствует. Иногда он даже не понимает отношений между людьми. Но он старается. Может, он и не уточняет, в чём суть его любви к своим кертцзериз и какую именно любовь он испытывает к тебе, но я-то знаю, что это лишь потому, что он сам этого не понимает. Мы стали частью его личности и души, и ты, нравится тебе это или нет, тоже. Может быть, даже больше, чем мы. Не забывай, что вы одной магии.
— К чему ты это? — пробормотала Пайпер, собрав руки на груди. Спрятать вдруг задрожавшие ладони, всё ещё заметные мозоли и царапины, закрыться ото всех. Эйлау не нужны были чары Сердца, чтобы прочитать это.
— К тому, что завтра тебе придётся отвлекать его, пока мы не сделаем то, что должны.
— Наконец мы дошли до самой интересной части! — восхищённо зааплодировала Эйлау. — Итак, начнём, пожалуй, с…
— Нет.
Это «нет» было сказано таким тоном, что Эйлау сразу почувствовала: секундная пауза позже — предупреждение. Следом за ней была магия, давящая и одновременно яркая, настолько, что Эйлау на несколько секунд потеряла контроль над собственными чарами.
— Однако ты явно умеешь меньше, чем следовало бы, — всё же заметила она вслух.
— Уж извините, — огрызнулась Пайпер и тут же, почти не делая паузы, продолжила: — Я не буду отвлекать Третьего. Он сразу поймёт, что не так.
— Как пожелаешь, — легко согласилась Клаудия. — В таком случае умрёт сначала он, а мы следом за ним, и ты никогда не вернёшься в свой мир.
— Это же не может быть единственным выходом.
— Но является им, — глухо вставил Магнус, закрыв лицо руками. — Ракс… Я не смогу поднять меч.
— Сможешь, — жёстко произнесла Клаудия. — Сможешь и сделаешь.
Стелла, наконец оторвавшись от обеда, целиком и полностью перешедшего к ней в связи с потерей аппетита у остальных, начала:
— Если так нужно, я могу…
— Нет, — перебила Клаудия. — Сокрушитель в твою руку не ляжет, даже не пытайся.
— Он возненавидит нас, — наконец озвучил Магнус то, о чём Эйлау думала с самого начала обеда.
— Ты настолько ранимый? — фыркнув, уточнила Клаудия.
— Я? Боги, Клаудия, я не ребёнок. Мне плевать, если меня кто-то ненавидит. И я смирюсь, если это будет Третий, но… Мне не больно от того, что он нас возненавидит, правда, — с неуместным смешком повторил он. — Мне больно от того, что он поймёт: те, кому он доверял, заслуживают ненависти. Я просто не хочу, чтобы он страдал.
— Но будет, если мы не сделаем этого.
Жаль, что эта самоуверенная смертная девчонка с мёртвыми, что раскрывали ей чужие секреты, изначально не попала к феям. Впрочем, если бы она жила в подобных условиях, пусть и в Диких Землях, она бы не стала такой жёсткой, прагматичной и прямолинейной. Сломалась бы раньше, чем Эйлау успела создать из неё хоть что-то — совсем как Первая, растерянно переводящая взгляд со спорящих Магнуса и Клаудии.
— Он доверяет нам! — почти отчаянно повторил Магнус. — Страхи и сомнения уничтожат его, когда он поймёт, что мы сделали!
— Тогда давай позволим скверне уничтожить его, — не отводя глаз, сказала Клаудия. — Пусть умирает долго и мучительно. Это ведь намного лучше, чем самим разобраться с проблемой, верно?
Возможно, не будь у них так мало времени, она была бы чуть более мягкой. Обратила бы внимание, что бледность Эйкена уже становится болезненной, а тени всё чаще беспорядочно срываются с тела и окружают его, будто хотят защитить. Указала на то, что Пайпер следует поесть по-нормальному, а Магнусу — просто принять неизбежное. Одна только Стелла, казалось, не вызывала у неё вопросов, но наверняка лишь потому, что в волчице взыграли привитые Охотой черты. Или же она просто хорошо прятала свои чувства, поедая цыплёнка, к которому никто, кроме неё, не притронулся.
Для Эйлау люди всегда были самыми загадочными существами Сигрида.
Сдавшись, Магнус наконец взял чашу с вином и в один глоток опустошил её.
— Ещё вопросы? — равнодушно уточнила Клаудия.
Эйлау следила за перекошенным лицом Первой, критически поджатыми губами и злостью, читаемой в золотых глазах. Прекрасное сочетание, способное двигать вперёд. Эйлау искренне надеялась, что девушка поняла: Магнус прав. Третий возненавидит их за то, что они собираются сделать, а после возненавидит себя сильнее за то, что позволил этому случиться. Он сломается раньше, чем поймёт, что так было нужно. Но и Клаудия была права: если они не сделают то, что собираются, Третий умрёт.
Не вечно же только сальваторам всех спасать. Они, если кто-нибудь из сигридцев вообще помнил об этом, были ведущими к спасению, а не полноценными спасителями.
— Мне это не нравится, — тихо и яростно произнесла Пайпер, чем вызвала улыбку Эйлау. — Но я сделаю это.
— Чудесно, моя дорогая, — не преминула похвалить фея. — Сломай его раньше, чем он сломается сам.
Пайпер смерила её уничижительным взглядом, на который Мелина мгновенно отреагировала. Она уже расправила плечи и готовилась подняться на ноги, но Эйлау лёгким движением руки остановила её и сказала:
— Лучше подготовь мои доспехи.
Это может быть очень жестоким боем.
— Мне понадобится платье, — будто нехотя произнесла Пайпер. — И, желательно, очень красивое.
Эйлау хищно улыбнулась.
— Будет тебе платье, Первая.
***
Стелла никогда не понимала, почему Тоноак называют городом света и знаний. Даже Твердыня Кродоу, бога знаний, где она была лишь несколько раз, не помогала ей этого понять. Знания хранились в любом, даже самом ужасном уголке Диких Земель, а света в Тоноаке было немногим больше, чтобы так выделять его.
Она не отправилась вместе с Магнусом, Мелиной и Эйкеном в Твердыню, решив, что лучше остаться во дворце вместе с Пайпер и Клаудией. После обеда у леди Эйлау они были тихими и молчаливыми, что очень не нравилось Стелле. Она плохо понимала, что им следует делать сейчас, и нуждалась в объяснениях Клаудии — вечно правильных и неизменно звучащих в самое подходящее время. Но Клаудия осталась у леди Эйлау, и Стелла знала, что разговор, ради которого девушка задержалась, был очень неприятным. Куда она делась потом, волчица не знала.
— Что ты читаешь? — наконец спросила она, устав просто лежать на столе.
Дворцовая библиотека не шла ни в какое сравнение с Твердыней Кродоу, но и без того поражала размерами и убранством, слишком роскошным для подобного места. Везде была идеальная чистота, на полках высоких шкафов из дуба — ни пылинки, будто библиотекари и слуги вычищали каждый клочок пространства. Все книги были расставлены согласно порядку, которого Стелла не знала, — то ли по алфавиту, то ли по категориям, то ли ещё как-то странно, — и выглядели очень гармонично и аккуратно, хотя возраст некоторых переваливал за несколько тысяч лет. Горели все свечи в огромных железных люстрах, но ни капельки воска не падало вниз, не оставалось на мраморном сером полу или дубовых столах, за одним из которых и расположились Пайпер и Стелла. Пару часов назад леди Эйлау, отказавшись от предложения главного библиотекаря, озвученного раболепным тоном, выдала Пайпер учения, которые должны были помочь продержаться им всем до завтрашнего вечера. Солнце, которого они не видели, уже должно было спрятаться за горизонтом, и всё равно Стелла чувствовала, что времени слишком много и мало одновременно.
— Это исследования Рилинда, — посмотрев на кожаную истёртую обложку книги, которую она читала, ответила Пайпер. — Если правильно поняла, он жил за триста лет до Вторжения и изучал связывающую магию.
— Третий изучает то же самое? — просияв, уточнила Стелла.
— Нет, немного другое. Я пытаюсь понять, как передать вам частицы Силы через связку, которой он не заметит, а Третий наверняка ищет что-нибудь, что поможет Розалии.
— Ничего не поняла, — пробурчала Стелла, кладя подбородок на стол.
Она не была глупой, ни в коем случае. Будь она глупой, умерла бы ещё в самом начале, когда Катон нашёл её. Или же не обратилась бы волчонком, который вождю Дикой Охоты был явно симпатичнее, чем девочка, не способная ничего объяснить. Но магические исследования, научные труды, письменность и чтение, в конце концов — всё это для Стеллы до сих пор было тёмным непроходимым лесом.
Ей написание сигридского совсем не давалось. Стелла умела говорить на нём, знала даже несколько фраз из других языков, но вот с письмом — сплошная тьма. Лишь с помощью магии Третьего, которая временно передавала его знания из определённой области, Стелла могла что-то написать. Но как только магия ускользала, она опять не могла удержать перо в руках. С чтением дело обстояло не лучше. Иногда она понимала, что значит то или иное слово, иногда нет, но чаще всего она видела именно набор каких-то закорючек, которые было очень трудно отличить от других. Сколько бы раз Стелла ни пыталась читать и писать, сколько бы раз Третий лично ни брался за её обучение, в результаты был лишь скулёж Стеллы, которая превращалась обратно в волчицу и прятала глаза под лапами. Ей не нравилось, что она была такой необразованной, что даже Эйкен, раньше не понимавший ни слова, говорил и писал так свободно, а она — нет. Даже если дело было в воспитании, которое дала Дикая Охота, и её образе мышления, немного отличающемся от образа мышления остальных.
Она старалась не показывать разочарования в самой себе, но, видя, с каким упорством Пайпер ищет ответ среди книг, на которые ещё месяц назад недоверчиво косилась, Стелле становилось едва не физически больно. У неё было почти тридцать лет, чтобы научиться читать и писать, самостоятельно, но…
Стелла выпрямилась, тряхнула светлой головой и даже похлопала себя по щекам. Она — молодец. Она делает всё, что в её силах, и не нужно лезть туда, где и без неё справляются. В конце концов, она едва не лучшая охотница. Даже великаны, прирождённые охотники, за свою историю успевшие сделать из этой деятельности целый обряд, не шли с ней в сравнение. Она убеждала себя, что дело в её волчьей сущности, а не в воспитании Охоты, и была этим довольна.
— Так ты нашла что-нибудь? — стараясь изобразить улыбку, спросила Стелла.
— Наверное, — глухо отозвалась Пайпер. — Хотелось бы понять, что, чёрт возьми, значит вот это… но нельзя же спросить у Третьего, да? Вот бы Джинн был здесь…
— Наверное, и он что-то нашёл, — ободряюще подхватила Стелла. — Он очень умный и всегда находит ответы на все вопросы.
— Прямо-таки всегда?
— Без исключений.
— Может, откроем портал? Захватим его, пусть помогает.
Стелла в ужасе округлила глаза.
— Но тебе было так плохо в прошлый раз!
— Да я пошутила…
— А-а-а… — Стелла заёрзала на стуле, вдруг показавшемся неудобным, и недоверчиво сощурила жёлтые глаза.
Пайпер было не просто плохо после открытия портала. Ветон говорила, что, не вмешайся Третий ещё в самые первые секунды, последствия были бы куда более ужасными. Стелла, тогда рвавшая посмевших напасть на них тварей на части, лишь краем глаза видела, что Пайпер сумела прорваться к Третьему. Следующее, что она ощутила — это холод камня, припорошённого снегом, и упавших на неё Клаудию и Пайпер. Довольно неприятное приземление, но уж точно не для них.
Третий и Джинн говорили, что Дикие Земли ограничивают Пайпер не так, как их. Она отвоёвывает у мира право на магию, даже не осознавая этого, но использует лишь крохи доступной ей Силы.
Стелла искренне надеялась, что в этот раз она использует всю магию.
***
В пользу Тоноака шли прекрасные комнаты и сытные яства, вкуса которых, однако, Розалия почти не различала. В противовес этому она отметила полное отсутствие реакции у стражников, слуг, лордов и леди, с которыми она имела удовольствие, — или неудовольствие, учитывая их холодность, — познакомиться накануне.
Розалия не смогла бы объяснить, как оказалась под стенами Тоноака, как прошёл разговор с леди Эйлау, управлявшей городом. Всё это было размыто и произошло будто не с ней. По-настоящему осознавать произошедшее она стала лишь после того, как несколько дней назад в покои, где её разместили, вошла незнакомая девушка. Она была среднего роста, с чёрными, остриженными по линию подбородка волосами и чёлкой, одетая во всё такое же чёрное и серое, почти бесформенное, но многослойное, через что, однако, прослеживалась её худая бледная фигура и острые углы. Самым странным, что увидела Розалия, были абсолютно чёрные губы, будто девушка использовала чернила, но она не посмела сказать об этом вслух. Это было неприлично и невежливо, особенно по отношению к тем, кто так любезно принял её и сообщил, что Третий скоро будет.
Розалия считала странным, что его называют Третьим, но на любые вопросы относительно неупоминания его имени не отвечали. С ней говорила только хмурая девушка с чёрными губами, которая назвалась Клаудией, но даже она не говорила многого. В основном только о том, что Розалии пока лучше не покидать покоев, благо они были большими и могли похвастаться всеми развлечениями, столь необходимыми юной принцессе. Еду приносили сюда же, здесь же она узнавала от Клаудии о Диких Землях и Третьем в том числе.
Она многое знала, но не смогла бы сказать, откуда. Это знание просто было внутри неё, о чём она, однако, не стала говорить Клаудии. Розалия слишком ценила общение с единственным человеком, который обращал на неё внимание. Леди Эйлау заперла её в покоях едва не сразу же, будто ей было противно даже смотреть на Розалию, — чего она, разумеется, не делала, — но принцесса не винила её. Явившись без приглашения, даров и клятв, она нарушила уйму правил. Чудо, что ей вообще разрешили остаться.
Вторым чудом стала некая Стелла, умевшая превращаться в волчицу. Розалия пыталась держаться величественно, серьёзно, как и подобает настоящей принцессе, но у Стеллы-волчицы была очень мягкая шерсть. Настолько, что в ней, наверное, можно утонуть. Розалия неустанно напоминала об этом, но ни Стелла-человек, ни Стелла-волчица не реагировала. Говорила только Клаудия, и на осторожный вопрос Розалии о том, почему так, ей ответили, что дело в элементарном человеческом напряжении. Стелла нервничала, и только, но причин её переживаниям Клаудия не называла.
Впрочем, когда Розалия наконец увидела Третьего, одну из причин она разгадала и без лишних подсказок. От него пахло чужой кровью и дымом, и он наверняка пытался скрыть эти запахи, чтобы не пугать её, но Розалия не была напугана. Она была рада, что спустя столь долгое время наконец увидела Третьего.
Рядом с ним был рыцарь, почему-то начавший бормотать какую-то чушь, но Стелла и Клаудия увели его. Мальчик с чёрными рисунками на левой половине лица какое-то время стоял, пустым взглядом смотря перед собой, но ушёл, так ничего и не сказав. Розалия бы забеспокоилась, ей было крайне важно произвести хорошее впечатление на спутников Третьего, но в этот момент он подхватил её и обнял, как делал ещё в детстве, и крепко прижал к себе.
Розалия не смогла бы объяснить, как оказалась здесь, в этот моменте, но она была безумно рада. Она помнила, что, когда тяжело заболела, Третий был далеко. Но теперь он рядом с ней, и он её не отпустит.
Он и не отпустил, держал крепко и аккуратно одновременно, как когда-то фарфоровую кулку от известного фейского мастера, которую он подарил ей на седьмое день рождение. Розалия была вне себя от радости, но та радость не шла ни в какое сравнение с нынешней. Она не понимала, кто она и что происходит, но верила, что пока рядом Третий, всё будет хорошо. Он всегда защищал её и всех остальных. Он всегда придумывал, как решить сложные задачи и избежать крупных проблем.
Он был немного другим.
Когда он наконец соизволил немного ослабить хватку, — но не поставить её на ноги, ни в коем случае, — Розалия внимательно изучила его лицо. Всё те же острые скулы, прямой нос, голубые глаза и тонкие губы, ни на секунду не перестававшие расплываться в улыбке. Чёрные волосы взлохмачены, что было нехарактерно для него, ведь он всегда выглядел безупречно, и одежда определённо помятая, будто он успел поспать в ней. Розалию такие мелочи не волновали. Она просто смотрела, радуясь, что он здесь, и изо всех сил сдерживая слёзы. Но когда Третий сам расплакался, прижавшись к ней вновь, она наконец прекратила перебарывать себя.
— Это и вправду ты, — пробормотал он, гладя её по волосам.
— У тебя были сомнения?
Розалия даже не знала, с чего бы им взяться, и потому вопрос прозвучал быстро и, возможно, даже резко. Но Третий усмехнулся, бережно утёр её щёки.
— Киллиан пытался меня отговорить. Он был уверен…
— Что?! — удивлённо воскликнула Розалия. — Дядя Киллиан?..
— Он жив, — с улыбкой ответил Третий. — Он ждёт нас в Омаге.
Розалия едва не подавилась воздухом. В голове всё было так спутано, будто несколько клубков ниток перемешались, но среди них наиболее отчётливым было воспоминание о дяде Киллиане. Он месяцами не покидал ребнезарской столицы, поддерживая и её, и её мать, королеву Жозефину. Он был рядом почти всё время, рассказывал о своих плаваньях, показывал различные иноземные диковинки, приказывал готовить её любимые блюда и не жалеть сладкого. Он был рядом, пока она…
… она умирала?
Нет, это невозможно. Розалия тяжело болела, но не более того. Если бы она умирала и умерла, она бы не была здесь, с Третьим.
— Он ждёт нас, — повторила она дрогнувшим голосом. — Он правда ждёт нас?
— Разумеется. Он будет ждать нас столько, сколько потребуется, ты же знаешь.
Но Розалия не хотела ждать. Она хотела сорваться с места и отправиться в Омагу прямо сейчас, где бы она ни находилась — из слов Клаудии этого так и не удалось понять. География Диких Земель была очень непривычной и пугающей, однако Розалия пообещала себе, что будет храброй. Ради Третьего, который нашёл её, ради дяди Киллиана, который ждёт их в Омаге.
— Но для начала нам нужно избавить тебя от влияния хаоса.
Розалия совсем не поняла, что это значит. Но согласилась, ведь это был Третий. Даже ещё не став сальватором, он быстро понимал, как работает та или иная магия, чем приятно удивлял Шераю и Уалтара в том числе. Он всегда был самым умным, ведь постоянно читал какие-то скучные книжки, которые совсем не интересовали Розалию.
Она не представляла, чего ей ожидать, и даже довольно подробных объяснений Третьего ей было мало. Она лишь понимала, что каким-то образом внутри неё хаоса больше, чем должно быть, — откуда он? — и что от него нужно избавиться. Розалия согласилась, ни на секунду не засомневавшись в намерениях Третьего и эгоистично возрадовавшись тому, что весь оставшийся день он был с ней.
По его приказу слуги принесли все необходимые магические книги, что хранились в дворцовой библиотеке в специальном секторе, куда не допускали обычных фей. Он изучал их в покоях Розалии, пока она, не найдя себе дела, серебряным гребнем расчёсывала ему короткие волосы, пытаясь уложить их во что-то более приличное, и говорила о том, что помнила. Чудесные сады, полные милых драу, приятный человек, всегда помогавший ей. Розалия не помнила его лица и имени, помнила лишь голос, и Третий очень аккуратно проверил её с помощью магии, но ничего не обнаружил. Возможно, он слишком устал.
Он был бледнее обычного и делал перерывы чаще, что спустя пару часов начало беспокоить Розалию. Она всё время была рядом, поддерживала его, напоминая, что согласна на что угодно, лишь бы избавиться от хаоса, чем неизменно вызывала его улыбку. Он улыбался реже, чем раньше, но, очевидно, намного чаще, чем в последнее время. Розалия предположила это по озадаченному лицу Клаудии, когда та навестила их ближе к ночи. Она принесла поднос с ужином и поставила его на пустую часть обеденного стола. Другая была занята книгами и древними записями, в которых Третий упорно искал ответ, и как бы сильно он не любил Розалию, он ни за что не позволил бы есть ей рядом со столь бесценными знаниями.
Она послушно пересела за другую часть стола, стараясь быть тихой и незаметной. Клаудия придвинула стул поближе к Третьему и села, уставившись на него так, что даже Розалии стало неуютно.
— Ты хочешь мне что-то сказать? — не поднимая глаз, спросил Третий.
— Если ты сумел избежать сегодняшнего обеда, это не значит, что сумеешь избежать завтрашнего пира.
— Для начала мне нужно помочь Розалии.
Розалия постаралась не вздрогнуть, когда он едва заметным движением ладони указал на неё. Ей не хотелось признаваться, что с ней что-то не так, причём настолько, что Третьему пришлось оградить её покои какими-то сигилами, но она бы никогда не усомнилась в нём и его уме.
— Полагаю, будешь искать ответ всю ночь?
— Если потребуется.
— Следовало подождать Джинна. Он наверняка что-нибудь, да нашёл.
— Что насчёт тебя?
— Ничего. Лишь старые ритуалы, так и не ставшие ритуалами воскрешения. Обыденность прошлого Сигрида.
Розалия поёжилась. Третий не говорил об этом вслух, но, очевидно, предполагал, что с ней произошло что-то подобное. Тяжёлая болезнь сломила её, но хаос каким-то образом будто воскресил. Не по-настоящему, конечно. Розалия ведь не умирала…
… она же не умирала?
— Значит, буду искать всю ночь.
— Когда ты в последний раз отдыхал? — и, не дав ему даже рта открыть, ядовито добавила: — Исключая той ночи, кто ты заснул в обнимочку с Пайпер.
Розалия насторожилась. Само общение с Клаудией было… тёплым, приятным, как между старыми добрыми друзьями. А ведь Клаудия, если Розалия правильно поняла, знает Третьего не так уж давно. Даже с невестой, которую ему обещали, он был более холодным и позволил себе чуть более тёплые обращения лишь после того, как был выбран Арне в качестве сальватора и помолвка стала недействительной.
И кто такая Пайпер, что Третий спал с ней в обнимку?..
— Я не понимаю, к чему ты клонишь, — бесстрастно отозвался Третий, не отрываясь от перевода древнего трактата.
— Магнус обвинил бы тебя в чёрствости.
Розалия хотела ухватиться за новое имя, но что-то помешало ей. Какое-то внутренне ограничение, словно знавшее, что сейчас лучше не вмешиваться.
— Я не понимаю, где в моих действиях и словах вы распознали чёрствость. Я делаю лишь то, что должен.
— Вот как, — отстранённо выдала Клаудия, поднимаясь на ноги. — И мы делаем лишь то, что должны. Не забывай, завтра тебе нужно показаться на пиру леди Эйлау. Желательно вместе с Пайпер, иначе она что-нибудь испортит.
— Она достаточно умна, чтобы не делать этого.
Не обратив внимания на почти умоляющий взгляд Розалии, обращённый на неё, Клаудия прошла к дверям, слабо мерцающими из-за нанесённых на них сигилов. Девушка остановилась, коснулась одного из сигилов тонкими пальцами и пробормотала:
— Вот бы мы все были достаточно умны.
— Что? — уточнил Третий, но Клаудия ушла, громко закрыв двери.
— Она такая… страшная, — осторожно заметила Розалия, так и не притронувшись к еде.
— Она не страшная, — ласкова ответил Третий. — Клаудия просто переживает за меня.
— Почему? Ты что, любишь её?
— Я много кого люблю. Тебя и Киллиана — сильнее всех.
Розалии не понравился такой ответ. Она надулась, отодвинула поднос с едой и демонстративно собрала руки на груди. К сожалению, её упрямство длилось меньше половины минуты.
— Почему она говорила о воскрешении?
Он наконец поднял голову и посмотрел на неё взглядом, который она не сумела прочитать.
Странно. Она всегда по одному взгляду понимала, о чём думает Третий и что чувствует.
— Ты не помнишь? — тихо спросил он.
— Чего? — настороженно уточнила Розалия.
Третий выдохнул, прикрыв глаза, и замер. Он никогда не был хрупким, даже при его телосложении, лишь немногим уступавшем Алебастрову, но впервые показался ей таким. Будто состоял из тончайшего стекла, которое уже давно трескалось и лишь чудом не рассыпалось.
— Ты умерла, — наконец произнёс Третий, всё ещё держа глаза закрытыми. — Ты умерла, моя маленькая принцесса, за полгода до Вторжения.
Сейчас даже обращение, от которого она всегда сияла, не смягчило услышанное.
Розалия не понимала, как это возможно. Если бы она умерла, она бы не была здесь, верно?.. Она была бы среди предков на далёком севере, откуда их голоса доносились до живых. Она была бы вместе со своей семьёй, — Третий рассказал, что они погибли во Вторжении, но не уточнял, как именно, а она почему-то не пыталась его расспросить, — но она сидела напротив Третьего, дышала полной грудью и чувствовала запахи сомнений и страха, что окутали его…
…не так хорошо, как могла бы. Что ж, должно быть, дело как раз в этом самом воскрешении. Странном и непонятном.
— Я умерла? — едва слышно переспросила Розалия. — Нет, я не могла… Я же здесь?..
— Благодаря хаосу. Но хаос и магия ближе, чем привыкли думать сигридцы. Я найду способ разорвать твою связь с хаосом и создам новую. Свяжу с собой, если понадобится. Ты жива сейчас исключительно благодаря хаосу, но я исправлю это, обещаю. Ты будешь жить так же, как раньше.
— Дяди Киллиан знает?
— Предполагает.
— Но если это хаос… Вы ведь боролись с ним. Ты, Йоннет, Масрур и Аннабель. Как это возможно?..
— Я не знаю, моя маленькая принцесса. Но обещаю, что узнаю. У нас ещё есть время…
— Я опасна? — взволнованно перебила Розалия.
— Нет, что ты. — Третий поднялся, подошёл к ней и присел рядом с ней так, что их взгляды оказались на одном уровне. Розалия даже смогла рассмотреть своё перепуганное лицо в его глазах, ставших на тон светлее. — В этом мире полным полно людей с хаосом внутри. Во мне его едва не больше всего. Но мы не опасны. Нужно только научиться этим управлять, но жить за его счёт нельзя. Понимаешь меня?
Розалия не понимала, но согласилась. Она кивнула головой, приподняв уголки бледных губ в улыбке, но ответной реакции не получила. Третий выпрямился, прижал пальцы к виску. В свете зажжённых свечей, разгонявших мрак ночи, блеснул его перстень на среднем пальце левой руки.
— Тебе плохо? — стараясь скрыть чрезмерное беспокойство, пролепетала Розалия.
— Нет, нет… Должно быть, Пайпер использует Силу. Я всегда это чувствую, просто сейчас… этого так много.
— Кто такая Пайпер?
Третий удивлённо моргнул.
— Клаудия тебе не рассказала?
— Нет… — почему-то стыдливо отводя глаза, ответила Розалия. — Но она сказала, что ты с ней спал в обнимку… Почему? Ты что, любишь её?
— Я много кого люблю, — совершенно искренне ответил Третий, ни на долю секунды не задумавшись над ответом.
— Но ты сказал про Силу. Сила ведь была у Йоннет… — ах да, Йоннет погибла во Вторжении. Клаудия почти не касалась этой темы, да и Третий был жаден на подробности, но она не винила его. — Пайпер — сальватор Силы?
— Именно.
— У неё хорошо получается?
— Достаточно, чтобы наши враги боялись.
— Ваши враги? — подозрительно сощурившись, повторила Розалия. — Ты что, готовишь её к войне?
— Ни в коем случае, — неожиданно резко произнёс Третий, и Розалия едва не втянула голову в плечи, услышав его тон. — Я лишь обучаю её тому, что сам знаю о Силе.
— А что насчёт других сальваторов? — почти пропищала она, не понимая, чего боится. Третий никогда не пугал её, не кричал и не ругал, но сейчас он был… немного иным. Самую малость не таким, каким помнила его Розалия.
— Только сакрификиумы решают, кто, где и когда станет их сальватором. Но я надеюсь, что они будут достаточно милосердны и позволят мне познакомиться со своими избранниками.
Выходит, пока что были только Время и Сила… Розалия не понимала, почему, но решила, что это следует запомнить.
Она хотела бы запомнить ещё что-нибудь, пусть и не такое важное или впечатляющее, но храбрость вдруг оставила её. Третий терпеливо ждал, когда она скажет хоть что-нибудь, но Розалия только выдавила улыбку, наконец взяла столовые приборы и обратила внимание на ужин. Только секундой позже она поняла, что ужин был на одного человека.
— А как же ты? — тут же спросила она, вскинув голову.
— Я не голоден, — спокойно ответил Третий, вернувшись на своё место.
— Совсем-совсем?
— Совсем-совсем, — вторил он.
— Это странно, — пробурчала Розалия.
— Ешь, пока не остыло. Клаудия проявила удивительное добродушие, принеся тебе ужин, и её лучше не расстраивать.
Розалия не боялась Клаудии, но мысль, что девушка будет расстроена и, возможно, даже оскорблена, если её добродушием не воспользуются, кольнула очень неприятно. Розалия послушно съела всё принесённое, почти не чувствуя вкуса, растягивая едва не каждый кусочек на минуты, ощущавшиеся как вечность, и всё это время Третий не переставал искать ответ. Даже когда она закончила, аккуратно промокнула губы салфеткой, убедилась, что Клаудия не будет расстроена. Третий не отрывался от книг, изучал их самым обычным способом, через чтение, и используя магию, что слабыми искрами голубого срывалась с его пальцев. Какое-то время Розалия наблюдала за этим, но потом её голова стала тяжелеть, а глаза слипаться. Она хотела остаться, помочь Третьему хотя бы своим присутствием, но он слишком быстро понял, что её начало клонить в сон, и под вялые возражения унёс в спальню.
— Не хочу-у-у… — тянула Розалия, пока Третий держал её на руках и смотрел так серьёзно, будто хотел поручить ей дело государственной важности. — Вдруг я сейчас засну и… и не проснусь? Вдруг я умру?
Мысль, что она была мертва, не отпускала, но при этом казалась такой естественной, что пытаться разобраться в ней Розалия не могла, как бы ни старалась. Она просто поверила, что была мертва и что сейчас жива благодаря хаосу, и лишь крохотная часть её сознания тихо шептала, что здесь что-то не так.
— Ты не умрёшь, — возразил Третий всё с тем же серьёзным выражением лица и уверенностью, с которой она никогда не могла спорить. — Я буду рядом всю ночь и весь завтрашний день. Я всегда буду рядом.
— Но Клаудия говорила о пире, — не отступала Розалия. — Ты должен быть там? Вместе с Пайпер?
— Желательно, — выдержав паузу, ответил Третий. — Но если ты хочешь…
— Я потерплю, — поспешно перебила Розалия, сжимая пальцы на его плечах. — Очень важному и сильному Третьему сальватору нужно показаться на людях, а не сидеть со мной взаперти.
Третий рассмеялся, и Розалия была готова сразу же забрать свои слова назад, встать напротив дверей и никуда его не выпускать, чтобы он всё своё время проводил с ней. Но даже в детстве всё было не так просто, а ведь ей этого хотелось. Она могла бы ещё рассчитывать на того, кем Третий был раньше, но теперь он и впрямь был важным и сильным сальватором, который без устали доказывал, на чьей он стороне. Розалия знала, что ему лучше появиться на этом пиру, организованном леди Эйлау, и лучше с Пайпер, Первым сальватором, чем с юной принцессой Ребнезара, восставшей из мёртвых.
Так странно. Она любила танцевать и петь. На пирах и балах она могла только этим и заниматься, но сейчас…
Она ждала, пока Третий, вышедший, чтобы дать ей переодеться, перестанет притворяться, что у него не болит голова, и делала вид, что на самом деле её это не волнует. Он никогда не признавался в своих слабостях и вряд ли признается сейчас, разве что в своей привычной манере, с широкой улыбкой и смехом скажет, что Розалия — его главная слабость.
Она ждала, пока он заботливо подоткнёт ей одеяло и убедится, что ей удобно, пока придвинет кресло достаточно близко, чтобы хорошо различать её лицо в полутьме, и пока выберет, о чём бы ей рассказать. Розалия обожала его истории, всегда почерпнутые из книг, рассказов Киллиана или других гостей ребнезарского двора.
На этот раз он рассказал ей о Гилберте.
Мысли Розалии путались, и почти к самому концу, когда Третий едва не придыханием повторил, что Гилберт выжил, она уже не могла противостоять усталости и сонливости. Она точно знала, что улыбалась, пока Третий целовал её в лоб, как он всегда это делал, если укладывал её спать, но не знала, как отнеслась к новости о том, что Гилберт выжил. В голове было пусто до звона, даже спутанные мысли куда-то исчезли. Что, однако, не помешало Розалии, мгновением позже провалившейся в сон, заметить две странности.
Первая: ей показалось, будто возле стен, в самых тёмных уголках, шевелились чёрные тени. Она знала, что это невозможно, и потому довольно быстро успокоилась.
Вторая: уже после того, как Третий прикрыл дверь её спальни, чтобы свет из другой комнаты ей не мешал, она почувствовала запах крови.
На этот раз — его крови.