Празднества фей никогда в полной мере не удовлетворяли элементарного любопытства Третьего, направленного на культуры других стран и народов. Каждый раз он подмечал что-то новое, чувствовал на себе чары, которые кто-то пытался наложить против его воли, и другие, собственные, когда испытывал свои силы. Последнее празднество у фей, бывшее ещё в Сигриде, отпечаталось в его памяти кроваво-красным и болезненным. Все последующие визиты в Тоноак не могли заглушить эти неприятные чувства, постоянно одолевавшие его.
Нынешний стал огромным исключением. В первую очередь из-за Розалии, которая убедила его, что в состоянии пару часов побыть в одиночестве и под присмотром Клаудии одновременно. Розалия тихо призналась ему, прежде чем он ушёл, что быть рядом с Клаудией — это то же самое, что быть одной, но быстро отбросила эти слова и убедила его, что всё в порядке и он может ни о чём не беспокоиться.
Вторая причина, ставшая частью исключения, заключалась в том, что Третий в кои-то веки не опоздал. Он всегда опаздывал на празднества фей, по своей или чужой воле, но сейчас появился точно вовремя, даже, возможно, немного раньше, чем леди Эйлау, которая всегда любила наблюдать за происходящим от начала и до конца. Когда она всё же спустя неприличное количество времени явилась, как и всегда в сером и белом, Третий из последних сил удерживал на лице вежливую улыбку, обращённую к двум довольно сильным магами, которые пытались не лишиться его внимания.
— Какая честь! — едва не захлопав в ладоши, точно ребёнок, прощебетала леди Эйлау, бережено беря его под локоть и уводя от двух магов, не сумевших скрыть разочарование на лице. — И что же такое должно было случиться, из-за чего ты явился раньше?
— Я сальватор Времени, — равнодушно ответил Третий. — Я всегда знаю, когда нужно появиться.
— Не сомневаюсь… Ты всё-таки соизволил обратиться к Фламер? Ты же всегда налегке.
— Розалия уговорила.
— Прелестное дитя, — отозвалась Эйлау, в повелительном жесте отгоняя одного из слуг, оказавшегося на её пути. — Рада, что хотя бы она знает, что нужно уметь преподнести себя в красивой обёртке.
— Я не подарок, чтобы у меня была обёртка.
— Да и по характеру ты тоже не подарок, дражайший.
Третий знал, что леди Эйлау не оставит его в покое, но не жалел о том, что сдался под натиском Розалии. Пока он всю ночь, полную головных болей, столь редко нападавших на него, и весь день искал ответ, Розалия щебетала о том, что он должен выглядеть как настоящий принц. Её не устраивала его одежда, простота камзола и отсутствие вычурных деталей. Она говорила, что в качестве почётного гостя он приглашён на фейское празднество, а не на лошадиные скачки, и потому ему нужно выглядеть соответствующе. Третий стоически держала два часа, не поддаваясь на провокации маленькой принцессы, но вновь навестившая их Клаудия всего одним взглядом показала ему, насколько эти провокации оправданы. Тогда он и приказал привести Фламер, фею из числа немногочисленных протеже Даяна, которая в его отсутствие в Тоноаке удовлетворяла все капризы леди Эйлау по части роскошных нарядов. В прошлый его визит в Тоноак Фламер сказала, что один из его малочисленных костюмов почти готов, но Третий не дождался его, считая, что леди Эйлау зря пытается угодить ему красивыми подарками. Розалия же увидела в этом божественное благословение.
— Это прекрасно! — не переставала восторгаться она, когда Фламер с присущим ей равнодушием не смотрела на книги, разложенные на обеденном столе, и на бумаге объясняла, какие детали она добавила на своё усмотрение. Третий кивал, не вникая в суть, но Розалия не останавливалась: — Выглядит превосходно! Он как настоящий принц!
Фламер её не слушала. Даже на ворчание Третьего, считавшего, что это пустая трата времени и ресурсов, не реагировала. Ей было приказано подготовить ему одежду, в которой Розалии будет не стыдно отпустить его (она так и сказала, но, опять же, Фламер её проигнорировала) — и фея сделала это, в точности воплотив свою задумку. Или же задумку леди Эйлау. Третий был уверен — этот вырез, который на самом деле не нужен, был её идеей.
Но отступать было поздно, да и некуда. Уйдёт сейчас — появятся вопросы, а они и так были, ведь о прибытии Розалии стало известно многим, в том числе и о том, что леди Эйлау встретила её не самым подобающим образом. Третий мог бы указать на это, сказать, что даже без предупреждений, даров и клятв Розалию следует принять, но молчал. Леди Эйлау сделала то, что считала лучшим для Тоноака, и он мог только немного подыграть ей, задержавшись на празднестве. Даже в этой странной обёртке.
— Твоя идея? — наконец спросил он, позволив леди Эйлау беспорядочно блуждать по огромному залу со сверкающими люстрами и зеркалами, лишь множащими яркий свет.
— Не понимаю, о чём ты, — невинно хлопая глазами, отозвалась фея.
— Такой вырез — преступление.
— Преступление — прятать себя, когда ты хорош. Правила устанавливаю я, дражайший, так что следуй им.
— Даже если бы я поверил в это… Мех? Чей он? Лисы? Соболя? Где вы вообще достали его?
— Я лишь пыталась подчеркнуть твою естественную красоту, и не нужно меня в этом обвинять. В прошлый раз ты сбежал слишком быстро. Изволь теперь исправляться.
Третий мог бы поспорить, но каждый спор, каждый вопрос на отвлечённую тему лишь растягивал время, которое он мог бы потратить на поиск решения возникшей проблемы. Он не сомневался, что Клаудия будет продолжать искать, вместе с тем следя, чтобы Розалия не скучала, но считал, что должен лично заняться этим. Клаудия, и так постоянно находящаяся в окружении большого количества людей и, следовательно, их мёртвых, заслуживала отдыха, а не роли няньки для маленькой принцессы.
Потому он и согласился с правками, которые внесла Фламер, не возразил, когда она, почему-то не отреагировав на замечание Розалии о том, что следует добавить белый мех вместо чёрного, критически оглядывала его. Третий будто вновь очутился в окружении слуг, которым приказали превратить его в приличного сына и брата, которого не стыдно показать на королевском вечере.
Единственное, что его действительно смущало, так это вырез.
Кому вообще нужен такой вырез на мужской рубашке?
Он не беспокоился из-за следов старых шрамов, которые открывал вырез с серебряной рунической вышивкой до середины груди, ведь те, что были на спине, никто не смог бы увидеть. Они были спрятаны под светлой, цвета свежевыпавшего снега, рубашкой и таким же белым коротким плащом, ворот которого Фламер старательно украсила чёрным мехом. Тонкую сеть шрамов на руках и перстень его рода скрывали белые кожаные перчатки. Его всего скрывал белый цвет, за исключением чёрных металлических деталей на сапогах, голубых глаз и серьги-кристалла, и глупый вырез от этого казался лишь ещё более глупым. Клаудия, увидевшая его, сказала то же самое, но с большей издёвкой. Она бы могла издеваться над ним и дальше, что, собственно, и делала, не обращая внимания на довольно робкие замечания Розалии о неподобающем поведении, но потом, будто опомнившись, выставила за дверь, пообещав, что присмотрит за Розалией. Не сдайся Третий под натиском головной боли, вновь атаковавшей его в самое неподходящее время, он бы задержался, ведь рядом с Розалией, пусть даже волнующейся из-за присутствия Клаудии, ему становилось спокойнее исключительно душевно. Он знал, что уж несколько часов Розалия выдержит и даже не покажет своего разочарования из-за того, что её не пригласили.
Третий остановился вслед за леди Эйлау, взявшей хрустальную чашу с фейским вином с подноса, предоставленного слугой.
— Почему ты избегаешь Розалии?
Леди Эйлау посмотрела на него с лёгким удивлением — или же лишь притворилась, что испытывает это чувство. Всё-таки, с леди Эйлау было лишь немногим сложнее, чем с королевой Ариадной.
— Девочка многое пережила, — вновь беря его под руку, леди Эйлау повела их дальше, на поклоны разномастной и пёстрой толпы гостей отвечая едва уловимым кивком головы. — Болезнь, смерть, хаос… Я лишь хочу, чтобы она осознала всё это в спокойной обстановке, а не среди буйствующих фей… К тому же, прятать вино от ребёнка было бы несколько проблематично. Предпочитаю не портить милых и прелестных деток раньше срока.
— Я приму этот ответ за честный, если тебе так хочется.
— Очень, — с улыбкой согласилась леди Эйлау. — Появление Розалии нарушило мой привычный ритм жизни, да и ты сильно задержался… Зачем отправил ласточку, если задержался?
— Были причины, — уклончиво ответил Третий.
Если леди Эйлау не говорит о том странном убийстве, значит, она не считает важным делиться с ним информацией, которую удалось собрать Сайве, или же сама Сайва всё ещё ищет убийцу и пока не сообщала о результатах. Третий мог бы почувствовать, как нечто, оставшееся от его совести, медленно просыпается и скребётся внутри, ведь мысль, что он мог привести убийцу, всё ещё была крепка, но всё это беспощадно уничтожалось тем, что происходило здесь и сейчас. Убийство в храме целительниц передано Сайве, Розалия терпеливо ждёт, когда он найдёт ответ, и Пайпер…
Где Пайпер?
Он не видел её со вчерашнего дня, когда они прибыли в Тоноак и Клаудия забрала её. Целиком и полностью он посвятил себя Розалии, и лишь слабое ощущение магии, тянувшейся к магии Пайпер, убеждало его, что она в порядке. Лишь поздней ночью был какой-то сильный всплеск, но тогда же Третий чувствовал, как боль раскалывает ему голову и все силы бросил на то, чтобы Розалия не посчитала, что он слаб и беспомощен. Клаудия коротко сообщила ему, что Пайпер ворчала, возмущалась и грозилась сбежать, но всё же согласилась появиться на празднестве, однако на его расспросы не реагировала.
То, что было в храме, произошло несколько дней или целую вечность назад? Он действительно чувствовал себя так спокойно и умиротворённо, что даже мог бы посчитать это приятным сном, если бы не знал, что приятные сны к нему давно не приходят?
Ему нужно найти Пайпер. Всего одного прикосновения, может быть, даже взгляда хватит, чтобы он сумел разобраться в этом. Он был раксовым эгоистом и глупцом, раз позволил себе сосредоточиться только на Розалии, но отчаянно надеялся, что Пайпер не будет злиться чересчур сильно. Он сказал ей, что нуждается в Гилберте сильнее, чем в Розалии или Киллиане, и понял, что это было ложью, в тот самый момент, когда увидел свою маленькую принцессу. Он нуждался в ней так сильно, что забыл обо всём в этом треклятом мире.
Ему нужно найти Пайпер.
— И куда же ты собрался? — проворковала леди Эйлау, когда он попытался осторожно убрать её руку со своего локтя.
— Найти Первую, — искренне ответил он, даже не задумавшись над тем, что делать этого, возможно, не стоило.
— Разве ты не знаешь, что леди нужно чуть больше времени, чтобы подготовиться, иначе она не сможет своей красотой сразить всех наповал?
— Зачем Пайпер это?
Неужели у неё успели возникнуть проблемы с феями? Третий и впрямь глупец, раз позволил подобному случиться. Её же недавно отравили, она едва не умерла, но он пошёл на поводу у привязанности к Розалии и лишил Пайпер ответов, в которых она наверняка нуждалась.
Леди Эйлау вдруг рассмеялась, коснувшись его руки пальцами, унизанными кольцами.
— Не переживай, — почти невесомо утирая несуществующие слёзы, произнесла она. — Или хотя бы не подавай виду, что переживаешь. Первая умная девочка и со всем справится.
— Я должен…
— Ты должен быть здесь и показывать, что всё хорошо, — перебила его фея, не стирая улыбки с лица. — Ты сальватор, дражайший, а не слуга, который бегает за леди и напоминает им о том, что они куда-то опаздывают.
— Тебе никогда не понять сути этой связи.
— Я знаю о сальваторах достаточно для той, кем являюсь. Аннабель охотно рассказывала о своей связи с Ренольдом, когда мы встречались во дворце Ариадны.
Третьего словно под дых ударили.
Аннабель, милая, жизнерадостная Аннабель, почти не видевшая мира, вместе с братьями и сёстрами была задрана тёмными созданиями, словно домашний скот. Связь оборвалась быстро, болезненно, всего за две секунды, и почему-то этих двух секунд хватило, чтобы уничтожить братьев и сестёр Аннабель с изощрённой жестокостью.
— Я должен найти Пайпер, — резко произнёс он, не пытаясь скрыть ни волнения, ни тени страха, отразившегося на лице.
— Разве? — ничуть не смутившись, уточнила леди Эйлау. — Мне кажется, она и сама отлично справилась.
Третий поддался общему настроению, заставившему едва не всех повернуть головы в одну сторону, позже. Он не понимал, что ещё может привлечь фей в этом огромном, безвкусно (исключительно на его взгляд) украшенном зале с зеркалами, отражавшими гостей и свет, колоннами и портьерами с засохшими цветами, которые, однако, сохранили свою красоту, и сюжетах, изображённых на стенах одним только серебром. Но гости почему-то сосредоточили внимание на мраморной лестнице, по которой леди Эйлау всегда спускалась с таким видом, будто была настоящей королевой, и по которой Третий сам спустился сегодня, но с меньшей помпезностью.
— Фламер превзошла саму себя, — с восторженным вздохом произнесла леди Эйлау, сжав его локоть. — Ты не согласен?
Фламер превзошла себя, — хотя правильнее было бы говорить об этом в ином ключе, не том, что подразумевала леди Эйлау, — когда осмелела достаточно, чтобы указывать Третьему, как он должен выглядеть на празднествах фей. Потому он и не понимал, к чему леди Эйлау упомянула об этом сейчас. В том, что Пайпер медленно, будто она никого и ничего не замечала, шла к лестнице, лениво разглядывая убранство коридоров и совсем не обращая внимания на простершийся внизу зал, и выглядела так, словно всё в этом дворце принадлежало ей, определённо не была заслуга Фламер.
— Что она творит? — прошипел Третий, заметив, как Мелина, облачённая в серую кожаную и металлическую броню, застыла у подножия лестницы.
— Представляет нашу дорогую Первую, разумеется, — будничным тоном ответила леди Эйлау.
Но тогда абсолютно всё внимание будет направлено на неё, и Третий сильно сомневался, что ей это понравится. Она не просто так пряталась на празднестве в Омаге, окружив себя барьерами.
Сейчас этих барьеров не было. Магия молчала, успокоившись из-за одного только присутствия Пайпер, которая никак не попыталась оградить себя от всеобщего внимания хотя бы самым слабым сигилом. Она, казалось, даже не задумывалась об этом. Невозмутимо одёрнув юбку платья с вырезом слева, она ступила на лестницу.
О боги.
Пайпер надела платье.
— Позвольте представить вам леди Пайпер из семьи Сандерсон, — громко, чётко, будто она зачитывала отчёт о патруле, а не представляла Пайпер, произнесла Мелина с отстранённым выражением лица. — Первого сальватора, выбранную Лерайе.
И не просто платье. Она надела одно из самых роскошных платьев, созданных Фламер по эскизам Даяна. Тех самых, которые Третий привёз в прошлый раз в качестве дара леди Эйлау от Киллиана.
— Фламер превзошла себя, — тихо аплодируя и улыбаясь, уверенно повторила фея. — Не люблю этого признавать, но на ней это платье сидит намного лучше, чем на мне. Как жаль, что мне не идёт золото…
Третий ничего не понимал. Он получил лишнее подтверждение, что Фламер подготовила для Пайпер платье из многочисленной коллекции леди Эйлау, но почему-то продолжал думать, что оно создано исключительно для неё.
Он не знал, откуда столь странные мысли в его голове. Но Пайпер всё так же лениво спускалась по лестнице, оглядывая зал и игнорируя всех присутствующих, а Третий думал, что она прекрасна.
Леди Эйлау всегда любила прямые юбки в пол и и наличие вышивки, обычно серебряной, складывающейся в певчих птиц на ветвях цветущих деревьев, солнце, луну и звёзды, плывущие по небу, аккуратные длинные перья и всё то, чего Третий просто не понимал. Платье Пайпер было того же фасона, но кремово-золотым, с облегающими рукавами и вырезом, оголяющим плечи и ключицу и демонстрирующим полупрозрачный кристалл на тонкой золотой цепочке. Даже витиеватые узоры, охватывающие грудь и медленно перетекающие в будто бы кристальные капли, падающие на подол, были золотыми.
Боги милостивые. Третий едва не рассмеялся, когда Пайпер, остановившись у подножия лестницы напротив довольно смелой феи, решившей первой заговорить с ней, повернулась так, что стал виден вырез на юбке с левой стороны. И под ним — облегающие кремовые штаны и короткие сапоги, украшенные золотом.
Боги милостивые. Только Пайпер могла надеть с таким потрясающим платьем штаны, издалека очень напоминающие те, что предназначены для верховой езды, и при этом выглядеть великолепно.
— Какой кошмар! — вдруг выдохнула Эйлау, топнув ногой. — Она не надела серьги, которые я ей великодушно одолжила!
— Серьги? — отстранённо переспросил Третий.
— Ты слепой? — тихо, но угрожающе прошипела Эйлау. — Посмотри на её диадему! К ней идеально подошли бы серьги, которые я одолжила, но эта противная девчонка!..
— Диадема, — всё тем же тоном вторил Третий, против воли всё же обратив внимание на такое же золотое украшение в виде переплетённых листьев с крохотными полупрозрачными камнями.
— У тебя было две сестры, и они ничему тебя не научили?!
— Так ли это важно?
— Важно, если ты появляешься у нас! Как эта противная девчонка могла забыть о серьгах?.. — едва не простонала леди Эйлау с отчаянием, то ли в театральном жесте привалившись к его плечу, то ли и впрямь испытывая слишком много эмоций, с которыми ей не удавалось справляться, одновременно.
Судя по лицу Пайпер, она совсем не переживала из-за забытого украшения. Она с безмятежной улыбкой отвечала тем, кто к ней обращался, иногда перебрасывалась парой слов с Мелиной, тенью следовавшей за ней, и позволяла по-настоящему смелым в знак приветствия целовать ей ладонь.
У фей, да и у великанов с эльфами, если быть честными, такое постоянно. Типичные приветствия, обмен дежурными фразами максимально вежливым тоном, и внимание, всегда прикованное к тому, кто сумел по-особенному преподнести себя. Третий не интересовался придворной жизнью так, как Гвендолин, но был обязан разбираться во всех её тонкостях, чтобы верно служить своему королю и всему Ребнезару. Даже после становления сальватором, когда он оказался свободен от долга перед всей страной, он всё равно соблюдал определённые правила, потому что знал, что иначе нельзя.
Он не представлял, откуда о них узнала Пайпер. Ещё вчера она держалась нервно, в пути, с той самой минуты, как Третий разбудил их после непродолжительного привала, Пайпер крепко держала его, чтобы не упасть с Басона, и это позволяло ему чувствовать лёгкую дрожь, охватившую её тело. Запах страха, неуверенности, сомнений. Ещё вчера она напоминал девушку из Второго мира, которую едва не убили охотники Икаса, но уже сейчас выглядела так, будто родилась с венцом на голове.
Это не могло не беспокоить Третьего так же, как мужчины, ласково целующие её ладони, и женщины, едва касавшиеся её щёк губами. Типичные приветствия у фей, которые, однако, сильно беспокоили его.
— Может быть, — наконец перестав изображать страдалицу, произнесла леди Эйлау, — она — давно потерянная наследница Сердца? Очарование фей у неё в крови если не буквально, то как минимум фигурально… Третий? Ты хоть слушаешь меня?
Он пытался отыскать на лице Пайпер хотя бы тень притворства, чтобы убедиться, что это всё ещё та самая Пайпер из неизвестной семьи Сандерсон, которая несколько дней назад, в храме целительниц, попросила его остаться, потому что боялась. Но находил только следы увечий, не умалявших её красоты и почти никем не замеченные, широкую улыбку и яркие золотые глаза, всегда смотревшие в глаза её собеседнику.
— Мог хотя бы притвориться, что слушаешь, — на тон ниже пробормотала леди Эйлау. — И не глазеть так пристально. Эй, Третий?.. Ну хоть это ты услышал?..
Он слышал множество голосов, шорох одежды, музыку, ставшую далёкой, звон бокалов, смех и даже стоны — с начала празднества прошло, должно быть, не так уж и много, но веселье фей было в самом разгаре. Он слышал, как льются вино и эль, ритмично звучат шаги тех, кто начал танцевать, и стук чьих-то пальцев об оружие, сегодня выполнявшее исключительно роль украшения. Третий никогда бы не позволил Нотунгу быть просто украшением, но и никогда бы не расстался с мечом. Он сам периодически стучал пальцами по эфесу в виде орлиной головы, пытаясь собраться с мыслями, но сейчас неподвижно стоял и старательно вслушивался. Он начинал даже слышать вдохи и выдохи, но не учащённое от волнения сердцебиение Пайпер. Только её смех, когда кто-то из её собеседников говорил что-то смешное.
— Что ж, — спустя какое-то время произнесла леди Эйлау, так и не сумев убедить его сдвинуться с места: кажется, она действительно что-то говорила ему, но он почти не слушал. — Полагаю, она нашла себе компанию. Подержи-ка моё вино, я хочу танцевать.
Третий без возражений принял хрустальную чашу, почувствовал, как леди Эйлау эфемерно касается его плеча ладонью, и даже услышал звук её шагов, но не проводил её взглядом. Мелина, всё это время безропотно следовавшая за Пайпер, что-то сказала ей и, дождавшись лёгкого движения кистью, будто то было знаком к тому, что можно уйти, действительно ушла, оставив Пайпер в обществе нескольких лордов и леди, спрашивающих её о чём-то.
Третий мог бы ещё держаться в стороне, если рядом с Пайпер Мелина, но ни за что не позволил бы ей остаться совсем одной. Едва не бросив чашу леди Эйлау на поднос ближайшего слуги и тем самым мгновенно нарушив его равновесие, Третий направился к ней, стараясь не потерять из виду и боясь, что сейчас даже запах может неожиданно стать другим.
К счастью, Пайпер почти сразу же заметила его. Ничего не сказав эльфу, отвечавшему на её вопрос, озвученный до этого, она всё тем же лёгким движением руки будто позволила ему удалиться, после чего быстрым шагом направилась навстречу Третьему, без остановки вращая голову, словно пытаясь охватить всё и сразу. Её даже не волновало, что волосы, вновь аккуратно остриженные до одной длины, едва достигающей плеч, лезли в лицо. Третий был уверен: с кем бы сейчас ни танцевала леди Эйлау, она бормочет, что Пайпер не следует почти бежать, ведь причёска может испортиться.
— Ой, прости, — выдохнула Пайпер, резко остановившись перед ним и опустив для чего-то протянутые руки. — Наверное, надо… вот так, да?
Лишь с помощью какого-то божественного вмешательства Третий понял, что она пыталась изобразить реверанс.
— Нет, — кое-как выдавил он, стараясь скрыть тревогу во взгляде. — Тебе не обязательно кому-либо кланяться, мне уж тем более.
— О, правда? Жаль, — Пайпер мгновенно выпрямилась. — Это сложно, но весело. Так на чём я остановилась?.. Ах да, — щёлкнув пальцами, вдохновенно продолжила она. — Мелина говорила, что есть какой-то крутой танец, который мне точно понравится… Когда он будет? И какая музыка будет звучать? Моя обувь вообще подходит? Я не хотела надевать те жуткие туфли, но Флайер, кажется, придумала…
— Фламер, — исправил Третий, и Пайпер остановилась, посмотрела на него так, будто прощала ему это вмешательство.
— Именно она. А кто тебе подарил этот милый пушок? — она со смехом коснулась чёрного меха на воротнике его плаща, прокрутила его между пальцами и улыбнулась ещё шире. — Какой мягкий! Это же настоящий мех? О, Пайпс, ты дура, конечно же, это настоящий… Откуда у вас может взяться искусственный?
Она говорила дальше, с каждым новым словом лишь увеличивая темп, и не обращала внимания на взгляды, направленные на них. Один сальватор — это всегда центр внимания, но двое — это центр катастрофического внимания, к которому Пайпер, как думал Третий, не готова.
— Тут есть что-нибудь весёлое? Можно чем-нибудь заняться, пока не начался тот крутой танец? Ах да, кстати! Ты же научишь меня танцевать? Я совсем не умею.
Она успела непринуждённо взять его под локоть и повести вперёд без конкретной цели, но, услышав про танец, Третий остановился так резко, что Пайпер едва не дёрнуло назад.
— Что? — чётко спросил он.
— Я. Не. Умею. Танцевать.
— Это я услышал.
— Тогда почему спрашиваешь?
Потому что всё в ней было странным, неправильным, не таким, каким он привык видеть. Потому что она…
Она выглядела счастливой. Смеялась, улыбалась, не обращала внимание ни на кого, говорила что-то, что могла сказать только девушка, родившаяся во Втором мире. Действительно ли это было так или Третий просто не понимал её?
Вероятнее всего, он не понимал её. Он никогда не был по-настоящему свободным и всегда должен был думать о том, что говорит, что делает и как выглядит. И он просто не понимал, как другие люди справляются с тем, что его бы уже давно разорвало изнутри.
— Не кисни, — вдруг сказала Пайпер. — Здесь же празднество. Розалия рядом, а в Твердыне Кродоу наверняка найдётся что-то, что поможет вновь сделать Лерайе и Арне целыми. Леди Эйлау сказала мне об этом.
Да, конечно. Ответы на её вопросы ближе, чем ответы на его вопросы. Твердыня Кродоу хранила в себе многое — не исключено, что там действительно найдётся магический трактат, книга, реликвия или упоминание чар, которые помогут им сделать своих сакри целыми. Они в Тоноаке, городе света и знаний, и Розалия рядом, под защитой фей до тех пор, пока Третий ищет, как разорвать её связь с хаосом. Это не может затянуться надолго, но если и затянется, он будет продолжать до тех пор, пока не добьётся желаемого.
— Магнус сказал, что нужно развлекаться, — с умным видом произнесла Пайпер. — Где он, кстати говоря?
— Видел, как он почти в самом начале ушёл с одной из фей.
— Вот видишь, он времени зря не теряет! Бери с него пример.
Третий моргнул, уверенный, что ослышался.
— Мне нужно найти его и ту фею?
— Нет! — округлив глаза, горячо возразила Пайпер. — Ни в коем случае не мешай им!
Тогда о чём она…
— А, — выдал он, самостоятельно найдя ответ на этот вопрос. — Кхм, да… не буду им мешать.
— Умница.
Третий насторожился. Пайпер могла дарить странные прозвища, понятные ей одной, едва не каждому встречному, но только он всегда становился исключением. Она могла пытаться и обдумывать различные варианты вслух, однако при этом излучала сомнение, которое у неё не никак не получалось скрыть. Теперь она звучала уверенно, будто точно знала, что говорит. Это настораживало Третьего, но ещё сильнее его настораживала собственная осторожность, вдруг взыгравшая в нём.
Кто он такой, чтобы так критично изучать Пайпер, будто она была лишь объектом исследования? Он чувствовал её магию, едва не ликующую, вызывавшую ликование его магии, и этого должно было быть достаточно. Всегда достаточно.
Для сальваторов.
Он был слишком напряжён и взволнован, чтобы не начать замечать подвохи там, где их быть не может. Пайпер уже рассказала ей о Гилберте, и это было едва не строжайшей тайной, которую она старалась не раскрывать как можно дольше. Он рассказал ей о Некрополях и Блуждающих душах, открыв то, что знали единицы. Между ними больше нет места для лжи.
— Ты не умеешь танцевать? — переспросил он, решив, что этот вопрос поможет вернуть разговор в более спокойное русло.
— Не умею, — подтвердила Пайпер кивком головы. — Кто вообще учится танцам?
— Я учился.
Пайпер с сомнением покосилась на него.
— Правда? Зачем?
— Я ведь из знатного рода. Меня учили танцам, музыке, верховой езде, бою… Всему, что должен знать приличный наследник высшего ребнезарского общества.
Пайпер задумчиво кивнула, вновь взяла его под локоть и повела дальше. Зал и впрямь был огромен, раз вмещал в себя такое количество гостей, слуг, развлекавших их незамысловатыми историями, балладами и совсем крохотными чарами, которые порой приходилось заменять элементарной ловкостью и изобретательностью. На другом конце зала, за коридором из колонн, единственных, тонущих в полутьме, даже был выход в стеклянную оранжерею с самыми неприхотливыми растениями, которые, однако, даже несмотря на то, что Тоноак был местом куда более живым и плодородным, не желали цвести. Там были лишь тонкие стволы деревьев с серой и тёмно-зелёной листвой, спутавшиеся плющи, высохшие лозы и закрытые бутоны, которые ни разу за все двести лет не раскрылись.
— А петь ты умеешь?
— Нет, не умею, — выдавив смешок, ответил Третий. — Но моя сестра умела.
— Что у тебя получалось лучше всего?
— Бой на мечах и верховая езда.
Лишь секундой позже он понял, что назвал то, что у него получалось лучше всего сейчас. Он объездил десятки лошадей, приучив их к узде и седлу, тренировался с сотнями воинов и отточил своё мастерство, он сумел найти подход к Басону и раз за разом доказывал, что Нотунг не зря подчинился ему, но это было не тем, что он умел лучше всего раньше.
— Не скажу, что я действительно умел это лучше остальных, но… Я хорошо играю на клавишных. Рояль, пианино, клавесин. Скрипка давалась хуже, но и её я освоил. С флейтой дела были совсем плохи…
Гвендолин очень громко и долго ругалась, если он, согласившийся сыграть ей аккомпанементом, сбивался с нужного ей ритма. Третий ничего не мог поделать: какую бы флейту он ни брал, поддаваясь очарованию Гвендолин, игровые отверстия всегда были маленькими и располагались слишком близко к друг другу, из-за чего он неизменно путался. Её это злило так сильно, что вплоть до пятнадцати лет она совершенно серьёзно вызывала его на дуэль за оскорбление её чести.
Третий бы отдал что угодно, чтобы вновь услышать, как Гвендолин жалуется родителям, королю и королеве, что её победили.
Он понял, что остановился, лишь после того, как Пайпер потянула его за руку. Понял, что опять позволил воспоминаниям поглотить себя, но на этот раз сумел противостоять им достаточно, чтобы не почувствовать себя ещё хуже.
— Так ты у нас, оказывается, музыкант, — наконец произнесла Пайпер.
— Я бы не сказал. В Ребнезаре уметь музицировать должен был каждый ребёнок благородной семьи.
— Почему?
— Чтобы показать разносторонность нашего обучения и развлекать гостей, если того пожелают родители.
— Звучит как-то очень странно.
— В вашем мире такого нет?
Стефан ему о многом рассказывал, и Третий точно помнил, что подобные стороны воспитания были и у землян.
— Только не в обязательном порядке. Родители могут отправить ребёнка обучаться музыке, танцам, прочей ерунде. Меня пару раз пытались записать на танцы, причём в разные школы. В каждой я продержалась от силы неделю. Бальные танцы — и того одно занятие.
— Разве это так трудно?
Пайпер посмотрела на него, как на умалишённого.
— Не все живые жерди с идеальными чувством равновесия.
Кто-то из гостей, мимо которых они как раз проходили, случайно услышал её слова и громко прыснул от смеха, после чего закашлялся, будто пытался выставить такую реакцию лишь совпадением. Но Пайпер подхватила смех, чем вызвала лишь удивление на лице Третьего.
— Жерди не могут быть живыми, — осторожно заметил он. — Это же… дерево, используемое для строительства.
Пайпер рассмеялась ещё громче.
— Они ведь не могут быть живыми, да?.. — уже с меньшей уверенностью уточнил Третий.
Присутствует ли здесь какая-то земная хитрость, которую Третий просто не понимает, или это очередное издевательство над ним? Не настоящее, из-за которого он может пострадать физически, а подобное тому, о котором говорила Пайпер ещё в Омаге, когда он пригласил Даяна. Будто она вновь развлекала себя единственным способом, который знала и который для Третьего был наиболее странным.
Здесь было что-то непонятное, крывшееся совсем рядом, но он не мог в этом разобраться. Возможно, за то время, что они не виделись со вчерашнего дня, Пайпер стало намного легче и она поняла, как справиться с волнением и нежеланием появляться в обществе такого количества людей. Может быть, Магнус объяснил ей, что на самом деле ничего страшного её не ожидает. Она сальватор, а не леди из высшего общества, и Дикие Земли нуждаются в ней, но не она — в них.
Или же Магнус просто налил ей фейского вина. Такое уже бывало со Стеллой.
— Магнус тебе ничего не наливал? — прямо спросил Третий, в то же время чувствуя, как ему становится тошно от недоверчивости ко всем вокруг. Он прекрасно знал, что Магнус никогда бы не налил алкоголя тому, кто не согласен пить, и против чужой воли никого не спаивал. Пытался Третьего, но в то время, когда Третий ещё не мог по-настоящему сопротивляться.
— А он мог? — приподнимая брови, уточнила Пайпер.
— Нет. Но…
— Значит, не наливал. Уверена, ему вообще было не до меня.
Третий бы не сказал, что это правда. По крайней мере, не полная. Магнус и впрямь странно смотрел на неё по пути в Тоноак, будто знал нечто, чего не знали они.
— Лучше скажи… О, нет, погоди-ка! — Пайпер замахала руками, останавливая себя на середине предложения, и сосредоточенно вслушалась в музыку, изменившую мотив. — Это для того крутого танца, о котором говорила Мелина?
— Я понятия не имею, о каком танце она говорила.
— Ладно, — разочарованно выдохнув, согласилась Пайпер. — Тогда для чего эта музыка?
— Один из традиционных танцев фей, единственный, где есть хоть какая-то структура, которую можно понять.
— Что за танец?
— Яхади.
Третий был уверен, что это название ей ничего не дало. Но Пайпер уверенно кивнула и сказала:
— Отлично. Пойдём танцевать.
— Что?
Он ведь прекрасно её расслышал и понял, — то немногое, что действительно понял за этот вечер, — просто отказывался воспринимать. Он мог рассказывать о том, как Йоннет использовала Силу, о самой сути магии, о начертании сигилов и чарах, подвластным им, но только не совершать что-то настолько обыденное и сокровенное одновременно. Вряд ли Пайпер изучала традиции Сигрида и Ребнезара в частности настолько тщательно, чтобы понимать, что предложенное ею звучит как оскорбление.
К ней обращались «леди», но на самом деле она не была благородных кровей, о чём повторяла несколько раз. В Ребнезаре без приглашения можно танцевать лишь с родственниками и возлюбленными, а также представителями благородных родов, и то при наличии согласия с обеих сторон. Гвендолин бессовестно пользовалась этим правилом, отказывая едва не каждому великану, пытавшемуся пригласить её, и давала согласие исключительно с целью развлечься на скучном празднестве. На момент помолвки с Марией Алебастр ограничивался вежливыми отказами, Гилберт же так пугался, что сбегал. Розалия была ещё слишком мала, из-за чего Фортинбрас брал на себя больше, чем должен был.
Пайпер не могла знать этих тонкостей, в Диких Землях не имевших никакой силы, но порой феи придавали им огромное значения. Третий никогда не мог угадать этих моментов, лишь помнил, что никто раньше не был достаточно смел, чтобы предложить ему танец. Исключая леди Эйлау, разумеется, но она всегда была решительной и умела извлечь выгоду даже из простого танца.
— Пойдём, — упрямо повторила Пайпер, сильнее потянув его за рукав. — Я устала шататься без дела.
— Просто уточню, что ты приглашаешь меня на танец, — для чего-то повторил Третий, делая небольшой шаг вперёд.
— Именно.
— На яхади, который не умеешь танцевать.
— Точно.
— Магнус тебе точно ничего не наливал?
Иногда фейское вино придавала храбрости настолько, что выпившие его люди могли творить разного рода безумства. Третий бы не назвал простое приглашение на танец безумством, но это была Пайпер, и он хотел, чтобы она понимала, что делает.
Она повернулась к нему с таким оскорблённым выражением лица, что Третий был готов мгновенно забрать свои слова обратно.
— Я что, не могу захотеть просто потанцевать? — тихо и угрожающе спросила она. — В прошлый раз всё вышло просто ужасно, а ведь в крутых сказках всегда есть крутые танцы.
— В прошлый раз? — не обратив внимание на необъяснимую связь танцев и сказок, перепросил Третий.
— В прошлый раз, — повторила Пайпер. — Я танцевала с… довольно эксцентричным принцем.
Третий не сдержался и громко хмыкнул.
Это было очень иронично.
— Он сказал, что вера в сальваторов слепа.
Только появившаяся улыбка мгновенно сошла с его лица.
— Сальваторы в этом не виноваты. Они могут думать, что это не так, но я знаю: мы не виноваты, что их вера оказывается слепой.
Ему не нужно было уточнять, кто кроется под этим «они», ведь всё было и так прозрачно, как вода, спускающаяся с вершин гор.
— Моя вера в сальваторов никогда не была слепой, — вкрадчиво добавил Третий, посчитав, что это необходимо.
— Так ты веришь в меня?
— Верю.
— И мне веришь?
— Разве я не сказал об этом только что?..
— Это немного другое.
— Не понимаю, но… хорошо. Я верю в тебя и верю тебе.
Если он не будет верить в другого сальватора, то этот мир уже ничего не спасёт.
— Отлично. Тогда хватит ломаться, пошли танцевать.
Третий не проследил в её словах логической цепочки, но сдался, позволив Пайпер под тихий смех, почему-то ставший напоминать злорадный, вести вперёд.
От Стефана он знал, что фейский яхади чем-то напоминает земной вальс, но распознать в них разницу не смог так же, как не смог отыскать схожестей. В детстве, когда его довольно строгий учитель требовал, чтобы он отточил каждое движение до состояния совершенства, Третий падал с ног от усталости, но делал это, пытаясь быть хорошим сыном и учеником, который может справиться с чем угодно. Лишь впервые оказавшись на празднестве фей он понял, что настоящий яхади сильно отличается от того, который он учил. Неудивительно — его учитель был не феей, а ворчливым стариком, которому нравилось гонять детей до изнеможения.
— Всё зависит от темпа музыки, — начал объяснять Третий, когда Пайпер, притащив его едва не в самый центр танцующих, повернулась к нему и выжидающе уставилась, сведя брови к переносице. — Больше всего феи любят быстрый темп.
— Почему? — тут же спросила Пайпер.
— Раскованность. Настоящие фейские празднества безумнее, чем то, что ты видишь сейчас. Для них не существует никаких ограничений, только клятвы, которые исходят от самой души. В яхади нет постоянных движений, лишь одно условие — прикосновения.
— Чего? — едва не воскликнула она возмущённым тоном.
— Руки, ноги, грудь, спина — в яхади танцующие постоянно касаются друг друга. Феи считают, что это позволяет им лучше чувствовать друг друга.
Что всегда казалось Третьему странным, ведь он не понимал, как можно без остановки касаться кого-то в течение всего танца. Это казалось более-менее простым, когда он учился, и то лишь потому, что учитель говорил исключительно про руки. Настоящие феи были настолько ловкими и извращёнными в своей изобретательности, что могли касаться друг друга везде.
— Что насчёт других темпов?
— Сколько я был в Тоноаке, они всегда играют средний. Не слишком быстро, не слишком медленно, чуть больше плавности.
— И это всё?
— Я же сказал: это единственный танец, где есть хоть какая-то структура, которую можно понять.
— Это не структура, — возразила Пайпер. — Это просто что-то странное.
— Для людей многое фейское кажется странным. Всё ещё хочешь танцевать?
Он сказал это без какого-либо злого умысла, лишь предположив, что подобное и впрямь покажется Пайпер чересчур странным, но не ожидал, что она схватит схватит его за руки и уверенно скажет:
— Только руки.
Ему потребовались мгновения, чтобы понять всю суть этих слов, и кивнуть, потому что язык вдруг стал слишком тяжёлым.
— Если наступлю на ноги — извини, — продолжила она, кладя его правую ладонь себе на талию. — У меня плохо с чувством ритма. Но в своё оправдание скажу, что ты великан, так что потерпишь.
Третий напряжённо следил за тем, как его левая рука, поднятая правой рукой Пайпер, застывает на уровне её плеч, и с ужасом ощущал, как пальцы правой, предательской правой, чуть сильнее сжимают ткань её платья. Свободная рука Пайпер легла ему на плечо.
Яхади при любом темпе предполагает наличие прикосновений, но не таких.
Феи — существа свободы и дикости. Они танцуют так, будто у них под ногами раскалённые угли и осколки стекла, которые не причиняют им боли, будто за странной музыкой слышится звук, с которым чары оплетают Тайрес — это невозможно, ведь у чар нет звук, но у фей всё начинает казаться возможным. Первые феи, жившие Сигриде, были ещё более дикими. Те же, что существовали сейчас, культурой и обычаями приближались к другим народам, но сохраняли за собой право на странности, на их территории являющиеся обыденностью, и на обыденность, которая у них считалась странностью.
Пайпер совершенно точно не знала ни одного движения, но сделала первое с уверенностью в магии и с сомнением лице, почему-то покрасневшем. При этом она всё ещё оглядывалась по сторонам, засматривалась на яркие воздушные наряды фей, среди которых изредка мелькали элементы брони, — некоторые из рыцарей, бывших на празднестве, явились в форме, — вытягивала шею, будто пыталась одним взглядом охватить весь огромный зал разом. Она и впрямь не чувствовала ритма, часто сбивалась, стоило только одной музыке смешаться с другой или кому-то начать елейным голосом петь, но Третьего это ничуть не волновало. Он достаточно быстро стал вести, позволяя Пайпер не только осмотреть всё и всех разом, но и не отдавить ни ему, ни кому-либо другому ноги.
Он не танцевать очень давно и был уверен, что плохо справится, однако Пайпер не жаловалась. Может, просто не понимала, что его уровень не соответствует тому, что должен быть. Может быть, считала это глупостью. Третий сам считал это глупостью, но только до нынешнего празднества. Тому сальватору, которым он стал, незачем было пытаться хорошо танцевать, достаточно было держать меч уверено настолько, чтобы он не дрогнул ни под чьим ударом, и уметь усмирять тварей, драу и прочих существ, выползавших из своих убежищ. Однако теперь он думал, что глупой была его убеждённость в подобном. Ему не обязательно уметь хорошо танцевать сейчас, но он хотел этого, потому что Пайпер, если он правильно понял её выражение лица, нравилось танцевать.
Она не переставала улыбаться, вслед за ним повторяя движения, почти не имевшие логики. Смена позиций, повороты, описывание кругов принимались ею как нечто само собой разумеющееся, и Третий просто не мог сказать, что выдумывал на ходу, не позволяя себе даже секунды на размышления. Лишь раз, когда в результате поворота она оказалась на расстоянии вытянутой руки и Третий касался её пальцев кончиками своих пальцев, он решил, что нужно что-то придумать. Пайпер, увлечённая всем одновременно, с по-настоящему детским восторгом в глазах, могла легко сделать лишь шаг назад, чтобы затеряться среди шелков, но неожиданно согнула пальцы, сцепляясь с его пальцами, и потянула на себя. Третий сделал размашистый шаг значительно быстрее, чем должен был, и его рука вновь оказалась на её талии. Яхади не предполагал такое прикосновение как постоянное, но по необъяснимой причине оно нравилось Третьему.
Настолько, что он, сальватор Времени, всегда знавший, сколько точно прошло времени, вплоть до секунд, потерял ему счёт.
Даже когда темп яхади сменился на медленный, бывший лишь интерлюдией.
Даже когда краем глаза ему показалось, что Мелина, стоящая на вершине лестницы, внимательно смотрит.
Даже когда боль сдавила виски.
Третий её проигнорировал.
Ему незачем было отвлекаться на боль, лишь немного раздражающую его. В самом начале боль была значительно сильнее, но Третий стерпел её, зная, что, вернувшись и объяснив причину, лишь напугает Розалию. Он умел справляться со всем, что этот мир использовал, чтобы сделать ему по-настоящему больно, и столь незначительное предательство собственного тела даже не воспринимал.
Лишь когда Пайпер, без предупреждения нырнувшая ему обратно под руку и оказавшаяся спереди, схватила за мех на воротнике и наклонила его достаточно низко, он понял, что что-то не так. И когда она, улыбающаяся, с красными щеками и яркими глазами, открыла рот, Третий ужаснулся:
— У тебя кровь идёт из носа.
Боль сдавила виски сильнее.
Он быстро утёр кровь белой перчаткой, надеясь, что это было не слишком заметно, и секундой позже понял, что перчатку нужно куда-то деть, если он не хочет испачкать руку Пайпер. Он почти стянул её пальцами другой руки, почему-то дрожащими, пока Пайпер продолжала держать мех на его воротнике, когда она тем же тоном добавила:
— В сторону, быстро.
Третий даже не разглядел, куда она ведёт его. Быстрые движения при медленном темпе яхади привлекали внимания, но сейчас это никого не заботило. Осторожный взгляд в сторону подтвердил, что на них и вправду почти не смотрят. Лишь один из рыцарей, входивших в свиту Мелины, которая сопровождала её в Омагу, почему-то поднял хрустальную чашу с вином, будто салютуя ему. Третий не успел осмыслить этот странный жест: полутьма колонн сомкнулась над ними, светло-серый камень, стеклянные двери оранжереи и редкие тонкие деревья, растущие почти до потолка, скрыли от посторонних глаз.
— Опять? — обеспокоенно выдохнула Пайпер. — Это… то же, что и в прошлый раз?
— Нет, — торопливо ответил Третий, проверяя, что из его носа больше не идёт кровь, и прекрасно поняв, что она говорила о проклятии, заставлявшем шрамы на его спине кровоточить. — Не оно.
— Тогда что?
У Третьего было несколько вариантов для ответа, но ни один из них не казался ему тем, который он может произнести вслух. Особенно последний, который он понимал лишь отчасти.
Порой такое случалось: магия, черпающая силу в чувствах, вступала в конфронтацию с хаосом. Не особо редкое явление, чтобы Третий беспокоился о нём, но всё же немного пугающее в нынешней ситуации. Он контролировал свои чувства и знал, как использовать их, чтобы направлять магию. Он не понимал, почему магия среагировала сейчас.
— Ничего страшного, — стараясь улыбаться уверенно, произнёс он. Ему было не обязательно называть причину, и он не собирался делать этого, считая, что не стоит вспоминать о хаосе сейчас, однако отчего-то произнёс совершенно другое: — Может быть, дело в Розалии.
С лица Пайпер сошла вся краска. Третий отчётливее, чем до этого, разглядел линию синяков и царапин, ещё не исчезнувших в результате правильного ухода и естественного восстановления тела Пайпер с помощью магии.
— Розалии? — почти шёпотом уточнила она.
— Я ищу способ помочь ей. Успел опробовать несколько способов, но они ни к чему не привели.
— Ты уже делил с ней магию?
— Разумеется.
Пайпер полными ужаса глазами оглянулась на на стеклянные двери оранжереи. Третий, насторожившись, последовал её примеру и замер.
Сквозь стекло и полутьму, охватившую колонны, он видел, что гостей было очень мало.
Феи всегда начинали разбредаться по чужим комнатам раньше, чем проходило хотя бы два часа, и постепенно редеющая толпа не должна была пугать его, но напугала, почти по-настоящему. Сколько же времени прошло на самом деле и почему Третий этого не заметил?
Что, если совсем скоро рассвет, которого на самом деле не видно? Он обещал Розалии и Клаудии, что вернётся намного раньше.
Мысли путались.
— Я должен убедиться кое в чём, — едва не протараторил он, молясь всем богам, которые только могли услышать его, если того пожелают, чтобы его эгоистичное желание убедиться, что Розалия в порядке и ещё не довела Клаудию до белого каления, не расстроит Пайпер сильнее, чем это вообще возможно.
— Не уходи!
Пайпер быстро схватила его за руку, бывшую без перчатки, и потянула на себя.
— Ты ведь обещал, что потанцуешь со мной.
— Я лишь навещу Розалию…
— Пожалуйста, — тише, но отчаяннее повторила Пайпер.
Третий слышал, каким бывает её голос, но подобную интонацию — впервые. Если бы он не видел её глаза, золотые, яркие, родные и обещающие защиту одновременно, он бы решил, что она едва сдерживает слёзы.
— Мне очень страшно, — смотря ему в глаза, произнесла она. Скорее даже призналась: Третий ощутил, как дрогнула магия, будто Пайпер стоило неимоверных усилий переступить через себя и произнести эти слова. — С того самого момента, как я проснулась после отравления. Постоянно. Но магия успокаивается рядом с тобой, а я ей верю. Я верю тебе и верю в тебя.
Даже сейчас магия была спокойна — смятение, которое он чувствовал секундами ранее, исчезло. Прежде Третий чувствовал хотя бы его отголоски, будто Пайпер лишь притворялась уверенной, а на деле боролось со страхом. Но не представлял, что подобное ощущение сейчас способно успокоить его самого.
Он слышал подобное достаточно, чтобы знать, когда его лишь пытаются обвести вокруг пальца, а когда демонстрируют честность. И своей магии он верил достаточно, чтобы понимать, что по-настоящему честной за всё это время была только Пайпер.
— Пожалуйста, — продолжила она совсем тихо, почти не разлепляя губ, — не уходи. Розалия же с Клаудией, да? Они справятся. Розалия не такая уж и активная, чтобы за ней было трудно уследить.
— Но ведь ты ещё не виделась с ней.
Третий не считал это странным, лишь немного волнующим, ведь он был уверен, что Пайпер точно захочет встретиться с маленькой принцессой, из-за которой он сорвался с места намного раньше срока.
Он не знал, что собирался сделать, — но точно не бежать, ведь он никогда бы не позволил себе подобное, — просто сделал осторожный, совсем небольшой шаг назад, всё ещё чувствуя тепло рук Пайпер.
Даже если какая-то мысль начала зарождаться в его спутанной голове, он напрочь забыл об этом, когда Пайпер сделал шаг вперёд и мягко прильнула к его губам.
***
Строго говоря, на вопрос о Магнусе Пайпер не солгала. Он действительно ничего ей не наливал, ведь это сделал совсем юный на вид мальчишка из числа слуг леди Эйлау. Но это не означало, что Пайпер была совсем уж честной.
Она утверждала, что совсем не голодна, не устала и не хочет прилечь хотя бы на пару часов, сидела над магическими книгами едва не до самой последней минуты, а когда уже должна была появиться на празднестве, просто смотрела на платье, подготовленное Фламер, и внутренне вопила. Клаудия отвлекала Третьего и Розалию на себя, Стелла почти весь день демонстративно таскалась за местными охотниками, будто хотела навязаться к ним, Эйкен же отлично притворялся до ужаса уставшим и напуганным. С Пайпер остался только Магнус, который клятвенно пообещал, что выйдет, когда ей нужно будет переодеться. Но она стояла на месте, не шевелясь, даже не думая о том, что у Фламер, ждущей её, могут быть другие заботы. Тогда Магнус, деловито отстегнув с пояса чехол с ножом, стал объяснять, как им пользоваться. Пайпер это знала — Магнус заставлял заучивать её все техники, но уцепилась за его слова, будто за спасательный круг. Они и были такими до тех пор, пока Фламер не напомнила, что леди Эйлау не может уйти, пока Пайпер не появится.
Она почти не ворчала, пока Фламер помогала ей одеться, сдавшись на милость неудобной юбки и открытых плеч, внутренне вопила и думала, что нужно как-то заставить себя быть спокойной. Ни один из известных методов не помогал, и тогда Пайпер, поразившись самой себе, распахнула двери комнаты и сказала Магнусу, чтобы он тащил вино.
Наполненные чаши стояли перед ней через две минуты, когда совсем юный мальчик с крайне умным видом сообщил, что будет за дверью, если вновь понадобится. Фламер аккуратно уложила волосы Пайпер, напомнила про серьги и ушла, напомнив, чтобы она крепила чехол с оружием на правую ногу и не мяла юбку лишний раз. Пайпер бессовестно нарушила второе правило сразу же, как двери за Фламер закрылись, и они с Магнусом остались одни.
— Ты уверена? — с кислой улыбкой спросил он, делая шаг вперёд.
— Для храбрости, — кое-как выдавила Пайпер.
— Но я всё равно пробую первым?
Ей не хотелось в этом признаваться, но её идея была глупой, как глупой была мысль, что уж лучше Магнус первым попробует вино и поймёт, всё ли с ним в порядке. Однако она кивнула, сложив дрожащие руки на коленях, и не меньше сотни раз извинилась перед ним мысленно.
Магнус без лишних возражений взял чашу и сделал первый глоток, после чего театрально расхаживал из стороны в сторону, делая вид, что пытается в полной мере прочувствовать вкус фейского вина. Пайпер напряжённо ждала, считая секунды и минуты, следила, как Магнус крутит в руке чехол с ножом, который на ближайшее время станет её, и пыталась придумать причины, согласно которым она должна быть храброй.
— Я лично выбирал вино, так что не думаю, что оно отравлено, — наконец объяснил Магнус, остановившись в центре комнаты. — С тебя какая-нибудь тайна.
— Что? — с трудом произнесла Пайпер.
— Ну же, Золотце, мы впервые пьём вместе. Расскажи мне какую-нибудь интересную тайну, и я расскажу свою.
Она не хотела раскрывать свои тайны: то ли потому, что осознавала, что Магнус их не поймёт, то ли по-настоящему боялась показаться слабой и беспомощной. Но леди Эйлау уже сделала первый шаг, никого не предупредив, и Пайпер чувствовала себя ужасно, зная о Магнусе то, что он пока не решился рассказать сам. Она убеждала себя, что любая информация имеет ценность, но не могла противиться мысли, что подобное следует узнавать не от посторонних лиц.
— Я всё время боюсь, — тихо произнесла она.
Магнус качнул чашей, вытянув указательный палец, и улыбнулся.
— Многие боятся, но не все этого признают. Ты молодец, что не скрываешь этого.
— И никакой мотивационной речи, мол, сальваторы не должны бояться? — нервно рассмеявшись, уточнила Пайпер.
— Тебе это так нужно? Ты хорошо справляешься, Золотце, и побеждаешь страх.
Она действительно побеждала страх или лишь хорошо притворялась, что делает это? Пайпер запуталась. Со вчерашнего дня, как она согласилась отвлечь Третьего, единственное, что она не переставала делать, так это бояться. Неизвестности, возможного провала (по её подсчётам, с её скромными актёрскими навыками он равнялся девяноста семи процентам), тому, что Третий поймёт всё раньше времени. Это пугало почти так же сильно, как мысль, насколько он будет зол, когда поймёт, что Пайпер его просто одурачила.
— Но если тебе вдруг захочется поплакаться в дружеское плечико, — весело продолжил Магнус, — то всегда рад подставить тебе своё. Говорят, оно очень удобное.
На самом деле ему было не весело. Ещё со вчерашнего дня он ходил, как в воду опущенный, и даже не пытался притворяться, что, однако, делал прямо сейчас, будто точно знал, как Пайпер в этом нуждается.
— Обязательно, — заверила она его, медленнее, чем следовало бы, протянув руку к чаше с вином. — Какая тайна у тебя?
Её организм перешёл на какой-то иной уровень и держался, должно быть, исключительно благодаря магии, смешении Силы и Времени и элементарном упрямстве Пайпер. С того самого привала, когда Гидр отравил её и Эйкена, она не съела ни кусочка, но всё ещё была на ногах и не тряслась от слабости, хоть и чувствовала, что это в любой момент может измениться. Пайпер пообещала себя, что обязательно начнёт есть, но лишь после того, как убедится, что Третьему ничего не угрожает, и когда перестанет видеть угрозу везде, где только можно
— Второе имя — Леорен. В честь дедушки.
Пайпер невольно прыснула от смеха.
— Леорен?
— Благородное имя, чтобы ты понимала!
— Так тебя можно называть Лео?
«Не надо, Пайпс, — тут же начала она уговаривать себя, старательно выдавливая фальшивую улыбку. — Остановись, пока не стало слишком поздно».
— Только Магнус. Назовёшь меня Лео — и я буду очень разочарован.
— Это и есть твоя тайна?
— Тебе не нравится?
Не то чтобы ей не нравилось. Но казалось, что, даже не предполагая, что Пайпер уже знает одну или несколько его тайн, он будет чуть более открытым и честным, как и она.
— Вперёд, Золотце, — он подошёл ближе, плюхнулся на диван, едва не расплескав вино, и протянул ей чашу. — Обычно все хорошие решения принимаются на трезвую голову, но сегодня все решения — очень плохие. И помни, что вино выбирал я.
Пайпер помнила, повторяла это почти каждую секунду, успевая следить за сутью разговора. Однако ей всё равно потребовалось время, чтобы пересилить себя, поднести чашу к губам и сделать совсем маленький глоток. Сладкий, терпкий вкус мгновенно растворился на языке.
— Умница, — с такой же фальшивой улыбкой, как у неё, похвалил Магнус. — Вот тебе моя тайна: по-наивному мечтаю однажды встретить любовь всей жизни. Прекрасно понимаю, что… моя развязность этому не способствует, но не могу остановиться. Мне намного проще разрушить себя, чем пытаться спасти.
Он улыбнулся ещё шире, залпом опустошил свою чашу и, не говоря больше ни слова, оставил чехол с ножом на диване и ушёл. Он уже был на празднестве, показал себя в самом начале, а после с одной из фей, назначенных Мелиной, демонстративно ушёл, но теперь ему было нужно уходить по-настоящему. Клаудия не сможет вечно убеждать Розалию, что всё в порядке и той нужно довериться им, но Пайпер была готова задержать Магнуса, лишь бы он объяснил, что значат его слова. Ей не хотелось думать о том, что всё, сказанное леди Эйлау, было правдой.
И всё же она думала об этом, пока закрепляла чехол на правом бедре точно так, как учил Магнус, поправляла юбки и проверяла, что оружия не видно. Она думала об этом, сначала бесцельно бродя по дворцу лишь для того, чтобы затянуть своё появление и тем самым вызвать больше эффекта, а после всё же направляясь в нужную сторону — после многочисленных вопросов стражи и слуг о том, не потерялась ли она, разумеется. Мальчишку, любезно приставленного леди Эйлау к ней, она отпустила едва не сразу же. Не хотелось учиться притворяться в присутствии кого-то.
Это не требовало особых усилий или знаний, которых у неё не было. По большей части Пайпер убеждала себя, что выпила настоящее фейское вино, пусть даже один маленький глоток, и, можно считать, получила от самой себя официальное разрешение вести себя странно. Это действительно было просто — притвориться, что она имеет право на странности, и совершать их, не обращая внимания на косые взгляды и осуждающие шепотки за спиной. На празднестве в Омаге она бы ни за что не позволила себе быть настолько раскованной и надоедливой одновременно, но после того, как одно из проклятий Третьего заставило её сильно понервничать, она всё чаще ловила себя на мысли, что ей и впрямь всё равно на то, что о ней думают и как смотрят. Даже если перспектива до конца своих дней провести в Диких Землях наступала ей на пятки и дышала в затылок.
Поэтому Пайпер даже попросила, чтобы её по-настоящему представили, и пока это происходило, про себя повторяла, что ей всё равно. Пусть думают, что она лишь странная девчонка, которую почему-то избрала Лерайе. Пусть осуждают и через косвенные намёки или прямые замечания говорят, что от сальватора ожидают другого. Пайпер, может быть, ожидала, что в Диких Землях будут единороги. Пусть не она одна разочаровывается.
Она говорила с гостями, лишь часть из которых, казалось, улыбалась по-настоящему, не кривила губы в усмешке и не бросала на неё предупреждающие взгляды. Пайпер пыталась копировать их улыбки, позы, жесты, интонации, говорила много и обо всём без разбору, не пытаясь выяснить, понимает ли её хоть кто-то. Странное поведение всегда привлекало внимание, и это было тем, что было нужно ей сильнее всего.
Про танец она всё выдумала. Её не тянуло танцевать от слова совсем, но Мелина постоянно маячила где-то рядом, следила, чтобы Пайпер не облажалась раньше времени, и слова вырвались сами собой. Впрочем, не забирать их следовало хотя бы ради выражения лица Третьего, оказавшегося где-то между непониманием и абсолютной растерянностью.
Она выдумывала всё, что только можно, убеждая себя, что ведёт себя храбро исключительно из-за вина, и старалась глушить по-настоящему радостные чувства, успевающие зарождаться глубоко внутри. Она помнила о словах Клаудии, замешательстве Стеллы, непреклонности леди Эйлау, страхе Эйкена и признании Магнуса в том, что он не сможет поднять меч, что ему проще разрушить себя, чем пытаться спасти, и ей становилось тошно от того, как она смеялась, пока Третий пытался успеть за её темпом, определённо не подходящим под средний темп яхади.
Она поняла, что хорошо справлялась, лишь когда начала замечать, как толпа редеет. Пайпер не знала точно, сколько прошло времени, но предполагала, что не один час. Это было как раз тем, чего она пыталась добиться, но кровь, пошедшая из носа Третьего, сильно напугала её. Она почувствовала сильный всполох магии лишь раз, за мгновение до того, как увидела первые синие капли, и поняла, что, времени пусть и прошло достаточно, ей всё равно нужно больше.
Она не солгала, сказав, что ей постоянно страшно, что магия успокаивается рядом с Третьим, а она верит ей. Что она верит Третьему и верит в него. Словно она вновь была в храме целительниц и мгновение, когда она поняла, что вот-вот провалится в сон, будучи в объятиях Третьего, растянулось до бесконечности.
Спокойствие, уверенность, бесстрашие — Пайпер почти поверила, что ощущает всё это в полной мере, но потом Третий будто неосознанно сделал шаг назад. Должно быть, он просто хотел добавить немного пространства между ними. Может, наконец сумел распознать чары, которыми Пайпер облепила себя и которые скрыли её настоящий запах страха, смешанный с вином. Или он понял, что все её действия — дешёвые трюки, не достойные внимания. Но магия почти всколыхнулась ещё раз, и Пайпер сама сделала нечто неосознанное, что продолжалось до сих пор.
Она целовала Третьего, всё ещё держа его за руку без перчатки, и не хотела отступать. Отчасти из-за того, что боялась неподвижности Третьего, отчасти из-за того, что, оказывается, ей нравилось то, что она делала.
Но ей пришлось остановиться, когда спустя почти десять секунд — или это была настоящая вечность? — Третий так и не пошевелился. Он вообще ничем не напоминал живого: Пайпер не могла уловить ни единого движения, не слышала дыхания и не ощущала шевеления магии, словно он превратился в статую.
— Зачем ты это сделала? — тихо спросил он со всей прямотой, на которую был способен великан, который не понимал, что чувствует.
Пайпер следовало догадаться, что этот вопрос будет первым. Клаудия же ей вчера рассказала о кертцзериз и о том, что Третий не разбирается в большей части того, что чувствует. Однако ощущалось это так, будто её спрашивали, зачем она вообще дышит.
Пайпер убеждала себя, что ведёт себя храбро исключительно из-за вина, и от этого действительно становилось легче. Настолько, что она, почти поверив, что всё это происходит не с ней, а с кем-то другим, смогла улыбнуться и спросить со смешком:
— Всё настолько плохо?
— Зачем ты это сделала? — медленно повторил Третий.
У неё не было ответа на этот вопрос. Она могла просто потянуть его за руку, обнять, остановить магией или словом. У неё были тысячи вариантов, но она выбрала тот, который казался самым безумным в начале и даже естественным — прямо сейчас.
— Я не понимаю, — продолжил Третий, растерянно моргнув.
Следовало бы отступить. Она сделала достаточно для того, чтобы теперь Третий сам оставался здесь и не шёл к Розалии. Но Пайпер не нравилось, как на неё смотрели — слишком странно, пусто и завлекающе одновременно. Ей это не нравилось настолько, что она, лишь бы и дальше не видеть этого взгляда, сделала шаг назад.
Не совсем удачное решение.
Свободная рука Третьего оказалась за её спиной и не позволила отступить. Вот теперь Пайпер начала волноваться по-настоящему.
— Я не понимаю, — повторил Третий.
— Я сама не понимаю, — наконец вырвалось у неё.
— Тогда зачем ты это сделала?
Потому что ей страшно. Она хочет вернуться домой, но понимает, что этого, возможно, никогда не случится. Леди Эйлау раскрывала ей чужие тайны. Магнус признался, что ему проще разрушить себя, чем пытаться спасти. Третий страдает из-за проклятий и скверны.
— Затем, что захотела, — совсем тихо выпалила она самую идиотскую причину из всех возможных.
Третий моргнул и уставился на неё, широко раскрыв глаза. Пайпер была уверена, что он до сих пор не понимает, что только что произошло, но спустя несколько напряжённых секунд заметила, как его лицо залила краска.
Боги милостивые, дайте ей сил. Если Пайпер выдержит это, она никогда больше не будет жаловаться, что Магнус слишком строг с ней во время тренировок.
Она следила за тем, как Третий расфокусированным взглядом обводит её лицо, будто пытается зацепиться за что-то конкретное, и ждала. Возможно, ей даже не нужно будет выдумывать ещё более идиотских причин, чем та, что уже была озвучена. Судя по его почти встревоженному выражению лица и ощущению магии, застывшей в ожидании чего-то иного, Третьего не удовлетворил её ответ.
Что ж, может быть, у неё ещё есть шанс исправить ситуацию.
Она уже открыла рот, но Третий опередил её, чуть сильнее надавив на спину ладонью. Пайпер успела забыть, где находится его рука.
Она не представляла, что он может сделать.
Вряд ли по-настоящему навредить ей. Он Третий сальватор, но никак не тот Предатель, которым его пытались показать. Он был великаном, изгнанным из своего рода, не помнящим своего имени и уверенным, что Пайпер — его кертцзериз.
Какое всё-таки странное слово.
Оно применимо исключительно к великанам?..
— Я не понимаю, что это значит, — делая паузу едва не после каждого слова, произнёс Третий, — но мне кажется, что я коснулся солнца.
С губ Пайпер против её воли сорвался смех. Выражение лица Третьего мгновенно изменилось, рука, лежащая на её спине, почти исчезла. Пайпер лишь в последним момент успела положить ладонь на предплечье Третьего, надеясь его остановить.
Может быть, ей не нужно и дальше тянуть время.
Может быть, ей не обязательно притворяться храброй.
Третий, очевидно, не умел целоваться. Её это не волновало. Когда он почти невесомо коснулся губами её губ, магия вновь успокоилась, и Пайпер действительно поверила, что ещё совсем недавно та не бунтовала. Она поверила, что всё не так плохо, что она может целовать Третьего, вцепившись в мех на воротнике его плаща, и думать, что в этом нет ничего противоестественного. Так оно и было, наверное, вечность или даже две, пока где-то далеко всё ещё играла музыка и звучали чем-то восторженные голоса гостей, но затем губы Третьего скользнули к её шее, и Пайпер едва не подскочила на месте от неожиданности.
Это прикосновение было приятным, нежным и тёплым настолько, что напрягшиеся плечи Пайпер медленно опустились. В оранжерее было холодно, и это ощущение лишь усиливалось из-за довольно некрасивых деревьев и растений, окруживших их со всех сторон, но Пайпер чувствовала тепло магии и губ Третьего, оказавшихся возле её уха. Он действовал медленно, горячим дыханием опаляя её и без того разгорячённую кожу, правую руку держа на её спине, а левую — на талии, словно она могла рассыпаться от одного неправильного движения. Пайпер бы почти поверила в это, если бы не помнила о Силе, нашедшей пристанище в её теле. В её идиотском теле, которое было готово предать её.
Пайпер ожидала чего угодно, но только не того, что это и впрямь случится — магия вырвалась из-под контроля в тот самый момент, когда левая рука Третьего легла на ткань её юбки с правой стороны. Достаточно близко к чехлу с кинжалом, чтобы почувствовать его.
Третий отпрянул, тяжело дыша, загнанно смотря на неё так, будто она собиралась нанести первый удар, которого он лишь чудом сумел избежать.
— Что вы сделали?..
Пайпер застыла на месте. Теперь шею, которую Третий ещё секунду назад так осторожно целовал, обожгло холодом. Сначала тем, которым был полон воздух, следом за ним — от осознания, что магия не вырывалась из-под контроля. Она лишь подпиталась тем, чем питалась всегда — чувствами. Шерая говорила, что они — основа магии.
Неужели сейчас Пайпер чувствовала слишком много?
Третий смотрел на её руки так, будто точно видел, что скрывалось на коже на самом деле. Он почти взял её за запястья, но остановился, беспомощно уставившись на неё. Пайпер знала, что можно попытаться вновь отвлечь его, но, почти не задумываясь над этим, протянула руки, позволяя Третьему оттянуть рукава и с помощью Времени сделать видимыми сигилы, точные копии которых были у Клаудии, Магнуса, Стеллы, Эйкена и леди Эйлау.
— Что это? — на выдохе произнёс Третий, указательным пальцем ведя по сигилу на её левом запястье. Он точно знал, что означает магический символ, не мог не знать, но его магия клокотала так, что не оставалось никаких сомнений — он настолько потрясён и растерян, что не в состоянии самостоятельно прийти к логическому выводу.
— Сигилы для передачи магии, — тихо ответила Пайпер. Её сердце всё ещё глухо стучало в груди, тогда как на щеках Третьего ещё виднелась краска, но она бы не рискнула продолжить начатое. Только не теперь, когда Третий действительно начинает понимать, что происходит. — Это не наследование Силы, просто чары. Временные.
— Зачем?
«Затем, что я — дура».
— Им понадобится моя Сила.
— Зачем? — едва слышно повторил Третий. То ли неосознанно, то ли пытаясь как-то ограничить её, во что Пайпер не верила, он мягко коснулся ладонью её щеки, провёл большим пальцем по скуле, рассеянным взглядом смотря куда-то сквозь неё.
— Затем, — сглотнув, начала Пайпер, — что иначе им с Розалией не справиться.
— Что?
— Розалии не существует, Третий. Она — твоё проклятие, скверна, которая убивает тебя. И чтобы спасти тебя, нужно убить Розалию.