Киллиан был в очень шатком положении.
Власть — хрупкая вещь, требующая цепких рук, железной воли и стремления отдавать всего себя на благо других. Власть требовала того, чем Киллиан не был готов жертвовать в таких количествах. Даже будучи законным наследником рода Дасмальто, он предоставлял управление делами рода своим доверенным лицам, часть из которых ранее служили Жозефине. Киллиан был великаном, пересекавшим моря с целью наладить крепкие связи с заморскими странами от лица Ребнезара, но даже нечто столь важное никогда не стояло у него на первом месте. Он всегда был свободолюбивым, и это качество медленно, но верно умирало здесь, в Диких Землях.
Власть — хрупкая вещь, и Киллиану не следовало брать её в свои руки. Но он взял, потому что великаны выбрали его, потому что Третьему нужна была помощь. Тогда его положение было даже более шатким, чем у Киллиана — теперь.
Может быть, оно и сейчас такое.
Если бы только Киллиан знал, что с Третьим.
Он держался долго, — элементали великие, он держался все часы собрания, — не показывал усталости, незнания и страха, и только после, когда посол Элвы вышла последней, а в зале остался только Джинн, Киллиан сорвался.
Стиснув зубы, он прорычал ругательство и со всей силы опрокинул мраморный стол, мгновенно расколовшихся на множество кусочков.
Киллиану казалось, что вместе с эти треклятым столом раскололся и он сам.
Тяжело дыша, пытаясь удержать подступающие рыдания, он рухнул на стул, всегда стоящий во главе стола, где и подобало быть настоящему королю, упёр локти в колени и вцепился в жёсткие чёрные волосы. Серебряный венок, символ власти, со звоном упал на пол и покатился в сторону. Киллиану было плевать.
Пусть всё горит синим пламенем. Киллиан слишком устал, чтобы пытаться что-то контролировать. Киллиан слишком боялся, чтобы вновь начать действовать.
— И как только ты сразил оленя Инглинг?
Киллиан вскинул голову, уставился на открытые двери, ведущие на балконную площадку. Там, бесцеремонно развалившись на каменных перилах, сидел Катон, крутивший в руке начищенный до блеска кинжал.
— Жалкое зрелище, — презрительно скривившись, бросил он.
— Убирайся! — рявкнул Киллиан, подскакивая на ноги. — Убирайся, пока я не убил тебя!
— А это идея! Попробуй убить меня или хотя бы ранить. Узнаем, действительно ли моя клятва с твоим драгоценным Третьим всё ещё в силе. Ну как? Рискнёшь?
Киллиан был слишком слаб и растерян, чтобы рисковать, хотя желание свернуть Катону шею не ослабевало ни на секунду. Он заявлялся в Омагу всё чаще и чаще и, казалось, делал это исключительно от скуки. Новых сведений, представляющих угрозу для них всех, не было, и не было Третьего, способного заставить Катона искать то, что им нужно. Вместе с Джинном Киллиан, наверное, смог бы попытаться надавить на вождя Дикой Охоты, но только не сейчас, когда Киллиан пытается хоть как-то собрать себя по кусочкам, а Джинн — видит и слышит то, чего не понимает.
— Ты ведь знаешь, что орёл никогда бы не признал тебя по-настоящему, — продолжил Катон, широко, ядовито улыбаясь. — Ты не создан для власти, Киллиан. Просто признай это и передай управление Омагой тому, с кем я смогу хотя бы говорить нормально. Ты, очевидно, только и можешь, что ломать мебель.
Киллиан мог не только это. Он мог свернуть шею или вырвать хребет голыми руками, мог отсечь голову, не моргнув и глазом, и скормить врагу его же пальцы, но сейчас всё это казалось ему таким далёким и бессмысленным. Что толку от его жестокости, которую он всегда проявлял к тем, кто стоял на пути, если за спиной у него никого не осталось?
Розалия. Жозефина. Роланд. Алебастр. Гвендолин. Гилберт. Даже Мария, ещё не успевшая стать частью рода Лайне. Теперь и…
— Изменений нет, — холодно произнёс Катон, после чего, крутанув кинжал ещё раз, упал спиной назад и растворился в тенях, охотно отозвавшихся на его древнюю магию.
«Изменений нет».
Для Киллиана эти слова были сродни острию в сердце.
Он рухнул на стул, почувствовав, что ноги уже не могут удерживать его, и оторопело
посмотрел на стоящего поодаль Джинна. Он держался значительно лучше и позволял себе показывать слабость лишь в моменты, когда неизвестная сила атаковывала его изнутри. В остальное время Джинн был собранным, серьёзным, внимательным. Таким, каким и должен быть посол мира, странствующий между городами и крепостями.
После исчезновения Третьего Джинн стал самым сильным магом Диких Земель, и его присутствие и внимание требовались в нескольких местах сразу.
— Изменений нет, — тихо повторил Киллиан, скорее зная, чем слыша, какой хриплый и безжизненный у него голос. — Четыре месяца, а изменений всё ещё нет…
— Если бы Третий погиб, его клятва с Катоном бы перестала действовать, о чём он бы тут же сообщил, чтобы продемонстрировать свою силу, — быстро проговорил Джинн. — Ещё есть шанс.
Киллиан знал это, но ощущал себя до того пустым и разбитым, что, не сдержавшись, заорал:
— Четыре месяца, Джинн! Башня стоит четыре месяца!
Ему не следовало срываться на Джинна, пытавшегося успеть везде и всюду, способного помочь в безопасном устранении Башни, но Киллиан не мог остановиться.
Всё началось где-то через две недели после того, как Третий, согласно планам, должен был появиться в Тоноаке. Леди Эйлау прислала ласточку, в которой говорилось, что Третий и его спутники были захвачены Башней, возведённой Карстарсом. В первые секунды Киллиан решил, что это очень плохая шутка, но побледневшее лицо Джинна, бывшего рядом в тот момент, подсказало ему, что это не так.
— Я чувствовал что-то, — сбивчиво пробормотал Каслана тогда, пустым взглядом смотря на тонкий пергамент в руках Киллиана. — Что-то мощное, неестественное… Оно было таким быстрым, как ветер, и я даже не понял, что…
Никто из них не понял, что это было.
Никто не понимал, как с этим бороться.
Никто не знал, жив ли Третий.
Киллиан начал срываться спустя месяц душащей его неизвестности. Весь дворец теперь ходил на цыпочках, а если кто и попадал под его горячую руку, то после решал этот вопрос с Джинном или Маруном — тот временно заменял Третьего на посту генерала.
Даже это выводило Киллиана из себя, а ведь он умел контролировать свои эмоции. Он был свободолюбивым, но знал, когда следует отступить на шаг и показать обратное.
Сейчас же он показывал лишь то, насколько сильно он разбит.
Он устал терять и хоронить тех, кого любил больше всего. Устал засыпать, слыша, как болезненно сжимается его сердце. Устал возвращаться к могилам, пустоте в душе и отчаянию, которое ни на мгновение ни оставляло его. Устал ненавидеть себя за то, что каким-то образом выжил во Вторжении, но не сумел защитить семью, которую любил всем своим колючим сердцем.
Они должны были выжить. Все они, все из рода Лайне и из рода Дасмальто. Все великаны, которых он знал. Все люди, феи и эльфы. Почему столько сигридцев погибло, а он до сих пор жив?
Киллиан слишком устал, чтобы притворяться сильным королём.
— Почему, Джинн? — едва слышно спросил он, подняв на него пустые глаза. — Почему они все погибли? Почему я не смог защитить хотя бы его?
— Есть ещё шанс, — так же тихо ответил Джинн. — Третий сильный, справится.
— Он ещё ребёнок, — возразил Киллиан, смутно осознавая, что это ложь. Однако Третий всегда будет ребёнком для него. — Я должен был защитить его, но я…
Он не справился. Он любил своих племянников всем своим колючим сердцем, и он не сумел защитить последнего.
— Оставь меня.
Не говоря ни слова, Джинн ушёл.
***
Джинн Каслана умел импровизировать. Это было его особым талантом, дарованным, должно быть, самими звёздами.
Но в последнее время этот талант никак не помогал ему.
— Больно? — спросила Ветон, слегка надавив ему на спину.
— Нет, — глухо ответил Джинн, даже не пытаясь звучать чуть более любезно.
У него не было сил на дежурные улыбки и фразы, которыми они всегда обменивались, когда у Джинна случался очередной приступ. Они называли это «приступами» лишь потому, что не знали, как иначе объяснить беспорядочные попытки тела Джинна истерзать себя.
Ему не обязательно было уставать или попадать под удар врага, чтобы нечто, скребущееся внутри него, начинало рваться наружу. Два шрама на его лопатках, появления которых он не понимал, могли начать кровоточить в любое время, вне зависимости от его желаний и целей. Иногда это начиналось в присутствии Ветон, но чаще всего в моменты, когда он был один. Пару раз это случалось в пути — тогда Джинн пил отвары, которые Ветон приготовила специально для него, и надеялся, что доживёт до возвращения в Омагу. Если не ради себя, то ради Киллиана, Анселя, Маруна и тех, кого сильнее всего коснулось исчезновение Третьего.
Строго говоря, это не было исчезновением. Леди Эйлау исправно следила за состоянием Башни, фактически поселилась рядом с ней, и потому она точно знала, что Третий, Первая, Клаудия, Магнус, Стелла и Эйкен всё ещё внутри. Но ни она, ни кто-либо другой не знал, как помочь им. Всего в Диких Землях было лишь два человека, которым удалось выйти из Башни живыми, и сейчас оба были заперты в точно такой же.
Джинн не знал, есть ли у них шанс, и боялся даже думать об этом. В последнее время приступы случались всё чаще, и в его комнатах Ветон проводила больше времени, чем у целителей. Начали ходить слухи, что они наконец стали любовниками, — и кто только придумал добавлять это ужасное «наконец»? — но ни Ветон, ни Джинн не обращали на это внимания. Джинн едва не умирал каждый раз, когда случался приступ, и теперь отвечал за всё то, что раньше выполнял Третий, да и Ветон прибавилось работы.
— Как Киллиан? — спросила она будто скучающе, но Джинн знал, что на самом деле она волнуется. По-своему, конечно, но волнуется.
— Сегодня сломал стол.
— О. Стол. Ну, главное, что никто не пострадал.
— До этого не так далеко, как ты думаешь. Ему становится хуже.
— И что же ты тогда тут делаешь? — довольно резко спросила она, зная, что начинает давить на правильное место. — Почему не ищешь способы вытащить их из Башни?
Джинн не мог винить в её особом подходе к получению информации и смелости, которую она не боялась проявлять перед Третьим. Если она была нужна ему, то Ветон предпочитала выпытать все детали, прежде чем начать работать, иначе вполне могла отказаться и просто ждать, когда Третий сдастся и вновь обратиться к ней. Она была резкой и, возможно, чересчур импульсивной, особенно в ситуациях опасности и стресса, но Джинн не винил её в этом. Теперь, когда самым сильным магом Диких Земель считался он, а должность генерала занял Марун, Ветон наседала на них, требуя, чтобы они либо делились с ней информацией, либо проваливали из её лазарета куда подальше.
Она также знала, что на самом деле он искал способы. Все четыре месяца, без остановки. Он прибыл в Тоноак сразу же, как смог, едва сумев убедить Киллиана в том, что тот должен остаться в Омаге. Он проводил в Твердыне Кродоу дни и ночи напролёт, игнорируя нечто, прорывающееся наружу, и переводя все тексты, которые удалось найти. Он был в Элве и вместе с Джокастой и магами, верными ей, искал ответ среди многочисленных эльфийских хранилищ. Он побывал в каждой крепости, в каждом храме и вскоре должен был отправить доверенных людей искать ответы в Артизаре. Как бы Джинн ни хотел заняться этим сам, ему не следовало покидать западных земель — путь в Артизар неблизкий, и неизвестно, не потребуется ли его помощь здесь.
— Ты закончила? — спросил он, так и не ответив на её вопрос. В этом не было никакого смысла — они оба знали, что Джинн работает на пределе сил и, возможно, именно из-за этого приступы случаются чаще. Не то чтобы он совсем не мог вытерпеть их, ещё как мог, но это не слишком приятное дело — чувствовать, как тело предаёт тебя и ломает изнутри.
— Закончила, — фыркнула Ветон.
— Отлично. Ты не могла бы дать мне рубашку? Она где-то там, на стуле.
— Элементали… — со вздохом произнесла Ветон, оглядываясь. — Тебе нужно прибраться.
— Как только, так сразу.
Джинн хотел встать, но тело было до того тяжёлым, что он не мог пошевелиться, только лежать, раскинув руки в разные стороны. Хорошо хоть в своё время он догадался выбить себе комнаты с такой огромной кроватью — при желании тут без проблем могли уместиться даже три человека. В последнее время сон для Джинна стал слишком драгоценной вещью, чтобы он пренебрегал даже такими небольшими моментами.
Но Ветон бросила на его спину, отмытую от крови и уже не доставлявшую ему столько боли, рубашку, и Джинну пришлось начать шевелиться. Он мог позволить себе пару минут отдыха, но после того, как Киллиан сорвался, это казалось неправильным.
Они оба знали, что Джинн не виноват в том, что пытается поддерживать надежду, но именно эта надежда и отравляла Киллиана. Ему было нужно знать, что Третий жив, иначе, Джинн не сомневался, он просто сойдёт с ума.
Наверное, даже хорошо, что Джинн не помнил ни себя, ни людей из своего прошлого.
Наверное.
Он слышал чужие голоса, зовущие его, крики и болезненные стоны, завывания ветра и шум песка, свист в ушах, какой звучал, когда куда-то падаешь, но не мог этого понять. Всё это терзало его так же, как два шрама на спине, как ощущение неспособности сделать хоть что-то дельное и страх, что он упустил какую-то крайне важную деталь, способную помочь ему.
— Ты так и будешь стоять и пялиться? — пробормотал он, с трудом удерживая себя в вертикальном положении.
— А ты вообще в состоянии одеться? — скептически уточнила Ветон, сощурив глаза.
— Как видишь, — ответил Джинн и демонстративно, запрещая себе морщиться из-за боли, стал надевать рубашку.
— Элементали великие…
Когда-то, возможно, он бы даже пошутил про это. Ветон слишком редко была в его комнатах и никогда с той целью, о которой все сейчас только и шептались. Но в последнее время внимание, обращённое на Джинна, выросло раз в десять, если не больше, и он устал от многочисленных взглядов, наполненных вопросами и недоверием. Ветон никогда не вызывала у него недоверия или вопросов, — разве что ему было интересно, почему она такая колючая, — но даже её внимание сейчас ощущалось слишком остро.
— В этот раз было хуже, да? — наконец спросила Ветон.
Джинн остановился. Не было смысла скрывать от неё правду, она была целительницей с многолетним опытом и отлично разбиралась, когда такие глупцы, как он, пытались солгать.
— Было ужасно, — тихо ответил он. — Как будто что-то почти вырвалось.
Как будто два шрама на спине были ранами, нанесёнными изнутри, как будто кто-то просто разорвал его кости, мышцы и кожу, пытаясь пробить себе путь на свободу. На какое-то мгновение Джинн решил, что он так и умрёт, не поняв, что это было, и не вспомнив, кем является.
— Тогда добавим тебе больше эрвы.
— Это поможет?
Ветон посмотрела на него, поджав губы, и Джинн мгновенно почувствовал, какой глупый вопрос задал. Вряд ли даже Ветон до конца понимала, с чем они столкнулись, и действовала исключительно по аналогии. Джинн не был силён в целительстве, мог только полагаться на свою магию, излечивающую его самостоятельно, но с этим она не боролась.
— Думаю, утром тебе снова станет плохо, — наконец сказала Ветон, и Джинн громко застонал от разочарования: когда Ветон предполагала, когда может случиться следующим приступ, она всегда угадывала, будто сама терзала его магией, о которой он не знал. — Когда ты отбываешь?
— Как раз завтра утром.
— Значит, вечером, — кивнув, заключила она. — Если сбежишь — пеняй на себя, я больше помогать не буду.
Он вполне мог и впрямь сбежать, но Ветон действительно угадывала, когда наступал следующий приступ. И от Джинна не будет толка, если он будет страдать из-за самого себя и не сможет должным образом остановить это.
— Тебе ещё не надоело возиться со мной? — пробормотал он, проводя ладонью по растрёпанным волосам. — Риас, кажется, умирает от тяжести все твоих дел, пока ты тут милуешься со мной.
Ветон громко рассмеялась.
— Милуюсь, как же! Да ведь ты откинешься, если я не буду следить за тобой.
— Не такой уж я и беспомощный.
— Правда?
Это, наверное, было проверкой. Или каким-то призывом, который он не разгадал. В последнее время, когда приступы участились, общество Ветон напоминало не только об этом, но и том, что Джинн мог чувствовать себя спокойно. Когда Ветон заканчивала залечивать его раны и говорила, что он свободен и может катиться куда подальше, он действительно чувствовал спокойствие. Настолько, что он потерял бдительность, даже с учётом того, в собственных комнатах ему нечего было опасаться. Даже саму Ветон.
Кажется, это и впрямь было проверкой. Такой, которую Джинн не распознал вплоть до самого последнего момента, когда губы Ветон коснулись его губ, а её руки легли ему на шею и коснулись кончиков волос.
Джинн отшатнулся исключительно инстинктивно. Ему казалось, что он слишком хорошо знал Ветон, чтобы понимать: он — едва не последний, на кого она посмотрит. Это было своеобразной игрой, в которую они играли, даже не озвучивая правил. Джинн безуспешно флиртует, ни на что не рассчитывая, Ветон ставит его на место. Об этом знали все.
— Успокойся, — фыркнула Ветон, потянувшись к нему. — Я не кусаюсь.
— Я бы не был так…
Она заткнула его требовательным поцелуем. Джинн мог бы сопротивляться, мог бы вырваться, — он был намного сильнее, — но не делал этого не из-за чувства благодарности за то, что Ветон тратила столько времени, чтобы помочь ему пережить приступы.
У Джинна не было никакой причины, чтобы отвечать на поцелуй Ветон, но он отвечал, уже ни о чём не думая.
***
Джинн с трудом открыл глаза. Всё его тело болело и отказывалась подчиняться, и он был уверен, что это вовсе не то, что он должен был чувствовать после ночи с женщиной.
Он с трудом и болезненным стоном сел, пытаясь понять, где находится. Это всё ещё его спальня, тонущая в полутьме — рассвет в серых тонах вот-вот должен был наступить. С дверей, ведущих на балкон, тянуло холодом. Одеяло почему-то было отброшено в сторону, и Ветон не лежала рядом. Джинн думал, что, в какой-то момент открыв глаза ночью, видел: она действительно была рядом.
— Идиот, — пробормотал он, заставляя себя подняться на ноги.
Ветон вовсе не обязана оставаться, если не хочет, даже если ночью Джинну казалось, что это не так. Это всё ещё было игрой без правил, но Ветон идеально играла в неё, не считаясь с желаниями Джинна. К тому же, она всё ещё тратила время и силы, чтобы помочь ему пережить приступы.
К тому же он, кажется, действительно хотел её.
Джинн остановился, кое-как натянув штаны, и выругался сквозь зубы.
Он не мог быть настолько глупым, чтобы действительно хотеть Ветон.
Джинн прошёл к балкону, не помня, чтобы оставлял его открытым, и в отражении увидел, что за его спиной кто-то есть. Он быстро развернулся, вскинув руку, но остановился, когда Ветон удивлённо посмотрела на него.
— Ты из ума выжил? — прошипела она.
— Прости, — выдавил Джинн, опуская руку. — Я…
Он ничего не понимал. Мысли путались. Он и впрямь был с Ветон этой ночью или же ему это только приснилось? На ней уже было простое серое платье с кожаным корсетом, волосы собраны в низкий пучок, и Джинн чувствовал себя просто глупо, стоя перед ней в одних штанах.
— Неважно, — резко отозвалась Ветон, закатив глаза. — Ты спал, как убитый, так что я успела приготовить новый отвар.
— О. Прекрасно. Тогда…
Он думал, что именно его она и держат в руке, отведённой за спину. Зрение Джинна всегда было отличным, только сейчас отчего-то подводило — ему приходилось сосредотачиваться, прикладывая все усилия, чтобы разглядеть хоть что-то. Голова раскалывалась из-за боли.
Что-то врезалось ему прямо под рёбра. Джинн захрипел, отступив назад, и опустил глаза к руке Ветон, сжимавшей кинжал. Кровь брызнула из его рта, мышцы мгновенно налились свинцом.
— Что…
Ветон резко повернула кинжал. Джинн закричал, чувствуя и слыша, как всё внутри него сгорает от боли. Кости трещали, жилы и мышцы рвались, кровь вскипала и холодела одновременно, пока голову и спину будто разрывало изнутри.
Ветон толкнула его к балкону, и Джинн едва не упал, запнувшись о собственные ноги. Он пытался поднять руки и сжать руку Ветон, чтобы вырвать кинжал, но мог только совсем слабо цепляться за него.
— Что… — снова выдавил он, поднимая на неё мутный взгляд. — Почему, Ветон?..
— Потому что так нужно, — спокойно ответила она, вновь толкнув его вперёд.
Джинн с ужасом понял, что она хочет подвести его к самому краю и столкнуть. Его комнаты находились на шестом этаже и, будь его магия в порядке, он бы не разбился насмерть. Но разобьётся, если Ветон действительно столкнёт его. Магия вопила, металась внутри его трясущегося, умирающего тела, и ничего не могла сделать, только медленно убивать его.
— Разве ты не помнишь, Каслана? — почти насмешливо спросила Ветон, толкая его перед собой, всё ещё держа кинжал в его груди. — Как ты, движимый идеями свободы и равенства, ворвался в небесные чертоги и попытался украсть силу, в которой нуждались люди?
Джинн против воли сам отступил на шаг. Он не понимал, о чём говорила Ветон, но его голова болела от этих слов. Идеи свободы и равенства, небесные чертоги, сила, в которой нуждались люди… Ничего из этого не было частью какой-то одной легенды Сигрида, это никак не было связано между собой.
— Тебе просто не повезло, что боги твоего мира изгнали тебя за это, — продолжила Ветон, сделав последний толчок. Джинн почувствовал, как поясницей упирается в холодный камень ограждения. — Возможно, смерть была бы милосерднее.
— Почему, Ветон? — совсем тихо повторил он.
Что-то внутри медленно просыпалось: возможно, тот странный источник, являющийся причиной его приступов. Магия всё ещё вопила, но постепенно собиралась на кончиках пальцев, которыми Джинн безуспешно пытался отнять руку Ветон от кинжала, всё ещё торчащего из его груди.
— Не то чтобы мне очень нравится это имя, — фыркнула она, сморщив нос. — Но выбирать не приходилось.
Магия не успела. Ветон резко выдернула кинжал и со всей силы толкнула его за ограждение, и удар, который он готовил, пришёлся на него самого.
Джинн чувствовал, как магия сжигает его изнутри, и откуда-то слышал шёпот умирающих звёзд.
***
Первым Пайпер почувствовала сразу несколько запахов. Сталь, кровь, соль, цветущий сад и сырость земли, будто недавно прошёл дождь. Следом пришли чужие эмоции, разрывающие её изнутри. Не сумев удержать Третьего в одиночку, Пайпер и Клаудия вслед за ним упали на землю и, почти одновременно выругавшись, попыталась перехватить его руки. Третий кричал во всё горло, царапал себе шею, вцеплялся в волосы так сильно, словно хотел избавиться от них, неумолимо сдавался под натиском отчаяния — Пайпер чувствовала это своей магией, а Клаудия, должно быть, понимала из криков и обезумевшего взгляда.
Пайпер всё ещё слышала уверенный голос Магнуса и чувствовала, как тело противится её попыткам сделать к нему хотя бы шаг. Перед глазами стояла его улыбка, в которую он всегда вкладывал только поддержку и уйму комплиментов просто потому, что не мог не сделать этого. И Пайпер через нить, связавшую Время и Силу, до сих пор чувствовала, как сердце Третьего разбивается на миллионы кусочков снова и снова.
Эйкен, при приземлении успевший подставить локти, громко всхлипнул и подскочил на ноги. Стелла зубами схватила Пайпер за рукав и дёрнула её вверх, затем в сторону, ближе к Третьему, будто она и так была недостаточно близко. В то же время голос Клаудии, полный стали и слёз одновременно, ударил по ней слишком сильно:
— Сделай же что-нибудь!
Пайпер даже не знала, что на неё сработало сильнее: настойчивость Стеллы, слова Клаудии или истошный крик Третьего, но она схватила его за руки и тут же потерялась в его совершенно пустых глазах.
— Верни меня, — выдохнул он, резко подняв к ней голову. — Верни меня! Открой портал!
Пайпер сглотнула комок нервов. Связь, которую она ненавидела так сильно, сейчас передавала каждую из противоречивых эмоций Третьего и его боль, бывшую куда сильнее, чем Пайпер думала изначально. «Магнус — его кертцзериз», — повторила Пайпер, с ужасом видя, как Третий зажмуривается и тянет себя за волосы. Магнус — часть души Третьего, которую он нашёл, и что-то подсказывало Пайпер, что потерять часть души так же больно, как и всю душу.
Третий всего за несколько минут потерял и Магнуса, и Розалию, и она чувствовала, как всё внутри него противиться этому факту и в то же время уничтожается им.
— Верни меня, — прошептал он, перехватывая её ладонь. Пайпер видела косой взгляд Клаудии, бывшей рядом, и всего лишь хотела, чтобы Третий не рвал на себе волосы, но он взял её ладонь и прижал к своей щеке, будто так и должно быть. — Умоляю, верни меня обратно. Я помогу ему.
Пайпер выдавила какой-то нечленораздельный звук. Она слышала грохот крови в ушах, тихий плач Эйкена, уже принявшего произошедшее, и топот множества ног. И голоса — встревоженные, злые.
Она слишком поздно поняла, куда именно привёл открытый ею портал. Вернее, не портал, а Переход — резонанс магии оказался до того мощным, что Сила, поддавшись отчаянным желаниям Пайпер оказаться в безопасности, дома, вышвырнул их в другом мире.
Клаудия подбежала, схватила Нотунг, который до этого защищали тени Эйкена, и, стиснув зубы от боли, — сокрушитель, как и всегда, отвергал её, — подняла меч, встав перед Третьим и Пайпер. Стелла пригнулась, приготовившись к прыжку.
— Стойте! — заверещал кто-то. — Остановитесь!
Пайпер почти задохнулась от подступивших слёз. Вперёд, расталкивая Энцелада, Артура и ещё двух рыцарей, которых она видела впервые, вылетел Эйс. Он выглядел как-то иначе: то ли стал выше, то ли держался более уверенно и величественно. Но всего за несколько метров, отделявших их, он вновь стал тем двенадцатилетним Эйсом, которым был в ночь, когда демоны пришли за ним прямо к порогу дома Сандерсонов.
Пайпер почувствовала, как Третий отпустил её ладонь, и в ту же секунду Эйс налетел на неё. Третий придержал их обоих, чтобы они не упали, но тут же отдёрнул руки. Пайпер разрывалась от боли сальватора, передававшейся ей, его страха и всепоглощающего чувства безысходности, но в то же время держала Эйса в своих объятиях и чувствовала, как ей становится легче.
Но тут Эйс, скосив глаза на Третьего, закричал и отскочил, как ошпаренный. Неизвестно откуда у него в руках появился изящный меч, слабо сияющий янтарным светом. Эйс действовал будто на инстинктах: он сделал выпад, но Клаудия пусть и неуклюже, но приняла удар. Правда в следующее же мгновение Энцелад выбил меч из её рук, перехватил его и прижал лезвие к её шее.
— Хватит! — закричала Пайпер, когда Стелла яростно зарычала. — Остановитесь!
Наконец Пайпер увидела Гилберта, остановившегося между двумя безымянными рыцарями. На доли секунды на его лице показалось облегчение, стоило ему заметить Пайпер, но затем на нём отразился неподдельный ужас. Гилберт широко раскрыл глаза и прижал сжатый кулак со сбитыми костяшками ко рту, подавляя почти сорвавшийся с губ выкрик. Шерая мигом оказалась рядом и, положив руку на плечо задрожавшего Гилберта, смерила их всех беспристрастным взглядом.
Напряжение было до того сильным, что Пайпер чувствовала его давление на её магию. Эйс всё ещё держал оружие наготове, — «И где он только взял его?», — Энцелад прижимал лезвие меча к горлу Клаудии, смотревшей на него с презрением и ненавистью. Дядя Джон, нерешительно оглядывающий Пайпер и её спутников, покачал головой.
«Боже мой», — пронеслось в её голове с запозданием.
Пайпер перенесла их во Второй мир, прямо на задний двор особняка Гилберта. К людям, которые ненавидели Третьего, прямо сейчас стоявшего за спиной Пайпер.
И это поняла не только она.
Словно безошибочно определив, кто отдаёт приказы, Стелла бросилась на Гилберта. Энцелад попытался атаковать её, но она пронеслась мимо, увернулась от мечей ещё двух рыцарей и повалила Гилберта на землю, максимально приблизив рычащую морду к его лицу. Алая магия почти коснулась её шерсти, однако тени Эйкена преградили Шерае дорогу.
Сознание Пайпер вопило. Клаудия осталась без оружия, которым завладел Энцелад, Стелла держала Гилберта и не позволяла ему сбросить её, двое рыцарей держали свои мечи слишком близко, одно неосторожное движение — и они ранят её. Дядя Джон же напомнила призрака и просто стоял, иступлённо смотря на неё. Пайпер смотрела на него с тем же чувством и не знала, что сказать.
Неожиданно Стелла мотнула головой в сторону и сменила обличье. Теперь она сидела на покрасневшем до кончиков ушей Гилберте совершенно голой и, не обращая внимания на направленные на неё мечи и отчаянные попытки Эйкена не подпустить к ней Шераю, смотрела в сторону. Пайпер проследила за её взглядом и замерла, увидев поднимающееся из-за горизонта солнце.
— Там солнце! — взяв слишком высоко, крикнула Стелла. — Третий, смотри, там солнце!
Напоминание об его присутствии будто только подстегнуло Гилберта действовать. Он оттолкнул от себя Стеллу, быстро снял себя тёмно-синий пиджак, едва не порвав его, швырнул в неё и сбивчиво крикнул:
— Немедленно прикройся!
Стелла вцепилась в пиджак и стала рассматривать его, будто ничего другого не существовало. Пайпер хотела аккуратно подойти, заслонить её собой, если кто-то решит напасть, но новый отчаянный крик почти сбил её с ног. С крыльца особняка сбегала Марселин и она, казалось, выглядела почти счастливой, поймав её взгляд, но остановилась, оглядев всех остальных. Пайпер была уверена, что Марселин сразу же узнает Третьего, но вместо этого она, заметив тихую борьбу Эйкена и Шераи, через силу выдавила:
— Рафаэль…
Эйкен дёрнулся, как от удара, и непонимающе уставился на неё. Марселин сорвалась с места, но двое рыцарей поймали её и потащили назад.
— Нет, отпустите! — истерично кричала она, хаотично избивая плечи и руки рыцарей, разбрасывая искры зелёной магии, которая, однако, почему-то не причинила им вреда. — Рафаэль!
Голова Пайпер была готова расколоться от криков, боли и слишком большого количества мыслей, в то время как ноги несли её к Стелле. Пайпер схватила её за руки и быстро завела себе за спину, но, не успев даже рта открыть, почувствовала, как давящая магия разлилась в воздухе, и Третий, чей хриплый голос казался неестественно громким в только наступившей тишине, выдавил:
— Пожалуйста, — он сделал неуверенный шаг вперёд, и Энцелад почти сместил оружие на него, но Третий вопреки всему произнёс так громко, умоляюще и быстро, что все разом застыли: — Пожалуйста, не отрекайся от меня, брат.
Теперь помимо криков, боли и слов Магнуса в голове Пайпер звучали сотни подсказок, которые она упустила, и тысячи намёков, которые не понимала. Всё было так просто очевидно, но, казалось, этого не знала только она.
И всё это было так ужасно не к месту, что она громко, истерично, до слёз рассмеялась, мгновенно собрав на себе все взгляды.
Её это не волновало, потому что Третий — Фортинбрас из рода Лайне, изгнанный принц Ребнезара и старший брат Гилберта.
Больше книг на сайте - Knigoed.net