Он покачал головой, достал из воздуха дымящуюся сигарету и затянулся.
— Ну! — поторопила его Лиса, которую снедало нетерпение.
— Так, — сказал Алекс, выпустив дым. — Значит, так. Махно назначил встречу послезавтра, ночью, в Пушкинском парке, это в Пушкине, под Питером…
— Я знаю, где это, — прервала его Лиса. — Дальше.
— Ну я и подумал, что там же финская граница недалеко…
— Ты начал говорить о Махно, — снова прервала его Лиса.
— Ах, да, Махно, — снова улыбнулся Алекс. — Вий, это его оператор,[16] сказал, что будет немецкий. Он у Махно в последнее время, вроде, легче всего идет. Вот я и побежал, искать нам немецкие биографии.
— Пика по-немецки средне говорит, — напомнила ему Лиса, думая, впрочем, о другом.
— А она у нас будет беглой чешкой, по-чешски-то она трепится дай бог всякому.
— Хорошо, — кивнула Лиса. — Замечательно. Сделай мне тоже, — кивнула она на сигарету в его руке.
— Крепкие, — предупредил Алекс, вытаскивая из ниоткуда новую зажженную сигарету. — Пожалуйста.
— Спасибо, — она взяла сигарету и сразу же затянулась, предполагая, впрочем, что на «голодный» желудок и на фоне общей слабости ничего хорошего из этого не выйдет. — Что Махно хочет взамен?
— Ничего, — усмехнулся в ответ Алекс, который, хотя и работал с ней уже пять лет, ничему в этом деле так и не научился. — Так всякие глупости, танцевать с тобой хочет.
«Я обещала Махно, и установила крайнюю дату. Полгода, — вспомнила она вдруг. — Так когда же я успела ему это пообещать?»
— Приглашает на танец, — уточнила Лиса.
— Да, — заулыбался Алекс. — Точно. Ты же его знаешь! Опять носится с идеей грохнуть кого-нибудь из Политбюро.
«Ох, какой же ты еще ребенок, — с тоской подумала она, глядя на толстенького, с круглым брюшком и розовыми щечками лысеющего юношу. — Но, может быть, оно и к лучшему! А долги надо возвращать».
— Хорошо, — сказала она вслух. — Передай, я согласна, но не раньше, чем через полгода. Что со вторым делом?
— С Израилем облом, — развел руками Алекс. — У них все базы данных на иврите. Ничего не прочесть, так что я пока в Германии ищу, но там этих больниц… Вот сейчас отдохну и снова «полечу».
— А что ты мне забыл рассказать про Израиль? — спросила она, почувствовав что-то, ненароком мелькнувшее в розовом тумане его сознания.
— Да, ерунда, — махнул рукой Алекс. — Там мелькнул один текст на русском, но это не тот, кто тебе нужен.
— Алекс, — тихо сказала Лиса, зная, что от такого ее голоса у многих сердце в пятки уходит. — Это я буду решать, кто мне нужен. Излагай!
— Да нечего излагать, — огрызнулся испуганный парень. — Письмо. Запрос в МВД СССР. Больница Ихилов разыскивает родственников одного больного эмигранта, но он под твое описание не подходит.
— Почему?
— Ему пятьдесят восемь, и он не кататоник, — объяснил Алекс.
— А кто?
— У него какая-то болезнь, я не понял, если честно. Называется «Лобный синдром».
— Сколько лет?
— Я же сказал, пятьдесят восемь.
— Сколько лет он болеет? — стараясь держать себя в руках и не раздражаться по пустякам, объяснила Лиса.
— Десять.
— А эмигрировал когда?
— Со второй волной, в восемьдесят седьмом. Я же тебе сказал, не наш клиент.
— Не наш, — повторила она за ним.
«Не наш?»
— Ну! — как бы подтверждая ее мысли, пожал плечами Алекс.
— В чем выражается болезнь? — все-таки спросила Лиса.
— Не знаю, — развел толстенькими ручками Алекс. — Я же не врач, Нота, а у них все этими их рыболовными крючками записано.
— Так иди и узнай, — приказала она. — И про него все узнай.
— Иди, — повторила Лиса и закрыла глаза.
2
День прошел, как не было. Просто из одной ночи она нечувствительно, не задерживаясь под солнцем, которое, на самом деле, из-за туч так и не появилось, перешла в следующую. В девять с копейками, приехал на своей старой «Ниве» Черт. Покрутился по дому, бесцельно и, казалось, бессмысленно, заглядывая во все дырки, сожрал все, что еще оставалось не съеденным в холодильнике, «понюхал» воздух своим длинным еврейским носом, и в конце концов заявил голосом, в котором не звучало ровным счетом ни одной человеческой ноты, что можно ехать. Но сразу выехать не получилось. Сначала, Пика подгримировала себя и Лису, заодно «сваяв» ей и Алексу по вполне приличному парику, Лисе — рыжий, а оператору — сивый. Затем прибрались в доме и запечатали вход в подвал, так что без очень специального оборудования или классного «нюхача» сразу и не найдешь, даже если знаешь, что искать. Еще потом, Лиса написала все еще безмятежно спящему Быку нежное письмецо в стиле тех записочек, которые могли оставить и оставляли Леве Конопенникову его многочисленные бляди, но, включив в него, как бы между делом, пару слов, которые объяснят проснувшемуся поутру кооператору, что они ушли надолго. Все это время, Черт бродил по дому, впрочем, никому особенно не мешая, а Алекс сидел с отрешенным видом в кресле напротив выключенного телевизора, гуляя, черт знает, в каких электронных сетях. Во всяком случае, находиться эти сети могли где угодно, Алекс легко доставал даже до Америки и Австралии.
— Куда поедем? — равнодушно спросил Черт, когда все расселись в салоне машины.
— В Питер, — коротко объяснила Лиса.
— У тебя скоро масло потечет, — сказала Дама Пик.
— Знаю, — Черт завел мотор и тронул машину с места. — Но до Ленинграда продержится, а там я другую угоню.
— Я подремлю? — спросил Алекс.
— Мне без разницы, — от интонаций Черта можно было на стенку полезть, но лучшего боевого мага в европейской части СССР по данным Лисы теперь не было.
— Я тоже отключусь, пожалуй, — сказала она, как бы размышляя вслух. — Как считаешь?