Твари Господни - читать онлайн бесплатно полную версию книги . Страница 67

— Совсем неинтересно? — спросила Лиса и машинально сотворила себе стакан виски и черную сигарету.

И тут что-то произошло. Что-то в ее действиях заинтересовало незнакомку настолько, что она даже ненавидеть на мгновение перестала, охваченная совершенно неуместным здесь и сейчас чувством удивления и даже, пожалуй, изумления.

— Ты Рапоза?

Чего было больше в ее голосе, ужаса или все-таки изумления?

— Встречались? — Но, уже задавая свой вопрос, Лиса узнала даже больше, чем хотела спросить, привычно получив знание неизвестно откуда в готовом виде.

«Ох!» — Ей захотелось оглянуться, но такого Лиса себе позволить не могла. Тем более теперь.

— Я твою ауру запомнила, — казалось, силы неожиданно покинули собеседницу, и перед Лисой осталась опустошенная, сожженная внутренним черным огнем душа, глядевшая на Лису сквозь выцветшие вдруг, ко всему безразличные глаза. — И там, и здесь.

Последние слова и вовсе прозвучали, как затухающее эхо.

— Убей меня, Рапоза.

«Вот же! Мать перемать!»

— Я хочу знать, зачем? — Твердо ответила Лиса, чувствуя, как сжимается от боли еще минуту назад полное счастья сердце. — Зачем?

— Такие, как мы не должны жить.

«Вот даже как… Не должны… А что же нам делать, несчастным?»

— Ты «холодных» тоже чувствуешь? — Вопрос был не о главном, но главное Лиса уже поняла, и говорить о нем просто не могла.

— Не всех, — слова давались женщине с трудом. То, что с ней сейчас происходило, было похоже на обвальный уход. Она, и в самом деле, была уже далеко, и слова оттуда были едва слышны. — Не всегда…

«Она вела Кайданова от самого Мюнхена, но как это возможно?!»

— Как тебя зовут?

— Чара…

«Чара… Сволочи!» — Гнев вернулся к ней столь стремительно, что Лиса даже не заметила, как это случилось. И изумление исчезло, уступив место… Чему? Такого нечеловеческого чувства она просто никогда не испытывала. Кажется, даже в «гестаповской больничке» ее эмоции были на порядок слабее.

Стеклянный воздух вздрогнул и потек. Стены кафе занялись каким-то холодным «потусторонним» пламенем ненормального зеленовато-оранжевого цвета. Но Лиса этого даже не заметила, перестав быть человеком и превратившись в беспощадную богиню воздаяния. Она судила, и суд ее был краток и жесток.

«Умрите…» — она хотела сказать «все», и, скорее всего все так бы и случилось. «По слову ее». Однако именно в этот момент с ней произошло нечто неожиданное и совершенно невероятное. Ощущение было такое, словно чья-то властная рука закрыла Лисе «рот», не позволив додумать до конца последнюю страшную мысль, и гнев, мгновение назад полыхавший в ее сердце с силой солнца, превращающегося в сверхновую, упал к ногам Лисы, как прах от сгоревшей марли.

«Рука» исчезла так же внезапно, как появилась, но Лиса уже не могла произнести — ни вслух, ни про себя — только что возникший в ее душе приговор. Он был несправедлив, сколько бы справедливости ни было в том, чтобы отстоять — пусть и любой ценой — свое неотъемлемое право на жизнь.

«Несправедливо…» — Лиса посмотрела на безвольную «куклу», уже едва способную самостоятельно сидеть на стуле. Жизнь вместе с ненавистью стремительно покидали тело Чары.

«Несправедливо…» — Лиса перевела взгляд на все еще пребывающую в безвременье улицу и увидела ее совершенно другими глазами.

Перед ней предстала вдруг вполне сюрреалистическая картина ужасного чуда, совершенного ею одним лишь движением души, и Лиса окончательно и бесповоротно поняла, что имел в виду Виктор, когда назвал ее богиней.

«Богиня?» — она посмотрела на Виктора, скользнула взглядом по Рэйчел и Кайданову, стоящим, взявшись за руки, как дети, рядом с ним, и вновь вернулась взглядом к Виктору, но так, чтобы посмотреть ему в глаза.

Богиня? — спросила Лиса.

Да, — твердо ответил он.

А кто же, тогда, Он?

Он Бог.

Она не удивилась ответу. Бог. Почему бы и нет, даже если имя его совесть?

Не оборачиваясь, она погрузила Чару в сон и легко «перебросила» безвольное тело женщины в руки как раз выходившему из гостиницы Персивалю.

Подержи! — Приказала она, ничуть не удивившись тому, что пока она была занята Виктор освободил из оков времени и своего рыцаря и его черноволосую спутницу. Персиваль, поймавший женщину на лету, тоже, казалось, ничуть не удивился, а Лиса одним коротким броском-желанием оказалась в штабе операции, где застыли рядом с приборами связи и компьютерами операционалисты генерала Гюнтера Корвина.

— Здравствуйте, господин Корвин, — сказала она, возвращая времени свободу. — Ваша операция закончена.

— Что? — Опешил высокий худощавый мужчина, который никогда не носил генеральскую форму. — Кто вы такая?

— Я Кали.[67] — Усмехнулась Лиса. — Сворачивайте операцию, Гюнтер, или в этом городе не останется живых людей. Сколько вам нужно трупов, чтобы счесть операцию несостоявшейся?

— Кали? — Переспросил явно ошеломленный ее появлением и странными словами генерал Корвин.

— Ладно, — усмехнулась Лиса. — Пусть будет Немезида.[68] Так понятнее?

— Вы…?

— Неделю назад я ушла из мюнхенской контрразведки, — спокойно объяснила Лиса. — Но тогда я не воспользовалась и десятой долей своей силы. Верите?

Секунду он смотрел ей в глаза, но, видимо, ему этого вполне хватило.

— Извините, — сказал он через секунду. — Я все понял. Операция отменяется.

Глава 14

Асгард[69] (11–12 октября, 1999)

1

— Что это за место? — спросил Кайданов, с интересом оглядываясь по сторонам.

Место, действительно, было чудесное. Другого слова не подберешь. Живописная долина среди гор. Хвойный лес. Зеленые склоны с белыми проплешинами скальных выходов. Пустынная в этот час проселочная дорога, какие-то домики на противоположном склоне, и небольшой замок, но не из тех, что давно превратились в руины, или стоят напоминанием о славном варварском прошлом, а уютно перестроенный и превратившийся в симпатичный во всех отношениях большой сельский дом. И все это залито лучами заходящего солнца, явно осеннего, но все еще теплого.

— Что это за место? — спросил Кайданов и скосил взгляд на приведшего их сюда Виктора.

— А черт его знает, — беспечно пожал тот плечами. — Я, собственно, на «маяк» выходил. Где это мы?

Вопрос был адресован крепкому широкоплечему мужчине лет тридцати, льняному блондину с ясными голубыми глазами, но довольно простым и, пожалуй, даже грубым лицом.