Эдвард поднялся и критическим взглядом смерил свое отражение. Галстук цвета зеленого яблока лежал на груди ровно, темно-синий костюм на крупной фигуре сидел как влитой, о стрелки брюк, казалось, можно было порезаться — только пальцем проведи, а начищенные туфли, вне всякого сомнения, годились для того, чтобы пускать солнечных зайчиков.
Расправив плечи и выставив грудь колесом, он последовал в коридор. Пусть все видят — вот идет будущий мэр Шэлл Сити. Не человек — глыба, гора, которую не сдвинуть никому на свете. Полный сил, несгибаемый и… с бородой.
— Мистер Скам, — окрикнула его гримерша.
Он остановился и повернулся, подумав, что о чем-то забыл.
— Просто хотела сказать, что буду голосовать за вас.
Эдвард поймал ее теплую улыбку и тоже улыбнулся в ответ, только сейчас осознав, что не знает имени этой чудесной девушки, сделавшей правильный выбор. Улыбка была почти осязаема. Этот маленький кусочек солнца, поддержки и счастья будто раскрылся незримой волшебной накидкой, нежно лег на широкие плечи, и Эдварду показалось, что теперь он неуязвим.
И все же, когда рокот оваций и музыки ударил по ушам, а глаза ослепили студийные прожектора, он вдруг подумал: «Шэлла, зачем я во все это ввязался?!!». Мысль возгорелась на мгновение и растворилась в темноте, как искра, взметнувшаяся над ночным костром.
— Я думаю, вы все узнали нашего гостя?!! — сквозь шелестящий океан света прорвался голос. — Конечно, это Эдвард Скам! Кандидат в мэры Шэлл Сити, в котором… — Август подставил ладонь к уху. — Что?!!
— Всегда солнечно!!! — взревела трибуна, когда Эдвард оказался в центре съемочного павильона.
Нестройный хор голосов проскакал табуном, ударился о стены и разбежался по коридорам. Статисты угомонились, отбив ладони, и молча застыли на своих местах, точно глупые птицы на жердочках. И глядя на них, не замечая их лиц, только неясные образы, Эдвард понял, что больше почти не боится появляться на публике, лишь направленные камеры все еще ворочали в груди холодный колючий ком. Каждое новое интервью, каждое новое выступление подтачивало страх, отгрызало от него по кусочку, и Эдвард надеялся, что со временем он вообще забудет о нем, как о ночных кошмарах. Но, видимо, не сегодня.
Ведущий, высоко поднимая уголки губ, словно скалясь, встал и протянул руку. Эдвард осторожно пожал ладонь своего будущего «дознавателя». Рука Августа Фокса оказалась совсем худой, мелкой и гладкой, как у ребенка. А сам он, несмотря на говорящую фамилию, походил больше на барсука или скунса, чем на лиса. Не было в нем ничего от лисицы: ни рыжей шевелюры, ни грации, ни острого носа, ни хитрых глаз. Зато в темных пышных волосах белели продольные сугробы седины.
— Мистер Скам, Эдвард, — не переставая лыбиться, Август так развел руки, словно хотел его обнять. — Наконец-то вы здесь! Я очень рад… Вам кто-нибудь говорил, что у вас прелестная борода?
Трибуна взорвалась наигранным смехом. Но Эдвард подавил раздражение, проглотил его, всем своим видом показывая, что ему нет дела до каких-то там колкостей. Он расстегнул пуговицу на пиджаке и опустился в кресло — спокойно, с каменным лицом посматривая на интервьюера холодным ясным взглядом.
— Ну а если серьезно: как так случилось, что обычный фермер вдруг решил стать политиком?
Эдвард подумал, что хотел бы и сам знать точный ответ. Это было какое-то озарение, словно сама Шэлла нашептала на ухо свои желания, когда он, потный от полуденного солнца, бродил среди высоких зарослей кукурузы. Но такое объяснение вряд ли устроило бы ведущего, да и звучало слишком религиозно для технократов.
— А почему нет? Я люблю Шэлл Сити, как и все мы, и хочу сделать его лучше. Моя ферма входит в тройку лучших, работает как часы, а конкурс на любое вакантное место на ней составляет от пятнадцати до двадцати человек. И, конечно, ее работники ни в чем не нуждаются. Но у меня осталось еще очень много энергии, очень много сил, и, полагаю, я сумею найти им прекрасное применение на посту мэра. К тому же, мне кажется, Юко засиделась в своем кресле. Шэлл Сити нужны новые люди. Со свежим взглядом на проблемы, которые, на мой взгляд, не решаются годами.
— Хорошо. Раз уж вы заговорили о проблемах, то какую бы из них вы назвали ключевой?
— Конечно, экология. Здоровая еда, свежий воздух, чистая вода. В конце концов, мы то, что мы едим, чем дышим и что пьем.
— Спасибо за откровенность. Обычно представители вашей партии не склонны так открыто говорить о своих приоритетных задачах. И я их понимаю. Ну а вы — вы не боитесь отпугнуть некоторых избирателей подобными заявлениями? Вам же известно, как вас называют?
— ? — Эдвард не хотел сам произносить это слово.
— Дровами, — улыбнулся Август, разгадав маневр и решив подыграть. — Многие городские жители опасаются, что вы хотите вернуть нас в каменный век.
— Ах, вы об этом, — Эдвард театрально закатил глаза. — Послушайте, хватит воспринимать фермеров как каких-нибудь пещерных людей, — он на мгновение обернулся к аудитории. — Мы ведь тоже пользуемся комбайнами для сбора урожая, смотрим передачи по ТВ и звоним по телефону, чтобы вызывать врача. Врача, Август, а не знахаря из землянки! Однако я также вижу, как задыхаются промышленные районы и как с каждым годом в родильных домах появляется все больше больных младенцев. Вот что я вижу, Август. И если мы сейчас не займемся экологией, то… — Эдвард состроил страдальческую мину. — Что касается дров. Не вижу в них ничего плохого. Дрова — это тепло, идущее от раскаленного камина в холодный зимний день. Дрова — это сытное блюдо, тонко пахнущее дымком. Дрова — это яркое пламя костра, играющее искрами. А пламя — это отражение Шэллы, которая сгорела во имя всех нас, чтобы развеять тьму.
Послышались робкие одинокие хлопки, через секунду они стали увереннее, громче и наконец ухнули салютом.
Эдвард выдохнул, понимая, что слишком увлекся, поддаваясь жару риторике. Последняя фраза выглядела чересчур религиозной. Но публике, судя по не гаснущим овациям, вроде бы понравилось.
Глава 2. Цитадель. Часть 3
— Я слышал, что у вашей партии несколько дней назад возникли непредвиденные финансовые сложности. После определенных трагических событий, — сказал Август в стихающем шуме. — Это правда?
Этого вопроса Эдвард не ожидал. Весть о дыре, появившейся в партийном бюджете после скоропостижной смерти ее главного спонсора, разлетелась быстрее, чем он предполагал. Хотелось банально соврать Августу, но, глядя на его хищный оскал и чрезмерно внимательный взгляд, Эдвард решил, что стоит придерживаться прежней линии обороны. То есть не врать. Совсем. Ни единого лживого слова.
— К сожалению, да. Бедный Джон. Умер в самом расцвете сил, — со страдальческим видом произнес Эдвард, хотя важного спонсора видел лишь однажды и даже не разговаривал с ним толком. — Легкого ветра его пеплу.
— И что вы будете делать?
— Куплю лотерейный билет, — неожиданно для самого себя выпалил Эдвард.
Смех прокатился по студии, а ошеломленный Эдвард выпал из нее, будто убегая от волны гогота публики. Мысль, казалось, миновала разум, родилась сразу на кончике языка и совершенно безвольно выпорхнула между зубами. Как? Как он до такого додумался?!! И зачем он это ляпнул, выставляя себя на посмешище? — безумной каруселью вертелись вопросы, и он крутился вместе с ними, забыв, что дает интервью.
— С вами все хорошо? — спросил кто-то в темноте.
— Да, простите, — очнувшись, сказал Эдвард. — Хотите еще что-нибудь узнать?
— Конечно. Я не могу не спросить о том, что волнует каждого жителя Шэлл Сити. Как вы планируете бороться с ПД и СИПРО, если станете мэром?
— Не «если», а «когда», — скромно улыбнулся Эдвард.
К этим вопросам он был готов. Не так основательно, как хотелось бы, но во всяком случае не ощущал себя полностью безоружным.
— Скажите, вы помышляете о том, чтобы сделать себе крылья и полететь к звездам? — спросил Эдвард.
— Конечно, нет, — честно ответил Август и поморщился — мол, что за чушь.
— Так, может, не стоит задумываться и о проклятии десяти? Принять его как данность. Как старость, как смерть, как грустное расставание с другом или возлюбленной, как боль, которая неизменно возникает в ушибленном колене. Мы не хотим, чтобы все эти неприятные и ужасные вещи происходили, но они все равно случаются со всеми нами. Так, может быть, стоит просто принять ПД как, например, время, текущее из прошлого в будущее, а не наоборот. Мы ведь не можем повернуть его вспять? И летать, как птицам, нам не дано? — Эдвард с прищуром, сквозь свет студийных прожекторов, взглянул на Августа. — Я общался со специалистами в этой сфере. Вы ведь знаете, что они говорят? Они считают, что самой природой Шэлл Сити заложен некий механизм, который контролирует нашу численность. По их подсчетам, будь нас не десять миллионов, а пятнадцать, то треть населения страдала бы от голода и жажды. А если бы нас было в три раза больше, то мы опустошили бы все вокруг, как рой саранчи. И это не мои слова, насколько вы понимаете.
Только сейчас Эдвард понял, что говорит в полной тишине. Ни смешка, ни шепотка, ни скрипа студийных кресел. Публика, как и Август, слушали его во все уши; ни один волосок не шелохнулся в черно-белой мохнатой шевелюре Фокса. И Эдварду эта звенящая тишина, как и застывший барсук в человеческом обличие, безумно нравились. Его обсмеяли за глупую шутку, природа которой была не менее странной, чем причина ПД, но он выстоял и теперь отыгрался, заставив к нему прислушаться.
— А теперь о синдроме провалов. Тут, я полагаю, есть над чем поработать. Насколько я осведомлен, ни в одном из исторических документов не содержится сведений о массовых провалах в памяти. Первые случаи начались пятнадцать лет назад. Хотя, конечно, вам всем и так об этом известно. Многие ведущие ученые нашего города связывают распространенность СИПРО с… — Эдвард повернулся к аудитории, — экологией. Телекоммуникационные системы, опутавшие наш любимый мир, будто огромный спрут, каждую секунду излучают электромагнитные волны. Вы только вдумайтесь, каждую секунду невидимая сила омывает наш разум, и воздействие этой силы до конца не изучено, будь то изображение на кинескопе моего телевизора или излучение микроволновки. — Он демонстративно поднял ладонь, предвидя шум трибуны. — Естественно, это вовсе не означает, что мы вдруг должны отказаться от всех благ цивилизации. И пересесть с автомобилей на лошадей. Отнюдь! Но я обещаю вам, что приложу максимум усилий для того, чтобы сделать Шэлл Сити чище, и если уж не одолеть СИПРО полностью, то уменьшить число его проявлений. Так что голосуйте за меня! Голосуйте за Эдварда Скама! Голосуйте за чистый Шэлл Сити!
Август, едва заметно покачивая головой, словно размышляя над чем-то, захлопал первым. А затем его пылко поддержали трибуны. Приятный для уха шелест одобрения заставил Эдварда скромно улыбнуться. Он ничуть не сомневался, что сейчас со стороны выглядел довольным, как кот, объевшийся сметаной. Но его это совсем не тревожило.
— Это был Эдвард Скам! — громко сообщил Август, пожимая Эдварду руку. — Возможно, наш будущий мэр. Надеюсь увидеть вас снова!
Под шум теплых и вроде бы искренних аплодисментов Эдвард покинул студию и оказался в коридоре, где сразу наткнулся на бдительного телохранителя. Но даже его круглая и бульдожья физия нисколько не портила момент триумфа.
— Вижу, все прошло неплохо, — заключил Боб.
— Надеюсь, надеюсь.
— Мне понравилась ваша шутка про лотерейный билет, — усмехнулся телохранитель.
— А кто сказал, что это было шутка? — серьезно спросил Эдвард.
Боб удивленно захлопал глазами, а потом произнес.