В срубе сразу стало весело и тесно. Она была одета в нечто, отдаленно напоминающее военный мундир. Только с юбкой и очень ладно на ней сидящий. В руках она притащила свертки. Захлопнула за собой дверь ногой, отвернулась к лавке и стала раскладывать их по лавке.
— Раздевайся!
— Да легко! — гаркнул Унидруг, вскочил и одним движением стянул с себя рубаху. Потолок для него был низковат и ему пришлось склонить набок голову, едва не положив ухо на плечо. Член у него оказался под стать росту. Не то, чтобы меня это впечатлило. Но я понадеялся, что еще расту, и мне предстоит сильно вытянуться. Во всех смыслах.
— Да я не вам, старец Унидруг! — сердито ответила Милена. Она зкончила со своими свертками и обернулась ко мне. Я сидел не двигаясь. Она сердито пшикнула уголком рта, сдувая прядь белых волос со лба. Запыхалась, пока это все по снегу тащила. Топнула ножкой в лакированном сапожке и, смотря на меня, не обращая внимания на старого эксбицианиста, зло сказала:
— Я этому балде. Вставай снимай рубаху и переодевайся в форму Лицея. И быстрее давай, там дедушка Григорий уже третий круг вокруг саней наворачивает! Грозится без нас улететь!
— Я не привык оголяться на людях, — медленно и осторожно сказал я.
— Ладно, я тогда пойду, — заявил Унидруг. Зажав под мышкой рубаху, завернулся в пушистую медвежью шкуру и вышел из сруба.
Милена закатила глаза, фыркнула и отвернулась.
— Ну? — капризно протянула она через секунду.
— Во что переодеться то дай, — ответил я.
Она поискала, и протянула мне стопку белья. Конечно же стопка лежала перед ней. Я спокойно начал переодеваться. Обдумывая разговор с дедушкой и некоторые новые вводные, я понимал, что слегка вляпался в какие-то местные заморочки. Будто мне своих проблем мало.
Кстати одежда тут классная. Приятная на ощупь.
Надо отдать должное, Милена демонстрировала нетерпени молча. Но очень красноречиво. И с ноги на ногу переминалась, и вздыхала тяжело, но не оборачивалась.
— Все, сказал я, — в принципе, я был доволен тем, что я на себе видел. Зеркал сюда, похоже, не завезли. По моему мнению я был похож на кадета элитного военного училища. А черная дубленка с серебристым и очень красивым мехом, явно придавало мне люксовой элитарности. Разве что узкие сапожки на высоченных каблуках были немного не привычны. Серьезно, каблук сантиметров семь, я не вру. Я даже сверился с заемными воспоминаниями — все норм, сапоги мужские, шикарные, за такие убить можно. Я смирился и стал переминаться, привыкая.
— Ну надо же. На человека стал похож, — кажется, с искренним удивлением сказала Милена. Я заглянул в её чистые, наивные глаза, увидел только безмятежную синеву неба. И молча попытался протиснуться к выходу. Но она неожиданно шагнула на встречу, прижала меня к столу, запустила руку себе за отворот, прошипела:
— Подожди, причешу!
Вытащила гребень. Кается, стальной. С длинной, хищной ручкой. Слишком тонкой и не удобной, чтобы быть просто ручкой гребня. Пока она забавно пыхтя меня расчесывала, яростно рыча “Терпи”, когда я дергался, я думал, что это за Лицей такой, где на подготовительном году “почти не умирают”.
— Все, готово! — радостно сказала Милена отступив от меня на шаг. — Теперь мне за тебя почти не стыдно! Ну, иди, что встал?
Она подтолкнула меня к двери.
Не успел я и шага сделать, как дверца распахнулась со страшной силой. Причем наружу. Хотя, я точно помнил, что открывалась она вовнутрь.
В сруб всунулась огромная башка. Покатый лоб, выступающие кости лицевые кости. Представьте, себе шкалу звероподобности, где обычный человек это один, боксер Николай Валуев это пять, а то, что всунулось к нам в сруб, было примерно на девять. Один бал я зарезервировал на будущее, потому как чудище вполне внятно заговорило густым, гулким басом:
— Ага, вот вы где!
Глава 11
В которой герой получает урок, что чудовищная внешность еще не повод судить о внутренней сущности, но не усваивает его. Зато обретает уверенность и спокойствие. Древний мистик встречается с проклятьем всех мужчин, а Милена показывает всем свои… Ну, в общем, читайте.
— Да идем, мы идем! — недовольно пробурчала Милена и протиснулась мимо чудовища, выходя наружу. Тут так называют волшебные создания. Чудовищами. Они не всегда злонамеренные, но всегда опасные. Страшная морда посторонилась, пропуская Милену, с подозрением посмотрела на меня и тоже убралась. Я слез со стола, подумал немного, и положил нож, который подхватил запрыгивая на стол, во внутренний карман дубленки. Благо, там такой был.
Да, появление такой рожи меня удивило. Ну, вот так я удивляюсь. Кто-то от мышей запрыгивает на стол, а я от угловатой башки, размером в полменя. И в две третьих Милены — когда она мимо этой морды с ящик проходила, я имел возможность сравнить.
Я осторожно выбрался из сруба.
— Это Оногур. Оногур, это Храбр. Представляешь, дядя мой. Двоюродный. Все, познакомились. Теперь пошли, там дед Григорий уже тропинку вокруг саней протоптал! — недовольно мявкнула Милена и заторопилась по снегу прочь. За ней потопал и Оногур. Дневной свет не только не добавил ему человечности, а напротив, высветил некоторые детали, делающие его вид еще более жутковатым. Телосложением он напоминал повидавшего жизнь шрека. Причем, подрабатывающего на подпольных боях. Против медведей. Рожа вся исполосована. На руках могучие наручи, тело скрывает здоровенный лохматый полушубок. На вид — из белого медведя. Сильно горбится, башка почти на груди, но все равно роста в нем было не меньше двух метров. Поперек спины, на ремне, у этого человека (поставим тут знак вопроса) висела огромная, обитая железом дубина. На вид такая же неподъемная, как кусок рельса. Хоть и это и явно дубина, оружие любителей, но профессиональному взгляду Мстислава становилось понятно, что это грозное оружие. Я же опознал в ней несколько более брутальную версию двуручной самурайской боевой палицы.
Я догнал весело шагающую впереди Милену, обогнув по широкой дуге Оногура и спросил у неё шепотом.
— А кто это?
— Охранник мой. Ну, не мой, бабушкин. Да ты не бойся, он добрый.
— А разве в лицее со своей охраной жить можно? — удивился я.
— В сам Лицей нет. Там рядом село для слуг. А без слуг, да, нельзя. Мы же не голь перекатная, без слуг туда явиться. Заплюют, — лучезарно улыбнулась Милена.
— А меня, выходит, Гриша хотел так засунуть, — задумчиво протянул я. Видимо, это как оказаться без приличного смартфона в новой школе. Сразу рискуешь стать целью насмешек.
— Мужчины, — тяжело вздохнула Милена. — Думать о других не умеют.
— Ладно, — согласился я покладисто. — А вон те кто?
Впереди стоял Григорий, за его спиной стояли сани, а на него напирала толпа страшных врагов. По крайней мере именно такое лицо у него было, когда он на них смотрел. Полное отчаянной решимости не пропустить.
Противостояло ему троица миловидных девушек, закутанных в цветастые платки и одетые в холодные даже на вид, короткие тулупчики. Еще одна девушка, четвертая, одетая поскромнее, или попрактичнее, стояла поодаль.
— Нет! — буквально орал Распутин и тряс бородой. — Цыц бабы! Я сказал нет!
Никакого впечатления на девиц его ор не производил, их птичье щебетание, слов из которого я выделить не мог, даже не прерывалось.
— Так, старый дурак разбушевался. Ладно, я пошла! — заявила Милена, смешно сжав кулачки в белых варежках. И отправилась вперед. Я подотстал. Есть битвы, в которых можно победить, только не вступая. Оногур немедленно со мной поравнялся, и дружелюбно, насколько может быть дружелюбен едущий прямо на тебя трактор, обратился ко мне:
— Слышь, Храбр. Ты ж человек свободный. Тебе оружие надо дать, а то что ты как холоп.
Я аж дернулся весь, как Анфушечка под моей плеткой. Встал и резко повернулся к нему. И понял, что это во мне остатки от Мстислава сработали. Рефлексы, вбитые на уровне спинного мозга. Кто-то назвал меня холопом? Убить немедля. От немедленных действий, впрочем, меня удержал еще более глубокий и древний инстинкт самосохранения.
И в самом деле, мне нужна была сабля. На пояс. И она у меня была. Раньше. С двенадцати лет носил, не расставался. Сначала поменьше, по росту, а перед отъездом отец отдал свою. Фамильную. Не иначе чувствовал, что может и не вернуться. Понятно, что потом мачеха её отобрала, как только свое истинное лицо показала. И в Храмах оружие носить нельзя. Но сейчас пора бы и одеться подобающе.
Расценив мою остановку по своему, Оногур снял со спины сверток, совершенно теряющийся на нем и оказавшийся весьма увесистым, когда он поставил его рядом со мной.
— Мне же только росточек твой, сударь, показали. Какому бою учились, к чему рука привыкла, конечно, не знают. Бабы. Да и времени у меня не было. Забежал в оружейку, схватил, что попроще. Значит есть вот такая, ляхской ковки сабля. Но тяжеловата она тебе будет. Есть кончар, но длинноват. Вот, черкесской ковки клинок, но он простой отделки.
— А это, — я легко угадывал о чем он говорит, видя только часть рукоятей в приоткрытой горловине мешка.
— А это варяжский меч. Говорю же, времени не было. Решил, надо хоть один клинок с серебряной насечкой взять, но ничего не нашел. Нормального, — Я задумчиво кивнул. Да, для некоторых школ боя нужно было золото или сребро на клинке, оно помогала работать со сталью магией. И против некоторых существ тоже благородные металлы были эффективнее стали. Впрочем, вовсе не значит, что сталь была неэффективна. Просто дохли легче.
— Эта, — увидел я то, что нужно, и сам вынул из мешка слабо изогнутую саблю с широкими ножнами. Вынул клинок, который расширяется к острию. И залюбовался белой полированной сталью.