24214.fb2
- Да, у нас сын, - ответила вместо него Софа.
- Ты знаешь, Васыль, что хлопцы в батальоне с тобой зробят за то, что с жидовкой путаешься? Знаешь? Вбэй жидыня.
Мертвая тишина оцепенения продлилась минуту.
- Не можу, - просипел Васыль, все еще держа в руках ребенка, но уже не глядя на него.
И тогда второй полицейский мгновенно схватил своей лапой ребенка за голую ножку и одним махом шваркнул его головкой о дверной столб сарая.
Софа, отец и мать стояли недвижно как статуи.
Полицман ткнул Василию в грудь его автомат.
- Вбэй жидов. Воны - партызаны. Вбей. Ну, стрэляй.
Длиннющей очередью Василь изрешетил доктора и его жену. Он расстрелял в них весь магазин. Софа окаменела.
- Вбэй суку! - приказал полицман, указывая на Софу.
- Ни, не можу, - не глядя на Софу, проговорил Василь.
- А я можу, - сказал полицейский, передернув затвор автомата. Но щелкнул одинокий выстрел, и автомат выпал из его рук, а сам он со стоном повалился, ткнувшись лицом в землю. Раздалось ещё три пистолетных хлопка - и Васыль упал на своего приятеля-детоубийцу.
Дина с полминуты постояла над ними, не пряча пистолета, чтоб добить, если кто-то пошевелится, а потом глянула на Софу. Та лежала на земле в глубоком обмороке.
Очнулась Софа после того, как Дина вылила на нее чуть ли не чайник воды. Очнулась и, сотрясаясь в судорогах, зарыдала, давясь слезами безысходности. Пока она плакала, Дина сбросила полицейских в подвал и выкопала здесь же, в сарае, неглубокую могилу. Стащила в нее тела родителей Софы, сверху положила убитую кроху. Накрыла одеяльцем и засыпала землей.
Страшный день заканчивался, солнце склонилось к закату. Каратели угнали за город в сторону Петралевичей толпы людей и там их убивали. Это была только первая партия расстрелянных. С наступлением сумерек уставшие палачи, выставив караулы, отправились отдыхать в казармы, чтоб наутро снова приняться за свое людоедское дело.
Уже в темноте Дина повела Софу к месту сбора подпольщиков. К ним примкнуло большое количество узников гетто разных возрастов, никогда не входивших в подполье. Командование над собравшимися взял на себя Арсик Бандт, бывший капрал польской армии. Колонной они двинулись в путь, по всем правилам военной науки выставив боевое охранение с флангов, а также определив авангардную и арьергардную группы. Мимо стадиона и кирпичного завода - в лес. Обогнув Жировичи, остановились на отдых, а уже на следующий день вошли на территорию партизанского отряда под командованием Павла Пранягина.
Более семидесяти боеспособных вооруженных людей из Слонимского гетто влились в боевой партизанский отряд. Их включили в роту под условным названием 51 -я. Среди бойцов была и Дина. Из неподготовленных к боевым действиям, а также из стариков, женщин и детей сформировали семейный лагерь.Первые дни Дина ходила по расположению отряда, пребывая в состоянии необыкновенного душевного подъема и восхищения всем, что наблюдала вокруг.
Сами партизаны - бородатые и бритые, кто во что одетые, но при этом все такие ладные, удалые - боевые, одним словом, виделись ей как неустрашимые чудо-богатыри, люди беспримерного мужества и отваги; их шалаши, землянки казались образцом человеческого жилья; расчеты боевых орудий - в отряде имелись две пушки-«сорокапятки», взвод конной разведки, организация караульной службы, простые, несколько грубоватые, но товарищеские отношения между партизанами - все это казалось ей идеальным, героическим и вызывало у нее чувство восхищения. Именно так она себе и представляла партизанский лагерь там, в гетто. И сама она уже чувствовала себя партизанкой. На туго затянутом по талии ремне висела кобура с пистолетом, подсумок с автоматными магазинами и пара лимонок. На плече - автомат ППД, все это было вынесено ею из бойтелагеря. Осознавая себя боевой единицей крупного боевого партизанского отряда, Дина с чувством собственной значимости прохаживалась по лагерю, в который раз оглядывая все вокруг.
- Товарищ Янковская? - остановил ее командир 51-й роты Яков Федорович. На самом деле эта рота была первой. Но такую нумерацию партизаны установили для конспирации: пусть враги думают, что отряд Пранягина составляют десятки боевых рот.
- Да, - с удовольствием ответила Дина.
- Не «да», а «так точно» положено отвечать, - строго поправил ее командир. Федорович был кадровый офицер, старший лейтенант, за финскую войну награжденный орденом Боевого Красного Знамени, который сумел сохранить, даже находясь в плену. Орден и сейчас сиял на его груди.
- Так точно! - с не меньшим удовольствием поправилась Дина. Она и хотела, чтоб именно так к ней относились командиры и бойцы отряда - строго и сурово, как к равному среди равных, не делая скидок на ее пол, городское воспитание, женское обаяние и красоту. Именно такое к ней отношение полагала Дина, позволит ей чувствовать себя равноправным бойцом отряда, настоящей партизанкой.
- Вы почему разгуливаете по территории лагеря, когда вся рота занята чисткой оружия в отведенном для этого месте и подготовкой к построению? - строго спросил Федорович. - Как неисполнительного и нестарательного бойца я буду вынужден вас наказать.
Дина покраснела, растерялась, что с ней в жизни случалось чрезвычайно редко, расстроилась чуть не до слез, но, сдерживая себя, ответила:
- Извините. Я не слышала приказа. А оружие у меня все чистое. Можете проверить.
- Извиняю, - без тени улыбки ответил Федорович. - Проверю вместе со всеми. Идите и готовьтесь.
Дина тотчас поспешила в расположение роты и увидела, что чисткой оружия добросовестно занимаются лишь такие новички, как она, пришедшие из Слонима. Старые партизаны беззаботно спали, подстелив фуфайки и шинели. Да слонимский баянист Яшка Фрайерман негромко наигрывал на гармошке, а вокруг него уже собрался кружок партизан.Сдерживая себя от соблазна присоединиться к группе слушателей, Дина разобрала, прочистила и снова собрала автомат, пистолет, и без того вычищенные - проработав почти год в бойтелагере, она научилась исполнять это мгновенно, - и принялась терпеливо ожидать построения.
Наконец пришел командир роты. Команду «Становись!» правильно выполнили лишь старые партизаны - они тотчас выстроились в шеренгу по два, новички же путались, толкались, не зная и не умея определить свое место в строю. Наконец, с горем пополам да с помощью командира, выстроились. Федорович прошел вдоль строя, осмотрел оружие, одежду и обувь каждого партизана. Затем по списку назвал фамилии тех, кому предстояло участвовать в боевой операции. Дина в этом списке не значилась. Все в отряде знали - предстоит штурмовать райцентр Коссо- во. Расстроенная Дина подошла к Федоровичу.
- Товарищ командир! Почему вы меня не берете на задание? - сдерживая обиду, спросила она.
- Я же объяснил, в операции будут участвовать люди, имеющие боевой опыт. Штурм населенного пункта, в котором укрепился вражеский гарнизон, - это поопаснее, чем выпечка блинов, - сухо ответил командир. - И вообще, есть мнение, что женщинам необходимо сдать оружие и перейти в семейный лагерь.
Долго сидела Дина под березкой в стороне от всей группы, сдерживая рыдания, утирая слезы обиды и обдумывая, как ей добиться своего. Нет, в семейный отряд она не пойдет однозначно. Не для кухонно-прачечных забот осваивала она в бойтелагере все мыслимые типы стрелкового оружия. Она - боец и имеет право участвовать во всех партизанских операциях наравне со всеми. Пусть только разрешат принять участие в этом бою, они еще увидят, как она умеет воевать! А сейчас необходимо обратиться к командиру отряда Павлу Васильевичу Пранягину и все ему рассказать, он поймет ее и разрешит воевать. Не маленькая же она. Сколько раз жизнью рисковала за этот год войны. В конце концов, это её собственная жизнь, и она вправе распорядиться ею, как считает нужным. А главным сегодня может быть только одно дело - убивать ненавистных немцев и их подлых помощников полицаев. И если при этом ей, именно ей суждено погибнуть, то значит, так и надо, и лучшей смерти себе она не хочет. Ведь гибнут же другие партизаны - чем она хуже? Там, на фронте, сотни тысяч солдат, среди них и девушки, воюют и погибают за наше общее дело. Они умирают, чтоб нас освободить, а я что, в это время буду кашу варить и кальсоны стирать? Нет, кашу тоже надо кому-то варить, и я соглашусь кашеварить и быть прачкой, если не смогу воевать, если струшу. Так думала Дина, утирая горькие слезы обиды. А потом пошла жаловаться Софе на несправедливость.
Софа первое время в отряде лежала пластом, не поднималась, не ела, ни с кем не говорила. Видя все это, к ней подошла Мария Ивановна, кухонная хозяйка роты. Села рядышком, погладила ее по голове, что-то пошептала ей, дыша в ухо. Софа долго рыдала. А потом, немного успокоившись, поела борща и осталась подручной помощницей кухонной хозяйки.
Выслушав Дину, Софа сказала, не поднимая головы: «Если можешь, иди и убивай их. Не спрашиваясь». И опять принялась за работу.
По приказу командира построился весь отряд. Подошел сам Пранягин. Рослый, статный, с открытым лицом. Глянул на партизан. Все замерли, словно и дыхание остановили.
- Товарищи партизаны! - громко и четко сказал Пранягин. И от этого простого обращения дрогнуло сердце Дины - ведь это обращение и к ней, она - партизанка.
- Скажите, как мы с вами в жизни оцениваем друг друга - по национальности или по человеческим качествам? Мы смотрим на цвет волос человека или важнее совесть и душа человеческие? Я оцениваю людей по душе и по уму. И еще по тому, как человек воюет с ненавистными нам всем фашистами. Готов ли он отдать жизнь свою ради истребления этой злобной, нечеловеческой гадины, ради нашей общей победы над фашистским врагом? А национальность - его личное дело. Какое значение имеет национальность, если передо мной честный, порядочный человек и надежный товарищ в бою. Вот смотрите, стоят Аветисян, Отарашвили, Гаджаев, Гаранин, Исмагилов - вы знаете, что это за люди, какие партизаны! За каждого из них я, командир отряда, русский человек, жизнь отдам как за родного брата! Вот какие это ребята! Партизаны - броня, а люди - золото!
- А для чего мы тут с вами собрались в отряд? - продолжил Пранягин после небольшой паузы. - Чтоб бить немцев. Фашистов. И каждый, кто немцу друг, - наш враг. А кого немец убивает, мы ему защитники и помощники. Мы, партизаны, защитники мирного народа, которому грозит фашистская расправа. Правильно я говорю?
- Правильно! - разнеслось по строю.
- Послезавтра немцы убьют в Коссово триста с лишним человек из еврейского гетто. Как они уже убили три тысячи евреев в Косово и шестнадцать тысяч в Сло- ниме. И никто этим палачам не помешал в их подлом деле. И даже мы, партизаны, ничем не помогли погибающим людям. Сегодня фашисты убили их, а завтра придут сюда убивать нас. Ждать этого? Нет, не будем. Мы ударим первыми! Завтра мы штурмуем Коссово! Смерть немецким оккупантам!
- Смерть немецким оккупантам! - рявкнули сотни глоток, и у Дины мороз по коже пошел.
- Приказ на операцию начальник штаба зачитает, но я хочу, чтоб в этот бой вы пошли сознательно, добровольно. Я - иду первый. Мы спасем от фашистов людей, вся вина которых перед немцами в том, что они евреи. Мама их так родила. - По строю прошелся смешок. - Но вот я - русский. А завтра пойду и буду рвать им, этим фашистским арийцам, глотки. Зубами рвать буду! За этих коссовских евреев, за белорусов, русских, хохлов - за каждого советского человека, убитого врагами! Кто со мной - шаг вперед!
И весь отряд решительно шагнул к командиру.
Строй партизан уже разошелся, но Дина продолжала оставаться на месте - она переживала сильнейшее душевное потрясение от речи командира. Конечно, она понимала, что что-то подобное он должен был сказать, но то, как он это сделал, какие нашел слова и, главное, как сказанное им восприняли партизаны, оказалось для нее откровением. Слушая в строю слова командира, Дина пережила восторженное чувство единения со всем отрядом, с каждым стоящим в строю человеком. Всех их здесь объединяла вера в правоту своего дела и ненависть к немцам.
Ощутив это, Дина тем более не могла отказаться от мысли участвовать в Коссов- ской операции. Но ведь ротный не разрешил, как быть?
- Товарищ командир! Можно с вами поговорить? - Дина все-таки набралась смелости подойти к Пранягину. Он только что проводил командиров отрядов имени Димитрова и имени Ворошилова. Штурм Коссово планировался силами трех отрядов. От его отряда выделялось 360 человек, от двух других - 120 в общей сложности.
Пранягин удивленно смотрел на светловолосую красавицу.
- Вы кто такая, я вас раньше не видел. Откуда вы пришли?
- Я Дина Янковская, пришла вместе с подпольщиками слонимского гетто.
- Извините за любопытство, вы полька, немка или из Прибалтики? Я почему спрашиваю - у нас таких девушек в отряде еще не было.