- Ну, не знаю, не похожих ни на кого, что ли. Не военных, вот ...
- Я еврейка. В 39-м году бежала из Варшавы. В 41-м - из Белостока. Разрешите мне вместе с вами завтра бить немцев, я вас очень прошу. - не сдержавшись, все-таки перешла она на просительные интонации.
И Пранягин в очередной раз не смог сдержать ни удивления, ни улыбки.
- Вон как! Удивительно. А разве кто-то запрещает?
- Командир роты товарищ Федорович собирается отправить меня в семейный отряд. А я хочу и должна воевать. Работала в бойтелагере, оружие знаю. Знаю и немецкий язык. Понимаете, я с 39-го года поставила себе цель - воевать с фашистами.
- На то чтоб воевать, мужчины есть. Не обижайтесь, но для женщины главенствует иное, и не менее важное, предназначение. - продолжая улыбаться, сказал Пранягин.
- Киндер, кирхе, кюхе?
- Но согласитесь, логично женщине выполнять то, чего не может мужчина, - именно рожать детей.
- Правильно, таков закон природы. Но я не смогу себя чувствовать человеком, если не буду воевать, убивать фашистов. Понимаете, они оскорбили во мне все человеческое, унизили меня, заявив, что евреи - не люди. Доказать обратное можно только в бою, убивая их.
Пранягин с интересом смотрел на Дину.
- Попытка предъявить им ваши доказательства может вам дорого стоить, - сказал Пранягин.
- Понимаю, и все же по-другому я не могу.
Разговаривая, они не стояли на месте, а шли в расположение 51-й роты. Увидев командира отряда, Федорович подошел с докладом, но Пранягин остановил его: - Постройте пополнение роты.
- Товарищи! - обратился он ко вчерашним узникам гетто. - Завтра в операции примут участие лишь те, кто умеет обращаться с оружием и служил в армии. Остальные с завтрашнего утра под руководством командира роты будут заниматься боевой и строевой подготовкой.
Ропот недовольства пронесся по строю.
Выждав минутку, Пранягин продолжил:
- Я понимаю ваши чувства, ваше стремление расквитаться с врагом в бою. И как командир я призываю, я приказываю вам - бейте фашистов, бейте, истребляйте гонителей и убийц вашего народа, беспощадно, самоотверженно! Но чтобы побеждать организованного врага, надо самим обучиться определенным военным премудростям. В помощь командиру роты Федоровичу я выделю еще трех кадровых офицеров Красной Армии. И как только они доложат, что слонимские подпольщики готовы к бою, - ни дня не будем вас сдерживать.
Из строя шагнул Зорах Кремень.
- Мы со всем, что вы сказали, согласны, товарищ командир. И обучаться будем старательно. Но посмотрите на нас - мы год ждали такой возможности - открыто идти на врагов с оружием в руках. Пусть мы плохо обучены наступательной тактике боя, но нами движет ненависть к фашистам. Лишить нас права идти завтра в бой значит не признать за нами права умереть за свое человеческое достоинство. А именно это для нас сейчас главное в жизни.
Кремень вернулся в строй. Помолчал Пранягин. Зораха он лично знал давно. С ним, именно с ним встретился, когда они с комиссаром искали связь с подольем Слонима. Убеждался не раз, что характер этого человека соответствует его фамилии. Знал также, что боевой порыв в душах бойцов - сильнейший движитель к победе. Но знал он и то, что самое сильное воодушевление наступающей цепи смертельно гасится плотным пулеметным и минометным огнем. «Что ж, - подумал Пранягин. - Пулеметы придется брать на себя».
- Братья! - произнес Пранягин, сам еще не зная, что именно сказать упрямым слонимцам. И вдруг отчаянно махнул рукой: - А, будь по-вашему! Даешь Коссово!
И дружное «Ура!» грянуло над лесом.
В предрассветных сумерках партизанские роты подходили к Коссово, разворачиваясь в цепи. Отдельные подразделения перекрыли дороги со стороны Сло- нима, Ружан, Ивацевичей, чтоб фашисты не перебросили помощь коссовскому гарнизону. Перерезали провода телефонной связи. Все было заранее тщательно продумано, разведано, согласовано и подготовлено: операция планировалась за две недели.
Командный пункт Пранягина вместе с сорокапятимиллиметровым орудием расположился на ближайшей высоте к северу от Коссово. Вот заалел восточный край неба и светлее стало вокруг. Командир внимательно смотрел в бинокль на Коссово: шпили костела, дома обывателей - все тихо, спокойно. Перевел взгляд пониже, в поле. Вот его пятьдесят первая рота живой цепью ползет, крадется к городку. Вдруг он вспомнил, что рядом с ним должна быть переводчица - кажется, так он понял ее сообщение о знании ею немецкого. Эта яркая, быстроглазая девчонка. Глянул вокруг - нет красавицы. Усмехнулся. Скажет, наверное, что проспала. И тотчас забыл о ней. Небо становилось все светлее, и с каждой минутой все яснее обозначались цели.
- Сашка! - позвал Пранягин командира пушки. А артиллерийский расчет уже давно смотрит в его сторону: мол, когда? - Сашка, по комендатуре - огонь!
Бабах! И стальной чурбанчик ударился в каменную стенку немецкой комендатуры. За ним второй, третий. Застучали пулеметы, и цепи людей, одетых кто во что горазд, со слабо доносящимися криками «ура!» волной покатились к Коссо- во. Пранягин в бинокль видел, как по улицам растерянно засуетились, забегали фигурки. Его отряд должен был атаковать здание жандармерии и немецких пограничников. Пранягин опять глянул в бинокль на цепь 51-й роты. Слонимские подпольщики быстро подбегали к городским окраинам. Пранягин уже хотел снова направить бинокль на здание комендатуры и жандармерии, как взгляд его зацепился за чью-то маленькую фигурку, вырывавшуюся вперед. Этот кто-то с белой головой, без шапки бежал, почти не пригибаясь, и не короткими перебежками, залегая за кустик или кочку, а прямо и быстро, словно наперегонки соревновался со всеми остальными. Пранягин направил окуляры бинокля на самый край городка, на улицы, выходившие от центра к полю. И увидел, что как раз напротив его 51-й роты немецкие пограничники устанавливают пулемет.
- Сашка! - гаркнул Пранягин. - Возьми ниже, по краю - вон, видишь, пулемет ставят!
- Ага! - крикнул Сашка, и орудие с небольшого поворота ударило по пулемету.
Но еще раньше Пранягин увидел, что немецкий пулемет заработал и цепь залегла, а этот, с белой головой, продолжал бежать. И тут по пулемету ударила пушка - раз, другой. Тогда цепь поднялась, перекатилась через разбитый пулемет и устремилась вверх по улице. А впереди все бежал белоголовый.
«Неужели она?» - подумал Пранягин, уже почти уверившийся, что бежавший впереди цепи человек со светлой головой - это Дина. И вдруг почувствовал беспокойство.
Дина бежала в цепи рядом с Эрихом Штейном. В ее глазах этот человек в возрасте за тридцать выглядел почти стариком. Штейн из бойтелагеря принес для себя ручной пулемет и теперь бежал с ним, увешанный дисками. Тут же бежали Ликер, Кремень, Циринский, Голда Герцовская, Герц Шепетинский, Аншел Деля- тицкий - да все добравшиеся до отряда подпольщики. Но бежать таким черепашьим темпом, каким, в ее понимании, двигался Штейн, Дина не могла, она чувствовала, что не просто бежит, но словно летит на крыльях. Легкая, быстрая, она обогнала всех, не слышала, что ей кричали из цепи, и уже подбегала к ближней ограде крайнего огорода, когда увидела стреляющий по цепи пулемет и решила, что раньше чем пулемет повернет в ее сторону, она успеет добежать до огорода и окажется у пулеметного расчета во фланге. Но метров за десять до огородов параллельно наступающей цепи партизан оказалась мелиоративная траншея, и Дина с разгона ввалилась в нее. В этот же момент первый снаряд ударил по позиции пулеметчиков. Затем - второй. Высунувшись из траншеи, она тотчас поползла вперед. У огородов увидела, что пулемет разбит, два немецких трупа лежат рядом с ним, а третий немец, спотыкаясь и падая, все же удирает в город. Она тотчас вскочила и с расстояния в полста метров всадила в его спину длинную очередь из своего ППД. И - бегом вперед. Где-то на середине улицы ее догнал Ликер, бесцеремонно схватил за руку и отшвырнул к забору.
- Ты не на соревнованиях по скоростному бегу, - тяжело дыша, сказал он ей. - Здесь же палят из-за каждого угла. Тебе что, жить надоело? По сторонам надо глядеть.
И тотчас из дома, мимо которого они только что пробежали, по приближающейся группе ударил винтовочный залп. Ликер резко присел, покрутил головой и, пригнувшись к земле, вдоль забора вбежал во двор дома и прижался спиной к его стене. Дина, стараясь действовать таким же манером, следовала за ним. Ликер добрался до окон - из одного из них уже лупил по наступающим ручник - и с необыкновенным проворством метнул в окно две лимонки подряд. Дина заметила, что на нем специально пошитый для ручных гранат пояс, ячеек на восемь. Грохнул взрыв, Ликер не побежал в этот дом, как ожидала Дина, а бросился вперед, к центру, но не по середине улицы, как это делала она, а вдоль забора. Дина - за ним. Пробрались к площади в центре города, там разгоралась перестрелка. Штурмовать засевших в каменных строениях немцев и полицейских было бессмысленно, все подходы к зданию простреливались плотным пулеметным огнем. Ребята залегли в укрытия и прицельно били по окнам из винтовок. Ждали, когда подтянется пушка. Дина, как человек, не переносящий бездействия, никому ничего не говоря, отошла немного назад и дворами пробралась на улицу, ведущую к костелу. Он по традиции находился в центре, но при этом немного в стороне от рыночной площади. Перебравшись через невысокую, но мощную каменную костельную ограду, Дина поднялась на крыльцо. Дверь оказалась заперта. Вдоль костела, постоянно оглядывая дворы и улицу, она прошла к левому его приделу. Отсюда виднелась площадь и некоторые позиции партизан. Подошла к кованой небольшой костельной двери. Толкнула ее и вошла в придел. Стол, накрытый тяжелой лиловой скатертью, с серебряным распятием на нем, полукресла старинной работы, обитые алым бархатом. Полка, на ней книги Священного писания в кожаных переплетах с бронзовыми застежками, а рядом томик аббата Прево на французском. Мельком осмотрев придел, Дина через полуоткрытую дверь вошла в костел. Он поражал богатым убранством: бронза, позолота, скамьи красного дерева, множество лепнины, скульптуры, иконы и картины на сюжеты Евангелия и, наконец, портреты шляхтичей старинного рода, построивших этот костел на свои средства. Шаги Дины гулко раздавались в пустом костеле и были услышаны - сверху раздался чей-то возглас. Встав за колонну, Дина направила автомат на хоры:
- Кто там, выходи, буду стрелять!
- То естэм мы, настоятель костела отец Доминик и второй ксендз Стефан Стефанович, - по-польски ответили с хоров.
- Мне надо подняться на высотную площадку левой башни, там открыто? - по-польски спросила Дина, выходя из-за колонны. На хорах она увидела двух пожилых людей в сутанах.
- Открыто, паненка. Но в левой башне разобраны ступеньки для ремонта. Поднимайтесь в правый неф.
Поднявшись по винтовой лестнице на хоры, Дина остановилась на минуту, с удовольствием рассматривая великолепной работы орган.
Настоятель костела глядел на нее неприязненно, почти враждебно.
- В Божий храм вошла с оружием, в солдатских штанах, лба не перекрестила, - скрипучим голосом сказал ксендз. - Безбожница. Разве так ведет себя полька?
- Святой отец, не расстраивайтесь, я не полька, я еврейка. Рядовой боец партизанского отряда под командованием офицера Красной Армии Павла Праняги- на, - ответила Дина и повернулась, чтоб подняться по винтовой лестнице, но тут услышала за спиной на французском:
- Эти красные варвары даже девок берут в свои лесные банды. Известно, что они там с ними делают.
Кровь стыда и злобы прилила к ее щекам. Дина медленно повернулась, подошла к сутанникам и, сдерживая эмоции, сказала громко и чеканно по-французски, глядя прямо в глаза ксендзу:
- Да, именно это и делают, отец Доминик, - любят женщин. Они настоящие мужчины и солдаты. Но зато не лицемерят и не корчат из себя ханжеских девственников. Как вы, святые отцы. - Ксендз Доминик смертельно побелел, а выражение его лица стало таким, словно бы только что в его присутствии собака заговорила человеческим языком. - Мы с фашистами воюем. Вы - фашист?
- Нет, нет, что вы, мадмуазель, - залопотал ксендз Стефанович. - Отец Доминик добрый католик.
- У вас под боком, добрые католики, христианские фашисты расстреляли три с половиной тысячи человек. Только за то, что они - евреи. И сегодня готовились погубить триста душ. И вам, добрые католики, это безразлично? А красные партизаны этих людей спасли от гибели. Так кто же тут варвары, кто бандиты?
Ксендз молчал, совершенно потеряв дар речи и от страха, и от изумления - можно ли было предположить, что среди этого лесного быдлячьего сброда, как он думал о красных партизанах, есть столь изумительные красавицы, да к тому же говорящие по-французски? Не дожидаясь его ответа, Дина обратилась к отцу Стефановичу уже на русском:
- Пожалуйста, покажите мне с башни, где расположено гетто.
- Ходите, паненка, ходите, - заспешил второй ксендз впереди Дины. - Вот тот белый дом с красной черепицей - то естэм больница. Дальше влево и просто, просто - и там будет жидовское гетто.